Перейти к содержанию

Сонетный венок (Прешерн; Корш)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Сонетный венок
автор Франце Прешерн (1800—1849), пер. Ф. Корш (1843—1915)
Оригинал: словен. Sonetni venec. — Из сборника «Стихотворения Франца Преширна со словенского и немецкого подлинников». Источник: Индекс в Викитеке


[129]

Сонетный венок
I

Венок певец твой новый вьёт для света:
Пятнадцать в нём сонетов сплетено,
И магистраль, последнее звено,
Связует рифмы каждого сонета.

Три раза эта песня в нём пропета;
В нём звенья все: где кончилось одно,
Другое тем же с первым скреплено.
Венку подобно мышленье поэта.

Одной любви плоды его мечты;
Они, где ночью сон прервёт их ныне,
Начнутся завтра вновь на половине.
Ты магистраль мой, и твои черты
Я сохраню стихом и по кончине:
В нём будут жить любовь моя и ты.

[130]

II

В нём будут жить любовь моя и ты
Среди славян грядущих поколений,
Когда найду я отдых от мучений
Под ранней сенью гробовой плиты.

Тогдашних дней царицы красоты,
Услыша голос этих песнопений,
Постигнут цену верных увлечений
И будут чужды гордой суеты.

Дождется Крайна своего призыва,
Блеснут ей кротче звёзды с высоты,
И зацветёт поэзии в ней нива.
Быть может, рок спасёт мои листы,
Значенье их ещё пребудет живо:
Из сердца эти выросли цветы.

[131]

III

Из сердца эти выросли цветы:
Оно сдержать любви не может страстной.
Так Леонору Тассо[1] пел злосчастный;
С ним у меня есть общие черты.

Уста его невольной немоты
Печать хранили, но, молчать не властный,
Хоть сокровенно в песни сладкогласной
Он выражал влюблённые мечты.

Не стихнет пламень мой, пока привета
Я не прочту себе в твоих очах;
Но пред тобой уста смыкает страх.
Мучительность безмолвного запрета
Хотят в унылых выразить стихах
Признания несчастного поэта.

[132]

IV

Признания несчастного поэта
Разоблачают сердце всё до дна,
А в нём любовь бросает семена
Печальных песен, в коих ты воспета.

Ты — солнце им, причина их расцвета.
Но, милый луч, ни дома у окна,
Ни на прогулках ты мне не видна,
Ни в месте зрелищ, ни в забавах света.

По городу я, не жалея сил,
Скитался часто, но нигде предмета
Моих желаний взор не находил.
Один, в тоске я плачу без ответа.
Зато и песен звук моих уныл:
Они взошли в стране, где нет рассвета.

[133]

V

Они взошли в стране, где нет рассвета, —
Не в тех местах, где твой сияет взор,
Где все печали в нём найдут отпор,
Где скорбь душа забудет, им пригрета,

Там, где на лицах радость без завета,
Где замолкает внутренний раздор,
Где вдохновенью полный дан простор,
Где бодр и строен звук в груди поэта,

Где от любви все лучшие мечты,
Все блага сердца цвет дают нездешний,
Как вызывает листья воздух вешний.
Нет, не из тех краёв мои цветы:
Они всходили без поддержки внешней,
Их рост не знал дыханья теплоты.

[134]

VI

Их рост не знал дыханья теплоты:
На похвалу твою, о дорогая,
Чтоб расцвести, надежды возлагая,
Не чуяли, бедняжки, их тщеты.

Боюсь, что девы здесь и с ними ты,
Лишь по-немецки мысли выражая,
Холодные к дарам родного края,
Отвергнут эти скромные листы.

Камены[2] наши, нам самим постылы,
Досель в забвении жили, сироты;
Нам лишь чужие песни были милы.
Росли у нас поэзии цветы,
Как на вершинах, — редки и унылы;
Их окружали диких гор хребты.

[135]

VII

Их окружали диких гор хребты,
Как те, где пел в дали многовековой
Орфей народам Фракии суровой,
Чаруя лирой Гема[3] высоты.

О, если бы средь нашей пустоты
Посол небес, Орфей явился новый,
И нам и всем славянам вкруг готовый
Навеять их достойные мечты!

Когда бы в нас была им разогрета
Любовь к отчизне, смолкла бы вражда,
Слились бы все славяне навсегда,
Настало б царство мира и совета
И озарила радости звезда
Край буйных ветров, вечно чуждый лета!

[136]

VIII

Край буйных ветров, вечно чуждый лета —
Таков был наш, как стал нам незнаком
Твой, Само[4], дух, и веет над холмом
Твоим могильным ветер без запрета.

Прияли мзду раздора и навета
Отцы славян с Пипиновым[5] ярмом,
А дальше — смуты, мусульман погром[6]
Бой Витовца[7] — вот тех времен примета.

Нет счастья, нет славы боевой,
Нет подвигов, достойных восхваленья;

[137]

Без них замолкли звуки песпопенья.
И те цветы, что наш Парнас родной
Уже взрастил на месте запустенья,
Воспитаны стенаньем и слезой.

[138]

IX

Воспитаны стенаньем и слезой
И моего Парнаса эти розы:
Из-за любви к тебе лилися слёзы,
Из-за любви к отчизне дорогой.

