Указавъ въ предыдущемъ отдѣлѣ на явленія, которыя болѣе или менѣе служатъ къ выраженію умственнаго содержанія, или могутъ при благопріятныхъ условіяхъ передавать таковое, мы должны теперь разсмотрѣть самое содержаніе это, доходящее до насъ столь необыкновеннымъ путемъ. Уже говоря о невольныхъ движеніяхъ мышцъ при говореніи, писаніи и т. д., мы видѣли, что ту разумность, которая руководитъ явленіями, слѣдуетъ искать въ сомнамбулическомъ сознаніи медіума; подобно тому какъ почеркъ остается однимъ и тѣмъ-же, двигается-ли карандашъ при посредствѣ невольныхъ мускульныхъ движеній или медіумическая сила водитъ имъ при помощи системы динамаческихъ давленій и натяженій, также точно оказывается въ обоихъ случаяхъ одинаковымъ и содержаніе написаннаго. А потому мы не имѣемъ основанія сомнѣваться въ томъ, что тѣ-же самыя части мозга, которыя даютъ иннерваціонные импульсы для распространенія и распредѣленія нервной силы или для невольныхъ мускульныхъ движеній, служатъ и носителями сомнамбулическаго сознанія.
Умственное содержаніе проявленій говорящаго медіума соотвѣтствуетъ имѣющемуся на лицо содержанію его сомнамбулическаго сознанія, ибо говорящій медіумъ есть ничто иное, какъ автосомнамбулъ, обладающій особенною способностью связно выражать свое наличное умственное содержаніе. Содержаніе-же это у пишущаго медіума не отличается существенно отъ таковаго-же у медіума говорящаго и не зависитъ отъ того, какимъ способомъ медіумъ пишетъ, — будетъ-ли писаніе производиться выстукиваніемъ азбуки, показываніемъ буквъ, или писаніемъ невольно двигающеюся рукою, или писаніемъ на разстояніи. Говоритъ-ли медіумъ измѣненнымъ голосомъ, пишетъ-ли онъ измѣненнымъ почеркомъ, говоритъ-ли онъ или пишетъ отъ имени названнаго или не названнаго третьяго лица — все это нисколько не измѣняетъ дѣла, такъ какъ мы знаемъ, что при сомнамбулическомъ сознаніи перемѣщеніе «я» въ другое лицо представляетъ явленіе очень обыкновенное.
Такъ какъ медіумъ или совсѣмъ лишенъ бодрствующаго сознанія или находится въ скрытомъ сомнабулизмѣ, при которомъ бодрствующее сознаніе обыкновенно ничего не знаетъ о содержаніи сомнамбулическаго сознанія, то медіумъ и не можетъ вовсе сознавать того, что умственное содержаніе принадлежитъ ему самому, т. е. его сомнамбулическому сознанію, и имъ самимъ высказывается: его бодрствующая личность не знаетъ того, чтó онъ пишетъ. Опытнымъ доказательствомъ, что писаніе это безсознательно лишь относительно, но сознательно для скрытаго сомнамбулическаго сознанія — можетъ служить, что медіумъ, переходя въ открытый сомнабулизмъ, вспоминаетъ то, что было безсознательно написано, и сообщаетъ объ этомъ изустно. Это напр., какъ сообщаетъ Цӧлльнеръ въ 3-мъ томѣ своихъ научныхъ «Статей», и случилось со Слэдомъ по отношенію къ написанному на разстояніи, днемъ раньше, въ закрытой доскѣ, которую еще не открывали, и которой содержаніе, слѣдовательно, не было извѣстно никому изъ присутствующихъ.
Писаніемъ или другими механическими средствами можетъ быть сообщено обо всемъ томъ, что охватывается сомнамбулическимъ сознаніемъ медіума, но не сообщается ни о чемъ такомъ, чего въ немъ нѣтъ. Умственное содержаніе проявленій бываетъ богато знаніями или невѣжественно, образованно или необразованно, серьезно или шутливо, полно мыслей или пошло, остроумно или глупо, глубокомысленно или тупо — наравнѣ съ сомнамбулическимъ сознаніемъ медіума. Объ этомъ собственно и спору нѣтъ; но все еще есть личности не умѣющія отличать содержаніе сомнамбулическое отъ содержанія бодрственнаго сознанія медіума и относящія это различіе къ особому, отдѣльному отъ личности медіума источнику. Итакъ, въ сущности, лишь недостаточное, неполное знакомство съ сомнамбулизмомъ заставляетъ спиритовъ не догадываться объ истинномъ и совершенно явственномъ исключительномъ источникѣ, изъ котораго происходитъ умственное содержаніе сообщеній.
Скрытое сомнамбулическое сознаніе захватываетъ въ себя и содержаніе существующаго одновременно съ нимъ бодрствующаго сознанія, но не наоборотъ, точно также какъ явное сомнамбулическое сознаніе захватываетъ содержаніе бодрственнаго сознанія, но обратно не захватывается имъ. Говоря другими словами, это значитъ: передача представленій и желаній изъ частей мозга, служащихъ носителями бодрствующаго сознанія, въ части мозга, которымъ принадлежитъ сознаніе сомнамбулическое — совершается легко, обратная же передача — трудна. Отсюда и выходитъ, что сомнамбулическое сознаніе пишетъ слова и рѣченія, отвѣчаетъ на вопросы и принимаетъ во вниманіе желанія, продиктованныя или сообщенныя бодрственнымъ сознаніемъ при наступленіи скрытаго сомнамбулизма или во время его. Съ другой стороны, сомнамбулическое сознаніе въ состояніи отвѣчать и на такіе вопросы или принимать въ соображеніе и такія желанія, которыя сдѣлались извѣстны ему (напр. посредствомъ чтенія мыслей), но неизвѣстны бодрственному сознанію.
Содержаніе сомнамбулическаго сознанія отличается отъ содержанія бодрственнаго сознанія частью по своей формѣ, частью по своему происхожденію. Форма обыкновенно нагляднѣе, болѣе доступна для чувства, склоняется болѣе къ символизаціямъ и персонификаціямъ, и становится черезъ это болѣе запутанной, темной и загадочной, сравнительно съ отвлеченнымъ содержаніемъ бодрственнаго сознанія. Происхожденіе содержанія сомнамбулическаго сознанія условливается частью наличнымъ содержаніемъ бодрственнаго сознанія, частью — гиперэстезированной памятью тѣхъ частей мозга, въ которыхъ это сомнамбулическое сознаніе гнѣздится, частью — прямою передачей представленій и, наконецъ, частью — дѣйствительнымъ ясновидѣніемъ. Тотъ, кто достаточно понимаетъ значеніе этихъ различныхъ источниковъ сомнамбулическаго знанія, едва ли будетъ введенъ въ искушеніе искать другаго объясненія для умственнаго содержанія медіумическихъ проявленій. Къ сожалѣнію, однако, факты гиперэстезіи памяти, передача сознательныхъ и несознательныхъ представленій и ясновидѣніе столь-же неизвѣстны большинству спиритовъ, какъ и ихъ противникамъ; когда-же первые что-нибудь и знаютъ о нихъ, то нарочно оставляютъ ихъ въ сторонѣ, и недостаточно оцѣниваютъ ихъ значеніе, потому что это грозитъ уничтожить ихъ сердечныя желанія.
Гиперэстезированная память сомнамбулическаго сознанія даетъ иногда самый изумительный матеріалъ, происхожденіе котораго вовсе нельзя объяснить, потому что наличное бодрственное сознаніе медіума не только не имѣетъ никакого воспоминанія объ этомъ матеріалѣ, но даже, вслѣдствіе различныхъ побочныхъ обстоятельствъ, иногда считаетъ себя вправѣ ошибочно заключить, что такихъ представленій никогда въ немъ и не было. Подобно тому какъ сомнамбулическая рѣчь въ состояніи передавать звуки, слова и фразы на чужихъ непонятныхъ нарѣчіяхъ, которыя задолго до того были слышаны безъ вниманія, такъ точно и сомнамбулическое писаніе въ состояніи повторять видимыя формы писанныхъ или печатныхъ словъ и рѣченій на непонятныхъ языкахъ — формы, которыя когда-то мимоходомъ были видѣны; иногда-же подобныя слова и рѣченія могутъ быть сложены изъ сохранившихся въ памяти звуковъ не вполнѣ непонятнаго языка. Если при такомъ явленіи склонность сомнамбулическаго сознанія къ символизированію и персонифицированію привела его къ тому, что оно приписываетъ сообщенія личности тутъ неприсутствующей и считаетъ ихъ продиктованными этой личностью, то свойственная сомнамбулическому сознанію склонность къ драматическому лицедѣйствію должна содѣйствовать тому, чтобы проявленія были снабжены различными мелкими внѣшними чертами, свойственными изображаемой личности. Такимъ образомъ сообщенія, по формѣ и по содержанію, могутъ казаться совсѣмъ непринадлежащими бодрственному сознанію медіума, и какъ будто дѣйствительно продиктованными предполагаемымъ авторомъ сообщенія. Тотъ, кто недостаточно освоился съ особенностями сомнамбулическаго сознанія, почти всегда впадетъ въ подобныхъ случаяхъ въ заблужденіе, и подумаетъ, что сообщенія зависятъ отъ духовнаго вліянія отсутствующаго или умершаго лица — того самого, которое самими сообщеніями выдается за ихъ автора[1]).
