20 месяцев в действующей армии (1877—1878). Том 1 (Крестовский 1879)/II/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

[8]

II
Нравственное состояніе арміи
Вліяніе бездѣйствія и неизвѣстности на духъ войскъ. — Кишиневское сидѣніе. — Отношенія крестьянъ къ солдатамъ-квартирантамъ. — Военный судъ надъ бомбардиромъ Павломъ Гребенщиковымъ. — Толки по поводу смертнаго приговора въ гражданской и военной средѣ. — Замѣтка по поводу извѣстій о санитарномъ состояніи войскъ. — Жалобы на интендантскую часть. — Недостатки въ конструкціи военнаго обоза. — Донъ-Карлосъ въ Кишиневѣ.
Кишиневъ, 2-го февраля.

Бездѣйствіе арміи, собранной въ Бессарабіи, начинаетъ замѣтно томить ее, въ виду неопредѣленности дипломатическихъ рѣшеній. Ожиданія скораго движенія впередъ, столь пылкія и увѣренныя въ началѣ мобилизаціи, все еще не оправдываются и потому въ средѣ офицерства все чаще и чаще раздается ропотъ на свое положеніе. Жить здѣсь дорого, особенно по армейскимъ средствамъ. Женатые офицеры, оставившіе семейства въ мѣстахъ прежняго своего квартированія, по неволѣ [9]вынуждены жить на два дома и сильно тяготятся этою необходимостію. Въ первое время по мобилизаціи, все офицерство было полно самаго пламеннаго воодушевленія и готово на всѣ жертвы, а потому равнодушно относилось къ лишеніямъ своимъ и своихъ семействъ; но продолжительное бездѣйствіе, осложненное тщетными ожиданіями движенія впередъ, на много уже успѣло охладить общее увлеченіе. Настаетъ періодъ сомнѣній въ силѣ арміи и государства, въ силѣ его внѣшнихъ союзовъ. Интимные разговоры въ кружка̀хъ на этотъ счетъ становятся все громче и чаще. Зачастую слышишь отзывы, исполненые горечи и ироніи, что мы-де никуда не двинемся и лишь дай Богъ назадъ-то уйдти безъ особаго срама. Кишиневскую стоянку, по примѣру «Азовскаго сидѣнія», уже окрестили именемъ «Кишиневскаго сидѣнія» и говорятъ, что арміи будутъ розданы медали съ надписью «туда и обратно».

Здѣсь всѣ лица полеваго штаба и отдѣльныхъ управленій дѣйствующей арміи (за исключеніемъ лицъ Главной Квартиры) обыкновенно сходятся ежедневно для завтрака и обѣда въ дворянскомъ клубѣ, и тутъ-то, за скромною бутылкой мѣстнаго вина или пива, не рѣдко идутъ всѣ эти разсужденія. Здѣсь же по вечерамъ появляются и мѣстные землевладѣльцы-помѣщики; у многихъ изъ нихъ по деревнямъ расположены части войскъ, и эти помѣщики сообщаютъ, что крестьяне, встрѣтившіе сначала военный постой довольно радушно, начинаютъ уже замѣтно тяготиться его продолжительностію. Крупныхъ исторій и столкновеній между военными и обывателями пока еще нѣтъ, да и солдаты вообще ведутъ себя удовлетворительно; но, по отзыву помѣщиковъ и наѣзжающихъ сюда порою непосредственныхъ командировъ частей, непріятныя столкновенія и исторіи далеко не невозможны, собственно по причинѣ слишкомъ продолжительныхъ и усиленныхъ военныхъ постоевъ, среди томительныхъ ожиданій, неизвѣстности и бездѣйствія.

