Главная квартира дѣйствующей арміи въ настоящую минуту находится въ сердцѣ Болгаріи — городѣ Тырновѣ (Трновградъ) — древней столицѣ царей болгарскихъ. Мѣста, гдѣ нѣкогда красовались ихъ дворцы и замки, и до сихъ поръ еще указываются мѣстными жителями-болгарами, сохраняющими о своихъ древнихъ царяхъ и былой независимости самую завѣтную память. Мѣстоположеніе Тырнова, раскинувшагося по скаламъ и склонамъ горъ, среди которыхъ въ отвѣсно-утесистыхъ каменистыхъ берегахъ извилисто течетъ быстрая Янтра, представляется однимъ изъ самыхъ прелестныхъ въ мірѣ. Что ни шагъ, то новая, дивная, даже нѣсколько фантастическая панорама. «Охватить глазомъ весь городъ съ одного какого нибудь пункта, говоритъ Канитцъ въ своей книгѣ, — рѣшительно невозможно». И это совершенно справедливо; лучшимъ мѣстомъ для общаго взгляда на Тырновъ является вершина одной изъ скалъ, близь естественнаго моста, называемаго Гази-Ферухъ-бей. Этотъ мостъ въ 30 сажень длины и столько же, если еще не больше, высоты надъ уровнемъ Янтры, представляетъ собою гигантскую арку, образовавшуюся изъ двухъ скалъ, опрокинувшихся одна на другую. Глянешь внизъ — просто голова кружится. Но тамъ внизу прелестная картина: кудрявые сады, своеобразные домики, зеленоватыя струи рѣки, утесистыя скалы и маленькіе человѣчки, которые снуютъ и копошатся словно муравьи. Мостъ ведетъ къ скалистой горѣ, называемой по турецки «Гисаръ-дагъ» или «Гисаръ-баѝръ» (замковая гора), а по болгарски «Царевецъ». Вершина ея похожа на конусообразный курганъ и называется «Канъ-тепе», т.-е. гора-колоколъ. По склонамъ Гисаръ-дага лѣпятся среди фруктовыхъ садовъ мазанки исключительно турецкаго населенія, нынѣ почти сплошь покинутыя, а на вершинѣ Канъ-тепе возвышается большая четырехугольная мечеть, съ полукруглымъ куполомъ и высокимъ минаретомъ, извѣстная подъ именемъ «Гисаръ-Джамези» и построенная на мѣстѣ древняго дворца царей болгарскихъ, остатки котораго и до сихъ поръ еще нѣсколько замѣтны, вмѣстѣ съ развалинами древнихъ тырновскихъ укрѣпленій. Въ этой мечети въ послѣднее время находился пороховой складъ, нынѣ захваченный нами. Со ступеней ея портала открывается лучшій видъ на Тырново. Взглянешь на западъ, — тамъ, на дальнемъ планѣ, возвышаются два ряда скалъ, между которыми скрывается тырновское ущелье, гдѣ шумно стремится по камнямъ и плитамъ Янтра, поворачивающая потомъ, сообразно конфигураціи скалъ, на сѣверъ. Въ этомъ ущельи, въ семи верстахъ отъ Тырнова, прислонились къ отвѣснымъ скаламъ, на значительной высотѣ, закутанные въ роскошную зелень, два монастыря — Троицкій и Преображенскій — одинъ по правую; другой, какъ разъ напротивъ, по лѣвую сторону Янтры. Эти монастыри, равно какъ и самое ущелье, по красотѣ общей картины, могутъ привести въ восторгъ человѣка, способнаго чувствовать и понимать красоты природы. Но возвратимся къ Тырнову. Точно также въ западномъ направленіи, но ближе къ зрителю возвышается скала «Орелъ», соединенная довольно пологою сѣдловиной съ высокимъ холмомъ, по южному склону котораго раскинулся амфитеатромъ тѣсно скученный христіанскій кварталъ. Узкія и кривыя улицы его сплошь застроены двухъ и трехъ-этажными домами, преимущественно въ восточномъ стилѣ, т. е. съ галерейками, балконами, фонариками, причемъ верхніе этажи нѣсколько выдаются впередъ одинъ надъ другимъ. Надъ этою массой построекъ, наполненныхъ лавками, ремесленными мастерскими, магазинами, питальницами и страннопріимницами (такъ называются здѣсь трактиры и гостинницы), возвышается полусферическій куполъ Кирилло-Меѳодіевскаго городскаго собора, рядомъ съ которымъ находится домъ тырновскаго епископа. Отъ подножія холма начинается ровная плоскость, занятая вторымъ кварталомъ города, гдѣ живутъ смѣшанно болгары и турки, и гдѣ, въ центрѣ, стоитъ продлинноватое двухэтажное зданіе губернаторскаго конака, въ которомъ теперь помѣщается городской совѣтъ и полиція. Отсюда на востокъ, по направленію къ мосту Гази-Ферухъ-бей, поднимаясь нѣсколько въ гору, раскинулся третій кварталъ, гдѣ большинство населенія было турецкое, а зданія, окруженныя садами, не такъ скучены, какъ въ сосѣднемъ конакскомъ кварталѣ, и по своей архитектурѣ принадлежатъ къ числу лучшихъ въ городѣ. Самый мостъ и гисаръ-баирскій кварталъ уже описаны выше. За конакомъ, по другую сторону Янтры, лѣпясь у ея берега, скучился четвертый кварталъ, преимущественно магометанскій. Надъ нимъ господствуетъ гора, скатъ которой роскошно заросъ фруктовыми деревьями, такъ что представляется взору однимъ сплошнымъ, роскошно кудрявымъ садомъ. Хотя эта гора носитъ названіе «Святой» и на ней стоитъ церковь во имя Пресвятой