|
[129]
Сонетный вѣнок
I
Вѣнокъ пѣвецъ твой новый вьетъ для свѣта:
Пятнадцать въ немъ сонетовъ сплетено,
И магистраль, послѣднее звено,
Связуетъ риѳмы каждаго сонета.
Три раза эта пѣсня въ немъ пропѣта;
Въ немъ звенья всѣ: гдѣ кончилось одно,
Другое тѣмъ же съ первымъ скрѣплено.
Вѣнку подобно мышленье поэта.
Одной любви плоды его мечты;
Онѣ, гдѣ ночью сонъ прерветъ ихъ нынѣ,
Начнутся завтра вновь на половинѣ.
Ты магистраль мой, и твои черты
Я сохраню стихомъ и по кончінѣ:
Въ немъ будутъ жить любовь моя и ты.
[130]
II
Въ немъ будутъ жить любовь моя и ты
Среди славянъ грядущихъ поколѣній,
Когда найду я отдыхъ отъ мученій
Подъ ранней сѣнью гробовой плиты.
Тогдашнихъ дней царицы красоты,
Услыша голосъ этихъ пѣснопѣній,
Постигнутъ цѣну вѣрныхъ увлеченій
И будутъ чужды гордой суеты.
Дождется Крайна своего призыва,
Блеснутъ ей кротче звѣзды съ высоты,
И зацвѣтетъ поэзіи въ ней нива.
Быть можетъ, рокъ спасетъ мои листы,
Значенье ихъ еще пребудетъ живо:
Изъ сердца эти выросли цвѣты.
[131]
III
Изъ сердца эти выросли цвѣты:
Оно сдержать любви не можетъ страстной.
Такъ Леонору Тассо[1] пѣлъ злосчастный;
Съ нимъ у меня есть общія черты.
Уста его невольной нѣмоты
Печать хранили, но, молчать не властный,
Хоть сокровенно въ пѣсни сладкогласной
Онъ выражалъ влюбленныя мечты.
Не стихнетъ пламень мой, пока привѣта
Я не прочту себѣ въ твоихъ очахъ;
Но предъ тобой уста смыкаетъ страхъ.
Мучительность безмолвнаго запрета
Хотятъ въ унылыхъ выразить стихахъ
Признанія несчастнаго поэта.
[132]
IV
Признанія несчастнаго поэта
Разоблачаютъ сердце все до дна,
А въ немъ любовь бросаетъ сѣмена
Печальныхъ пѣсенъ, въ коихъ ты воспѣта.
Ты — солнце имъ, причина ихъ расцвѣта.
Но, милый лучъ, ни дома у окна,
Ни на прогулкахъ ты мнѣ не видна,
Ни въ мѣстѣ зрѣлищъ, ни въ забавахъ свѣта.
По городу я, не жалѣя силъ,
Скитался часто, но нигдѣ предмета
Моихъ желаній взоръ не находилъ.
Одінъ, въ тоскѣ я плачу безъ отвѣта.
Зато и пѣсенъ звукъ моихъ унылъ:
Онѣ взошли въ странѣ, гдѣ нѣтъ разсвѣта.
[133]
V
Онѣ взошли въ странѣ, гдѣ нѣтъ разсвѣта, —
Не въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ твой сіяетъ взоръ,
Гдѣ всѣ печали въ немъ найдутъ отпоръ,
Гдѣ скорбь душа забудетъ, имъ пригрѣта,
Тамъ, гдѣ на лицахъ радость безъ завѣта,
Гдѣ замолкаетъ внутренній раздоръ,
Гдѣ вдохновенью полный данъ просторъ,
Гдѣ бодръ и строенъ звукъ въ груди поэта,
Гдѣ отъ любви всѣ лучшія мечты,
Всѣ блага сердца цвѣтъ даютъ нездѣшній,
Какъ вызываетъ листья воздухъ вешній.
Нѣтъ, не изъ тѣхъ краевъ мои цвѣты:
Они всходили безъ поддержки внѣшней,
Ихъ ростъ не зналъ дыханья теплоты.