Передача представленій ведетъ къ результатамъ, которые для незнакомыхъ съ фактами этой категоріи являются еще болѣе удивительными, чѣмъ результаты гиперэстезіи намяти[2]). Мы здѣсь совершенно оставляемъ въ сторонѣ способъ передачи посредствомъ минъ, жестовъ, невольныхъ мышечныхъ движеній и т. д., хотя и этотъ способъ можетъ быть невольнымъ, инстинктивнымъ, употребляемымъ рефлекторно, такъ что бодрственное сознаніе воспринимаетъ сообщаемое лишь послѣ, по замѣченнымъ внѣшнимъ признакамъ. Здѣсь мы ограничиваемся только случаями, въ которыхъ подобный способъ передачи несомнѣнно устраненъ обстановкой опыта. Въ такомъ случаѣ намъ приходится отличить: 1) желаемое воспринятіе при желаемой передачѣ, 2) желаемое воспринятіе помимо воли направленной къ передачѣ, 3) невольное воспринятіе при желаемой передачѣ и 4) невольное воспринятіе помимо воли направленной къ передачѣ. Воля, направленная къ передачѣ у передающаго и къ воспринятію у принимающаго, представляетъ могущественное средство для того чтобы передача представленій состоялась, и притомъ воля направленная къ передачѣ, какъ кажется, обладаетъ гораздо большей силой и легче осуществляетъ свои намѣренія, чѣмъ воля направленная къ воспринятію; сила эта такъ велика, что у лицъ, соединенныхъ любовью, дружбой или магнетическими отношеніями, она побѣждаетъ всякое земное разстояніе. Воля, направленная къ воспринятію чужихъ представленій, можетъ также споспѣшествовать его осуществленію, но не въ такой степени, какъ воля направленная къ передачѣ, ибо воспринятіе бодрственнымъ сознаніемъ вообще невозможно, сомнамбулическое же сознаніе не подчинено непосредственно сознательной волѣ; скорѣе, чѣмъ сознательная воля, дѣйствуетъ сердечное влеченіе, сильное внутреннее желаніе, такъ какъ оно возбуждаетъ и напрягаетъ волю сомнамбулическаго сознанія.
Воля направленная къ передачѣ дѣйствуетъ также — по меньшей мѣрѣ вблизи — лишь чрезъ возбужденіе сомнамбулическихъ частей мозга; но это активное, на нѣсколько секундъ сосредоточенное возбужденіе легче достигается, чѣмъ возбужденіе пассивное, необходимое для воспринятія, такъ какъ кратковременному благопріятному расположенію воспринимающаго быть можетъ вовсе не соотвѣтствуетъ наличность въ данную минуту энергическаго представленія у другаго лица. Воля, направленная къ передачѣ, можетъ быть также безсознательной, гнѣздящейся въ сомнамбулическихъ слояхъ мозга — когда сильное влеченіе сердца возбуждаетъ желаніе быть услышаннымъ любимой личностью; такимъ образомъ, эту безсознательную волю могутъ проявлять спящіе, передавая образы своихъ сновъ вдаль другому спящему или бодрствующему. Съ устраненіемъ побуждающихъ чувствъ (тоска по родинѣ, любовь) обыкновенно исчезаетъ и безсознательная воля, направленная къ передачѣ представленій. Всѣ извѣстія о произвольной передачѣ наглядныхъ представленій отдаленному лицу указываютъ, что удача подобныхъ опытовъ зависитъ на столько же отъ способности стремящагося къ передачѣ погружаться въ преходящій явный или скрытый сомнамбулизмъ, на сколько и отъ сензитивности воспринимающаго, а также отъ степени симпатической связи, существующей между обоими. Передача бываетъ повидимому удачнѣе, если воспринимающій находится въ дремлющемъ или полусонномъ, т. е. въ такомъ состояніи, въ которомъ его бодрственное сознаніе болѣе или менѣе подавлено.
Успѣшный результатъ наиболѣе обезпеченъ, кажется, тогда, когда два лица уговорятся направить въ опредѣленную минуту свои мысли другъ на друга и оба погрузятся въ явный или скрытый сомнамбулизмъ, причемъ тотъ изъ нихъ, кто одаренъ болѣе сильной волей, долженъ принять на себя активную роль, а тотъ, который сензитивнѣе — роль пассивную. Если два лица усовершенствовались упражненіемъ въ этомъ сношеніи на разстояніи, то соотношеніе между ними можетъ быть установлено во всякое время, причемъ тотъ, на кого направлена воля другаго, подвергается сначала неопредѣленному ощущенію, или видитъ отдаленныя свѣтовыя явленія, или замѣчаетъ другой признакъ, который служитъ ему сигналомъ къ погруженію въ сомнамбулическое состояніе, пригодное для воспринятія болѣе опредѣленныхъ представленій. Этимъ способомъ «посвященные» высшихъ степеней въ тайныхъ братствахъ Тибета, благодаря упражненію, умѣютъ и на разстояніи входить въ сношенія другъ съ другомъ безъ помощи телеграфныхъ проволокъ; такіе же опыты не разъ удавались и въ Европѣ[3]). Удачи подобныхъ опытовъ всего скорѣе можно ожидать между магнетизеромъ и сомнамбуломъ, если магнетизеръ въ состояніи погружать себя въ явный или скрытый сомнамбулизмъ.
Лица, между которыми нѣтъ симпатическаго соотношенія, не могутъ разсчитывать на успѣшную передачу представленій на большія разстоянія; въ этомъ случаѣ близость въ пространствѣ или матеріальная связь должна облегчать передачу, если только она вообще оказывается возможной. Чѣмъ ближе одно къ другому находятся оба лица въ комнатѣ, тѣмъ лучше удается передача, тогда какъ при передачѣ на большія разстоянія величина ихъ не имѣетъ замѣтнаго вліянія. Присутствіе постороннихъ лицъ вліяетъ препятствующимъ образомъ, потому что въ такомъ случаѣ вліяніе всѣхъ ихъ представленій перекрещивается, затемняя и спутывая то представленіе, которое должно быть воспринято; главное — зрители должны находиться отъ воспринимающаго далѣе, чѣмъ тотъ, кто передаетъ. Если глаза и завязаны, то сопоставленіе обоихъ производящихъ опытъ лицомъ къ лицу повидимому благопріятнѣе, чѣмъ помѣщеніе ихъ одного позади другаго. Если многія лица уговорятся держать на умѣ одно и то же представленіе, то это облегчаетъ передачу тѣмъ болѣе, чѣмъ значительнѣе ихъ число; это зависитъ, очевидно, отъ увеличенія и возвышенія дѣйствія, подобно тому какъ это бываетъ отъ усиленія воли направленной къ передачѣ, или вслѣдствіе болѣе живаго представленія у передающаго лица, когда оно вліяетъ одно, безъ участія другихъ.