Богородицы, но турки, въ дни магометанскихъ праздниковъ, запрещали христіанамъ появляться на ней, потому что тѣнистый садъ Святой горы служилъ мѣстомъ прогулокъ для гаремныхъ «ханумларынъ» (госпожъ, барынь). Между этою горою и сѣверо-западнымъ концомъ христіанскаго квартала, отдѣляемая Янтрой, тянется на западъ узкая долина, по которой проходитъ шоссейная дорога на Сельви и Ловчу (по болгарски Севліево и Ловецъ). Въ этой долинѣ, среди садовъ и виноградниковъ, лежитъ тырновское предмѣстье Марино-поле, гдѣ, частію въ домахъ, частію на бивуакѣ, помѣстился штабъ дѣйствующей арміи. Палатка Великаго Князя Главнокомандующаго раскинулась въ одномъ изъ садовъ, подъ старорослыми орѣховыми деревьями. Общее число жителей въ Тырновѣ считается до 40 тысячъ, въ числѣ которыхъ болѣе двухъ третей болгаръ и грековъ. Въ послѣднее время Тырновъ служилъ мѣстопребываніемъ турецкаго вали (генералъ-губернатора) Болгаріи. Не смотря на отдаленность отъ Дуная, городъ является однимъ изъ самыхъ торговыхъ и интеллигентныхъ центровъ края и вмѣстѣ съ тѣмъ служитъ рынкомъ для сбыта произведеній балканскихъ долинъ, развозимыхъ тырновскими купцами по всѣмъ сосѣднимъ городамъ. Здѣсь въ прежнее время процвѣтала ткацкая промышленность, которая въ послѣдніе годы значительно развилась въ Габровѣ, Травнѣ, Еленѣ и Бебровѣ. Турецкое населеніе Тырнова бѣжало почти поголовно, со всѣми пожитками, за два дня до вступленія русскихъ, и въ этотъ промежутокъ времени нѣсколько оставленныхъ домовъ было раззорено, изъ чувства мести, толпою христіанской чернорабочей молодежи. Аскеры, стоявшіе лагерями, частію на сосѣднихъ вершинахъ, частію въ маринопольской долинѣ, почему-то въ городъ и не заглядывали, и потому никто не попрепятствовалъ разбитію дверей и оконъ. Впрочемъ, весь безпорядокъ только этимъ и ограничился. Пятьдесятъ же турецкихъ семействъ, оставшихся въ Тырновѣ, не были тронуты, и это служитъ доказательствомъ, что если бы и остальное населеніе послѣдовало ихъ благому примѣру, то и никакихъ безпорядковъ не случилось бы. Со вступленіемъ русскихъ, оставленные и въ большинствѣ еще не тронутые турецкіе дома были тотчасъ же ограждены военными караулами. Что касается до стратегическаго значенія Тырнова, то этотъ городъ является важнѣйшимъ ключемъ къ горнымъ проходамъ въ центральныхъ Балканахъ и самъ по себѣ, по своему мѣстоположенію, представляетъ такую несокрушимую твердыню, о которую могли бы разбиться усилія цѣлой арміи. И тѣмъ удивительнѣе, что турки уступили намъ эти важнѣйшія, какъ въ стратегическомъ, такъ и въ тактическомъ отношеніяхъ, позиціи почти — можно сказать — безъ боя. Большинство нашихъ штабныхъ офицеровъ объясняютъ этотъ странный фактъ просто паникою, обуявшею всѣхъ турокъ поголовно еще съ момента нашего перехода за Дунай; но нѣкоторые скептики высказываютъ (впрочемъ, не громко) тревожное сомнѣніе — точно ли все это одна только паника? не кроется ли тутъ скорѣе какая-то особая «штука», стратагема, въ родѣ ловушки, которую желаютъ устроить намъ турки? не заманиваютъ ли они насъ въ глубь страны и даже за Балканы, по нашей же собственной «скиѳской» системѣ 1812 года? И въ подтвержденіе такихъ сомнѣній, скептики указываютъ, какъ на доказательство, именно на легкость нашей систовской переправы, гдѣ мы дрались со случайно дневавшими тамъ войсками, не потерявъ даже и тысячи человѣкъ, тогда какъ разсчитывали потерять отъ 20-ти до 30-ти тысячъ. Впрочемъ, до сихъ поръ ничто пока не подтверждаетъ подобныхъ сомнѣній, за исключеніемъ развѣ дошедшихъ сюда въ послѣдніе дни, чрезъ «Румынскій Гавасъ», трехъ-четырехъ телеграммъ агентства Вольфа и иныхъ; первая изъ этихъ телеграммъ, сообщенная изъ Варны, еще 20-го іюня (2-го іюля), извѣщала, что главная квартира русской арміи предполагаетъ двигаться прямо на Тырново; вторая извѣщала о распоряженіи, послѣдовавшемъ изъ Сераскеріата, чтобы всѣ свободныя части турецкихъ войскъ поспѣшили изъ придунайской Болгаріи за Балканы, на линію Софія-Семенли-Трново (узелъ желѣзныхъ дорогъ Ямболи-Адріанопольской и Адріанополь-Филиппопольской; третья, что Сулейману-пашѣ съ 45-ю батальонами велѣно спѣшить отъ границъ Черногоріи, чрезъ Антивари въ Салоники, для дѣйствій въ забалканской Болгаріи и, наконецъ, четвертая, изъ Константинополя, сообщала, что Абдулъ-Керимъ-паша телеграммою поздравляетъ султана съ тѣмъ, что дѣла идутъ отлично и что русскіе, какъ по нотамъ, разыгрываютъ задуманный имъ стратегическій планъ. Но надъ смысломъ этого послѣдняго извѣщенія у насъ, за исключеніемъ скептиковъ, смѣялись весьма многіе, равно какъ сожалѣли и самихъ скептиковъ за ихъ «неумѣстныя сомнѣнія».
