Божественная комедия (Данте; Мин)/Ад/Песнь XXX/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Божественная комедія. Адъ — Пѣснь XXX
авторъ Данте Алигіери (1265—1321), пер. Дмитрій Егоровичъ Минъ (1818—1885)
Оригинал: ит. Divina Commedia. Inferno. Canto XXX. — Источникъ: Адъ Данта Алигіери. Съ приложеніемъ комментарія, матеріаловъ пояснительныхъ, портрета и двухъ рисунковъ. / Перевёлъ съ италіянскаго размѣромъ подлинника Дмитрій Минъ — Москва: Изданіе М. П. Погодина. Въ Университетской Типографіи, 1855. — С. 247—254.

Божественная комедія. Адъ.


Пѣснь XXX.


[247]Содержаніе. Далѣе Данте видитъ тѣни двухъ поддѣлывателей чужой личности, людей, разыгравшихъ чужую роль съ цѣлію обмана: они одержимы изступленіемъ. Одна изъ нихъ, тѣнь древней Мирры, пробѣгаетъ мимо; другая, Джіанни Скикки, набѣгаетъ на алхимика Капоккіо, хватаетъ его за горло зубами и волочитъ по дну рва. За тѣмъ очамъ поэта представляется тѣнь мастера Адама, дѣлателя фальшивой монеты, страждущаго жестокой водянкой. Онъ повѣствуетъ Данту о своемъ преступленіи и называетъ по имени двухъ рядомъ съ нимъ лежащихъ грѣшниковъ, одержимыхъ гнилой горячкой: жену Пентефрія, оклеветавшую Іосифа, и грека Синона. Послѣдній, оскорбленный обиднымъ намекомъ мастера Адама, бьетъ его по животу, а этотъ отвѣчаетъ ему по уху, отъ чего возникаютъ у нихъ ссора и взаимныя обвиненія въ томъ, кто кого грѣшнѣе. Данте, заслушавшійся ихъ рѣчей, получаетъ строгій выговоръ отъ Виргилія и со стыдомъ удаляется оттуда.



1 Въ тотъ вѣкъ, когда, прогнѣвана Семелой
На племя Ѳивъ, Юнона столько разъ
Его губила въ злобѣ закоснѣлой, —

4 Такъ обезумѣлъ лютый Атамасъ,
Что, чадъ своихъ узрѣвъ въ рукахъ супруги,
Вскричалъ рабамъ, отъ бѣшенства ярясь:

7 «Разставимъ сѣти здѣсь у брода, други,
Чтобъ львицу съ львятами поймать въ сѣтяхъ!»
Потомъ, Леарха вырвавъ у подруги,

[248]

10 И, злобно сжавъ въ безжалостныхъ когтяхъ,
Разбилъ его о груду скалъ съ размаха;
Съ другой же ношей мать спаслась въ волнахъ.

13 Или когда унизилъ рокъ до праха
Величье Трои въ брани роковой
И съ царствомъ царь погибъ въ годину страха, —

16 Гекуба, мать, убитая тоской,
Вотще съ врагомъ за Поликсену споря
И Полидоровъ видя трупъ нагой,

19 Повергнутый на шумномъ брегѣ моря,
Вдругъ обезумѣла, какъ песъ завывъ:
Такъ умъ ея разстроился отъ горя!

22 Но никого ни въ Троѣ, ни средь Ѳивъ,
Во время оно до такого гнѣва
Не доводилъ безумія порывъ,

25 Какъ здѣсь, я видѣлъ, двѣ души на лѣво,
Нагія, мчались, грѣшниковъ грызя,
Какъ двѣ свинья, бѣжавшія изъ хлѣва.

28 Одна изъ нихъ, въ Капоккіо вонзя
Подъ горломъ зубы, повлекла злодѣя,
По камнямъ дна терзая и разя.