Весьма облегчается передача взаимнымъ прикосновеніемъ обоихъ лицъ, напр., если прислонить лобъ ко лбу или положить руку на лобъ, на темя или на затылокъ, или держать за руки; но такъ какъ здѣсь уже имѣетъ значеніе и безсознательное пониманіе невольныхъ мышечныхъ движеній, то подобные случаи не могутъ служить доказательствомъ передачи мыслей безъ посредствующихъ дѣйствій. Лучше образовать между обоими лицами цѣпь изъ рукъ; при этомъ однако-же посредствующія личности дѣйствуютъ препятствующимъ образомъ, и положительные результаты получаются только тогда, когда воспринимающій сомнамбуличенъ и находится въ магнетическомъ соотношеніи съ передающимъ, будучи въ тоже время индиферентнымъ относительно посредствующихъ лицъ (Ps. St. IV, 298). Я не понимаю, отчего до сихъ поръ не дѣлали опытовъ съ неорганическими проводниками изъ различныхъ веществъ (металлическими проводниками, мокрыми шнурками и т. д.); при этомъ посредствомъ прикрѣпленія проводника можно было бы навѣрное избѣгнуть всякой передачи невольныхъ мускульныхъ движеній. Между магнетизеромъ и сомнамбуломъ нѣтъ надобности въ прикосновеніи или въ проводникѣ — для того чтобы ощущенія, изъ мыслей перваго, передались второму (Ps. St. Ill, 529—531). И при этихъ опытахъ свѣтъ обнаруживаетъ, кажется, нарушающее вліяніе, что можетъ служить подтвержденіемъ соотвѣтствующихъ увѣреній со стороны медіумовъ. Сверхъ того, надобно тщательно устранять всякую усталость и принципіально считать негоднымъ цѣлые ряды изъ 30-100 опытовъ, произведенныхъ одинъ за другимъ, какъ то дѣлалъ Рише.
Что касается до содержанія представленій, то, повидимому, чувства, настроенія духа и сильно выраженныя ощущенія низшихъ органовъ чувствъ передаются всего легче. Передачу музыкальныхъ впечатлѣній и ихъ комбинацій, повидимому, еще не пытались получить, хотя телефонъ могъ-бы здѣсь облегчить констатированіе чувственныхъ впечатлѣній: само собою разумѣется, что воспринимающій при этомъ долженъ-бы быть достаточно музыкаленъ, чтобы назвать слышимые аккорды или пропѣть слышанный мотивъ. Въ области представленій получаемыхъ зрѣніемъ, переносъ тѣмъ легче, чѣмъ болѣе представленіе дѣлается доступнымъ по своей галлюцинаторной отчетливости и ясности; быть можетъ единственная причина, вслѣдствіе которой, при передачѣ на отдаленныя разстоянія, погруженіе передающаго въ сомнамбулическое состояніе облегчаетъ передачу — заключается въ томъ, что лишь одно это состояніе можетъ увеличивать почти до галлюцинаціи, отчетливость и живость представленій.. То, что не составляетъ подобнаго чувственнаго воспріятія или живаго воспроизведенія представленій — передастся гораздо труднѣе; съ бóльшимъ удобствомъ послѣдняя передача совершается тогда, когда передаваемое облекается въ чувственную форму внутренне произносимыхъ и слышимыхъ словъ.
Всѣ передачи на значительныя разстоянія состоятъ въ галлюцинаторныхъ образахъ зрѣнія; большею частью это образъ того самого, кто желалъ-бы явиться передъ удаленнымъ, но близкимъ его сердцу; я не знаю ни одного случая, гдѣ-бы слова, вложенныя фантазіей воспринимающаго въ уста такого образа, были признаны передающимъ за дѣйствительно представлявшіяся ему рѣченія. Всѣ проявленія на отдаленіи совершаются посредствомъ мимическихъ движеній передаваемаго галлюцинаторнаго образа или символическими прибавленіями къ нему; отвлеченныя-же мысли, какъ таковыя, никогда не передаются на разстоянія.
Въ непосредственной близи могутъ передаваться, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, не только слова, фразы и числа, но также отвлеченныя мысли и даже мысленное содержаніе вовсе не облеченное въ слова. Сомнамбулы исполняютъ довольно опредѣленно мысленныя приказанія магнетизера (Ps. St. VI, 103—106), особенно если они привыкли къ этому способу передачи; они въ состояніи повторять письменно и устно слова и фразы на непонятныхъ языкахъ, когда эти слова и фразы внутренне произносятся магнетизеромъ или лицомъ, поставленнымъ въ сношеніе съ ними; сомнамбулы понимаютъ даже ихъ смыслъ, насколько понимаетъ его передающій и насколько онъ его себѣ представляетъ, произнося слова громко или мысленно. Доказательствомъ служитъ здѣсь то, что на вопросы дѣлаемые ему на незнакомыхъ языкахъ, сомнамбулъ отвѣчаетъ осмысленно на языкахъ ему доступныхъ; но отвѣта не получается, если вопросъ ставится на такомъ языкѣ, который непонятенъ для самого спрашивающаго[4]). Ясно, что здѣсь передается мысленное содержаніе, которое само по себѣ понятно, помимо тѣхъ непонятныхъ сомнамбулу словъ, въ которыя оно облекается; это наиболѣе, такъ сказать, одухотворенный случай передачи мыслей изъ всѣхъ извѣстныхъ.
Если имѣющій представленіе не обладаетъ ни сознательнымъ, ни безсознательнымъ желаніемъ передать его, но у лица отгадывающаго существуетъ сознательная или безсознательная воля направленная къ воспринятію, то здѣсь съ точностью можно приложить выраженіе — «чтеніе мыслей», употребляемое обыкновенно въ слишкомъ обширномъ смыслѣ, причисляя сюда же и «угадываніе характера». Сомнамбулъ, приведенный въ соотношеніе съ лицемъ ему совсѣмъ неизвѣстнымъ, — будетъ ли то сдѣлано при помощи прямаго прикосновенія или чрезъ магнетизера, какъ лицо посредствующее, или прикосновеніемъ съ предметомъ, носящимъ на себѣ личную атмосферу (aura) того человѣка, о которомъ идетъ дѣло, — получаетъ нѣкоторое общее впечатлѣніе относительно этого лица; впечатлѣніе это слагается изъ суммы отдѣльныхъ впечатлѣній симпатіи или антипатіи. Если при этомъ воля сомнамбула направлена на уясненіе, расчлененіе и передачу этихъ впечатлѣній, то, смотря во степени сензитивности сомнамбула и способности къ передачѣ сензитивныхъ впечатлѣній въ видѣ словъ, явится болѣе или менѣе несовершенный, неопредѣленный и неточный, но все-таки не совсѣмъ несходный образъ этой личности, ея характера, ея чувствъ и настроенія въ данную минуту, а иногда и тѣхъ представленій, которыя присущи ей въ этотъ моментъ. Когда сензитивность сомнамбула сильно возвышена и условія благопріятны, то чтеніе мыслей можетъ наконецъ перейти въ невольное воспринятіе впечатлѣній.
Передаваемыя представленія воспринимаются при этомъ всегда только сомнамбулическимъ, а не бодрственнымъ сознаніемъ. Если сомнамбулическое сознаніе одно лишь и находится въ наличности, распоряжаясь при этомъ органами голоса, какъ средствомъ къ взаимному объясненію, то не трудно выспрашиваніемъ установить фактъ передачи мыслей. Другое дѣло — когда воспринимающее сомнамбулическое сознаніе прикрыто сознаніемъ бодрственнымъ, и когда это послѣднее одно распоряжается и органами голоса, и мышцами, подчиненными волѣ. Въ этомъ случаѣ вообще нельзя сказать вовсе, имѣется ли на лицо за бодрственнымъ сознаніемъ и сознаніе сомнамбулическое или его нѣтъ; если же оно присутствуетъ, то воспринимаетъ ли оно представленія другихъ лицъ, или не воспринимаетъ. Лишь въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ раздѣленіе сомнамбулическаго и бодрственнаго сознанія несовершенно, и нѣкоторое мерцаніе сомнамбулическаго сознанія незамѣтно прокрадывается сквозь бодрственное, придавая его содержанію нѣкоторую особую окраску — возможною становится попытка сдѣлать посредственно, по содержанію бодрственнаго сознанія, заключенія о передачѣ представленій въ сознаніе сомнамбулическое.
И такъ, надобно заставить бодрственное сознаніе нормальнаго человѣка угадывать тѣ представленія, которыя находятся въ сознаніи другаго лица, и если такое угадываніе въ длинномъ рядѣ опытовъ происходитъ удачнѣе, чѣмъ это предсказывается теоріей вѣроятностей, то возникаетъ право отнести этотъ плюсъ вычисленія на счетъ тайнаго вліянія сомнамбулическаго сознанія, читающаго мысли — сознанія, которое и въ нормальномъ человѣкѣ присутствуетъ скрытымъ образомъ. Такіе опыты сдѣланы Рише[5]) и дали при угадываніи цвѣта картъ результаты на 10 % болѣе благопріятные, чѣмъ предсказывала теорія вѣроятностей, тогда какъ контрольные опыты, сдѣланные при условіяхъ исключавшихъ угадываніе, согласовались съ этой теоріей. Если бы въ разсчетъ не были приняты и всѣ тѣ результаты, которые получались съ уставшимъ и даже совершенно утомленнымъ мозгомъ, то процентное отношеніе въ пользу вліянія сомнамбулическаго сознанія на сознаніе бодрственное было бы, конечно, еще гораздо больше. Крайне желательно повторить подобные опыты въ большихъ размѣрахъ, устраняя всякое утомленіе, а также и вліяніе свѣта, и присоединить еще новые ряды опытовъ, попробовавъ, съ одной стороны, соединить головы обоихъ участниковъ проводникомъ, а съ другой — постепенно увеличивать число передающихъ лицъ и измѣнять разстояніе между ними и угадывающимъ.