Великій Князь Главнокомандующій прибылъ въ Тырново 30-го іюня, въ началѣ двѣнадцатаго часа дня, и былъ встрѣченъ жителями съ такимъ живымъ восторгомъ, который трудно и даже нельзя передать словами. Понятно будетъ, если сказать, что этой минуты — зари своего освобожденія — люди болгарскіе ждали болѣе четырехсотъ лѣтъ и наконецъ дождались! Мужчины, женщины, дѣвушки и дѣти съ радостными слезами кидались въ объятія каждому встрѣчному — русскому. Духовенство, при въѣздѣ въ городъ, вышло къ Великому Князю на встрѣчу съ крестами и хоругвями; все христіанское населеніе города толпилось тутъ же; русскіе и болгарскіе флаги, украшенные миртовыми и оливковыми вѣтвями, развѣвались надъ каждымъ христіанскимъ домомъ; болгары зазывали къ себѣ въ дома безразлично всѣхъ русскихъ и радушно предлагали имъ свой кровъ и угощеніе, какое только могли выставить по своимъ средствамъ. И теперь еще званымъ завтракамъ, обѣдамъ, ужинамъ, угощеніямъ и конца нѣтъ… Все населеніе ликуетъ, служитъ молебны, гуляетъ по нашему лагерю, гдѣ раздаются звуки хоровъ военной музыки и русскихъ пѣсень, любуется на русскихъ солдатъ и безвозмездно привозитъ нашимъ лошадямъ овесъ и сѣно. Всѣ христіане носятъ на шапкахъ или на правомъ рукавѣ нашивные бѣлые кресты; равнымъ образомъ, православные осьмиконечные кресты начертаны мѣломъ и на дверяхъ каждаго христіанскаго дома. Короче сказать, здѣсь всѣ, отъ мала до велика, живо почувствовали, что нынѣ пробилъ наконецъ часъ славянской свободы и торжества христіанской вѣры на Балканскомъ полуостровѣ. Поняли это, кажись, и сами турки, приславшіе 1-го іюля къ Великому Князю Главнокомандующему особую депутацію съ выраженіемъ привѣтствія Его Высочеству и полной покорности мусульманскаго населенія русскому правительству. Въ числѣ депутатовъ находились: вице-губернаторъ города Дрянова, первый секретарь мехкеме (судъ по шаріату) города Тырнова, двое почетныхъ тырновскихъ гражданъ (Мехмедъ-эфенди и Али-эфенди) и наконецъ Ахметъ-эфенди, директоръ тырновской таможни. Великій Князь милостиво принялъ эту депутацію, дозволилъ возстановить богослуженіе въ мечетяхъ, далъ обѣщаніе охранять мусульманскіе храмы и поручилъ депутатамъ, какъ довѣреннымъ, избраннымъ лицамъ со стороны самого же населенія — озаботиться о возстановленіи спокойствія между мѣстными мусульманами. Депутаты, въ отвѣтъ на это заявили еще разъ, что жители въ ихъ лицѣ признаютъ полную покорность и безусловное подчиненіе русскому правительству и всѣ поголовно желаютъ возвратиться на мѣста своего жительства для мирныхъ занятій, что они и не подумали бы покидать своихъ домовъ, если бы только получили своевременно прокламацію Государя Императора, которую успѣлъ здѣсь перехватить мѣстный губернаторъ Саидъ-паша, тотъ самый, что́ губернаторствовалъ въ Варнѣ до нашего разрыва съ Турціею. Его Высочество указалъ турецкимъ депутатамъ князя Черкасскаго, какъ начальника гражданскаго управленія края, и депутаты, благоговѣйно прикоснувшисъ губами къ полѣ одежды Великаго Князя, удалились, видимо ободренные и обрадованные. Результатомъ этого было то, что 3-го іюля въ городѣ уже стало замѣтно на улицахъ появленіе въ значительномъ числѣ возвращающихся жителей, которые и по сей часъ открываютъ свои лавки и ремесленныя заведенія, принимая ихъ «въ сдачу» отъ русскихъ карауловъ и не мало удивляясь при этомъ, что имущество ихъ не подверглось ни малѣйшему разграбленію.
Въ то время, какъ пишутся эти строки, наши передовые отряды уже занимаютъ балканскіе горные проходы, а Тырново на этихъ дняхъ будетъ праздновать прибытіе Государя Императора. Тырновскіе граждане, съ разрѣшенія мѣстныхъ военно-административныхъ властей, уже строятъ и убираютъ дубовыми и цвѣтными гирляндами арки, для встрѣчи Его Величества.
Всѣми этими обстоятельствами, осуществившимися въ столь короткое время, обязаны мы необычайно быстрымъ дѣйствіямъ летучаго отряда генералъ-лейтенанта Гурко. Къ этимъ дѣйствіямъ теперь и переходимъ.
18-го іюня, на третій день по переправѣ у Систова, состоялся приказъ по арміи объ окончательномъ сформированіи особаго передоваго отряда, отданнаго подъ начальство генералъ-лейтенанта Гурко, нарочно вызваннаго незадолго предъ тѣмъ изъ Петербурга. Задача дѣйствій, предстоявшихъ передовому отряду, была изложена въ слѣдующемъ предписаніи:
«Выдвинуться въ направленіи Тырнова и Сельви; освѣтить всю окружающую мѣстность; приготовиться къ дальнѣйшему наступленію. За тѣмъ, когда послѣдуетъ приказаніе Его Императорскаго Высочества Главнокомандующаго — двинуться впередъ и стараться овладѣть балканскими проходами. Кавалерію же выслать за Балканы. Подъ прикрытіемъ передоваго отряда будетъ приступлено къ разработкѣ проходовъ черезъ Балканы, для движенія обозовъ и тяжестей».
Боевая сила передоваго отряда состояла изъ 43½ эскадроновъ, 10½ батальоновъ и 38 орудій, изъ коихъ 18 конныхъ, остальныя же горныя[1]. Но Кавказскую казачью бригаду съ шестью орудіями конно-горной батареи, немедленно по переходѣ отряда на болгарскій берегъ, пришлось отрядить вправо, къ сторонѣ Никополя и Плевны, такъ что въ отрядѣ осталось 31½ эскадрона при 32-хъ орудіяхъ. Отрядный штабъ составленъ былъ изъ лицъ штаба бывшей сводной казачьей Кавказской дивизіи, а начальствованіе отрядомъ, до прибытія генерала Гурко, ввѣрено генералъ-маіору Рауху.
21-го іюня, черезъ сутки по окончаніи наводки моста, разорваннаго 18-го числа бурею, кавалерія передоваго отряда и болгарскія дружины переправились на правый берегъ, гдѣ къ нимъ присоединилась 4-я стрѣлковая бригада съ горною пѣшею артиллеріей. 21-го же числа отрядъ двинулся впередъ, на Царевицу, Турску-Сливу, Горный-Студень, Батакъ, Павликаны и Мрадего (оно же и Мурадъ-бей-кіой), освѣщая всю мѣстность, лежащую между Сельви и Тырновымъ. Генералъ Гурко нагналъ свой отрядъ уже на походѣ, въ Батакѣ.