Въ средѣ самой арміи доселѣ случилась только одна крупная, прискорбная исторія, результатомъ которой было разстрѣляніе въ г. Тирасполѣ бомбардира (изъ призывныхъ) 6-й батареи 9-й артиллерійской бригады, Павла Гребенщикова. [10]

Дѣло въ томъ, что 6-го декабря въ этой батареѣ справлялся батарейный праздникъ. Вечеромъ Гробенщиковъ, напившійся до самозабвенія, затѣялъ у себя въ хатѣ драку съ двумя своими товарищами. Крестьянинъ, у котораго они стояли на постоѣ, послалъ свою дочку заявить офицерамъ, что у него въ хатѣ солдаты буянятъ. Старшій изъ наличныхъ офицеровъ отправилъ разобрать это дѣло подпоручика Б—ва, который чуть не наканунѣ лишь поступилъ въ 6-ю батарею, по возвращеніи изъ Сербіи, и потому былъ одѣтъ въ сербскій костюмъ. Прибѣжавъ въ избу, Б—въ увидѣлъ стоявшаго спиною ко входу Гребенщикова, котораго удерживалъ за руки другой солдатъ, и сразу нанесъ Гребенщикову ударъ въ шею, причемъ съ Б—ва упало пальто, надѣтое въ накидку. Гребенщиковъ, вырвавшись изъ рукъ солдата, закричалъ: «кто смѣетъ бить меня! Кто меня ударилъ?» Б—въ же, подымая свое пальто и указавъ на погонъ (серебрянный, по свидѣтельству одного изъ солдатъ), сказалъ: «вотъ кто бьетъ тебя». Въ хатѣ былъ полумракъ, а пьяный солдатъ, не узнавшій въ лицо офицера, поступившаго въ батарею только за два дня предъ тѣмъ и одѣтаго не въ установленное форменное платье, развернулся и отдалъ ему ударъ. Всѣ эти обстоятельства выяснились на судебномъ слѣдствіи. Въ залѣ суда, кромѣ публики, были собраны команды отъ 6-й батареи 9-й артиллерійской бригады и отъ всѣхъ войскъ, расположенныхъ въ Кишиневѣ. Это дѣло произвело на присутствующихъ сильное и тяжелое впечатлѣніе, въ особенности же послѣднее слово подсудимаго, который въ глубокомъ волненіи вымолвилъ: «ей Богу, не зналъ.... не видѣлъ.... не помню.... не дайте умереть постыдною смертію.... жена, четверо ребятъ». По отзыву прежняго начальства Гребенщикова, это былъ солдатъ исправный и толковый. Выходя изъ залы, многіе замѣтили, что нѣкоторые изъ нижнихъ чиновъ, особенно 6-и батареи, плакали. Смертный приговоръ, конфирмованный, за болѣзнію Главнокомандующаго, генералъ-адъютантомъ Непокойчицкимъ[1], и казнь Гребенщикова, исполненная въ Тирасполѣ, нѣсколько дней сряду служили здѣсь почти исключительною [11]темою разговоровъ въ военномъ и гражданскомъ обществахъ. Граждане, основываясь на данныхъ, выяснившихся на судебномъ слѣдствіи, были почти всѣ противъ приговора; военные же, отстаивая его прискорбную необходимость въ виду исключительныхъ обстоятельствъ текущаго времени, находили, что преступленіе Павла Гребенщикова вызвано опромѣтчивостію подпоручика Б—ва, который, во-первыхъ, позволилъ себѣ явиться къ исполненію служебныхъ обязанностей не въ установленной формѣ одежды, а въ какомъ-то импровизированномъ сербскомъ костюмѣ и, во-вторыхъ, начавъ непосредственно съ кулачной расправы, нарушилъ тѣмъ самымъ извѣстную статью дисциплинарнаго устава, которая безусловно воспрещаетъ каждому начальственному лицу вступать въ какія бы то ни было объясненія, разбирательства и расправу съ пьянымъ подчиненнымъ. Все, на что̀ имѣлъ законное право подпоручикъ Б—въ, это—приказать солдатамъ отвести Гребенщикова подъ арестъ, впредь до вытрезвленія, послѣ котораго наложить на него должное дисциплинарное взысканіе.

