шили то въ формѣ, то въ содержаніи, что̀ вызывало болѣе или менѣе рѣзкія насмѣшки поэта (см. эпиграммы 4, 5, 6, 7, 8 и 11); съ другой стороны, собственныя стихотворенія Преширна навлекали на себя осужденія, преимущественно отъ литературныхъ старовѣровъ, смотрѣвшихъ враждебно на вводимыя имъ въ отечественную поэзію новыя формы и находившихъ какъ эти нововведенія, такъ и содержаніе его произведеній, по большей части эротическихъ, безнравственными. Были, повидимому, и такіе критики, которые находили, что лучше было бы ему писать по-нѣмецки, какъ некоторые другіе словѣны (ср. «Сонетный вѣнокъ» 6, въ посмертныхъ 9, особенно въ нѣмецкихъ 4). На эти обвиненія Преширнъ откликался не разъ, и на двухъ языкахъ (см. «Разныя стихотворенія» 3, гдѣ нападки литератора направлены именно на тѣ роды поэзіи, которые Преширнъ старался привить на словѣнской почвѣ, не исключая трагедіи, о чемъ ниже; также «Газели» 7, нѣм. 1, I—III и, можетъ-быть, «Пѣсни» 17 и «Баллады и романсы» 12). Не одобрилъ его и Копытарь, авторитетъ котораго онъ признавалъ въ дѣлѣ языка (эпігр. 18), но не поэзіи (ср. сонетъ 20). Самоувѣренность этого ученаго отмѣчена также въ эпиграммѣ 17. Но онъ притѣснялъ Преширна и «Пчелку», между прочимъ, также въ качествѣ главнаго цензора въ Вѣнѣ, и
шили то в форме, то в содержании, что вызывало более или менее резкие насмешки поэта (см. эпиграммы 4, 5, 6, 7, 8 и 11); с другой стороны, собственные стихотворения Преширна навлекали на себя осуждения, преимущественно от литературных староверов, смотревших враждебно на вводимые им в отечественную поэзию новые формы и находивших как эти нововведения, так и содержание его произведений, по большей части эротических, безнравственными. Были, по-видимому, и такие критики, которые находили, что лучше было бы ему писать по-немецки, как некоторые другие словены (ср. «Сонетный венок» 6, в посмертных 9, особенно в немецких 4). На эти обвинения Преширн откликался не раз, и на двух языках (см. «Разные стихотворения» 3, где нападки литератора направлены именно на те роды поэзии, которые Преширн старался привить на словенской почве, не исключая трагедии, о чём ниже; также «Газели» 7, нем. 1, I—III и, может быть, «Песни» 17 и «Баллады и романсы» 12). Не одобрил его и Копытарь, авторитет которого он признавал в деле языка (эпигр. 18), но не поэзии (ср. сонет 20). Самоуверенность этого учёного отмечена также в эпиграмме 17. Но он притеснял Преширна и «Пчелку», между прочим, также в качестве главного цензора в Вене, и