Видная роль, выпавшая на долю этого генерала, обязываетъ сказать о немъ нѣсколько словъ, для ознакомленія какъ съ его личностью, такъ и съ характеромъ его предварительной дѣятельности на военномъ поприщѣ.
Іосифъ Владимировичъ Гурко, до вызова его въ дѣйствующую армію, командовалъ 2-ю гвардейскою кавалерійскою дивизіею и давно уже былъ лично извѣстенъ Великому Князю Николаю Николаевичу, какъ образцовый кавалеристъ. Въ 1846 году, окончивъ свое образованіе въ пажескомъ корпусѣ, 18-ти лѣтъ отъ роду, онъ изъ камерпажей былъ выпущенъ корнетомъ въ лейбъ-гвардіи Гусарскій полкъ, и въ 1856 году, по собственному желанію, перешелъ въ армейскую пѣхоту, собственно для изученія этого рода службы; командовалъ тамъ нѣкоторое время батальономъ и затѣмъ перевелся опять въ лейбъ-гусары, гдѣ и служилъ до 1866 года, когда получилъ въ командованіе сперва 4-й гусарскій Маріупольскій полкъ, а потомъ, съ производствомъ въ генералъ-маіоры, назначенъ командиромъ лейбъ-гвардіи Конно-Гренадерскаго полка. Всей гвардіи, безъ сомнѣнія, и доселѣ еще памятно то, недалекое отъ настоящаго, время, когда конно-гренадеры, подъ начальствомъ генерала Гурко, являлись образцомъ и красою столичныхъ и красносельскихъ парадовъ. И дѣйствительно, во фронтовомъ отношеніи полкъ у генерала Гурко былъ съѣзженъ и, такъ сказать, сколоченъ до послѣдней степени совершенства. Его церемоніальный маршъ, его движенія всѣми родами сомкнутыхъ и разомкнутыхъ частей и колоннъ просто изумляли на смотрахъ и парадахъ своею, можно сказать, геометрическою правильностью, точностью, отчетливостью и блескомъ. Въ 1874 году генералъ Гурко былъ назначенъ командиромъ 1-й бригады 2-й гвардейской кавалерійской дивизіи, и вслѣдъ за тѣмъ — командующимъ этою же дивизіею. Что касается боевой дѣятельности, то генералъ Гурко, еще въ оберъ-офицерскихъ чинахъ, участвовалъ въ 1849 году, по случаю укрощенія Венгріи, въ походѣ войскъ гвардіи къ западнымъ предѣламъ нашей Имперіи, а въ 1854 году, по случаю открытія военныхъ дѣйствій съ Англіей, Франціей и Турціей, находился въ составѣ петербургскаго гарнизона, при оборонительныхъ мѣрахъ, предпринятыхъ для обезпеченія нашихъ береговъ на Балтійскомъ морѣ. Въ 1856 же году онъ находился нѣкоторое время въ Крыму, на бельбекской позиціи, и былъ неоднократно посылаемъ занимать аванпостныя линіи.
Передовому отряду, еще на пути отъ Царевицы къ Тырнову, уже пришлось перенести ужасныя мученія отъ нестерпимаго солнечнаго зноя. Въ особенности мучительно было пѣхотѣ. Уже въ семь часовъ утра, когда людей только что выводили въ походъ съ ночлежнаго бивуака, солнце пекло такъ, что солдаты съ первыхъ же двухъ-трехъ верстъ еле волокли ноги, обливаясь изнурительнымъ потомъ, чему въ особенности помогали суконные мундиры и шапки безъ бѣлыхъ чехловъ. Этотъ костюмъ былъ сочтенъ необходимымъ, въ виду возможныхъ встрѣчь съ непріятелемъ, для котораго бѣлые чехлы и рубахи представляли бы слишкомъ замѣтную цѣль[2]. Обезсиленные солдаты и офицеры валились безъ чувствъ чуть не на каждомъ шагу; около нихъ хлопотали товарищи, еще не потерявшіе бодрости, обливая ихъ водою. Такимъ образомъ, къ началу вечера, когда отрядъ становился на бивуакъ, батальоны рѣдѣли болѣе чѣмъ на половину. Отсталые, въ ущербъ часамъ отдыха и сна, подтягивались къ своимъ частямъ уже ночью. При томъ же спѣшность движенія заставляла до послѣдней возможности сокращать время приваловъ, такъ что люди иногда должны были, за недостаткомъ времени для обѣда, выворачивать недокипѣвшіе котлы и на ходу питаться только сухарями съ водою, быстро согрѣвавшеюся отъ солнца въ походныхъ флягахъ, не смотря даже на мокрое сукно и тряпицы, которыми фляги были обернуты. Но важность цѣли необходимо вызывала стремительность движенія и по неволѣ заставляла пренебрегать всѣми неудобствами и невзгодами этого похода.
Всѣ свѣдѣнія о непріятелѣ, получавшіяся генералъ-лейтенантомъ Гурко отъ передовыхъ разъѣздовъ, до 24-го іюня заставляли его предполагать, что городъ Тырново занятъ турками и что къ западу отъ него, въ окрестностяхъ Сельви, вовсе нѣтъ сколько нибудь значительныхъ силъ противника. Кромѣ того, у генерала были еще свѣдѣнія о томъ, что турки около Тырнова возводятъ укрѣпленія; но всѣ эти свѣдѣнія не имѣли опредѣленнаго характера, потому что сторожевыя партіи баши-бузуковъ препятствовали нашимъ разъѣздамъ проникать до самаго города. Вслѣдствіе этого, а еще болѣе имѣя въ виду важное стратегическое значеніе Тырнова, какъ ключа къ горнымъ балканскимъ проходамъ, генералъ-лейтенантъ Гурко рѣшился произвести 25-го и 26-го числа усиленныя рекогносцировки города Тырнова и его окрестностей[3]. На 25-е предполагалась рекогносцировка съ западной, а на 26-е — съ восточной стороны города, на что̀ и предназначена была казачья бригада, входившая въ составъ летучаго отряда генерала Гурко.