[249]

31 Тутъ Аретинецъ, въ ужасѣ блѣднѣя,
Сказалъ: «То Скикки! золъ, неукротимъ,
Онъ насъ грызетъ, безумной тѣнью вѣя.»

34 — «О если хочешь, чтобъ бѣгущій съ нимъ
Въ тебя не могъ» я рекъ «зубами впиться,
Скажи: кто онъ, пока еще онъ зримъ!» —

37 Я онъ въ отвѣтъ: «То духъ преступный мчится,
Духъ Мирры древней, вздумавшей съ отцемъ
Не должною любовью насладиться.

40 Къ отцу явившись въ образѣ чужомъ,
Съ нимъ предалась она любви грѣховной!
Бѣгущій съ ней подобенъ ей во всемъ:

43 Честь табуна пріявъ цѣной условной,
Онъ родъ Донати взялся разыграть.
И приложилъ печать къ его духовной.»

46 Когда умчались два безумца вспять,
Я отвратилъ отъ нихъ глаза со смутой
И сталъ другихъ проклятыхъ созерцать.

[250]

49 Гляжу: одинъ сидитъ, какъ лютня, вздутый,
Когда бъ отнять у грѣшника долой
Ту часть, гдѣ бедра у людей примкнуты.

52 Отъ тягостной болѣзни водяной —
Которая, членъ искажая каждый,
Ликъ изсушаетъ, вздувъ животъ горой, —

55 Не могъ онъ губъ сомкнуть хотя бъ однажды,
Какъ чахнущій, котораго уста
Изсохшія разверзлися отъ жажды.

58 «О вы, которыхъ въ страшныя мѣста
Ведетъ не казнь (а почему, не знаю!)»
Сказалъ онъ намъ: «взгляните вы сюда!

61 Маэстръ Адамъ, какъ я томлюсь, страдаю!
Живой имѣлъ я все, чего желалъ,
Ахъ! здѣсь одной лишь капли водъ желаю!

64 Ручьи, что въ Арно катятся со скалъ
По зелени пригорковъ Казентина,
Гдѣ такъ игривъ, такъ свѣтелъ ихъ кристаллъ, —

[251]

67 Всегда передо мной, а вотъ причина,
Почто мнѣ ликъ, сильнѣй недуговъ всѣхъ,
Такъ изсушаетъ тѣхъ ручьевъ картина.

70 Судъ праведный, карающій мой грѣхъ,
Край, гдѣ грѣшилъ я, мнѣ затѣмъ представилъ,
Чтобъ безпрестанно я вздыхалъ какъ мѣхъ.

73 Вонъ тамъ Ромена, градъ, гдѣ я подбавилъ
Худой составъ въ крестителеву смѣсь:
За то въ огнѣ я тѣло тамъ оставилъ.

76 Но если бъ Гвидъ, иль Александръ былъ здѣсь,
Или ихъ брать: чтобъ знать, какъ онъ наказанъ,
Я отдалъ бы источникъ Бранды весь.

79 Одинъ ужь здѣсь, коль вѣрить я обязанъ
Тому, что Скикки мнѣ твердилъ въ бреду;
Но что мнѣ въ томъ? я по ногамъ здѣсь связанъ!

82 Будь легокъ я хоть столько на ходу,
Что во сто лѣтъ прошелъ бы дюймъ, не болѣ,
То и тогда бъ пошелъ я въ путь въ аду

[252]

85 Въ толпѣ больныхъ искать его на волѣ,
Хотя кругомъ въ двѣнадцать миль большихъ
И поперегъ въ полмилю это поле.

88 Въ семью такую я попалъ за нихъ;
По просьбѣ ихъ, я мѣди три карата
Вмѣшалъ въ составъ флориновъ золотыхъ.»

91 И я: «Кто жъ эти два твои собрата
Лежатъ на право близъ тебя, дымясь,
Какъ мокрая рука, въ морозъ подъята?»

94 — «Я ихъ нашелъ, низвергшись въ эту грязь;»
Онъ отвѣчалъ: «съ тѣхъ поръ лежатъ безгласно
И будутъ въ вѣкъ лежать, не шевелясь.