[134]
VI
Ихъ ростъ не зналъ дыханья теплоты:
На похвалу твою, о дорогая,
Чтобъ расцвѣсти, надежды возлагая,
Не чуяли, бѣдняжки, ихъ тщеты.
Боюсь, что дѣвы здѣсь и съ ними ты,
Лишь по-нѣмецки мысли выражая,
Холодныя къ дарамъ родного края,
Отвергнутъ эти скромные листы.
Камены[2] наши, намъ самимъ постылы,
Досель въ забвеньи жили, сироты;
Намъ лишь чужія пѣсни были милы.
Росли у насъ поэзіи цвѣты,
Какъ на вершинахъ, — рѣдки и унылы;
Ихъ окружали дикихъ горъ хребты.
[135]
VII
Ихъ окружали дикихъ горъ хребты,
Какъ тѣ, гдѣ пѣлъ въ дали многовѣковой
Орфей народамъ Ѳракіи суровой,
Чаруя лирой Гема[3] высоты.
О, если бы средь нашей пустоты
Посолъ небесъ, Орфей явился новый,
И намъ и всѣмъ славянамъ вкругъ готовый
Навѣять ихъ достойныя мечты!
Когда бы въ насъ была имъ разогрѣта
Любовь къ отчизнѣ, смолкла бы вражда,
Слились бы всѣ славяне навсегда,
Настало бъ царство мира и совѣта
И озарила радости звѣзда
Край буйныхъ вѣтровъ, вѣчно чуждый лѣта!
[136]
VIII
Край буйныхъ вѣтровъ, вѣчно чуждый лѣта —
Таковъ былъ нашъ, какъ сталъ намъ незнакомъ
Твой, Само[4], духъ, и вѣетъ надъ холмомъ
Твоимъ могильнымъ вѣтеръ безъ запрета.
Пріяли мзду раздора и навѣта
Отцы славянъ съ Пипиновымъ[5] ярмомъ,
А дальше — смуты, мусульманъ погромъ[6]
Бой Витовца[7] — вотъ тѣхъ временъ примѣта.
Нѣтъ счастія, нѣтъ славы боевой,
Нѣтъ подвиговъ, достойныхъ восхваленья;
[137]
Безъ нихъ замолкли звуки пѣспопѣнья.
И тѣ цвѣты, что нашъ Парнасъ родной
Уже взрастилъ на мѣстѣ запустѣнья,
Воспитаны стенаньемъ и слезой.
[138]
IX
Воспитаны стенаньемъ и слезой
И моего Парнаса эти розы:
Изъ-за любви къ тебѣ лилися слезы,
Изъ-за любви къ отчизнѣ дорогой.
Я зналъ: о благѣ матери родной
Теперь словѣнцу чужды стали грезы;
Въ любви къ тебѣ мнѣ умъ шепталъ угрозы,
Что мнѣ нельзя любиму быть тобой.
Желалъ себѣ единой я награды,
Чтобъ были славны вмѣстѣ я и ты —
И въ сладкихъ пѣсняхъ вылились мечты;
Желалъ я всѣмъ славянамъ, чтобъ преграды
Къ ихъ счастью пали — и мои цвѣты
Растутъ, но взору не даютъ отрады.
[139]
X
Растутъ, нo взору но даютъ отрады;
Такъ роза въ дни февральскаго тепла
Вдругъ оживетъ и вотъ — ужъ зацвѣла,
И лепестки лучамъ весеннимъ рады.
Но не найдетъ она себѣ пощады,
Какъ дунетъ вѣтеръ, небо скроетъ мгла,
Въ травѣ сверкнетъ морозная игла
И, побѣлѣвъ, завянутъ лугъ и гряды.
И мнѣ сіяло солнце красоты,
Лучами мнѣ твои служили взгляды,
И принялись любви моей цвѣты.
То былъ обманъ: безъ солнца, безъ ограды
Отъ непогодъ остались сироты;
Надъ ними тучъ скопилися громады.