Для исполненія своего намѣренія, генералъ Гурко направилъ чрезъ селенія Михальцы, Хларъ, Каябунаръ (они же Іоларъ и Карабунаръ) и Бѣлаковцы къ Тырнову слѣдующія кавалерійскія части: гвардейскій сводный полуэскадронъ, 8-й драгунскій Астраханскій, 9-й драгунскій Казанскій полки и 16-ю конную батарею, а казачьей бригадѣ полковника Чернозубова приказано было выслать сильный отрядъ къ западу отъ Тырнова, чтобы поддержать, въ случаѣ надобности, драгунскую бригаду; затѣмъ, 9-й гусарскій Кіевскій полкъ съ двумя орудіями высланъ былъ въ Михальцы, дабы служить ближайшимъ резервомъ всему развѣдочному отряду. Всѣ остальныя войска генерала Гурко въ теченіи 25-го іюня должны были оставаться на своихъ мѣстахъ[4], въ ожиданіи результатовъ предпринимаемой рекогносцировки.
Желая лично убѣдиться въ томъ, что̀ дѣлается около Тырнова и управлять дѣйствіями рекогносцировочныхъ частей, генералъ Гурко въ шесть часовъ утра 25-го іюня прибылъ въ селеніе Мрадего (оно же Мурадъ-бей-кіой), и въ его присутствіи отрядъ двинулся въ назначенныхъ ему направленіяхъ. Около полудня съ вершины большой и скалистой горы, лежащей къ востоку отъ деревни Каябунаръ, замѣчено было на противоположныхъ возвышенностяхъ, окаймляющихъ долину, скопленіе большой массы турецкой конницы. Пока намъ не было извѣстно, какія силы собраны у непріятеля, движеніе отряда нашего по долинѣ представлялось весьма затруднительнымъ и далеко не безопаснымъ, тѣмъ болѣе, что спускъ съ горы оказался крайне тяжелъ, крутъ и вообще неудобенъ. Чтобы заставить непріятеля развернуться и раскрыть свои силы, былъ спущенъ въ долину сначала одинъ только взводъ гвардейскаго своднаго полуэскадрона, шедшаго въ авангардѣ бригады. Взводъ этотъ отправился подъ начальствомъ гвардейской конной артиллеріи штабсъ-капитана Савина; остальныя же части колонны остались на дорогѣ, выдвинувъ на вершину горы два орудія 16-й конной батареи, подъ прикрытіемъ спѣшеннаго 2-го эскадрона казанскихъ драгунъ, на тотъ случай, если бы пришлось оказать помощь гвардейскому взводу. Какъ только этотъ послѣдній былъ замѣченъ турками, они пришли въ движеніе и выдвинули на встрѣчу ему болѣе трехсотъ всадниковъ; но нашъ взводъ, выславъ впередъ наѣздниковъ, смѣло пошелъ на противника усиленными аллюрами; однако же, замѣтивъ вскорѣ слишкомъ несоразмѣрное въ числѣ превосходство непріятеля, желавшаго охватить со всѣхъ сторонъ горсть нашихъ гвардейцевъ, штабсъ-капитанъ Савинъ остановился, отошелъ нѣсколько назадъ, гдѣ мѣстность представляла для него, относительно, удобную позицію, спѣшилъ на ней своихъ кавалеристовъ и завязалъ перестрѣлку, при которой мы потеряли убитыми трехъ коней. Взводъ Савина, очевидно, находился въ крайне критическомъ положеніи, и потому для оказанія ему необходимой поддержки спущены были въ долину, послѣдовательно, другой взводъ гвардейскаго полуэскадрона и два эскадрона драгунъ. Замѣтивъ быстрое движеніе этихъ послѣднихъ частей къ мѣсту боя, турки начали отступать къ Тырнову, и тогда-то мѣткій огонь, открытый съ вершины горы нашимъ конно-артиллерійскимъ взводомъ, заставилъ это отступленіе перейдти въ прямое бѣгство. Всѣ наши кавалерійскія части, находившіяся въ долинѣ, пустились преслѣдовать противника. Въ это время къ драгунской бригадѣ прибыли три донскія сотни № 26-го полка, съ двумя конными орудіями, и такъ какъ въ данную минуту уже можно было убѣдиться, что у противника, кромѣ бѣжавшей кавалеріи, ничего здѣсь не было, то всѣ остальные драгунскіе эскадроны съ 16-ю конною батареею и двумя сотнями донскаго № 26-го полка спустились внизъ и двинулись къ Тырнову; на вершинѣ же горы оставалась одна казачья сотня и два орудія для того, чтобы въ случаѣ нужды оказать содѣйствіе обратному движенію бригады.
Въ четвертомъ часу дня наши войска вышли уже на видъ Тырнова. Съ западной стороны ведутъ къ городу два пути: южнѣе — шоссе изъ Сельви, и сѣвернѣе — грунтовая дорога черезъ Хларъ, Каябунаръ и Бѣлаковцы. Сельвинское шоссе проходитъ по дну глубокой долины; грунтовая же дорога идетъ почти сплошь по хребту горъ, которыя подступаютъ къ самому Тырнову и оканчиваются высотою, значительно командующею надъ городомъ, расположеннымъ, какъ уже сказано, по склону высотъ и въ глубокой котловинѣ. Котловина Тырнова какъ съ запада, такъ и съ востока окружена довольно большими высотами, причемъ западный берегъ Янтры выше и скалистѣе восточнаго.
Для подступа къ Тырнову была выбрана сѣверо-западная грунтовая дорога и, подходя къ городу, войска построились въ слѣдующемъ порядкѣ: въ первой линіи два эскадрона драгунъ, прикрытые цѣпью наѣздниковъ; за серединою первой линіи одинъ эскадронъ и, наконецъ, въ нѣкоторомъ разстояніи позади — остальные три эскадрона, 16-я конная батарея и двѣ сотни казаковъ, которые нѣсколько отстали отъ передовыхъ трехъ эскадроновъ. Войска наши уже готовы были вступить въ городъ, какъ вдругъ съ противоположнаго берега рѣки грянули по нимъ артиллерійскіе выстрѣлы. Оказалось, что непріятель, при нашемъ приближеніи, очистивъ городъ, занялъ позицію на правомъ берегу Янтры, и кромѣ того на дорогѣ, ведущей къ Османъ-Базару, замѣчена нами колонна, уходившая отъ Тырнова по направленію къ востоку. Все это было принято за признакъ, что непріятель, слишкомъ заблаговременно заботясь о своемъ самосохраненіи, едва ли въ состояніи будетъ выдержать натискъ нашихъ войскъ.