97 Одной Іосифъ обвиненъ напрасно;
Другой изъ Трои лживый грекъ Синонъ:
Въ гнилой горячкѣ такъ смердятъ ужасно.» —

100 Тутъ гордый грекъ — былъ видно оскорбленъ
Постыднымъ именемъ — въ тугое брюхо
Его ударилъ кулакомъ, и звонъ

[253]

103 Как барабан оно издало глухо;
А мастр Адам, ожесточась от мук,
Хватил его рукой не легче в ухо,

106 Сказав: «Пускай лишил меня недуг
Движенья ног; но знай, на службу эту
Еще никто не приковал мне рук.»

109 — «Не так проворен ты казался свету,
Идя в огонь;» сказал Синон в ответ:
«За то проворней выбивал монету.»

112 А тот ему: «Ты прав, в том слова нет;
Но так ли прав ты был, когда Трояне
Тебя просили им подать совет?»

115 — «Я лгал в словах, а ты солгал в чекане;»
Сказал Синон: «один лишь грех на мне;
С тобой же вряд сравнится бес в обмане.» —

118 «Эй, вероломец! вспомни о коне!
Весь мир узнал обман твой пресловутый;»
Сказал брюхан: «казнись за то вдвойне!»

121 Но грек: «А ты казнися жаждой лютой,
Пока язык твой треснет и живот,
Водою тухлой как гора раздутый!»

124 Тогда монетчик: «Разорви ж ты рот
За злую речь! пуст я раздут водою
Пусть жаждою томлюсь я круглый год,

127 За то в жару с больной ты головою!
А чтоб лизнуть Нарциссова стекла
Вряд остановка будет за тобою.» —

[254]

130 Ихъ злая брань весь умъ мой завлекла;
Но тутъ поэтъ: «Смотри, еще не много —
И между насъ посѣется вражда.»

133 И я, услышавъ гласъ поэта строгій,
Спѣшилъ къ нему съ такимъ въ лицѣ стыдомъ,
Что и досель смущаюсь думъ тревогой.

136 Какъ человѣкъ, томимый страшнымъ сномъ,
Во снѣ желаетъ, чтобы сномъ остался
Внезапный страхъ, смутившій сердце въ немъ:

139 Такъ безъ рѣчей въ смущеньи я терялся,
Желая извиниться, и, того
Не замѣчая, молча извинялся.

142 Но вождь: «Проступокъ большій твоего
И меньшею стыдливостью смываютъ:
Смири жъ тревогу сердца своего.

145 Но помни: всюду на тебя взираютъ
Глаза мои, когда придемъ туда,
Гдѣ споръ подобный люди затѣваютъ:

148 Внимать ему не должно безъ стыда.»




Комментаріи.

[247] 1—3. Кадмъ имѣлъ четырехъ дочерей отъ Герміоны: Семелу, Агаву, Автоною и Ино. Отъ Юпитера родила Семела Бахуса. Юнона, раздраженная невѣрностію Зевса, возненавидѣла все кадмово племя въ Ѳивахъ до того, что многократно изливала на него свое мщеніе. Прежде всего она погубила Семелу, побудивъ ее просить Юпитера явиться къ ней въ громѣ и молніи. На пиршествѣ Бахуса она навела такое изступленіе на прочихъ дочерей Кадма, что онѣ, принявъ сына Агавы за вепря, умертвили его. Она выслала къ Ино и мужу ея Атамасу фурію Тизифону, которая до того помрачила въ нихъ разсудокъ, что Атамасъ однаго изъ своихъ сыновей, Леарха, раздробилъ о камень, а съ другимъ, Меликертомъ, Ино кинулась въ море, гдѣ, по просьбѣ Венеры, Нептунъ превратилъ ихъ въ морскихъ боговъ: Ино въ [248]Левкатею, Меликерта въ Палемона. Наконецъ и самъ Кадмъ съ своей женою былъ превращенъ въ змѣй.

