X. Японский язык. Я. язык принадлежит к числу языков многосложных, но при современном состоянии сравнительного языкознания не представляется еще возможным точно установить его положение среди языков этой группы. Ближе всего Я. язык стоит к языку населения Ликейских о-вов, который, как показали исследования известного японолога Чэмбэрлена, должен рассматриваться как одно из наречий Я. языка, хотя в настоящее время эти языки, путем самостоятельного развития, настолько разошлись, что японцы в сношениях с жителями названных островов должны прибегать к услугам переводчиков. Из других языков более всего приближается к Я. языку корейский. В связи с вопросом о происхождении японцев высказывались предположения о родстве их языка как с корейским, так и с малайским, но теория эта не может считаться доказанной; аналогичные явления в этих языках наблюдаются не в такой мере, чтобы можно было заключить о сколько-нибудь близком их родстве. Главнейшим свойством Я. языка является его агглютинативность, что, вместе с другими грамматическими особенностями, побудило исследователей отнести его к урало-алтайской группе, наряду с языками тунгузскими, монгольским, турецко-татарскими, корейским и др. Фонетика японского языка отличается сравнительной простотой. Слоги в японской речи состоят из гласного или согласного с последующим гласным; после гласного, из согласных может следовать лишь н, которое иногда (перед небными) переходит в м. Гласные звуки: а, э, и, о и у; кроме того, есть долгие гласные о и у (другие гласные очень редко бывают долгими), происшедшие от слияния двух кратких гласных. И и у часто едва слышатся в произношении, особенно в конце слов. Имеются также двугласные. Из согласных отсутствует л (l). Согласные часто удваиваются в произношении. Если слово, начинающееся глухим согласным, присоединяется к другому сзади для образования сложного слова, то глухой согласный переходит в звонкий (ч, ш в дж, дз; ф и х в б; к в г; с, ц в з, дз, т в д). Такой переход носит название нигори. Для образования слов и грамматических форм служат послелоги или частицы, присоединяемые к концу основы агглютинативным путем, причем корень остается неизменным. В Я. языке можно наблюдать некоторое начало флективности; так например, в глаголе оку (класть), основами спряжения являются оку, оки, окэ, ока, при чем корень ок не имеет самостоятельного значения; равным образом и суффиксы у, и, э и а не придают ему такого значения, а служат лишь для образования основ, от которых образуются глагольные формы. Такое уклонение Я. языка в сторону флективности представляет, однако, исключительное явление, обыкновенно же всякий корень представляет собой самостоятельное слово; такими же самостоятельными словами являлись или же являются доныне и упомянутые послелоги или частицы (все они — имена), при чем они в свою очередь могут также принимать послелоги. Префиксы совершенно отсутствуют. Частей речи собственно две — имена и глагол; все неизменяемые у нас части речи, в том числе и частицы производства (суффиксы, послелоги), заменяются у японцев именами; с течением времени однако, замечается утрата некоторыми именами их прежнего значения и переход их в чисто служебные слова (суффиксы, послелоги и т. д.). Глагольные формы имеют своей целью не столько точно обозначить время действия, сколько его возможность, неизбежность и тому подобные оттенки. Лицо и число особыми формами не выражаются. По основному закону Я. синтаксиса определение всегда предшествует тому, что оно определяет; подлежащее со своими определениями ставится на первом месте, сказуемое, предшествуемое дополнениями и обстоятельственными словами — на втором. Слова, заменяющие наши предлоги, ставятся после слов, которыми они управляют. Подчиненные предложения, в силу того же основного закона, предшествуют подчиняющему. В лексическом составе Я. языка можно отметить большое обилие разного рода почетных названий, которые в значительной степени вытеснили из употребления личные местоимения. Отсутствуют в японском языке олицетворения отвлеченных понятий; так напр., вместо выражения: «отчаяние побудило меня сделать» японец скажет: «потеряв надежду, я сделал». Крайне беден Я. язык союзами; этот недостаток устраняется широким употреблением деепричастных форм. В разных местностях Японии наблюдаются различия в произношении слов, но, в общем, настолько несущественные, что жители всего Японского архипелага свободно понимают друг друга. Наибольший интерес с филологической точки зрения представляют наречия крайнего юга и запада, в которых сохранилось много архаических форм. В самом южном из этих наречий — сацумском — звук p заменяется, особенно в начале слов, звуком дз; в конце гласные большей частью не слышатся. На севере и на крайнем западе придыхание h (х) переходит в ф (Hirado — Firado). Несмотря на отсутствие крупных диалектических особенностей в живой речи, изучение японского языка представляет значительные затруднения ввиду постоянного проникновения в речь образованных классов китайских слов и существования сильно разнящегося от живой речи «письменного» языка, который употребляется ныне в книгах, газетах и даже частной переписке. Создались эти явления под влиянием китайской иероглифической