Если опыты происходятъ надъ сензитивами, то результаты принимаютъ совсѣмъ другой видъ. Тогда какъ у нормальнаго человѣка и при нормальныхъ условіяхъ, сомнамбулическое сознаніе не только бываетъ совершенно скрытымъ, но и не оказываетъ замѣтнаго вліянія на содержаніе сознанія бодрственнаго, у сензитива обнаруживается явное вліяніе сомнамбулическаго сознанія на бодрственное, и вліяніе это еще значительно можетъ быть увеличено, если устранить отъ бодрствснннаго сознанія всѣ препятствующія или разсѣивающія внѣшнія впечатлѣнія, такъ чтобы вниманіе этого сознанія могло сосредоточиться на возбужденіяхъ идущихъ изъ сомнамбулической сферы. Опыты Баретта[6]) надъ сензитивными хотя и здоровыми дѣтьми показываютъ, что число удачныхъ случаевъ передачи наглядныхъ представленій (напр. относящихся къ предметамъ, которые должны быть принесены) отъ лица представляющаго на сензитива можетъ превышать больше чѣмъ на 100 % вѣроятную цифру, и что при передачѣ отъ многихъ лицъ, держащихъ на умѣ одно и тоже представленіе, шансы успѣха могутъ возрастать почти до полной въ ней увѣренности; сензитивъ угадываетъ представленія передающихъ даже прежде чѣмъ войдетъ въ комнату, гдѣ они находятся.
Еще благопріятнѣе становятся условія, если позаботиться объ устраненіи трудностей при переходѣ представленій изъ сомнамбулическаго сознанія въ бодрственное, т. е. если условія опыта будутъ установлены такъ, чтобы наличное бодрственное сознаніе ничего не знало о передаваемомъ и угадываемомъ. Это возможно, если задержка рефлексовъ въ частяхъ мозга, носящихъ бодрственное сознаніе, ослаблено на столько что даетъ просторъ вліянію невольныхъ импульсовъ иннерваціи идущихъ отъ тѣхъ частей мозга, въ которыхъ находится сознаніе сомнамбулическое. Бываетъ это въ состояніи скрытаго сомнамбулизма, въ которомъ сомнамбулическое сознаніе, прикрытое бодрственнымъ, выражаетъ свое содержаніе или посредствомъ невольныхъ движеній мышцъ, или посредствомъ дѣйствія медіумической нервной силы. Уже «гадательный прутикъ» составляетъ прекрасное вспомогательное средство для того чтобы даже лица повидимому нормальныя и несензитивныя могли угадывать посредствомъ невольныхъ указаній представленія другихъ, направленныя на предметы находящіеся въ комнатѣ; этимъ способомъ получаются результаты по успѣшности вдвое или втрое превосходящіе цифру вѣроятности. (Revue phil. 1884, № 12, стр. 639 и слѣд.).
Еще удивительнѣе становятся результаты, когда прибѣгаютъ къ помощи стуковъ стола или къ психографу, для чего, правда, нужно болѣе продолжительное предварительное упражненіе, чѣмъ для употребленія «гадательнаго прутика». Невольное писаніе руки оставляетъ черезчуръ много простора для смѣшенія его съ произвольнымъ писаніемъ и для подозрѣнія въ намѣренномъ обманѣ; оно поэтому не годится для доказательныхъ опытовъ; но при медіумическомъ писаніи на разстояніи, гдѣ смѣшеніе съ произвольнымъ писаніемъ устранено, получается наиболѣе чистый результатъ, представляющій несомнѣнное выраженіе скрытаго сомнамбулическаго сознанія и дающій на самомъ дѣлѣ удивительнѣйшія доказательства чтенія мыслей. Если напр. вопросы написаны въ закрытой доскѣ, и на ея другой внутренней сторонѣ медіумъ пишетъ потомъ отвѣтъ на разстояніи (Ps. St. IV, 388; XI, 497), то нѣтъ болѣе подходящаго объясненія какъ то, что сомнамбулическое сознаніе медіума узнаетъ вопросъ изъ представленія написавшаго его, и на него отвѣчаетъ.
Чтеніе мыслей становится еще тѣмъ болѣе запутаннымъ и менѣе доступнымъ для пониманія, что не только представленія бодрственнаго сознанія, но и представленія скрытаго сомнамбулическаго сознанія присутствующихъ могутъ переходить въ сомнамбулическое сознаніе медіума. Съ полной достовѣрностью утвержденіе это могло бы быть доказаннымъ только опытами надъ двумя медіумами, заставляя одного изъ нихъ угадывать тѣ отвѣты, которые далъ другой, безъ предварительнаго ознакомленія съ ними своимъ бодрственнымъ сознаніемъ. Съ приблизительной вѣрностью можно однакоже сдѣлать объ этомъ заключеніе по тому факту, что сомнамбулы часто сообщаютъ свѣденія относящіяся до прошедшаго того лица, которое спрашиваетъ, и противорѣчащія наличнымъ воспоминаніямъ находящимся въ бодрственномъ сознаніи этого послѣдняго. При этомъ сомнамбулы крѣпко упорствуютъ въ своемъ показаніи, и память спрашивающаго, благодаря сообщенію дальнѣйшихъ подробностей, признаетъ свою ошибку, или сказанное сомнамбуломъ подтверждается потомъ воспоминаніемъ спрашивавшаго вслѣдствіе послѣдующихъ случайныхъ справокъ[7]). Такіе случаи обыкновенно приписываются ясновидѣнію, но правдоподобнѣе, что тутъ играетъ роль скрытая сомнамбулическая память спрашивающаго; будучи возбуждена вопросомъ, она, вслѣдствіе своей гиперэстезіи, вѣрнѣе возстановляетъ прошедшее, чѣмъ тяжеловѣсная память бодрствующаго сознанія. Далѣе можетъ случиться, что у кого либо изъ присутствующихъ, вслѣдствіе возбужденія интереса въ извѣстномъ направленіи, пробудится въ скрытомъ сомнамбулическомъ сознаніи воспоминанія о прежде слышанныхъ или видѣнныхъ рѣченіяхъ на чужихъ языкахъ; представленія эти могутъ быть угаданы медіумомъ посредствомъ чтенія мыслей и непроизвольно написаны или указаны посредствомъ стуковъ. причемъ бодрственное сознаніе упомянутаго присутствующаго вовсе не узнаетъ въ полученномъ результатѣ своихъ собственныхъ воспоминаній[8]).
Такъ какъ примѣры, о которыхъ идетъ рѣчь, не особенно часты и такъ какъ, съ другой стороны, существуетъ не малый процентъ людей, у которыхъ скрытое сомнамбулическое сознаніе, лежащее внѣ круга нормальной жизни, обладаетъ извѣстной живостью, то ничто не мѣшаетъ предположить, что упомянутыя явленія съ сомнамбулами происходятъ только по отношенію къ людямъ, одареннымъ скрытымъ сомнамбулическимъ сознаніемъ; если случится, что сомнамбулъ одновременно встрѣчаетъ два различныхъ представленія, — одно въ сомнамбулическомъ, другое въ бодрственномъ сознаніи спрашивающаго, — то нельзя удивляться послѣ всего сказаннаго, что болѣе доступными сомнамбулу оказываются галлюцинаторныя представленія сомнамбулическаго сознанія, а не отвлеченныя мысли сознанія бодрственнаго, — и явленія при помощи этихъ предположеній могутъ быть объяснены безъ ясновидѣнія.