[140]
XI
Надъ ними тучъ скопилися громады,
И жилъ всѣ дни во мракѣ твой поэтъ;
Противна жизнь ему, надежды нѣтъ,
Лишь неудачи зналъ онъ и досады.
Какъ нѣкогда Діанины обряды
Уму Ореста возвратили свѣтъ[8],
Такъ отъ тебя на страсть мою отвѣтъ
Больную грудь исполнилъ бы услады.
Исчезъ безслѣдно этотъ сонъ пустой;
Одинъ лишь мигъ сіять пришлось надеждѣ,
И стала ночь еще темнѣй, чѣмъ прежде.
Съ тѣхъ поръ забылъ я счастье и покой;
Моимъ ли розамъ въ пышной быть одеждѣ?
Зато теперь и видъ у нихъ больной.
[141]
XII
Зато теперь и видъ у нихъ больной;
Въ нихъ нѣтъ ни силы, ни красы для взора.
Растутъ такъ скудно розы безъ призора
Средь камней стѣнъ развалины пустой.
Крапива душитъ ихъ и цѣлый рой
Презрѣнныхъ травъ, ползущихъ изъ-подъ сора;
Но въ садъ попавъ, гдѣ много имъ простора,
Онѣ природной зацвѣтутъ красой.
Такъ близь тебя, близь солнца, близь отрады
Моей души могли бы веселѣй
Расти цвѣты поэзіи моей;
И если хочешь ты, чтобъ были рады
Они цвѣсти во всей красѣ своей,
Пусть ясный лучъ пошлютъ твои имъ взгляды.
[142]
XIII
Пусть ясный лучъ пошлютъ твои имъ взгляды!
Дай мнѣ вкусить очей благую мочь!
Они одни прогнать умѣютъ ночь,
Внѣ ихъ не знаю бурямъ я преграды.
Исчезнутъ всѣ невзгоды и досады,
Заботъ оковы я отброшу прочь;
Съ тобою все я въ силахъ превозмочь,
Въ твоей любви за все я жду награды.
Вновь будетъ ясенъ мрачный образъ мой.
Въ груди надежда поселится снова,
Изъ устъ живой потокъ польется слова,
Начнется въ сердцѣ новый жизни строй,
Отрадна станетъ думъ моихъ основа,
И будетъ веселъ цвѣтъ ихъ молодой.
[143]
XIV
И будетъ веселъ цвѣтъ ихъ молодой,
Какъ завязь розъ, когда прошли метели,
Дары весны природу разодѣли,
Въ лѣсу цвѣты бѣлѣютъ межъ листвой,
Тепло на лугъ манитъ пчелиный рой,
Пастухъ съ утра играетъ на свирѣли,
Въ кустахъ раскаты соловьиной трели,
Вездѣ восторгъ и свѣжихъ силъ прибой.
О, мнѣ извѣстно, что награда эта
Была бъ чрезмѣрна для цвѣтовъ моихъ:
Лишь бы не въ тягость былъ тебѣ мой стихъ!
Но все же ты ихъ не лишай привѣта:
Чтобъ облегчить тоску свою, изъ нихъ
Вѣнокъ пѣвецъ твой новый вьетъ для свѣта.
[144]
Магистралъ.
XV
Вѣнокъ пѣвецъ твой новый вьетъ для свѣта:
Въ немъ будутъ жить любовь моя и ты;
Изъ сердца эти выросли цвѣты,
Признанія несчастнаго поэта.
Они взошли въ странѣ, гдѣ нѣтъ разсвѣта,
Ихъ ростъ не зналъ дыханья теплоты,
Ихъ окружали дикихъ горъ хребты,
Край буйныхъ вѣтровъ, вѣчно чуждый лѣта.
Воспитаны стенаньемъ и слезой,
Растутъ, но взору не даютъ отрады;
Надъ ними тучъ скопилися громады;
Зато теперь и видъ у нихъ больной.
Пусть ясный лучъ пошлютъ твои имъ взгляды,
И будетъ веселъ цвѣтъ ихъ молодой.
|
|
Сканы, размещённые на Викискладе