|
[129]
Сонетный венок
I
Венок певец твой новый вьёт для света:
Пятнадцать в нём сонетов сплетено,
И магистраль, последнее звено,
Связует рифмы каждого сонета.
Три раза эта песня в нём пропета;
В нём звенья все: где кончилось одно,
Другое тем же с первым скреплено.
Венку подобно мышленье поэта.
Одной любви плоды его мечты;
Они, где ночью сон прервёт их ныне,
Начнутся завтра вновь на половине.
Ты магистраль мой, и твои черты
Я сохраню стихом и по кончине:
В нём будут жить любовь моя и ты.
[130]
II
В нём будут жить любовь моя и ты
Среди славян грядущих поколений,
Когда найду я отдых от мучений
Под ранней сенью гробовой плиты.
Тогдашних дней царицы красоты,
Услыша голос этих песнопений,
Постигнут цену верных увлечений
И будут чужды гордой суеты.
Дождется Крайна своего призыва,
Блеснут ей кротче звёзды с высоты,
И зацветёт поэзии в ней нива.
Быть может, рок спасёт мои листы,
Значенье их ещё пребудет живо:
Из сердца эти выросли цветы.
[131]
III
Из сердца эти выросли цветы:
Оно сдержать любви не может страстной.
Так Леонору Тассо[1] пел злосчастный;
С ним у меня есть общие черты.
Уста его невольной немоты
Печать хранили, но, молчать не властный,
Хоть сокровенно в песни сладкогласной
Он выражал влюблённые мечты.
Не стихнет пламень мой, пока привета
Я не прочту себе в твоих очах;
Но пред тобой уста смыкает страх.
Мучительность безмолвного запрета
Хотят в унылых выразить стихах
Признания несчастного поэта.
[132]
IV
Признания несчастного поэта
Разоблачают сердце всё до дна,
А в нём любовь бросает семена
Печальных песен, в коих ты воспета.
Ты — солнце им, причина их расцвета.
Но, милый луч, ни дома у окна,
Ни на прогулках ты мне не видна,
Ни в месте зрелищ, ни в забавах света.
По городу я, не жалея сил,
Скитался часто, но нигде предмета
Моих желаний взор не находил.
Один, в тоске я плачу без ответа.
Зато и песен звук моих уныл:
Они взошли в стране, где нет рассвета.
[133]
V
Они взошли в стране, где нет рассвета, —
Не в тех местах, где твой сияет взор,
Где все печали в нём найдут отпор,
Где скорбь душа забудет, им пригрета,
Там, где на лицах радость без завета,
Где замолкает внутренний раздор,
Где вдохновенью полный дан простор,
Где бодр и строен звук в груди поэта,
Где от любви все лучшие мечты,
Все блага сердца цвет дают нездешний,
Как вызывает листья воздух вешний.
Нет, не из тех краёв мои цветы:
Они всходили без поддержки внешней,
Их рост не знал дыханья теплоты.
[134]
VI
Их рост не знал дыханья теплоты:
На похвалу твою, о дорогая,
Чтоб расцвести, надежды возлагая,
Не чуяли, бедняжки, их тщеты.
Боюсь, что девы здесь и с ними ты,
Лишь по-немецки мысли выражая,
Холодные к дарам родного края,
Отвергнут эти скромные листы.
Камены[2] наши, нам самим постылы,
Досель в забвении жили, сироты;
Нам лишь чужие песни были милы.
Росли у нас поэзии цветы,
Как на вершинах, — редки и унылы;
Их окружали диких гор хребты.
[135]
VII
Их окружали диких гор хребты,
Как те, где пел в дали многовековой
Орфей народам Фракии суровой,
Чаруя лирой Гема[3] высоты.
О, если бы средь нашей пустоты
Посол небес, Орфей явился новый,
И нам и всем славянам вкруг готовый
Навеять их достойные мечты!
Когда бы в нас была им разогрета
Любовь к отчизне, смолкла бы вражда,
Слились бы все славяне навсегда,
Настало б царство мира и совета
И озарила радости звезда
Край буйных ветров, вечно чуждый лета!
[136]
VIII
Край буйных ветров, вечно чуждый лета —
Таков был наш, как стал нам незнаком
Твой, Само[4], дух, и веет над холмом
Твоим могильным ветер без запрета.
Прияли мзду раздора и навета
Отцы славян с Пипиновым[5] ярмом,
А дальше — смуты, мусульман погром[6]
Бой Витовца[7] — вот тех времен примета.