Основываясь на всѣхъ этихъ данныхъ, генералъ Гурко рѣшился обратить свою рекогносцировку въ серьезное наступленіе и немедленно занять городъ. Для исполненія этого намѣренія онъ выдвинулъ конную батарею на позицію и приказалъ спѣшиться четыремъ эскадронамъ драгунъ, которые тотчасъ же двинулись впередъ, прикрывая оба фланга батареи; и въ то же время генералъ приказалъ двумъ орудіямъ и казачьей сотнѣ, остававшимся позади, на вершинѣ горы, что̀ лежитъ восточнѣе Каябунара, также идти впередъ, вслѣдъ за войсками. Выѣздъ нашей батареи на позицію оказался чрезвычайно затруднительнымъ, потому что вся мѣстность покрыта здѣсь виноградниками, перерѣзана рвами и множествомъ каменныхъ стѣнокъ. Вслѣдствіе этихъ неудобствъ, нашей батареѣ пришлось выѣзжать по узенькой дорожкѣ и затѣмъ, свернувъ влѣво, идти колонною, подставляя правый флангъ подъ непріятельскіе выстрѣлы. Турецкая батарея тотчасъ же открыла огонь по нашимъ орудіямъ и, надо отдать ей справедливость, пристрѣлялась весьма скоро, продолжая стрѣльбу по нашей батареѣ во все время движенія этой послѣдней. Но не смотря на эти крайне невыгодныя условія, командиръ батареи подполковникъ Ореусъ лихо вывелъ свой орудія на позицію и открылъ мѣткій огонь, который въ самомъ непродолжительномъ времени заставилъ непріятельскую батарею замолчать, сняться съ позиціи и потянуться по дорогѣ къ Османъ-Базару. Тогда подполковникъ Ореусъ направилъ огонь на турецкую пѣхоту, которая еще прежде этого успѣла открыть учащенную стрѣльбу какъ по спѣшеннымъ драгунамъ, такъ и по самой батареѣ.
Всѣ видимые признаки указывали, что противникъ отступаетъ, и потому всѣмъ нашимъ войскамъ было приказано двинуться впередъ, а казачьей сотнѣ, только что прибывшей съ Каябунарской горы къ отряду, войдти на рысяхъ въ самый городъ, который относительно турокъ находился теперь на правомъ флангѣ ихъ позиціи; поэтому движеніе казачьей сотни, послѣ того какъ она перешла черезъ Янтру, привело ее на флангъ противника и заставило его немедленно же очистить свою позицію и начать весьма поспѣшное отступленіе. Для преслѣдованія его генералъ Гурко тотчасъ же выдвинулъ гвардейскій полуэскадронъ, два эскадрона драгунъ, двѣ казачьи сотни и два конныя орудія, подъ начальствомъ командира Казанскаго драгунскаго полка, полковника Корево. Перейдя на правый берегъ Янтры, орудія наши открыли огонь по отступавшимъ колоннамъ противника, который послѣ этого въ непродолжительномъ времени обратился въ положительное бѣгство, бросая по дорогѣ свои ружья, патроны и аммуницію. Отступленіе это было столь быстро, что тырновскій гражданскій губернаторъ Саидъ-паша не имѣлъ даже времени дождаться пока ему засѣдлаютъ его лошадь и пѣшкомъ бѣжалъ изъ города по направленію къ Еленѣ.
Тырново было занято сотнею казаковъ, которую провелъ по улицамъ урядникъ Кубанскаго полка князь Церетелевъ, знакомый еще прежде со внутреннимъ расположеніемъ города. Эта сотня заняла между прочимъ и мусульманскій кварталъ, еще не вполнѣ оставленный жителями. Князь Церетелевъ первымъ вошелъ въ ту часть города, указывая путь казачьей сотнѣ.
Нашимъ призомъ этого дня былъ весь турецкій маринопольскій лагерь, въ которомъ мы захватили большіе боевые и продовольственные запасы, много разнаго оружія и одно знамя.
Со стороны турокъ участвовало въ бою пять батальоновъ пѣхоты, принадлежащихъ, судя по мундирамъ, къ низаму, четыреста человѣкъ арнаутской кавалеріи и шесть горныхъ орудій. По окончаніи дѣла, изъ разспросовъ плѣнныхъ оказалось, что къ концу сраженія подошли къ селенію Лесковацъ (въ 15-ти верстахъ отъ города) еще три батальона пѣхоты, присланные изъ Шумлы для подкрѣпленія тырновскаго отряда; но батальоны эти, узнавъ объ отступленіи турокъ изъ-подъ Тырнова, тоже повернули назадъ, не принявъ ни малѣйшаго участія въ дѣлѣ.
Потери наши состоятъ изъ двухъ раненыхъ нижнихъ чиновъ 16-й конной батареи (изъ коихъ одинъ раненъ тяжело) и убитыхъ пяти лошадей въ той же батареѣ, да трехъ коней въ гвардейскомъ полуэскадронѣ.
