ЮНОША И СТАРИКЪ.[править]
Собраніе сочиненій Шиллера въ переводѣ русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ III. С.-Пб., 1901
Селимъ. Какъ реветъ и бушуетъ потокъ въ ожиданіи надвигающейся бури! Вдохновляющіе звуки: предчувствіе великихъ дѣлъ. Альмаръ, душа моя переполняется.
Альмаръ. Юноша, почему ты не хочешь лучше остановить свой взоръ вотъ на томъ, еще ясномъ покамѣстъ, уголкѣ неба, успокоить свой слухъ нѣжнымъ и кроткимъ лепетомъ вотъ этого родника?
Селимъ. Сколько разъ я страстно жаждалъ покоя. Я называлъ себя безумцемъ, гоняющимся за призраками, которые гибнутъ лишь съ тѣмъ, чтобы, подобно головамъ гидры, возродиться болѣе грозными, болѣе опасными, чѣмъ раньше. Но, о Альмаръ! Что мы за неустойчивыя, двусмысленныя существа. Мы не призваны для покоя, — онъ не соотвѣтствуетъ нашей природѣ: неудержимо влечетъ насъ тайный голосъ, вѣчно нашептывая намъ свой призывъ на невѣдомый подвигъ, рисуя неясные, заманчивые образы впереди. Достигнувъ сѣдыхъ волосъ, я назвалъ бы себя презрѣннымъ трусомъ, еслибы совершилъ лишь половину пути по скользкой дорогѣ въ невѣдомый край, а впереди меня, и вправо и влѣво разстилались бы цвѣтущія страны, тѣ страны, что я оставилъ пустынными.
Альмаръ. Жалѣю тебя, мой милый! Твой мозгъ все еще распаленъ романами; твои фантазіи о призваніи человѣка, о великихъ подвигахъ — поистинѣ блуждающіе огни. Взгляни: природа насаждаетъ и взращиваетъ кусты розъ повсюду; она-же научаетъ невинность пѣть радостныя пѣсни.
Какой блескъ побѣдныхъ трофеевъ, какіе трубные возгласы могутъ прославить и возвеличить нашу жизнь лучше и достойнѣе. Повѣрь мнѣ, старику, твои суетныя стремленія не въ твоей душѣ родились, — это мечты извнѣ навѣянныя, онѣ погубятъ тебя.
Селимъ. Эту мораль ужъ я слышу не въ первый разъ, но она годится лишь для: тебя, создалась въ твоей душѣ, легко со всѣмъ примиряющейся и не способной къ борьбѣ. Прости меня, отецъ, за эти слова!! А ты счастливъ, Альмаръ? Ничего болѣе не желаешь?
Альмаръ. Я сталъ счастливѣе съ, тѣхъ поръ, какъ умѣрилъ свои требованія.
Селимъ. Бѣдняга! Такъ твое счастье заключается въ томъ, что ты самъ не видишь, сколько потерялъ при такомъ обмѣнѣ. Ты не наклоняешься болѣе за цвѣткомъ, потому что нервы твои отупѣли. Ты мнишь себя счастливымъ лишь потому, что неспособенъ болѣе пить изъ полной чаши счастья. Дай сказать тебѣ откровенно: я не могу безъ содроганія подумать о той минутѣ, когда долженъ буду засыпать и пробуждаться безъ желаній, безъ надеждъ. Неудержимое, неустанное стремленіе впередъ есть основа душевной жизни. При словѣ «удовлетвореніе» рушатся ступени безконечной лѣстницы бытія. Эта неутолимая жажда, эта неусыпная тревога, эта скорбь по поводу моего безсилія, свидѣтельствуютъ мнѣ о величіи моемъ. Я сокрушаюсь, когда чувствую, что я лишь человѣкъ; я ликую, когда чувствую въ себѣ возможность стать Богомъ.
Альмаръ. И все-таки ты только рабъ. Взгляни на поверхность рѣки: какъ покорна она малѣйшему движенію воздуха; сильный-же порывъ вѣтра выгоняетъ ее вонъ изъ береговъ.
