Лет десять перед тем, искуснейший работник
Был дядя Элоа, по ремеслу же плотник;
И он, хотя ему минуло шестьдесят,
Работы не бросал, и делю шло на лад: 5 На всех постройках он известен был недаром.
Но прошлой осенью он поражён ударом
Внезапно был, и тут он сразу одряхлел.
С чего б? Не пьяница он был и не бездельник,
И даже не справлял ни разу понедельник, 10 А вот стряслось, — и он остался не у дел —
Хромой, с отнявшеюся левой стороною.
И вслед за этою нежданною бедою,
Чтоб только сохранить и угол, и кусок —
А скоро ль справишься с подобною задачей? — 15 Он рад был сделаться афишею ходячей.
Вы знаете его, не правда ли? И мог Из нас на улице его увидеть каждый. Сегодня встретился с беднягою я дважды. Он двигался — меж рам громадных заключён 20 Из грубого холста, где был изображён Малютка шляпочник, с улыбкою нахальной Глядящий в публику, со шляпой колоссальной В руке, помеченной: «семь франков, пятьдесят»… Но — шутки в сторону. На мой привычный взгляд 25 Он жалок, со своей наружностью почтенной, С какой ученики святых обыкновенно Рисуют; жалок он, новейший вечный жид. И грех над бедняком глумиться злополучным, Ведь он, — он не смотря на свой почтенный вид 30 И добрые глаза, животным сделан вьючным.
Он беден, немощен и стар, а потому
Имеет он втройне права на уваженье
И сам я никогда не в силах был к нему
Иначе отнестись, как с чувством сожаленья 35 Глубокого, — к нему, кто одарён душой,
Как люди прочие, душой такой же самой,
И кто навьюченный расписанной рекламой,
Что так не вяжется с седою бородой —
Хромая, странствует весь день по тротуарам. 40 И неудачником интересуясь старым,
Прошедшею весной я свёл знакомство с ним.
Однажды вечером я, проходя бульваром Гренельским, сумрачным, отцветшим и пустым, Его увидел там сидящим одиноко. 45 Должно быть, перед тем, как побрести в свою Каморку на ночлег — присел он на скамью. Заметив, что его жалею я глубоко, Он вспыхнул и блеснул его потухший взор… Он деньги оттолкнул; но тотчас разговор, 50 Переменив, успел я с гордостью тревожной Бедняги, кое-как поладить: — С коньяком Хоть чашку кофе, да? Уж это, право можно… Вот кстати ресторан и с садиком. Зайдём…
55 Сев под акацией невзрачной ресторана,
Разговорились мы, и с первого стакана
Старик мне выказал доверие. Умён
И честен, истинный Парижа сын, философ,
Касавшийся порой общественных вопросов, 60 Таков был Элоа́, и вот как начал он:
— Сказать поистине — так не имеем права Мы, пролетарии, на старость. Лучше право, Мне было б, если б я, свалившися с лесов, Убился до смерти. Но верно уж таков 65 Мой жребий, и притом я в жизни не был пьяным. На горе, старики живут с упорством странным. И ты, из-за куска, на всякий труд готов. Обвешан массою гигантских объявлений, Где публикуется о ряде представлений 70 Заезжих клоунов, о новых порошках — Брожу я без конца во всякую погоду И к вечеру едва держуся на ногах, Как кляча, целый день таскающая воду. Зато — три франка в день, притом же на харчах 75 Хозяйских, и живёшь, с единственным желаньем Скорее умереть, но всё-таки гордясь, Что не протягивал руки за подаяньем.
— Я жалуюся вам, а может быть сейчас
Подумаете вы, что участью своею 80 Довольный, без стыда я примиряюсь с нею,
И мне не так ещё живется тяжело,
Как многим? Но когда причины, по которым
Противным стало мне такое ремесло,
Я выскажу, тогда… Заняться разговором 85 Со мной хотели вы… Поговорим. Так вот
Когда я странствую, раздумие берёт
Ужасное меня о том, что большей частью
Распространяю я бессовестную ложь, 90 Ведущую к вреду и к общему несчастью,
Что тем, которые обманут ни за грош
Доверье публики, я в этом хоть невольно
Обязан помогать… Да, смейтеся! Но больно
Тому, кто честен сам и в том лишь виноват, 95 Что в жизни испытал несчастий целый ряд —
Быть вывеской живой воров и шарлатанов.
Афиша! Гласность! Ах, всё это, — ряд обманов,
Которые собой лишь губят бедняков.
В прошедшем месяце ходил я с объявленьем 100 Газеты, одного из уличных листков, Торгующей семь раз в неделю «обличеньем» И гневом пламенным и льющей без конца Яд злобы мелочной и зависти в сердца Предместья жителей. Вы знаете, что́ это? 105 Опортюнистская, продажная газета, Которая, то льстит народу, то над ним Глумится, от одних переходя к другим С завидной лёгкостью. Мне сделалось известным, Как подстрекательством двусмысленно бесчестным 110 Подобные листки приносят страшный вред. Во дни коммуны, — да, теперь уж двадцать лет Исполнилось тому, — мой сын, — он малым честным Был от рождения, но с пылкой головой, — Увлёкся до того газеткою такой, 115 Что вскоре получил и звание сержанта У инсургентов. Он захвачен был и пал Под пулями, а тот, который подстрекал Других, остался цел, и этого же франта Теперь и не узнать: в сановники попал. 120 Проклятие! Всегда, при каждой «утке» новой — Серьезно или нет — но возбуждать готовой Все страсти худшие, я думаю с тоской И ужасом в душе, толкаясь меж толпой Бульварною, с моей афишею ужасной,
125 Что этот лист её, большой и яркокрасный, Запачкан весь в крови ребёнка моего!…
— Афиша! Чёрт возьми! Сплошное воровство!