Болгарскіе жители Тырнова, чуть ли не всѣ до единаго, даже старцы и немощные, вышли на встрѣчу русскому отряду и съ криками «ура» и «да жіе нашъ Господарь Императоръ Александеръ!» провожали наши войска до городскаго собора, гдѣ былъ отслуженъ благодарственный молебенъ. Турки однако не могли уйдти изъ Тырнова, не надѣлавъ, по обыкновенію, безчинствъ и звѣрствъ надъ безоружными болгарами, на сколько позволило имъ время. Одинъ случай изъ числа этихъ неистовствъ особенно выдается своего дьявольскою жестокостію. Дѣло въ томъ, что уже во время отступленія турецкаго отряда изъ города — какъ мнѣ передавали — нѣсколько человѣкъ какихъ-то всадниковъ встрѣтили у фонтана беременную болгарку. Всадники остановились попоить коней и двое изъ нихъ заспорили между собою, кѣмъ беременна болгарка — мальчикомъ или дѣвочкою. Состоялось пари и, чтобы рѣшить споръ положительнымъ образомъ, несчастной женщинѣ былъ тутъ же распоротъ ятаганомъ животъ. Вынутый ребенокъ оказался мальчикомъ, и проигравшій пари заплатилъ своему противнику нѣсколько піастровъ, примолвя, что платитъ съ особеннымъ удовольствіемъ, такъ какъ однимъ болгариномъ будетъ меньше на свѣтѣ. Вся эта возмутительная сцена произошла на глазахъ нѣсколькихъ человѣкъ, застигнутыхъ и окруженныхъ у фонтана всадниками, которые впрочемъ остальнымъ не сдѣлали никакого зла, а только попугали.
Дабы упрочить занятіе Тырнова, генералъ Гурко немедленно же сдѣлалъ распоряженіе о занятіи войсками всѣхъ дорогъ и подступовъ къ городу и о переходѣ въ самый городъ главныхъ силъ отряда, Кіевскаго гусарскаго полка съ четырьмя орудіями и 26-го донскаго казачьяго полка съ конною батареею.
Въ главной квартирѣ, по видимому, никто, за исключеніемъ, конечно, самаго ограниченнаго числа лицъ, посвященныхъ въ стратегическія тайны и планы кампаніи, не могъ и подозрѣвать о возможности такой стремительной быстроты въ ходѣ военныхъ операцій. Корпуса, предназначенные къ дѣйствіямъ противъ Никополя и Рущука[5], еще не успѣли окончить своей переправы черезъ Дунай, авангардъ главныхъ силъ русской арміи (8-й корпусъ) еще бивуакировалъ около Систова, а передовой летучій отрядъ уже готовился перелетѣть за Балканы. Главная квартира находилась подъ Систовымъ, на бивуакѣ въ Царевицѣ, когда 26-го іюня, около шести часовъ вечера, ординарецъ генерала Гурко, штабсъ-капитанъ Карандѣевъ[6] привезъ извѣстіе о счастливомъ занятіи Тырнова. Общее «ура» тотчасъ же огласило садъ, гдѣ была разбита походная палатка Главнокомандующаго; лейбъ-казачья музыка грянула народный гимнъ. Его Высочество распорядился отслужить благодарственный молебенъ, наградилъ штабсъ-капитана Карандѣева орденомъ св. Владиміра 4-й степени съ мечами и бантомъ, и на слѣдующій день (27-го), раннимъ утромъ, выступилъ во главѣ своего штаба изъ Царевицы къ Тырнову, куда и прибылъ, какъ сказано выше, 30-го іюня.
Въ этотъ же самый день (30-го) генералъ Гурко выступилъ изъ Тырнова за Балканы, начертавъ предварительно для своего отряда слѣдующій планъ дѣйствій:
1) Для движенія за Балканы избрать путь, ведущій изъ Тырнова черезъ Присово, Пляково, Войнешти, Гайковецъ и Паровцы на Хаинкіой, въ долину Тунджи (путь этотъ ни на какихъ картахъ не обозначенъ)[7].
2) Двинуть по этому пути весь отрядъ, кромѣ 30-го донскаго полка и двухъ орудій. Сему послѣднему полку выдвинуть двѣ сотни съ обоими орудіями въ Габрово, для наблюденія за Шипкинскимъ проходомъ, а четыре сотни оставить въ Тырновѣ.
3) Отряду оставить въ Тырновѣ, подъ прикрытіемъ сборной[8] команды отъ всѣхъ частей отряда, весь свой колесный обозъ, взявъ съ собой лишь вновь организованный вьючный, въ которомъ имѣть неприкосновенный запасъ: на пять дней сухарей и на три фуража. Запасъ этотъ расходовать лишь въ случаѣ совершенной крайности, продовольствуясь, по возможности, средствами страны.
4) Порядокъ движенія: a) въ авангардѣ — конно-піонерный отрядъ, которому выступить двумя днями раньше главныхъ силъ; b) главныя силы — 4-я стрѣлковая бригада съ горною артиллеріею, двѣ бригады болгарскаго ополченія, двѣ сотни пластуновъ, гвардейскій полуэскадронъ, уральская сотня, драгунская бригада; c) арріергардъ — бригада болгарскаго ополченія и Кіевскій гусарскій полкъ. Арріергарду оставаться въ Тырновѣ до прибытія войскъ 8-го корпуса.
5) По занятіи выхода изъ дефиле въ долину Тунджи у дер. Хаинкіой, двинуться на Казанлыкъ, съ тѣмъ чтобы атаковать Шипкинскій перевалъ съ тыла (т. е. съ южной стороны), причемъ сотня казаковъ 30-го полка, оставленная у Габрова съ двумя орудіями, должна вести въ тотъ же день демонстративную атаку на тотъ же перевалъ съ фронта, т. е. съ его сѣверной стороны. По разсчету, одновременная атака Шипкинскаго перевала съ фронта и тыла должна состояться 5-го іюля.
Предварительныя свѣдѣнія о непріятелѣ, собранныя генераломъ Гурко въ Тырновѣ, заключались въ слѣдующемъ:
Турецкія власти и мусульманское населеніе Тырнова бѣжали къ Шумлѣ. Изъ всѣхъ горныхъ проходовъ, къ которымъ ведутъ пути изъ Тырнова, занятъ войсками только главный перевалъ Шипка[9]; остальные даже не наблюдаются. До 27-го іюня и на Шипкѣ было только около двухсотъ человѣкъ мустагфиза; 27-го же прибыли туда арабскія войска, около пяти таборовъ, съ горными орудіями и нѣсколько скопищъ баши-бузуковъ. Турки предполагаютъ поставить въ шипкинскихъ укрѣпленіяхъ крупповскія орудія, но неизвѣстно исполнено ли это. Было лишь свѣдѣніе, что для провоза орудій исправленъ подъемъ на Шипку со стороны Казанлыка.