Слэдъ напр. видѣлъ цифры, которыя находились на трехъ монетахъ лежавшихъ въ заклеенной коробочкѣ, и Цӧлльнеръ видитъ въ этомъ примѣръ настоящаго ясновидѣнія, такъ какъ онъ положилъ монеты въ коробку еще за-долго до того и не помнилъ навѣрное, какія именно онѣ были; но въ этомъ то случаѣ, мнѣ кажется, и несомнѣнно (хотя послѣдующаго подтвержденія воспоминаніемъ Цӧлльнера здѣсь и недостаетъ), что дѣло заключалось не въ ясновидѣніи, а въ чтеніи мыслей, ибо въ высшей степени вѣроятно, что самъ Цӧлльнеръ былъ скрытымъ сомнамбуломъ безсознательно содѣйствовавшимъ Слэду. Предполагать это можно судя по всѣмъ явленіямъ имѣвшимъ мѣсто въ ихъ сеансахъ, — и столь же вѣроятно, что Цӧлльнеръ при укладываніи монетъ очень внимательно смотрѣлъ на нихъ. Этихъ двухъ предположеній достаточно для допущенія, во-первыхъ, что сомнамбулическая память Цӧлльнера восприняла цифры, находившіяся на монетахъ, и, во- вторыхъ, что при напряженіи вниманія обращеннаго на предметъ гиперэстезированная сомнамбулическая память его ясно воспроизводила эти цифры, въ то время, какъ память бодрственнаго сознанія напрасно старалась даже вспомнить о томъ, какія это были деньги. При подобныхъ обстоятельствахъ сомнамбулическое сознаніе Слэда могло воспринять цифры посредствомъ передачи представленій, и все изумительное въ этомъ примѣрѣ состоитъ только въ томъ, что воспринятіе было достаточно сильно для передачи его въ бодрственное сознаніе и для выраженія словами, — если только не предпочесть допущенія, что бодрственное сознаніе Слэда было въ этотъ моментъ понижено до такой степени, что сознаніе сомнамбулическое овладѣло органами голоса. Такъ какъ Слэдъ вмѣстѣ съ тѣмъ и говорящій медіумъ, то это послѣднее допущеніе также не встрѣчаетъ препятствій.
Медіумъ всегда сильно заинтересованъ, чтобы угадать явныя или скрытыя мысли присутствующихъ, такъ какъ въ его интересѣ вызвать удивительныя явленія; а между тѣмъ нѣтъ ничего поразительнѣе для «здраваго человѣческаго смысла» какъ проявленія такого знанія, которымъ присутствующій ни съ кѣмъ не дѣлился, и котораго, быть можетъ, даже вовсе нѣтъ въ его бодрственномъ сознаніи. Поэтому волю направленную къ воспринятію надо предположить имѣющейся въ медіумѣ всегда налицо. Если же медіумъ работаетъ съ людьми, которые со своей стороны также живо заинтересованы тѣмъ, чтобы удивительныя явленія совершились, то и въ нихъ должна развиться воля направленная къ поддержкѣ медіума по мѣрѣ возможности и къ облегченію ему исполненія его задачи. А чрезъ это безсознательная воля побуждается къ передачѣ представленій. Сверхъ того, въ сеансахъ кружковъ руки сосѣднихъ лицъ прикасаются, такъ что условія для передачи мыслей становятся крайне благопріятны; если же при этомъ присутствующій еще и скрытый сомнамбулъ, подобно Цӧлльнеру, то едва ли можно удивляться, что успѣхъ опытовъ въ подобныхъ сеансахъ превосходитъ обычный уровень.
Для опытовъ надъ намѣренной передачей представленій, самыми подходящими и удобнѣйшими субъектами являются медіумы обладающіе способностью письма на разстояніи; необходимо только перестать, наконецъ, злоупотреблять нервной силой такихъ субъектовъ и, оставивши ребяческія гаданія о будущемъ, обратить эту силу на систематическое экспериментированіе. Опыты должны быть сдѣланы сначала надъ воспринятіями отдѣльныхъ чувствъ, и слѣдуетъ восходить понемногу къ болѣе и болѣе отвлеченнымъ представленіямъ; вмѣстѣ съ тѣмъ и удаленіе передающаго отъ медіума должно быть постепенно увеличиваемо, опредѣляя при этомъ процентъ успѣшности опытовъ въ ея зависимости отъ разстоянія. Для дѣйствія на большія (многоверстныя) разстоянія надобно привлечь къ дѣлу еще втораго медіума, и постараться установить также и здѣсь, имѣетъ ли степень отдаленности вліяніе и какого она рода. До сихъ поръ спиритическіе сеансы еще не представляютъ никакого матеріала по отношенію къ передачѣ представленій на большія разстоянія, такъ какъ медіумъ пока оставался обыкновенно активной стороной, вмѣсто того чтобы находиться — какъ это необходимо при подобныхъ опытахъ — въ пассивномъ отношеніи къ другому медіуму, находящемуся въ отдаленномъ мѣстѣ.
Дю-Прель идетъ еще далѣе и принимаетъ, что чтеніе мыслей простирается не только на такія представленія, которыя въ дѣйствительности находятся въ данное время въ сомнамбулическомъ сознаніи, но и на скрытое содержаніе памяти («Gedankenlesen», стр. 22). Доказательствомъ можетъ служить упоминаемая имъ (стр. 9-10) способность различныхъ личностей (частью одержимыхъ, частью церковныхъ сановниковъ, частью же обыкновенныхъ людей, какъ напр., Цшоке), наглядно представлять себѣ всѣ главные моменты жизни человѣка при первомъ взглядѣ на него и при слышаніи его голоса. Дю-Прель исходитъ при этомъ изъ допущенія, что наличное сомнамбулическое сознаніе есть въ тоже время и скрытая память бодрственнаго сознанія; при этомъ оказывается затрудненіе лишь въ объясненіи того, какимъ образомъ изъ смѣси существующихъ одновременно важныхъ и неважныхъ воспоминаній сомнамбулическаго сознанія избираются важнѣйшія въ правильной послѣдовательности. Такъ какъ сомнамбулическому, а равно и бодрственному сознанію я приписываю только нѣкоторыя представленія настоящаго и, сверхъ того — скрытый матеріалъ памяти таящійся въ молекулярномъ предрасположеніи соотвѣтствующихъ частей мозга, то мнѣ пришлось бы принять передачу посредствомъ ясновидѣнія молекулярныхъ мозговыхъ предрасположеній, если бы только не оставалось возможности допустить, что читающій мысли своею безсознательной волей, направленной къ ознакомленію съ характеромъ и судьбами другаго лица, магнетически принуждаетъ сомнамбулическое сознаніе этого послѣдняго къ воспоминанію выдающихся моментовъ своей жизни и воспринимаетъ воскрешенныя такимъ образомъ представленія[9]). Подобное допущеніе, по моему, все-таки предпочтительнѣе того толкованія, что ясновидящій, побуждаемый установившимся при посредствѣ чувствъ соотношеніемъ съ другимъ лицомъ, изъ себя самого воспроизводитъ судьбы этого лица и связанныя съ ними мѣстности.
Отъ чтенія мыслей ясновидѣніе отличается именно тѣмъ, что при первомъ воспринимаются только дѣйствительныя представленія бодрствующихъ, грезящихъ или сомнамбулическихъ личностей, посредствомъ, такъ сказать, особаго резонанса собственнаго сомнамбулическаго сознанія, тогда какъ при послѣднемъ воспринятіе обращено уже не на содержаніе чужаго сознанія, но на дѣйствительныя, объективныя явленія, которыя и признаются за таковыя безъ посредства органовъ чувствъ[10]). Если воспринятіе пятью нормальными чувствами и не имѣетъ мѣста, то это все-таки не исключаетъ возможности того, что нѣкоторое чувственное воспріятіе происходить тѣмъ не менѣе; но оно совершается не при посредствѣ зрѣнія, слуха, обонянія, вкуса или осязанія, но посредствомъ особаго сензитивнаго ощущенія, воспріятія котораго лишь потомъ уже, дѣйствіемъ сомнамбулическаго сознанія, превращаются въ ощущенія зрительныя или слуховыя или въ мысленныя представленія. Всего легче объяснимо это сензитивное ощущеніе, когда оно обращено на личныя эманаціи людей или животныхъ, напр., ощущеніе присутствія кошки, когда ея не видятъ; указаніе между многими стаканами воды того, въ который погружали палецъ (Ps. St. X, 113—114; 255—257). Здѣсь не происходитъ превращенія воспріятія въ ощущеніе одного изъ пяти чувствъ, но прямо появляется мысль. Труднѣе объясняется уже то, когда сомнамбулъ своимъ чувствомъ вѣрно опредѣляетъ время, показываемое npoизвольно поставленными и спрятанными въ ящикѣ часами, причемъ онъ прикладываетъ предметъ сбоку къ головѣ и какъ будто бы его видитъ (III, 532), или когда онъ прочитываетъ изрѣченія, никому неизвѣстныя и заключенныя въ орѣхи лишь только передъ тѣмъ купленные (IV, 299). Еще болѣе сложными является тотъ случай, когда магнетизеръ ставитъ палецъ на какое нибудь слово въ газетѣ, не зная его самъ, а сомнамбулъ узнаетъ это слово; чтобы обойти настоящее ясновидѣніе, тутъ приходится уже принять, что сомнамбулическое сознаніе магнетизера воспринимаетъ слово посредствомъ пальца и что сомнамбулъ получаетъ это представленіе посредствомъ передачи мыслей. Трудность еще увеличивается, когда медіумъ посредствомъ письма на разстояніи списываетъ какую-нибудь произвольно указанную страницу въ закрытой положенной подъ столъ книгѣ, хотя впрочемъ, при медіумическихъ сеансахъ, вообще приходится имѣть дѣло съ значительнымъ расширеніемъ сензитивной сферы ощущенія медіума.