Нет счастья, нет славы боевой,
Нет подвигов, достойных восхваленья;
[137]
Без них замолкли звуки песпопенья.
И те цветы, что наш Парнас родной
Уже взрастил на месте запустенья,
Воспитаны стенаньем и слезой.
[138]
IX
Воспитаны стенаньем и слезой
И моего Парнаса эти розы:
Из-за любви к тебе лилися слёзы,
Из-за любви к отчизне дорогой.
Я знал: о благе матери родной
Теперь словенцу чужды стали грёзы;
В любви к тебе мне ум шептал угрозы,
Что мне нельзя любиму быть тобой.
Желал себе единой я награды,
Чтоб были славны вместе я и ты —
И в сладких песнях вылились мечты;
Желал я всем славянам, чтоб преграды
К их счастью пали — и мои цветы
Растут, но взору не дают отрады.
[139]
X
Растут, нo взору но дают отрады;
Так роза в дни февральского тепла
Вдруг оживёт и вот — уж зацвела,
И лепестки лучам весенним рады.
Но не найдёт она себе пощады,
Как дунет ветер, небо скроет мгла,
В траве сверкнёт морозная игла
И, побелев, завянут луг и гряды.
И мне сияло солнце красоты,
Лучами мне твои служили взгляды,
И принялись любви моей цветы.
То был обман: без солнца, без ограды
От непогод остались сироты;
Над ними туч скопилися громады.
[140]
XI
Над ними туч скопилися громады,
И жил все дни во мраке твой поэт;
Противна жизнь ему, надежды нет,
Лишь неудачи знал он и досады.
Как некогда Дианины обряды
Уму Ореста возвратили свет[8],
Так от тебя на страсть мою ответ
Больную грудь исполнил бы услады.
Исчез бесследно этот сон пустой;
Один лишь миг сиять пришлось надежде,
И стала ночь ещё темней, чем прежде.
С тех пор забыл я счастье и покой;
Моим ли розам в пышной быть одежде?
Зато теперь и вид у них больной.
[141]
XII
Зато теперь и вид у них больной;
В них нет ни силы, ни красы для взора.
Растут так скудно розы без призора
Средь камней стен развалины пустой.
Крапива душит их и целый рой
Презренных трав, ползущих из-под сора;
Но в сад попав, где много им простора,
Они природной зацветут красой.
Так близ тебя, близ солнца, близ отрады
Моей души могли бы веселей
Расти цветы поэзии моей;
И если хочешь ты, чтоб были рады
Они цвести во всей красе своей,
Пусть ясный луч пошлют твои им взгляды.
[142]
XIII
Пусть ясный луч пошлют твои им взгляды!
Дай мне вкусить очей благую мочь!
Они одни прогнать умеют ночь,
Вне их не знаю бурям я преграды.
Исчезнут все невзгоды и досады,
Забот оковы я отброшу прочь;
С тобою всё я в силах превозмочь,
В твоей любви за всё я жду награды.
Вновь будет ясен мрачный образ мой.
В груди надежда поселится снова,
Из уст живой поток польётся слова,
Начнётся в сердце новый жизни строй,
Отрадна станет дум моих основа,
И будет весел цвет их молодой.
[143]
XIV
И будет весел цвет их молодой,
Как завязь роз, когда прошли метели,
Дары весны природу разодели,
В лесу цветы белеют меж листвой,
Тепло на луг манит пчелиный рой,
Пастух с утра играет на свирели,
В кустах раскаты соловьиной трели,
Везде восторг и свежих сил прибой.
О, мне известно, что награда эта
Была б чрезмерна для цветов моих:
Лишь бы не в тягость был тебе мой стих!
Но всё же ты их не лишай привета:
Чтоб облегчить тоску свою, из них
Венок певец твой новый вьёт для света.
[144]
Магистрал.
XV
Венок певец твой новый вьёт для света:
В нём будут жить любовь моя и ты;
Из сердца эти выросли цветы,
Признания несчастного поэта.
Они взошли в стране, где нет рассвета,
Их рост не знал дыханья теплоты,
Их окружали диких гор хребты,
Край буйных ветров, вечно чуждый лета.
Воспитаны стенаньем и слезой,
Растут, но взору не дают отрады;
Над ними туч скопилися громады;
Зато теперь и вид у них больной.
Пусть ясный луч пошлют твои им взгляды,
И будет весел цвет их молодой.
|
|
Сканы, размещённые на Викискладе 