Съ этими свѣдѣніями генералъ Гурко и двинулся за Балканы 30-го іюня. Главнокомандующій же, съ своей стороны, тотчасъ по прибытіи главной квартиры въ Тырново, принялъ, для облегченія генералу Гурко атаки Шипкинскаго перевала, слѣдующія мѣры:
Командиру 30-го донскаго полка дано приказаніе перейдти съ четырьмя сотнями изъ Тырнова въ Габрово, остальную же сотню выслать вправо отъ Тырнова по ловчинскому шоссе, для очищенія города Сельви (лежащаго на полупути между Тырновымъ и Ловчей) отъ собравшихся тамъ баши-бузуковъ. Вслѣдъ за тѣмъ былъ двинутъ въ Габрово 36-й пѣхотный Орловскій полкъ съ одною батареею, подъ общимъ начальствомъ генералъ-маіора Дерожинскаго, которому было предписано начать фронтальную атаку Шипкинскаго перевала 5-го іюля.
Примѣчанія[править]
- ↑ Составъ передоваго отряда былъ слѣдующій: 1) Драгунская бригада, подъ начальствомъ Его Императорскаго Высочества, флигель-адъютанта полковника Евгенія Максимиліановича Герцога Лейхтенбергскаго, изъ полковъ: 8-го драгунскаго Астраханскаго и 9-го драгунскаго Казанскаго, съ 16-ю конною батареей (8 эскадроновъ и 6 орудій).
2) Сводная бригада, подъ начальствомъ Его Императорскаго Высочества, свиты Его Величества генералъ-маіора Николая Максимиліановича Герцога Лейхтенбергскаго, изъ полковъ: 9-го гусарскаго Кіевскаго, имени Его Высочества, командира сводной бригады, и 30-го Донскаго казачьяго (полковника Орлова), съ донскою казачьею № 10-го батареей (10 эскадроновъ и сотень, 6 орудій).
3) Донская казачья бригада, подъ начальствомъ полковника Чернозубова, изь 21-го и 26-го полковъ, съ донскою № 15-го батареей (12 сотень и 6 орудій).
4) Кавказская казачья бригада, подъ начальствомъ полковника Тутолмина: Кубанскій и Владикавказско-Осетинскій полки, съ донскою конно-горною батареей (12 сотень и 6 орудій).
5) Сводный гвардейскій полуэскадронъ, подъ начальствомъ ротмистра Нордта 2-го.
6) Конно-піонерный отрядъ, подъ начальствомъ полковника графа Роникера, сформированный изъ кавказскихъ, донскихъ и уральскихъ казаковъ, заблаговременно подготовленныхъ къ саперному дѣлу въ Журжевѣ.
7) Уральская казачья сотня, подъ начальствомъ сотника Кирилова.
8) 4-я стрѣлковая бригада (4 батальона), болгарское ополченіе (6 дружинъ), двѣ сотни пластуновъ (½ батальона) и вся горная артиллерія (10½ батальоновъ и 14 орудій — за вычетомъ двухъ, потонувшихъ на переправѣ). - ↑ Впослѣдствіи, и при томъ очень скоро, боевая практика убѣдила, что эти опасенія не могли имѣть серьознаго значенія, и потому наши войска не только совершали походныя движенія, но даже и вступали въ бой въ бѣлыхъ рубахахъ и шапкахъ съ чехлами и назатыльниками. Равнымъ образомъ, тѣ начальники, которые еще во время похода по Румыніи приноровились къ мѣстнымъ условіямъ лѣтняго климата, подымали свои части съ бивуака часу въ двѣнадцатомъ ночи, съ такимъ разсчетомъ, чтобы успѣть по холодку дойдти часамъ къ 7—8-ми утра на мѣсто слѣдующаго ночлега, для котораго употреблялся весь день и вечеръ. Этотъ послѣдній порядокъ движенія самымъ благотворнымъ образомъ сберегалъ бодрость, силы и здоровье солдата.
- ↑ Рекогносцировка Тырнова 25-го числа была произведена генераломъ Гурко, такъ сказать, на свой страхъ, потому что секретное приказаніе на 25-е число, посланное изъ главной квартиры, предписывало всѣмъ передовымъ отрядамъ (т. е. отряду генерала Гурко, Кавказской казачьей бригадѣ и отряду восточнаго фронта) оставаться на своихъ мѣстахъ.
- ↑ Что и согласовалось отчасти съ предписаніемъ на 26-е іюня изъ главной квартиры.
- ↑ 1-го іюля части Рущукскаго отряда, на пути слѣдованія къ мѣсту своего назначенія, находились еще въ с. Павло, т. е. въ 25-ти верстахъ отъ Систова, а 14-я дивизія (авангардъ главныхъ силъ) между селеніями Куцина и Борушъ, не доходя рѣки Россицы, въ двухъ переходахъ отъ Систова.
- ↑ Лейбъ-гвардіи Конно-Гренадерскаго полка.
- ↑ Этотъ путь былъ отысканъ и избранъ по слѣдующимъ причинамъ: Вопросъ перехода за Балканы заключался для генерала Гурко, главнѣйшимъ образомъ, въ томъ, чтобы отыскать такой горный проходъ, по которому можно было бы обойдти противника, занимавшаго изъ всѣхъ балканскихъ переваловъ пока только два: Елено-Твердицкій (колесный путь) и Шипкинскій (шоссе изъ Тырнова на Габрово, Шипку и Казанлыкъ). Заботы объ отысканіи прохода были возложены на волонтера — урядника Кубанскаго казачьяго полка, князя Церетелева, который хорошо зналъ мѣстность и языки Балканскаго полуострова, успѣвъ изучить ту и другіе еще въ бытность свою секретаремъ нашего константинопольскаго посольства. Благодаря личнымъ поискамъ князя Церетелева и разспросамъ его у болгарскихъ ополченцевъ и мѣстныхъ жителей, проходъ былъ найденъ. Путь къ нему ведетъ по тѣмъ населеннымъ пунктамъ, которые исчислены въ первомъ параграфѣ плана дѣйствій генерала Гурко.
- ↑ Преимущественно изъ слабосильныхъ людей.
- ↑ Шоссированный еще Митхадомъ-пашей, въ бытность его генералъ-губернаторомъ придунайской Болгаріи; но шоссе теперь въ запущенномъ видѣ.