Ближе къ настоящему ясновидѣнію стоятъ тѣ случаи, гдѣ сензитивное ощущеніе не замѣняетъ чувственнаго воспріятія, т. е. служитъ не къ знакомству со всѣмъ содержаніемъ представленія, а только для установки соотношенія, для обращенія сомнамбулическаго сознанія на опредѣленный пунктъ или предметъ между безконечно многими другими предметами могущими представиться вниманію. Когда напр. сомнамбулъ, по ощущенію получаемому отъ пряди волосъ, опредѣляетъ родъ страданія и природу болѣзни, которою одержимо отдаленное и чуждое ему лицо, или когда, при посредствѣ куска слоноваго зуба найденнаго подъ лавою, онъ доходитъ до того, что видитъ стада слоновъ и волканическія изверженія, или когда склонному къ галлюцинаціямъ сензитиву, вслѣдствіе присутствія сухой крови подъ поломъ комнаты, въ которой онъ спитъ, является видѣніе самоубійцы или убійства — видѣніе дѣйствительно согласное съ неизвѣстными ему фактами прошлаго, относящимися къ тому мѣсту, или когда посредствомъ невольнаго письма личность передаетъ вѣрно, хотя и не слово въ слово, смыслъ стариннаго стихотворнаго посвященія музыкальнаго инструмента — посвященія, которое написано было за 300 лѣтъ до того и найдено лишь послѣ спрятаннымъ въ этомъ инструментѣ[11]), — то, во всѣхъ этихъ случаяхъ, мы имѣемъ дѣло съ ясновидѣніемъ. Возможность безсознательнаго восхожденія отъ ощущенія къ причинамъ здѣсь однако-же сравнительно еще велика, такъ какъ мы вовсе не знаемъ, въ какой степени тонкіе слѣды давнихъ происшествій могутъ скрываться въ ихъ остаткахъ и восприниматься лицами, одаренными высокою сензитивностью.
Напротивъ, посредство чувствъ сводится къ чрезвычайно незначительной величинѣ тамъ, гдѣ, вмѣсто сензитивнаго чувственнаго воспринятія, къ установленію соотношенія служитъ интересъ воли, напр. сильная любовь или дружба, патріотизмъ или тоска по родинѣ. Видѣніе на разстояніи особенно значительныхъ явленій природы, имѣющихъ мѣсто въ отдаленной странѣ (пожары, землетрясенія, война и т. д.) — если оно совершается одновременно съ этими происшествіями — можно еще свести на чтеніе мыслей въ сознаніи личностей присутствующихъ тамъ на мѣстѣ происшествія, а предузнаваніе будущаго можно объяснить какъ безсознательное заключеніе изъ настоящаго положенія вещей, узнаннаго посредствомъ чтенія мыслей; въ самомъ дѣлѣ, настоящее несетъ въ себѣ зародышъ будущаго точно также, какъ и слѣды прошедшаго. Подобное объясненіе становится однако-же весьма затруднительнымъ, если дѣло идетъ не о происшествіяхъ лежащихъ въ обыкновенномъ теченіи вещей и причинно связанныхъ между собой, а о такихъ, которыя порождаются неожиданнымъ стеченіемъ причинъ, повидимому весьма чуждыхъ одна другой[12]).
Тотъ, кто во снѣ или на яву предвидитъ случаи смерти въ кругу своихъ знакомыхъ или въ своемъ мѣстожительствѣ, можетъ заключать по ощущеніямъ тяжело больнаго, узнаннымъ при посредствѣ чтенія мыслей, что смерть этого больнаго близка, а узнавая опять-таки посредствомъ чтенія мыслей настроеніе здороваго, онъ можетъ безсознательно заключить, что лицо это склонно къ самоубійству. Но зачѣмъ-же тогда непосредственный результатъ чтенія мыслей не поступаетъ прямо въ бодрственное или сомнамбулическое сознаніе, — отчего является прямо заключеніе изъ него выведенное? И почему иногда предвидятся именно несущественныя подробности смерти или представляется въ видѣніи сама погребальная процессія? Какимъ образомъ, изъ настоящаго сопоставленія обстоятельствъ, или даже изъ настоящаго содержанія сознанія другихъ людей, воспринять, что напр. самоубійца выберетъ именно такое-то опредѣленное мѣсто въ городѣ, для того чтобы застрѣлиться, или что такая то лошадь испугается, поднимется на дыбы, сброситъ съ ссбя здороваго всадника, и онъ будетъ смертельно раненъ? Какъ объяснить, что женщина видитъ изъ окна, какъ черезъ ея садъ проходитъ погребальная процессія съ лицами одѣтыми въ трауръ и хорошо ей извѣстными, тогда какъ никогда еще не случалось чтобы чрезъ садъ этотъ проносили покойниковъ. А между тѣмъ, вслѣдствіе порчи обычной дороги наводненіемъ, садъ этотъ, спустя нѣсколько дней, дѣйствительно пришлось открыть для прохода погребальнаго шествія, видѣннаго заранѣе? Какъ можетъ знаніе мыслей какого-бы то ни было числа людей содѣйствовать сколько нибудь тому чтобы предвидѣть пожаръ въ данномъ мѣстѣ или въ сосѣдствѣ — пожаръ вызываемый ударомъ молніи или другими случайными, т. е. вытекающими изъ далекихъ причинныхъ рядовъ, происшествіями?
Въ подобныхъ случаяхъ нѣтъ, повидимому, ни посредствующаго ощущенія, ни возможности свести содержаніе сознанія на чтеніе мыслей, и соотношеніе устанавливается единственно при посредствѣ интереса къ кружку знакомыхъ или къ мѣсту родины. Въ такихъ случаяхъ уже несомнѣнно приходится имѣть дѣло съ чистымъ ясновидѣніемъ, являющимся всегда въ галлюцинаторномъ видѣ и нерѣдко одѣтымъ въ символическій образъ[13]).
Но именно этотъ родъ втораго зрѣнія встрѣчается гораздо чаще, чѣмъ думаютъ, и разспрашивая частнымъ образомъ, во многихъ семействахъ можно найти подобныхъ лицъ предвидящихъ смертные случаи, или, по крайней мѣрѣ, услышать разсказы о такихъ лицахъ. Подобное, настоящее ясновидѣніе не можетъ основываться ни на чтеніи мыслей, ни на сензитивномъ воспріятіи какихъ-либо эфирныхъ колебаній, но должно быть считаемо способностью духовно переноситься черезъ пространство и время. При этомъ, галлюцинаціи, дѣлающія доступнымъ для сознанія будущее, представляютъ очевидно послѣдній результатъ совершенно безсознательныхъ психическихъ процессовъ, и процессы эти, какъ таковые, не нуждаются въ какомъ-либо чувственномъ или матеріальномъ посредничествѣ.
Въ виду такихъ фактовъ приходится признать за индивидуальной душой способность абсолютнаго знанія, т. е. знанія независимаго отъ пространства и времени, или слѣдуетъ подняться отъ индивидуальной души къ ея существенному корню лежащему въ абсолютномъ духѣ; въ обоихъ случаяхъ помощь извнѣ какого-бы то ни было посредника становится ненужной, и менѣе всего нужна помощь отошедшихъ духовъ, которые и сами суть ни что иное какъ индивидуальныя души.