Санитарное состояніе арміи, вопреки мрачному характеру извѣстій о немъ, идущихъ изъ заграничной печати, все еще продолжаетъ быть блистательнымъ. Въ «Русскомъ Инвалидѣ», между прочимъ, довелось мнѣ случайно прочесть небольшую замѣтку объ этомъ же предметѣ, гдѣ сказано, что въ военныхъ госпиталяхъ у насъ нѣтъ ни одного случая отмороженія членовъ. Это не совсѣмъ точно. Посѣтивъ кишиневскіе госпитали, я видѣлъ лично четырехъ больныхъ, страдающихъ вслѣдствіе отмороженія ногъ. Въ особенности жаль было смотрѣть на одного молодаго терскаго казака, съ жестоко отмороженными пальцами и частію ступней, который въ ночь подъ Рождество, будучи въ очередь поставленъ на часы около полуночи, простоялъ безсмѣнно до утра и съ поста былъ прямо отправленъ въ госпиталь. Смѣнить позабыли.

На интендантскую часть уже слышатся съ разныхъ сторонъ жалобы, а именно: говорятъ, что пресованное сѣно (приготовленіемъ котораго въ громадныхъ размѣрахъ занятъ подрядчикъ Коганъ и Ко), сложенное въ складахъ въ большія высокія скирды, при употребленіи оказывается въ значительномъ количествѣ тюковъ прѣлымъ и перегорѣлымъ; кромѣ того многіе тюки значительно менѣе установленнаго [12]для нихъ вѣса. На сухой фуражъ жалобъ не слышно, но до полеваго коменданта генералъ-маіора Воейкова доходитъ жалобы, будто сухари, заготовляемые въ кишиневской пекарнѣ, недостаточно просушены, отчего внутренность сухаря свертывается въ твердые комки и покрывается плесенью.

Слышатся также жалобы на неудобство обоза, построеннаго Петербургскимъ Военнымъ Коммисіонерствомъ. Телѣги этого обоза черезъ-чуръ плоскодонны и мелки, въ родѣ небольшихъ платформъ, вслѣдствіе чего кладь, при полной нагрузкѣ, не имѣетъ въ низкихъ бокахъ телѣги достаточной опоры и становится неустойчивою, а при дурныхъ дорогахъ легко опрокидывается вмѣстѣ съ телѣгою, чему, какъ говорятъ, уже и было довольно примѣровъ.

22-го января пріѣхалъ въ Кишиневъ, по желѣзной дорогѣ изъ Бухареста, принцъ Донъ-Карлосъ, путешествующій нынѣ по Европѣ, послѣ неудачнаго исхода своихъ предпріятій въ Испаніи. Для встрѣчи этого принца, Великій Князь Главнокомандующій приказалъ: къ шести часамъ пополудни, къ помѣщенію, приготовленному для Донъ-Карлоса, на Гостинной улицѣ въ домѣ Маркова, выставить почетный караулъ отъ 53-го пѣхотнаго Волынскаго полка и ординарцевъ; въ пріемной залѣ принца собраться къ тому же времени лицамъ въ генеральскихъ чинахъ, состоящимъ при Великомъ Князѣ Главнокомандующемъ и адъютантамъ Его Высочества, начальникамъ отдѣловъ полеваго управленія арміи съ ихъ помощниками, предсѣдателю полеваго военнаго суда и начальникамъ управленій и частей, подчиненныхъ начальнику полеваго штаба. Почетному караулу и всѣмъ вышепомянутымъ частямъ приказано быть въ походной формѣ, при орденахъ, генераламъ въ лентахъ.

Донъ-Карлосъ весьма красивый брюнетъ, высокаго, стройнаго роста и по наружности ему нельзя дать болѣе тридцати лѣтъ отъ роду. Разсказываютъ (не ручаюсь, впрочемъ, за достовѣрность), будто испанскій принцъ пріѣзжалъ съ цѣлью предложить свою шпагу и свои военные таланты къ услугамъ нашей арміи, но что это предложеніе было отклонено со всевозможною деликатностію, послѣ чего Донъ-Карлосъ и уѣхалъ изъ Кишинева.

Примѣчанія[править]

  1. Приказъ по войскамъ Дѣйствующей Арміи отъ 31-го декабря 1876 г. за № 11.