Селимъ. А безъ этого порыва, безъ бури вода застаивается и дѣлается негодной. Бываютъ минуты, когда духъ мой уподобляется тихимъ водамъ; нѣтъ благодѣтельнаго вѣтерка, который нарушилъ-бы тягостное, удручающее равновѣсіе. Природа какъ-бы замираетъ, біеніе ея пульса пріостанавливается. Существо мое раздваивается и, склонившись надъ самимъ собой, я судорожно и неустанно мечусь, какъ покойникъ, пробудившійся въ гробу. Малѣйшее насѣкомое раздражаетъ меня. Призвавъ на помощь всѣ свои силы я ищу выхода, добиваюсь возврата къ жизни. Существованіе мое достигаетъ высочайшей степени своего напряженія. Я блаженствую.
Альмаръ. Ты такъ много говоришь о желаніяхъ и стремленіяхъ, а гдѣ-же наслажденіе? Изъ твоихъ парадоксовъ слѣдуетъ, что на него надо смотрѣть, какъ на несчастье.
Селимъ. Непремѣнно, еслибъ только оно могло длиться вѣчно. Разсуди самъ хорошенько и ты увидишь, что лишь предвкушенье наслажденія, надежда на него и составляютъ сущность удовольствія; самое наслажденіе — его смерть. Въ объятіяхъ прекраснѣйшей дѣвушки всего болѣе я достоинъ сожалѣнія и именно въ тотъ самый мигъ, когда я всего ближе къ высочайшему блаженству. Это и есть, по моему, лучшее и главное преимущество человѣка, существенное отличіе его отъ животнаго; я жажду и предвкушаю наслажденіе, и это даетъ мнѣ счастье; животное наслаждается только тогда, когда оно вкушаетъ.
Альмаръ. А вотъ я и ловлю тебя на противорѣчіи! ты стремишься къ цѣли, достиженія которой ты боишься.
Селимъ. Я не боюсь достиженія, Альмаръ, но оно задуваетъ священный огонь души; высокій полетъ воображенія осѣдаетъ у цѣли; очарованіе исчезаетъ; напряженная дѣятельность мысли уступаетъ мѣсто назойливой, крикливой дѣйствительности. Вотъ когда душа всего болѣе страдаетъ, всего менѣе испытываетъ счастья. Но я и этого не боюсь, Альмаръ, потому что новыя, еще болѣе возвышенныя цѣли, уже открываются мнѣ впереди, уже манятъ меня издалека. Жизненное поприще мое — стремленіе къ вѣчности. Путемъ высоты и многочисленности желаній проникну я въ сонмъ духовъ, несущихся къ Божеству.
Альмаръ. Остановись, фантазеръ; ты договорился до того, чего мнѣ было надо: очарованіе исчезаетъ, говоришь ты, у цѣли твоихъ стремленій, — ты гонялся, значитъ, за пустымъ призракомъ.
Селимъ. Но путь мой былъ не напрасенъ. Пусть то будутъ и призраки, лишь бы Творцу угодно было вложить въ меня душу не угасающую, не устающую въ погонѣ за ними. Горе дерзновенному, рука котораго, преступивъ священный законъ, сдернетъ покровъ съ этого волшебнаго пламени. Ему удастся опередить старость — печальное преимущество. Для него Элизій превратится въ простой огородъ.
Альмаръ. Прощай, мечтатель. Я поговорю съ тобой въ слѣдующій разъ и послушаю, что ты мнѣ тогда отвѣтишь, если только къ тому времени, пустившись въ высь, не бухнешься оттуда въ болото. Теперь я иду къ себѣ въ садъ понѣжиться въ ласковыхъ лучахъ возвращающагося солнышка.
Селимъ. Я плачу оттого, что стремлюсь обрѣсть Элизій и не нахожу его. Ты-же улыбаешься отъ радости и во всякомъ случаѣ отъ одного предчувствія радости уже болѣе не плачешь.
Вѣроятно принадлежитъ другу Шиллера — Шарфенштейну (см. т. I, біографія) и только исправлено Шиллеромъ.
Переводъ Р. А. Венгеровой исполненъ для настоящаго изданія. Діалогъ этотъ впервые появляется здѣсь въ русскомъ переводѣ.