Я знаю хорошо финансовые штуки,
Я знаю, как дельцы нагреть готовы руки, 130 Мороча простаков! Громаднейший процент
И обеспеченье, и крупный дивиденд!
Всё громкие слова: кредит, контора, касса,
На что и ловится доверчивая масса,
Тужащая потом о скопленных грошах. 135 Три месяца назад вы помните ли крах
«Трансатлантической компании»? Скандальный,
Постыднейший обман! А сам банкрот нахальный.
Поверите ль, его встречаю я на днях
В коляске, в обществе разряженной кокотки! 140 Всё поглощают их прожорливые глотки.
И, право для того, чтоб на груди своей
И на спине таскать в теченье целых дней
Наиглупейшие афиши с именами
Воров, — для этого, скажу я между нами, 145 Быть надо бедняком и не иметь угла.
Я ненавижу их за то, что много зла Мне сделали они, проклятые… Когда-то С покойной моей Клеманс почти богато Мы зажили. Я сам работал словно вол, 150 Хозяйка же была большою мастерицей. Сынка лишились мы, но дочери пошёл Шестнадцатый; она ходила ученицей К цветочнице, и я, хоть не был богачом, Но всё же, сколотив пять тысяч, — ни о чём 155 Не беспокоился, считая, что в сорочке Я родился. Тут всё: приданое для дочки И обеспеченье под старость. Вечерком, Усевшись при огне, обзавестись домком Порой мечтали мы, желая сбереженья 160 Удвоить и смотря вперёд без опасенья. Мы долго прятали билеты под футляр Старинный от часов. Но вышел циркуляр «Морского общества» — ещё обман скандальный, Которому успех сулили колоссальный, 165 И соблазнилася покойница!.. Увы, Всего в шесть месяцев — как думаете вы? Всё сплыло, до-чиста… Не вынесла бедняжка И душу отдала… Недаром очень тяжко Бывает мне, когда в скитаниях моих 170 Я должен помогать успеху биржевых Мошеннических штук. Но знаете, порою Бывали случаи, когда казалось мне Такое ремесло ужаснее вдвойне. 175 В те дни, когда ходил с афишей я большою Изображающей танцовщицу, с ногою Высоко поднятой, с улыбкой на губах И с объявлением внизу о вечерах Увеселительных в одном саду публичном! 180 К вам отношуся я с доверьем необычным И вам доверю я несчастье моё — Стыд дочери. Ведь я оплакивал её Сильнее, чем её скончавшегося брата: Он умер, а она погибла без возврата. 185 Я, знаете, вдовел, а материнский взор Ведь нужен, чтоб иметь за дочкою надзор. Притом же в мастерской порядочных немного, Примеры… И легко пойти дурной дорогой С красивым личиком… Её вчерашний день 190 В коляске встретил я, со шляпкой набекрень Надетою. Она в Булонский лес катила И многих на себя вниманье обратила…
Ужасно! У меня, при мысли о садах
Публичных, как «Эден» темнеет всё в глазах 195 И тут едва могу сдержаться я от стона.
В каком-нибудь из них — быть может дочь моя,
И, Боже праведный! — ведь созываю я
Сам посетителей развратного притона!
— Я открываюсь вам, как пред духовником, 200 Спасибо сударь вам, спасибо за вниманье, С каким вы слушали моё повествованье. Да, если б говорил богатый с бедняком Почаще, от него порой о многом слыша — То легче б нам жилось. Нет, денег не возьму 205 Я ваших ни за что, но человек афиша Кем вы не брезгали, вас просит, чтоб ему Пожали руку вы, и с чувством состраданья Чтоб сохранили вы о нём воспоминанье… —
Он удалился. Ночь, прозрачна и ясна 210 Спустилась, и небес глубоких вышина
Блеснула звёздами, а в думы погружённый,
Я всё ещё сидел, рассказом потрясён
И полон жалости ко всем, кто угнетён
Себе подобными. Старик, всего лишённый 215 Безжалостно, кому пришлося перенесть, Как взяли у него: кровь, золото и честь, Он показавший мне на этом объявленье Смерть сына, дочери позор, и разоренье Семьи своей, — он знать желал бы, господа 220 Сенаторы, и вы, народа депутаты, О благе общества кричащие всегда — Зачем страдают те, кто в том не виноваты И в этом ли — прогресс великий наших дней?..
И словно для того, чтоб мне ещё сильней 225 Собой навеять грусть — вон там, из отдалённой
Казармы, в тишине послышался смягчённый
И чистый звук рожка, игравшего сигнал.
И к небу чуждому житейской нашей муки,
Где в яркой синеве созвездий рой сиял 230 Неслися медленно тоскующие звуки…