письменности, которую японцы усвоили себе около 400 г. по Р. Хр. Китайские иероглифы были введены в Японию без всяких изменений, при чем, так же, как и в Китае, служили для выражения целых понятий. Так как Я. язык в общем очень богат по своему лексическому составу, то японцы первоначально мало обращали внимания на китайское чтение иероглифов и выражаемые ими понятия передавали словами своего языка. Дело было просто, пока речь шла о простых понятиях и предметах; но оно осложнилось весьма сильно, когда японцы столкнулись с отвлеченными понятиями, наприм. философскими, принесенными буддизмом, конфуцианством и др. Оказалось, что одни и те же китайские иероглифы служат для изображения самых разнообразных понятий, которые в Я. языке выражаются различными словами; таким образом одному и тому же иероглифу часто пришлось давать различные Я. чтения (иногда по несколько), в зависимости от его значения в данном случае; нередко в Я. языке не оказывалось подходящего слова для выражения чуждых ему понятий, связанных с китайскими иероглифами. При таких условиях стали возникать весьма часто недоумения, для устранения которых японцам пришлось постепенно усваивать (для того или иного иероглифа или же только для того или другого из его значений) китайские чтения иероглифов. Обыкновенно эти чтения подвергались некоторому изменению, сообразно с духом японской фонетики; кроме того, они были усвоены японцами из различных китайских диалектов, которые представляют весьма крупные различия, и некоторые иероглифы у японцев получили, соответственно этому, различные чтения. Так, китайский иероглиф жэнь (человек) у японцев имеет чтения дзин и нин. Существует 3 главных чтения иероглифов: го-он, возникшее применительно к говору удела Го (центром этого удела — по-китайски У — служил Нанкин), откуда Япония получила буддизм и первые книги на китайском языке; кан-он — применительно к официальному языку Ханьской династии Китая, и тоhин сообразно произношению Танской династии; чтение тоhин проникло в Японию в XVII в. и еще не получило широкого распространения. При таких условиях в японских словарях для иероглифов обыкновенно приводится по несколько (до 12) китайских чтений и вместе с тем ряд (иногда до 30) японских слов, которыми передаются различные значения иероглифов. Знание всех этих чтений и значений для практических целей не представляется необходимым; даже вполне образованные японцы знакомы обыкновенно с каким-нибудь одним китайским чтением и сравнительно редко с двумя; из японских слов, соответствующих известному иероглифу, им известны только более употребительные, чаще всего только по одному на иероглиф; есть и такие иероглифы, которые имеют только китайское чтение, без перевода на японский язык. Вначале с китайскими чтениями в Японии, как и в Китае, не связывалось определенное, специфическое значение, но с течением времени некоторые из них (особенно когда нельзя было подыскать соответствующего японского слова) стали получать определенное, понятное при произношении для японца значение и, как таковые, переходили постепенно из письменности в живую речь. Число таких китайских чтений иероглифов, которые усваиваются японским языком, постепенно возрастает. Из китайского языка берутся японцами слова для обозначения новых предметов и понятий, с которыми они знакомятся при усвоении европейской цивилизации. Кроме того, при широком распространении иероглифической письменности не только нужда, но и мода заставляет отдавать предпочтение словам китайского происхождения и считать их более научными и современными. Поэтому не должно казаться удивительным сообщение некоторых исследователей, что китайские слова постепенно вытесняют настоящие японские, вследствие чего речь образованных классов все более удаляется от языка простого народа. Такая эволюция в живой речи совершается быстрее, чем в языке книжном или письменном. Излагая свои мысли на бумаге, японец пользуется в значительной степени уже устаревшим, средневековым языком. Необходимость изучения, при пользовании иероглифической письменностью, нескольких тысяч знаков (в книгах общего содержания — около 6 тыс. иероглифов) побудила японцев выработать более простой способ письма. В течение VIII и IX в. в Японии вошли в употребление два алфавита, знаки которых получили свою форму от той же иероглифической письменности. Ввиду незначительности числа слогов японской речи и их простоты японцы приспособили знаки обоих алфавитов к передаче целых слогов своей живой речи. Алфавиты эти носят общее название кана. Знаки одного из них, именуемого катакана, представляют собой сокращенную форму наиболее употребительных иероглифов; во второй алфавит — хирагана — вошли скорописные начертания таких же иероглифов. Катакана, в порядке го-дзу-он, который принят современными японскими писателями, представляется в следующем виде:
Знаки алфавита хирагана обыкновенно размещают в порядке и-ро-ха (это название получилось от чтения первых трех знаков этого порядка):
Сверху вниз, столбцами справа налево, алфавит этот читается так: I — и, ро, ха, ни, хо, хэ, то; II — ци, ри, ну, ру, во, ва, ка; III — jo, та, рэ, со, цу, нэ, на; IV — ра, му, у, ви, но, о, ку; V — ja, ма, кэ, фу, ко, э, тэ; VI — а, са, ки, jy, мэ, ми, си; VII — вэ, хи, мо, сэ, су. Такой порядок получил большую популярность в Японии потому, что при чтении согласно ему алфавита получается стихотворение буддийского содержания. В современном произношении это стихотворение звучит так:
