Робертъ Борнсъ
МОСКВА.
Типографія Общ. распростран. полезн. книгъ, аренд. И. Кудиновымъ.
Моховая, прот. манежа, д. кн. Гагарина.[править]
Видѣніе.
У башни стоялъ я, у старыхъ развалинъ,
Поросшихъ стеблями травы;
Вдали раздавался, тревожно печаленъ,
Рыдающій окрикъ совы.
Царило безмолвье надъ спящею степью,
Лишь гдѣ-то кричала лиса,
И падали звѣзды огнистою цѣпью,
Собой бороздя небеса.
Рѣка омывала старинныя стѣны,
И мимо разрушенныхъ плитъ
Катилась къ утесамъ, гдѣ въ облакѣ пѣны
Потокъ не смолкая бурлитъ.
Въ холодномъ сіяньѣ, какъ легкія тѣни,
Какъ дымъ, улетающій въ высь, —
Во мглѣ вереницы туманныхъ видѣній
Стезею воздушной неслись.
Я голову поднялъ, — и вдругъ изъ ложбины,
Вперяя сверкающій взоръ,
Явился мнѣ призракъ, носившій старинный
Шотландскаго барда уборъ.
Вся мощь вѣковая родного народа
Свѣтилась въ чертахъ у него,
И явственно лозунгъ священный — свобода!
Виднѣлся на шлемѣ его.
Запѣлъ онъ, --такой вдохновенною силой
Была эта пѣсня полна,
Что мнилось: и взятыхъ на вѣки могилой
Для жизни разбудитъ она.
Восторженно пѣлъ онъ о дняхъ миновавшихъ,
О дняхъ наступившихъ — съ тоской,
И звукъ этихъ пѣсенъ, мнѣ въ сердце запавшихъ,
Остался на вѣки со мной.
О. Михайлова
Осенній туманъ.
Повѣяло первымъ дыханьемъ зимы; —
Покровомъ туманнымъ одѣлись холмы,
Скрывая бѣгущій въ долинѣ ручей.
Ни красокъ осеннихъ, ни яркихъ лучей!
Тоскливо поникнулъ безлиственный боръ;
Въ поляхъ, потерявшихъ зеленый уборъ,
Печально брожу я по листьямъ сухимъ,
Одной неотвязною думой томимъ,
Какъ время уходитъ, и день это дня
Преслѣдуетъ жребій суровый меня;
Какъ много я прожигъ, какъ тщетно я жилъ!
Какъ маю осталось и жизни и силъ, —
Какъ все измѣнили истекшіе дни
И узы какія порвали они!
Безпечно мы съ пѣснею въ гору идемъ,
Но грустно плетемся обратнымъ путемъ
Ужель за предѣлами жизни земной
Нѣтъ высшаго смысла и жизни иной?
О. Михайлова.
Въ грозу.
Мнѣ снилась долина, залитая блескомъ,
Весенняго полдня краса,
И рѣчка, бѣгущая съ радостнымъ плескомъ,
И пташекъ лѣсныхъ голоса.
Но вдругъ отдаленнаго грома угрозы,
Какъ стонъ пронеслись въ тишинѣ,
И вѣтви склонивъ, зашумѣли березы,
Грозя потемнѣвшей волнѣ…
Такъ было и въ жизни со мною когда-то:
Весенняго полдня лазурь
Смѣнили собою въ минуту заката —
Порывы суровые бурь.
Развѣяли бурные вихри собою
Цвѣтущее счастье мое,
И все жъ устоялъ я, какъ дубъ, подъ грозою.
И грудью встрѣчаю ее.
О. Михайлова.
Избранники.
Чѣмъ прекраснѣй она и нѣжнѣе
На высокомъ и тонкомъ стеблѣ —
Тѣмъ грозой налетѣвшей сильнѣе
Пригибаетъ лилёю къ землѣ.
Чѣмъ отраднѣй съ зарею румяной
Пѣсня птички въ лазури звенитъ —
Тѣмъ вѣрнѣй надъ добычей желанной
Черной точкой ястребъ кружитъ.
И чѣмъ дальше отъ насъ совершенство —
Тѣмъ къ себѣ неотступнѣй влечетъ;
Величайшее въ мірѣ блаженство
Величайшее горе несетъ.
О. Михайлова.
Желанное успокоеніе.
Стрѣла твоя, сразивъ жестоко
Любви моей и жизнь и цѣль,
Пронзила сердце мнѣ глубоко
И въ немъ трепещетъ и досель.
И вижу и безъ содраганья,
Какъ надъ поникшей головой
Изъ южной тучи грозовой
Сверкаетъ молніи сіянье.
Зову тебя, слѣпая сила!
Все, что живетъ, и все, что жило —
Тебя страшится и клянетъ;
Но я зову тебя, какъ друга,
Приди ко мнѣ; какъ гнетъ недуга,
Стряхни постылый жизни гнетъ!
Желанное успокоенье —
Когда придетъ оно, когда?
И сердца скорбнаго біенье
Въ гробу затихнетъ навсегда?
Въ чертахъ безжизненныхъ — ни страха
Ни горькихъ слезъ, ни мукъ былыхъ!
Могильный холодъ, царство праха
И сонъ въ объятіяхъ твоихъ!
О. Михайлова.