Въ замерзшее окно мерцаетъ лучъ разсвѣта,
А труженикъ пера въ безмолвьи кабинета
Сидитъ еще, склонясь надъ письменнымъ столомъ,
Съ какимъ-то мертвеннымъ, измученнымъ лицомъ, 5 Гдѣ слѣдъ оставила гнетущая забота,
Ночей безсонныхъ рядъ и спѣшная работа.
Да, онъ торопится, давно за шагомъ шагъ
Слѣдитъ за нимъ его неумолимый врагъ,
И этотъ врагъ—болѣзнь. Вотъ скоро двѣ недѣли, 10 Какъ онъ, вернувшися съ печальныхъ похоронъ
Товарища, едва добрался до постели.
Продрогшій до костей, измученъ, истомленъ,
Не скоро онъ заснулъ. Предъ нимъ мелькали дроги,
Которыя съ трудомъ тащила пара клячъ 15 По кочкамъ и грязи разъѣзженной дороги.
Онъ слышалъ и дѣтей осиротѣлыхъ плачъ,
И жалобы жены, нежданно овдовѣвшей,
Отъ горя и тревогъ внезапно постарѣвшей.
Давно-ль была она красива, молода? 20 Давно ли въ ихъ кружкѣ, товарищески-шумномъ,
Являлася она со споромъ остроумнымъ,
Съ веселой шуткою?.. Случалася бѣда—
Къ ней обращалися за помощью, совѣтомъ,
И вѣяло на всѣхъ какимъ-то чуднымъ свѣтомъ, 25 Тепломъ и ласкою отъ искреннихъ рѣчей,
Отъ взора мягкаго большихъ ея очей.
Онъ помнитъ хорошо ихъ скромныя собранья,
Сужденья мѣткія о разныхъ злобахъ дня,
Порой—горячій споръ, остроты, восклицанья 30 И чай съ закускою у яркаго огня.
Хозяйка иногда садилась къ фортепьяно,
Смѣнялись чередой Бетховенъ и Гуно̀[3]
И часто лучъ зари заглядывалъ въ окно…
Все это вспомнилъ онъ, когда среди тумана 35 Стоялъ у свѣжаго могильнаго холма.
Въ природѣ, на душѣ—вездѣ царила тьма
Сырая, скорбная. Такъ глухо, такъ уныло
Звучали рѣчи ихъ надъ дорогой могилой
Товарища, подъ шумъ осенняго дождя 40 И вѣтра стонъ въ вѣтвяхъ деревьевъ обнаженныхъ.
Въ толпѣ виднѣлося не мало огорченныхъ
Сочувствующихъ лицъ. Немного погодя,
Всѣ тихо разбрелись съ пустѣвшаго кладбища.
Едва къ семи часамъ, трясясь по мостовой 45 На дрожкахъ подъ дождемъ, продрогшій, чуть живой
Достигъ онъ своего невзрачнаго жилища.
Обрывки горькихъ думъ кружились въ головѣ,
Его тревожили заботы о вдовѣ,
О дѣтяхъ-сиротахъ. Но что же будетъ съ ними? 50 Зловѣщая нужда охватитъ ихъ своими
Сѣтями прочными, заставитъ ихъ пройдти
Чрезъ цѣлый рядъ обидъ, жестокихъ униженій,
Тяжелаго труда, безчисленныхъ лишеній—
Всю радость бытія оставивъ на пути, 55 Всю прелесть юности съ наивной чистотою…
Ужасная судьба! Его покойный другъ
Трудился цѣлый вѣкъ, не покладая рукъ,
Заботясь о семьѣ, но вотъ сломилъ недугъ
Бѣднягу,—и она осталася съ сумою, 60 На улицѣ… «Ну, что-жъ? такъ будетъ и со мною»,—
Онъ громко произнесъ, входя на грязный дворъ
И поднимаяся по слабо освѣщенной
Высокой лѣстницѣ.—Какъ поздно! до сихъ поръ?— 65 Послышался вопросъ супруги раздраженной,
— Изъ типографіи давно разсыльный ждетъ,
Ты завтра обѣщалъ о выставкѣ отчетъ?
«Вотъ въ ящикѣ… возьми. Мнѣ нынче что-то худо».
На слѣдующій день поднялся онъ съ трудомъ: 70 Казалась голова налитою свинцомъ
И колотье въ груди усилилось. Простуда
Себя давала знать… О, только бы не слечь,
Не одолѣлъ бы врагъ!..
II.
Блѣднѣетъ пламя свѣчъ,
Пробило пять часовъ… Какъ хочется прилечь,
Забыться!.. Но нельзя, не кончена работа,
Еще два-три листа… А завтра—день разсчета. 5 Перо скользитъ порой изъ ослабѣвшихъ рукъ,
Глаза слипаются подъ маятника стукъ…
Нельзя! И вновь оно мелькаетъ по бумагѣ
Все торопливѣе, и кажется бѣднягѣ,
Что онъ опередилъ жестокаго врага, 10 Что онъ уже спасенъ. Но радость недолга—
Недугъ настигъ его. Онъ цѣпкими когтями
Хватаетъ за̀-сердце, какъ молотомъ въ виски
Стучитъ… и, внѣ себя отъ горя и тоски,
Охваченный его ужасными сѣтями, 15 Напрасно бьется въ нихъ измученный бѣднякъ.
Дыханье замерло, кругомъ—зловѣщій мракъ…
Ужель конецъ всему? Ужели нѣтъ спасенья?
И тотъ, кто столько лѣтъ боролся и страдалъ,
Трудился, вѣровалъ, надѣялся и ждалъ— 20 Лежитъ безъ голоса, безъ мысли, безъ движенья!..
А еслибъ онъ и всталъ—какое пробужденье!
Что̀ въ жизни ждетъ его? Какъ жалкій инвалидъ,
Больной, безпомощный и никому ненужный,
Онъ въ битвѣ жизненной остался—безоружный 25 И брошенъ на пути. Вокругъ него спѣшитъ,
Волнуяся, толпа, онъ слышитъ кличъ побѣдный,
Среди людей живыхъ какой-то тѣнью блѣдной
Онъ кажется себѣ. Друзья ушли впередъ,
И слабый вопль его безъ отклика замретъ… 30 Недаромъ онъ живетъ въ томъ вѣкѣ просвѣщенномъ,
Гдѣ—«каждый за себя» и—«горе побѣжденнымъ!»