4—12. Подражаніе Овидію. Metam. IV, 371 et seq.

13—20. Когда, по взятіи Трои, суда Грековъ стояли на якорѣ у береговъ ѳракійскихъ, тѣнь Ахиллеса потребовала принесенія ему въ жертву Поликсены, дочери Пріама и Гекубы; по совершеніи жертвоприношенія, трупъ ея отдали несчастной матери. Но это было только началомъ ея бѣдствій: въ то время, когда она шла къ морскому берегу за водою для омовенія ранъ дочери, внезапно увидѣла она трупъ Полидора, единаго оставшагося у ней сына: желая спасти Полидора, она поручила его Полимнестору, царю ѳракійскому; но коварный царь, подкупленный Греками, умертвилъ Полидора и бросилъ трупъ его на взморьѣ. Тогда Гекуба, вдругъ обезумѣвъ, кинулась съ толпою Троянокъ на Полимнестора и, превращенная въ псицу, вырвала у него глаза. Ovid. Metam. XIII, 400 et seq.

[249] 31. Другой алхимикъ — Гриффолино изъ Ареццо (Ада XXIX, 109 и прим.).

32. Флорентинецъ Джіанни Скикки славился умѣньемъ измѣнятъ черты своего лица и принимать желаемую физіогномію. Комментаторы разсказываютъ, что Симоне Донати убилъ своего дядю Вуозо Донати (того самаго, котораго мы видѣли выше (Ада XXV, 141 и пр.), за то, что тотъ завѣщалъ не въ его пользу свое огромное имѣніе, нажитое самыми беззаконными средствами. Симоне уговорился съ Скикки составить подложное завѣщаніе: для того спрятали трупъ Буозо, и въ постель на его мѣсто положили Скикки, который такъ хорошо разыгралъ роль покойника и подражалъ его голосу, что совершенно обманулъ свидѣтелей и нотаріуса. Такимъ образомъ была составлена и подписана духовная вмѣсто настоящей, отдававшей все имущество Буозо въ пользу монастырей. За это Скикки получилъ кобылицу, стоившую 10,000 флориновъ. Піетро ди Данте.

38—41. Мирра, дочь Цинира, царя паѳосскаго. О преступной ея любви см. въ Миѳологіи. Проклятая отцемъ своимъ, она бѣжала въ Аравію, родила тамъ Адониса и такъ долго оплакивала свое преступленіе, что наконецъ боги, сострадая ей, превратили ея въ бальзамическое дерево — мирру.

[250] 49—51. Этотъ грѣшникъ страдаетъ водяною: животъ его, необыкновенно растянутый жидкостію въ сравненіе съ верхней частью тѣла, придаетъ ему видъ лютни (инструмента, имѣющаго тонкую шейку и толстый корпусъ), если вообразимъ, что у грѣшника отняты бедра.

59—54. Въ водяной болѣзни водянистая частъ крови, отъ неправильнаго ея обращенія, выдѣляется какъ подъ кожу, такъ и въ различныя полости, преимущественно въ животъ: отъ потери воды изъ крови происходитъ сильная жажда, а отъ дурнаго питанія — худоба тѣла, особенно лица.

61. Мастеръ (маэстро) Адамъ изъ Брешіи, чеканщикъ монеты, по наущенію графовъ Ромены: Гвидо, Алессандро и Агинольфо (см. ст. 76—77), поддѣлывалъ флорентинскія монеты флорины. Подлогъ вскорѣ былъ открытъ, и мастера Адама сожгли живаго на дорогѣ между Флоренціею и Роменой. Еще до сихъ поръ показываютъ мѣсто, гдѣ это случилось: его называютъ Macia del uomo (костеръ мертваго человѣка), куда каждый прохожій обыкновенно кидаетъ камень. Троіа (Veltro allegorico, p. 35).

