[243]
СЦЕНА ИЗЪ «ТАССО».
Маддало, придворный. Пинья, министръ.
Мальпильіо, поэтъ. Альбано, придверникъ.
Маддало.
Не принимаетъ Герцогъ! Вы сказали:
Графъ Маддало съ нимъ хочетъ говорить?
[244]
Пинья.
Вы доложили Свѣтлости его,
Что съ важными бумагами пришелъ я
Которыя онъ долженъ подписать?
Мальпильіо.
Не знаетъ Герцогиня Леонора,
Что въ честь ея я написалъ сонетъ,
Гдѣ Адонисъ прославленъ и Венера.
Не слѣдовало денегъ брать съ меня,
Разъ вы услуги мнѣ не оказали.
Альбано.
По истинѣ я ей сказалъ объ этомъ,
И молвила она въ отвѣтъ съ улыбкой:
«О, скромная Поэзія, когда
«Венера—я, ты будешь Адонисомъ,
«Котораго я пламенно люблю,
«А онъ—тотъ дикій вепрь изъ Эриманта,
«Что ранилъ Адониса». О, повѣрьте,
Синьоръ Мальпильіо, улыбки эти,
И эти наклоненья головы
Свидѣтельствомъ благоволенья были
И стоили цехина.
Мальпильіо.
Смыслъ двойной
Въ такихъ словахъ, я ихъ не понимаю.
Ея улыбки были не ко мнѣ.
Пинья.
Чѣмъ заняты ихъ Свѣтлости?
Альбано.
Какимъ-то
Таинственнымъ и страннымъ разговоромъ.
Ко лбу прижавши палецъ, губы сжавъ,
[245]
Сидѣлъ, склонившись, Герцогъ, а Принцесса
Сидѣла въ углубленьи, у окна,
И я не могъ ея лица увидѣть;
Но руки на колѣняхъ были сжаты,
На нихъ виднѣлись жилки голубыя,
И, блѣдныя какъ свѣтъ, они дрожали—
Тамъ также былъ и Тассо молодой.
Маддало.
Ты видишь: съ обожаемаго неба
Которому ты молишься, улыбки
Ты совлекаешь, но не на себя.
Мальпильіо.
О, пусть того, кого они коснутся,
Они, какъ пламя жаркихъ молній, жгутъ!
