28[1].
Какъ же могу я въ такомъ случаѣ возвратиться къ здоровому состоянію, если, лишенный благодѣяній покоя[2], я не облегчаю ночью дневного утомленія, и если мой день разрушается ночью, а ночь днемъ? — День и ночь — эти враги во всякомъ другомъ случаѣ — подали другъ другу руки съ цѣлью меня мучить. Первый меня утомляетъ, а вторая заставляетъ сокрушаться о томъ, что я, несмотря на всѣ усилія, все-таки остаюсь далекимъ отъ тебя. Чтобы польстить дню, я говорю, что ты его освѣщаешь и дѣлаешь прекраснымъ, когда же облака покрываютъ небо, я твержу черно-построенной[3] ночи, что ты золотишь ее, когда нѣтъ сверкающихъ звѣздъ. Но все-таки день ежедневно удлиняетъ мое страданіе, а ночь еженощно дѣлаетъ чувствительнѣе силу горя.