65. Казентино, верхняя долина Арно, выше Ареццо, орошаемая множествомъ горныхъ ручьевъ.

[251] 70. Воспоминаніе о прекрасной Италіи, въ которой онъ грѣшилъ такъ позорно, увеличиваетъ его мученіе; богатства, пріобрѣтенныя подлогомъ, исчезли; душа его вѣчно томится и жаждетъ, хотя и кажется пресыщенною нечистыми соками. Копишъ.

74. Во Флоренціи чеканились съ 1252 г. превосходныя золотыя монеты флорины (впослѣдствіи называвшіяся zecchini) съ изображеніемъ, съ одной стороны, головы Іоанна Крестителя, съ другой — лиліи. Вѣсъ ихъ равнялся унціи, а проба 24 каратамъ (см. ниже), т. е. онѣ были безъ всякой примѣси. Флорентинцы такъ гордились ими, что всякую ихъ поддѣлку наказывали какъ величайшее преступленіе. Филалетесъ.

77. Братья Гвидо, Алессандро и Агинольфо, упомянутые выше графы Ромены, были дѣти графа Гвидо, внука добродѣтельной Гвальдрады (Ада XVI, 37—39 и прим.). Нѣкоторые вмѣсто Агинольфо принимаютъ четвертаго ихъ брата: епископа Бандино или Альдобрандино изъ Ареццо.

78. Фонте Бранда — такъ называется прекрасно украшенный и обильный водою источникъ около Сіенны.

[252] 86. Въ подлин.: одиннадцать миль. Это мѣсто, а также другое выше (Ада XXIX, 8), послужили, какъ было сказано, данными для вычисленія размѣровъ колодезя и всего 8 круга вообще и каждаго рва въ отдѣльности. См. Филалетеса Die Hölle, р. 251.

89. Каратъ означаетъ 24 долю: потому флорины, выбитые мастеромъ Адамомъ, содержади въ себѣ только 21 долю золота и 8 примѣси.

91—93. Эти два горячечные такъ же пластично изображены, какъ и больной, одержимый водянкою: они какъ-будто сейчасъ взяты изъ италіянскихъ гошпиталей, которые вѣроятно часто посѣщалъ Данте. Когда освѣжаютъ постель, въ которой, обливаясь потомъ, лежитъ больной лихорадкою: тогда чѣмъ сильнѣе былъ пароксизмъ, тѣмъ обильнѣе поднимается съ больнаго паръ, обыкновенно противнаго запаха: эту картину нельзя ни съ чѣмъ сравнить такъ хорошо, какъ съ паромъ, сгущающимся около мокрой руки, поднятой въ сильный морозъ на воздухъ. Филалетесъ.

97. Жена египетскаго царедворца Пентефрія.

98. Синонъ, бѣглый грекъ, убѣдилъ Троянъ ввесть деревяннаго коня въ Трою (Ада XXVI, 55—64 и пр.).

[253] 110. Т. е. на костер, на котором был сожжен мастер Адам (см. выше 61 и прим.).

128. Самолюбивый Нарцисс, беспрестанно любовавшийся своим отражением в зеркале воды, был превращен в ручей. Стало быть, стеклом (зеркалом) Нарцисса назван здесь в насмешку ручей, из которого верно бы не отказался напиться Синон, если бы его позвали.

[254] 141. Т. е. моимъ смущеніемъ.

148. Въ подлин.: Che voler ciò udire è bassa voglia. Можетъ быть, Данте влагаетъ эти слова въ уста Виргилія съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобы напомнить, что творецъ Энеиды, «актеръ, наставникъ въ пѣснопѣньи» Дантовъ (Ада I, 85), никогда не изображалъ ничего низкаго и неблагороднаго. Впрочемъ этотъ эпизодъ такъ вѣрно схваченъ съ природы, что читатель конечно не упрекнетъ великаго поэта за уклоненіе отъ возвышеннаго тона его элегантнаго учителя.