вается въ бѣлорусской поэзіи иногда такъ же ярко, какъ и въ малорусской. Совершенно не знакомое съ прекрасной украинской поэзіей, съ ея удивительной задушевностью, и мягкостью, съ свѣжестью ея юмора, наше общество, вѣроятно, съ удивленіемъ узнаетъ о существованіи нѣсколькихъ бѣлорусскихъ поэтовъ, произведения которыхъ, вѣроятно, стали бы очень замѣтны, если бы они были написаны на великорусскомъ языкѣ. А можетъ-быть бѣлорусскимъ поэтамъ и нечего было бы сказать намъ, еслибы они были пересажены на нашу почву: вѣдь поэзія расцвѣтаетъ лишь у себя дома, подъ своимъ небомъ, питаясь соками родной земли. Являясь выраженіемъ народнаго душевнаго склада, эта поэзія раскрываетъ намъ то самое святое, чѣмъ живетъ масса, чаще всего полусознательно. И какъ въ стихахъ и разсказахъ украинскихъ писателей мы видимъ мучительный вопросъ о судьбахъ "недержавныхъ" народностей, горячій призывъ къ нероднымъ сыновьямъ родной матери" вернуться домой, въ среду своего народа, страстное возмущеніе ренегатствомъ и мощное чувство любви къ милой родинѣ, такъ и въ бѣлорусской поэзіи эти ноты выступаютъ на первый планъ.
Въ послѣдние годы, какъ поэты, выдвинулись Янка Лучына (Иванъ Неслуховскій), авторъ сборника стиховъ "Вязанка" (1903), Мацей Крапіука, Эдзюкъ Будзька и многие другіе, помѣщающіе въ каждомъ номерѣ "Нашей Нівы" порою неискусные, мало оригинальные, но всегда горячіе, искренніе стихи, которые, навѣрное, находятъ широкій откликъ въ народныхъ массахъ. На первое место слѣдуетъ поставить трехъ поэтовъ: Янка Купалу ("Жалейка", 1908), Якуба Коласа ("Песьни-жальбы", 1910) и все болѣе выдающагося Максима Богдановича. Первые двое, какъ мнѣ сообщаютъ изъ Вильны, "дѣйствительно сыны народа, выросшіе въ мужицкой хатѣ, что даетъ намъ право въ ихъ душахъ видѣть проявленія души всего народа". Что касается послѣдняго, то, по опредѣленію того же лица, "это уже индивидуалистъ въ сопоставленіи съ двумя первыми. У него проглядываетъ нѣжная, особенно интеллигентная душа, и эта ея филигранность можетъ быть залогомъ развитія. Для уясненія его переживаній интересно знать нѣкоторыя данныя изъ его жизни: это - юноша восемнадцати-девятнадцати лѣтъ, гимназистъ восьмого класса, болѣзненный, сынъ бѣлорусса (раньше, кажется, народнаго учителя), переселившагося лѣтъ двадцать тому назадъ въ Нижній-Новгородъ, гдѣ Максимъ Богдановичъ и родился. Года два тому назадъ онъ случайно познакомился съ изданіями на бѣлорусскомъ языкѣ и пробудился въ національномъ отношеніи. Пробудившееся чувство отдаленія отъ родины, которой онъ никогда не видѣлъ, но о которой онъ зналъ отъ отца, равно какъ болѣзнь, и повліяли на созданіе этого новаго