Въ первомъ случаѣ монады или индивидуумы являются отдѣленными отъ ихъ абсолютной основы, изъ которой они тѣмъ не менѣе необходимо должны быть признаны происходящими; имъ предписывается свойство., которое принадлежитъ лишь абсолютному; въ другомъ случаѣ, принимается во вниманіе неразрывная связь, сохраняемая всякимъ твореніемъ со своею матерью природою, и предполагается, что связь эта заключается въ духовномъ общеніи, которое только остается несознаваемымъ при обыкновенныхъ условіяхъ. Если всѣ индивидуумы высшаго или низшаго порядка коренятся въ абсолютѣ, то въ немъ и лежитъ ихъ взаимная связь между собою; нужно только, чтобы сильный интересъ воли установилъ въ абсолютѣ соотношеніе или, такъ сказать, телефонное соединеніе между двумя индивидуумами, чтобы сдѣлалось возможнымъ духовное, безсознательное общеніе между ними безъ прямаго посредства чувствъ. Гиперэстезія частей мозга, хранящихъ сомнамбулическое сознаніе, допускаетъ вдохновленія изъ абсолютно-безсознательныхъ (не матеріальныхъ) психическихъ функцій собственной индивидуальной души гораздо легче, чѣмъ нормальная возбудительность частей мозга, служащихъ носителями бодрственнаго сознанія; абсолютно-же безсознательныя функціи индивидуальной души суть опять ео ipso функціи абсолютнаго субъекта въ его ограниченномъ проявленіи; (сильный интересъ воли возбуждаетъ эти безсознательныя функціи, и онѣ дѣйствуютъ вдохновляющимъ образомъ на сомнамбулическое сознаніе.
Въ абсолютномъ знаніи абсолютнаго духа идеально сплетаются нити всѣхъ причинныхъ рядовъ въ одно общее представленіе, а поэтому отсюда опредѣлимымъ является въ будущихъ событіяхъ и то, что кажется случайнымъ. Всезнаніе абсолютнаго духа охватываетъ въ настоящемъ мірозданія какъ будущее, такъ и прошедшее, а потому индивидуумъ, благодаря напряженному интересу воли, можетъ безсознательно черпать изъ безсознательнаго знанія абсолютнаго духа частности будущихъ происшествій, точно также, какъ и частности того, что происходитъ въ мірозданіи, хотя-бы то и въ отдаленныхъ мѣстахъ. Такъ какъ абсолютныя, безсознательныя психическія функціи различныхъ индивидуальныхъ душъ въ концѣ концовъ суть только функціи того-же самаго абсолютнаго субъекта въ его отношеніяхъ къ различнымъ организмамъ, то съ этой конкретно-монистической точки зрѣнія понятно, что сильный интересъ воли какой-либо индивидуальной души достаточенъ, чтобы независимо отъ разстоянія привести въ дѣйствіе такія функціи въ абсолютномъ субъектѣ, которыя направлены на организмъ другаго индивидуума, и являются поэтому какъ-бы интегральными составными частями или функціями его индивидуальной души. Если такія опредѣленныя функціи дѣйствуютъ на сомнабулическія части мозга, возбуждая и вдохновляя ихъ, то и совершается переносъ галлюцинацій въ сомнамбулическое сознаніе другаго лица.
Это общее объясненіе ясновидѣнія и переноса галлюцинацій на большія разстоянія кажется мнѣ единственно возможнымъ, тогда какъ для передачи представленій въ непосредственной близи я считаю правильнымъ объясненіе Баррета. По этому объясненію каждое колебаніе въ мозгѣ, отвѣчающее представленію, вызываетъ сферу индуцированныхъ колебаній въ эфирѣ, а эти въ свою очередь индуцируютъ колебанія въ мозгѣ другихъ лицъ. Первая половина такого допущенія почти необходима по нашимъ нынѣшнимъ физическимъ представленіямъ, и сомнѣніе можетъ относиться только къ тому, достаточно-ли сильна эта индукція, чтобы замѣтно дѣйствовать на мозгъ другихъ, и таковъ-ли родъ этого вліянія, чтобы возбуждать сходныя представленія. Тотъ фактъ, что части мозга, носящія бодрственное сознаніе, вовсе не подлежатъ вліянію чужихъ представленій, что сила этого вліянія быстро убываетъ съ разстояніемъ, а свѣтъ нарушаетъ это вліяніе — все это подкрѣпляетъ предположеніе, что сфера индуцированныхъ колебаній эфира дѣйствительно составляетъ причину появленія сходнаго комплекса колебаній въ мозгу лицъ находящихся вблизи[14]).
Сомнительнѣе становится подобное объясненіе при передачѣ представленій на большія разстоянія, при которыхъ Дю-Прель и Гелленбахъ тоже принимаютъ посредничество эфирныхъ колебаній. Я думаю напротивъ, что подобная передача подлежитъ тому-же объясненію, какъ и ясновидѣніе, т. е. основывается на коренномъ общеніи между индивидуумами чрезъ ихъ соотношеніе и связь въ абсолютномъ. Я заключаю это изъ того, что при переносѣ представленій на значительныя разстоянія нѣтъ, повидимому, различія между разстояніями большими и меньшими, тогда какъ, напротивъ, переносъ представленій въ непосредственной близи быстро ослабѣваетъ съ разстояніемъ (приблизительно — пропорціонально его квадрату), достигая скоро границы, при которой вліяніе совершенно прекращается даже при высшемъ напряженіи индивидуальной воли. Правда, мы видимъ свѣтъ на большія разстоянія, но видимъ его лишь при посредствѣ особаго, приспособленнаго къ тому органа, и только тогда, когда нѣтъ въ промежуткѣ непрозрачнаго тѣла; при этомъ раскаленные шары неизмѣримо-громадныхъ размѣровъ представляются намъ въ видѣ слабыхъ, не имѣющихъ протяженія свѣтящихся точекъ. Хотя тяготѣніе и магнетизмъ проникаютъ и сквозь непрозрачныя тѣла, но все-таки нужны громадныя силы и соотвѣтственно большія массы, чтобы получить значительное дѣйствіе на большія разстоянія, ибо сила убываетъ обратно пропорціонально квадрату разстоянія. Живая сила колебаній ограниченной части мозга соотвѣтствующихъ отдѣльному представленію, безконечно мала сравнительно со свѣтомъ и тяготѣніемъ небесныхъ тѣлъ. Если-бы, напр., сензитивность чувствъ сомнабулическаго сознанія была достаточна для того, чтобы испытывать вліяніе индукціонной сферы нѣсколькихъ отдѣльныхъ колебаній мозга чрезъ океанъ или, точнѣе, сквозь значительную толщу земнаго шара, то на такого сензитивнаго индивидуума постоянно дѣйствовали-бы въ тысячу разъ сильнѣйшія впечатлѣнія и въ такомъ количествѣ, что онъ не имѣлъ-бы возможности опомнится отъ массы и относительнаго могущества всѣхъ этихъ вліяній, и жизнь сдѣлалась-бы для него совсѣмъ невозможной. Я думаю поэтому, что объясненія передачи представленій вблизи и переноса ихъ на большія разстоянія должны быть основаны на совершенно различныхъ принципахъ, и передача на большія разстоянія стоитъ гораздо ближе къ настоящему ясновидѣнію, чѣмъ къ передачѣ представленій вблизи.
Вслѣдствіе всего сказаннаго, мнѣ кажется невозможнымъ объяснять передачу представленій на большія разстоянія и настоящее ясновидѣніе какимъ-либо физическимъ посредничествомъ, и потому я считаю неизбѣжнымъ прибѣгнуть здѣсь къ метафизическому, сверхчувственному объясненію. Это сверхчувственное объясненіе не вводитъ новыхъ гипотезъ, какъ то дѣлаетъ объясненіе медіумическихъ явленій дѣятельностью духовъ, — оно опирается лишь на то положеніе, что всѣ индивиды природы имѣютъ основу въ абсолютномъ, а это можетъ оспариваться только развѣ со стороны матеріалистовъ. Объясненіе это, хотя и заходитъ за предѣлы естественнаго, но лишь настолько, насколько оно касается сверхъестественнаго корня всего даннаго въ природѣ, безъ котораго это послѣднее было-бы лишено сущности и бытія, — но оно не сверхъестественно въ томъ смыслѣ, чтобы предполагало особую сферу существованія, лежащую за предѣлами природы, и допускало тамъ скрытый міръ сверхъестественныхъ индивидовъ. Объясненіе это лишь отказывается отъ обычнаго отдѣленія естестественнаго отъ его сверхъестественныхъ основъ; вмѣсто того, оно беретъ естественное въ его конкретномъ единствѣ съ сверхъестественными основами, въ которыхъ оно пребываетъ по сущности и веществу. Именно при явленіяхъ настоящаго ясновидѣнія (напримѣръ, въ предвидѣніи случаевъ смерти) еще никому не приходило на умъ искать причину столь необыкновеннаго феномена гдѣ-либо внѣ самой ясновидящей личности; а слѣдовательно, единственная область явленій, въ которой недостаточно для объясненія однихъ естественныхъ или абстрактно-естественныхъ причинъ, и та не подходитъ къ толкованію усвоенному спиритизмомъ.