Я знал: о благе матери родной
Теперь словенцу чужды стали грёзы;
В любви к тебе мне ум шептал угрозы,
Что мне нельзя любиму быть тобой.

Желал себе единой я награды,
Чтоб были славны вместе я и ты —
И в сладких песнях вылились мечты;
Желал я всем славянам, чтоб преграды
К их счастью пали — и мои цветы
Растут, но взору не дают отрады.

[139]

X

Растут, нo взору но дают отрады;
Так роза в дни февральского тепла
Вдруг оживёт и вот — уж зацвела,
И лепестки лучам весенним рады.

Но не найдёт она себе пощады,
Как дунет ветер, небо скроет мгла,
В траве сверкнёт морозная игла
И, побелев, завянут луг и гряды.

И мне сияло солнце красоты,
Лучами мне твои служили взгляды,
И принялись любви моей цветы.
То был обман: без солнца, без ограды
От непогод остались сироты;
Над ними туч скопилися громады.

[140]

XI

Над ними туч скопилися громады,
И жил все дни во мраке твой поэт;
Противна жизнь ему, надежды нет,
Лишь неудачи знал он и досады.

Как некогда Дианины обряды
Уму Ореста возвратили свет[8],
Так от тебя на страсть мою ответ
Больную грудь исполнил бы услады.

Исчез бесследно этот сон пустой;
Один лишь миг сиять пришлось надежде,
И стала ночь ещё темней, чем прежде.
С тех пор забыл я счастье и покой;
Моим ли розам в пышной быть одежде?
Зато теперь и вид у них больной.

[141]

XII

Зато теперь и вид у них больной;
В них нет ни силы, ни красы для взора.
Растут так скудно розы без призора
Средь камней стен развалины пустой.

Крапива душит их и целый рой
Презренных трав, ползущих из-под сора;
Но в сад попав, где много им простора,
Они природной зацветут красой.

Так близ тебя, близ солнца, близ отрады
Моей души могли бы веселей
Расти цветы поэзии моей;
И если хочешь ты, чтоб были рады
Они цвести во всей красе своей,
Пусть ясный луч пошлют твои им взгляды.

[142]

XIII

Пусть ясный луч пошлют твои им взгляды!
Дай мне вкусить очей благую мочь!
Они одни прогнать умеют ночь,
Вне их не знаю бурям я преграды.

Исчезнут все невзгоды и досады,
Забот оковы я отброшу прочь;
С тобою всё я в силах превозмочь,
В твоей любви за всё я жду награды.

Вновь будет ясен мрачный образ мой.
В груди надежда поселится снова,
Из уст живой поток польётся слова,
Начнётся в сердце новый жизни строй,
Отрадна станет дум моих основа,
И будет весел цвет их молодой.

[143]

XIV

И будет весел цвет их молодой,
Как завязь роз, когда прошли метели,
Дары весны природу разодели,
В лесу цветы белеют меж листвой,

Тепло на луг манит пчелиный рой,
Пастух с утра играет на свирели,
В кустах раскаты соловьиной трели,
Везде восторг и свежих сил прибой.

О, мне известно, что награда эта
Была б чрезмерна для цветов моих:
Лишь бы не в тягость был тебе мой стих!
Но всё же ты их не лишай привета:
Чтоб облегчить тоску свою, из них
Венок певец твой новый вьёт для света.

[144]

Магистрал.
XV

Венок певец твой новый вьёт для света:
В нём будут жить любовь моя и ты;
Из сердца эти выросли цветы,
Признания несчастного поэта.

Они взошли в стране, где нет рассвета,
Их рост не знал дыханья теплоты,
Их окружали диких гор хребты,
Край буйных ветров, вечно чуждый лета.

Воспитаны стенаньем и слезой,
Растут, но взору не дают отрады;
Над ними туч скопилися громады;
Зато теперь и вид у них больной.
Пусть ясный луч пошлют твои им взгляды,
И будет весел цвет их молодой.




Примечания переводчика

  1. Торквато Тассо, знаменитый итальянский поэт (1544—1595), был, говорят, влюблён в Леонору д’Эсте, сестру Альфонса II, герцога Феррарского. Впрочем, верность этого предания подвержена сильному сомнению.
  2. Музы.
  3. Haemus — древнее название Балкана. Там жил, по преданию, Орфей, увлекавший за собою своими песнями не только диких зверей, но и деревья.
  4. Создатель крупного славянского государства в VII в., которое он составил из Чехии, Моравии и соседних с ними земель после успешной борьбы с аварами и франками.
  5. Пипин Короткий, пользуясь раздорами юго-западных славян между собою и с соседями, подчинил их себе около 750 г.
  6. Турецкое нашествие в конце XIV в. и последовавшие за ним войны с турками.
  7. Ян Витовец, родом чех, замечательный полководец, удачно воевавший с немецким императором Фридрихом III, с мадьярами и поляками, служил сначала графам Цильским (в Штирии), потом Фридриху III, помогая ему в подавлении его врагов с не меньшим усердием, чем прежним своим господам. Умер около 1463 г.
  8. Орест, сын Агамемнона и Клитемнестры, за убиение своей матери был поражён безумием, но получил исцеление от упавшего с неба изваяния Артемиды (Дианы) в Тавриде (Крыму), где жрицей оказалась его сестра Ифигения.