Иро ва ниоэдо, |
В переводе это значит: «Хотя (цветы) переливаются красками, но они — увы! — опадают. Кто же в нашем мире может существовать вечно? Переходя ныне крайние пределы этого призрачного мира, не буду больше видеть преходящих снов, а равно не буду предаваться опьянению (суетным миром)». В случае нигори (перехода глухих согласных в звонкие) знаки кана принимают у правого верхнего угла две точки. У японцев существуют разные способы пользоваться имеющимися у них родами письменности. Камбун состоит в употреблении одних только иероглифов, сохраняющих, в общем, почти то же значение, как и у китайцев; но при продолжительном самостоятельном пользовании иероглифами японцы придали некоторым из них особые значения, так что иногда у японцев и китайцев одно и то же понятие изображается разными иероглифами. Кроме того, и в построении речи сказываются особенности японского языка. При этих условиях в настоящее время понимание японских текстов для китайцев и китайских для японцев уже представляет значительные затруднения. При чтении иероглифических текстов японцы употребляют японские слова или, в указанных выше случаях, общепринятые китайские чтения. Кана-мадзири-бун — ныне самый распространенный способ письма. При нем самостоятельные части речи (имена, глаголы) и даже часть послелогов выражаются иероглифами, частицы же наращения приписываются слоговым алфавитом кана. Таким образом и здесь главную роль играют иероглифы, кана же имеет лишь вспомогательное значение, служа для показания отношения между словами, изображаемыми иероглифами. В прежнее время алфавиты кана имели широкое самостоятельное значение; при помощи их изложена на чистом японском языке обширная классическая литература (особенно моногатари — исторические рассказы), обнимающая целый ряд веков. В позднейшее время этим родом письменности стали все больше пренебрегать, и ныне он употребляется самостоятельно (без иероглифов) лишь женщинами и малообразованными людьми. В литературе кана употребляется еще для указания чтения иероглифов в текстах, написанных на кана-мадзири-бун. В новейшее время, когда японцы принялись за усвоение европейской цивилизации, была сделана попытка ввести в употребление латинский алфавит, с тем, чтобы заменить им все другие виды сложного японского письма. В 1885 г. образовалось даже особое общество, Ромадзиквай, которое потратило на это дело много денег, энергии и труда, но, просуществовав 8—10 лет, пришло в полный упадок. Причины, по которым японцы отдают предпочтение сложной иероглифической письменности перед звуковой латинской и национальной силлабической, еще недостаточно выеснены. Обыкновенно это явление объясняется силой привычки, а равно высоким развитием новейшего японского языка, создавшегося под прямым влиянием иероглифической письменности. Чэмбэрлен указывает еще на большую наглядность этой письменности, ссылаясь, в виде примера, на предпочтение, которое мы отдаем графическим изображениям и цифрам. — Я. язык раньше других языков Востока сделался предметом изучения в России. После присоединения Камчатки к русским владениям, Петр Великий обратил внимание на Японию и, воспользовавшись тем, что в 1702 г. к русским берегам бурей принесло японца Денбея, приказал обучить его русскому языку, и затем (в 1705 г.) учредить в Петербурге школу японского языка, в которую Денбей был назначен учителем. Надзор за школой был поручен сенату. Ученики были взяты из солдатских детей, и затем всю свою жизнь числились учениками, обязанными изучать Я. язык. Денбея сменили другие японцы, которых от времени до времени прибивало к русским берегам. В 1740 г. русские переводчики Я. языка впервые оказались полезными во время японской экспедиции. В 1754 г. японская школа была переведена в Иркутск. Здесь она пришла в полный упадок. Японцы-учителя были большей частью совершенно неграмотные люди; учеников, ввиду их необеспеченного положения, находили с трудом. При таких условиях школа эта была закрыта в 1816 г. Возобновилось в России преподавание Я. языка в 1870 г. на факультете восточных языков с.-петерб. унив.; с тех пор оно ведется, с некоторыми перерывами, японцами. Недавно здесь учреждена кафедра Я. языка, но она доныне (1904 г.) не замещена. Такая же кафедра существует и в восточном институте во Владивостоке, где преподавание этого языка началось в 1901 г.
Пособия. В. Н. Chamberlain, «A Handbook of Colloquial Japanese»; С. Munzinger, «Die Psychologie d. Japanischen Sprache»; Edwards, «Etude phonétique de la langue Japonaise»; Aston, «Grammar of the Japanese Written Language»; R. Lange, «Einführung in die Japanische Schrift»; Иосибуми Куроно, «Введение в изучение Я. языка» (СПб., 1888); его же, «Японско-русские разговоры» (СПб., 1894); Д. Смирнов, «Руководство к изучению Я. языка» (СПб., 1890); E. Спальвин, «Очерк основ языка и письменности японцев» («Известия Вост. Инст.», т. II, в. I). Словари японско-английские и английско-японские — Brinkley, Hepburn, Satow и Ishibashi; Гошкевич, «Японско-русский словарь» (СПб., 1857).