Впрочемъ, настоящее ясновидѣніе, повидимому, потому только не встрѣчается у профессіональныхъ медіумовъ, что они обыкновенно чужды присутствующимъ и не питаютъ глубокаго участія къ нимъ, а потому здѣсь нѣтъ интереса воли, достаточнаго для того, чтобы установить достаточно глубокое общеніе. При тѣхъ передачахъ представленій, которыя лежатъ въ интересахъ медіума, достаточна индукція посредствомъ колебаній мозга, такъ что здѣсь вовсе нѣть надобности въ установленіи того сообщенія въ абсолютномъ, о которомъ была рѣчь; по отношенію-же къ прошедшей и будущей судьбѣ участниковъ сеанса или ихъ друзей и родныхъ, можетъ еще тѣмъ менѣе пробуждаться интересъ, достаточно глубокій для того, чтобы безсознательная воля принуждена была черпать изъ абсолютнаго знанія, коренящагося въ абсолютной основѣ. То, что спириты считаютъ ясновидѣніемъ въ своихъ медіумахъ — не есть таковое; настоящаго ясновидѣнія представляющаго наиболѣе нѣжный, хотя и болѣзненный, цвѣтокъ безсознательной духовной жизни человѣчества, спириты никогда не находятъ въ своихъ медіумахъ, слишкомъ ремесленно занимающихся своимъ дѣломъ. Для развитія настоящаго ясновидѣнія въ медіумическихъ сеансахъ условія гораздо благопріятнѣе тогда, когда частный медіумъ сидитъ въ кругу членовъ своего семейства, своихъ любимыхъ и близкихъ друзей; если здѣсь наступаетъ настоящее ясновидѣніе, то оно можетъ произвести самыя изумительныя проявленія, и все-таки не будетъ нужно искать ихъ содержанія въ другомъ источникѣ, помимо того, который данъ въ самомъ медіумѣ и въ его коренной связи съ своею абсолютною основою.
Въ заключеніе этого отдѣла я долженъ самымъ настоятельнымъ образомъ предостеречь отъ смѣшенія теоретическаго интереса, возбуждаемаго этими явленіями, съ интересами практическими, и еще болѣе — отъ замѣны первыхъ послѣдними, Если тибетскіе отшельники дошли до такого совершенства въ передачѣ представленій, что устанавливаютъ между собою родъ телеграфнаго сношенія, то это объяснимо тѣмъ, что у нихъ нѣтъ естестественной системы почтъ и телеграфовъ; мы же, обладая таковой, не имѣемъ никакого повода упражняться въ тѣхъ духовныхъ дѣйствіяхъ на разстояніи, которыя, въ своемъ галлюцинаторномъ видѣ, все-таки представляютъ весьма несовершенный, недостаточный и невѣрный способъ передачи мыслей. Еще менѣе разумно развивать даръ ясновидѣнія, такъ какъ именно незнаніе будущаго дѣлаетъ намъ въ особенности жизнь сносною, оставляя мѣсто надеждамъ и стремленіямъ.
Человѣкъ, который имѣетъ несчастье предвидѣть смертные случаи въ кругу своихъ знакомыхъ, представляетъ зеркало, дающее возможность несчастью и страданію будущаго уже бросать свою тѣнь въ настоящее; въ самомъ лучшемъ случаѣ онъ достигаетъ того, что замыкаетъ свои видѣнія въ себѣ самомъ и старается сдѣлать себя по возможности менѣе воспріимчивымъ и болѣе закаленнымъ по отношенію къ своему непріятному болѣзненному дару. Такъ какъ лишь важныя происшествія возбуждаютъ интересъ на столько, чтобы вызывать предсказательныя видѣнія, въ человѣческой же жизни далеко большая часть важныхъ происшествій относится къ числу печальныхъ и горестныхъ, то и предвидѣніе прилагается гораздо болѣе къ страданіямъ, чѣмъ къ радостямъ; а такъ какъ страданія эти не отвратимы, то пророческій даръ этотъ встаетъ какъ разъ наперекоръ той истинѣ, что чѣмъ позже узнаешь горе, тѣмъ лучше. Лишь въ очень рѣдкихъ исключительныхъ случаяхъ предвидѣнье относится къ такимъ явленіямъ въ природѣ (крушеніе корабля, паденіе зданій и т. п.), которыя угрожаютъ жизни людей въ томъ случаѣ, если они не постараются ихъ избѣгнуть; но такія указанія къ избѣжанію грозящихъ опасностей встрѣчаются, быть можетъ, рѣже той жестокой ироніи, съ которой именно предвидѣніе вгоняетъ человѣка въ несчастіе вслѣдствіе того, что онъ стремился избѣгнуть его. Сказанія полны такихъ примѣровъ; изъ числа новыхъ я приведу только случай съ машинистомъ желѣзной дороги, который хотя и видитъ при свѣтѣ мѣсяца тѣло своего отца лежащимъ на рельсахъ, но тѣмъ не менѣе переѣзжаетъ его, потому что въ обѣ предыдущія ночи на этомъ самомъ мѣстѣ онъ понапрасну останавливалъ поѣздъ вслѣдствіе галлюцинаціи. Тотъ, кто обладаетъ несчастнымъ даромъ ясновидѣнія, поступитъ всего лучше, если будетъ по возможности игнорировать его, а никакъ не развивать упражненіемъ; ему должно, напротивъ вести такой образъ жизни, который-бы не благопріятствовалъ развитію этого дара.
Примечания[править]
- ↑ Этимъ способомъ, мнѣ кажется, могутъ напр. быть объяснены въ главыыхъ чертахъ факты, сообщаемые Аксаковым въ статьѣ «Филологическія проблемы, заданныя медіумическимъ путемъ». (Ps. St. X, 547; XI, I, 49 и слѣд.).
- ↑ Срав. хорошій обзоръ этого предмета у Дю-Преля въ его «Чтеніи мыслей» (Das Gedankenlesen, Бреславль, у Шоттлендера, 1885), особенно на стр. 11-13, 16-18, 28-30.
- ↑ Ср. Psych. St. VII, 481—488; VI, 294—301, 344—352; далѣе у Дю-Преля въ «Чтеніи мыслей», стр. 24-26.
- ↑ Du-Prel, «Das Gedankenlesen», стр. 19-22.
- ↑ «La suggestion mentale et le calcul des probabilités» (Revue philosophique. 1884, № 12, p. 609—674; 1885, № 1, p. 115—118.) CM. также «Ребусъ» 1885 г. стр. 1 и 13.
- ↑ Бареттъ, профессоръ физики въ Королевскомъ Колледжѣ Наукъ въ Ирландіи: «Ueber Gedankenlesen», лекція (Ps. St. X, 105—111, 395—403, 451—458, XI, 57-63).
- ↑ Du-Prel «Das Gedankenlesen» Стр. 22-23;
- ↑ См. уже цитированные выше «Филологическія проблемы, заданныя медіумическимъ путемъ», Аксакова.
- ↑ Zschocke: «Eine Selbstschau» (Aarau, Sauerländer, 1842), Т. I, стр. 273—276.
- ↑ Это различіе между чтеніемъ мыслей и ясновидѣніемъ уже указано Грегори въ его «Письмахъ о животномъ магнетизмѣ» («Letters on animal magnetism» 1851), но на него до сихъ поръ мало обращалось вниманія. (Ср. Wallace, «Die wissenschaftliche Ansicht des Uebernatürlichen» nep. на нѣм. Wittig’омъ стр. 24-26.
- ↑ Owen «Das streitige Land», 1, 179—184.
- ↑ Ср. Дю-Прель: «Das zweite Gesicht», (Бреславль, у Шотлендера, 1883, ц. 50 пф.) стр. 13-18.
- ↑ Это могутъ быть галлюцинаціи какъ слуха, такъ и зрѣнія; такъ напр. предвидѣніе пожара можетъ совершиться посредствомъ слышанія набата или пожарнаго шума, или напр. оно является въ видѣ словъ, слышимыхъ отъ фантастическаго образа.
- ↑ Ближе объясняется и защищается эта гипотеза профессоромъ О. Симони въ его сочинении «О спиритическихъ проявленияхъ съ точки зрения естествознанія». («Ueber spiritische Manifestationen vom naturwisscnschaltlichen Standpunkt» Wien, bei Hartleben, 1884).