Командир 14-го армейского корпуса, действущего в Добрудже, генерал-лейтенант
А. Э. ЦИММЕРМАН
(Рисовал П. Ф. Борель, грав. И. Матюшин)
К Командир 14-го армейского корпуса действующего в Добрудже, генерал-лейтенант Аполлон Эрнестович Циммерман принадлежит к числу выдающихся боевых генералов нашей армии. Уроженец Лифляндской губернии, он родился в 1825 году и вступил на службу юнкером в Гусарский его величества короля виртенбергского полк. На девятнадцатом году от роду он был произведен в корнеты и тотчас стал готовиться к поступлению в Академию генерального штаба. Окончив академический курс, он в 1848 году был причислен к генеральному штабу и отправился в Архангельскую и Олонецкую губернии для составления военно-статистического обозрения и маршрутной карты. Эта командировка доставила ему прекрасный случай хорошо ознакомиться с севером России и нет уголка от Колы до Соловецкого монастыря, где бы он не побывал. В следующем году в чине штабс-капитана Апполон Эрнестович был командирован заграницу по случаю войны в Венгрии с назначением состоять в распоряжении генерал-адъютанта графа Берга. Это назначение дало возможность ему принять деятельное участие в венгерской компании и быть участником главнейших эпизодов ее. Он участвовал в сражениях с 14-го по 20 июня 1849 года при наступательном движении австрийской дунайской армии от города Петербурга через Рааб и м. Бабольна до крепости Коморна, занятой 6 т. неприятельским корпусом под командою Гергея. Кроме того Циммерман принял участие 29 июня в упорном бою с неприятелем, следовавшим из крепости Коморна, с намерением пробиться сквозь австрийскую армию; почти через месяц после этого, 28 июля, он был в сражении против семидесятитысячной армии под начальством Бема и Дембинского при селе Киш-Бечкереке и обращении неприятеля в бегство за крепость Темешвар, при этом случае освобожденной от осады.
За участие во всех этих делах Циммерман получал награду за наградою: так, под Коморном он был награжден орденом Святой Анны 3-й степени с бантом, затем чином капитана; под Киш-Бекчереком — орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом, а император австрийский пожаловал ему орден Леопольда меньшего креста.
В 1851 году Циммерман отправился на Кавказ, где, как большинство нынешних боевых офицеров, находился в походах против горцев. Как этот год, так и весь следующий он участвовал в многочисленных стычках с неприятелем, за что был произведен в подполковники. В 1853 году Циммерман командирован в распоряжение командующего войсками Прикаспийского края, а затем участвовал в военных действиях против горцев.
При начале восточной войны Циммерман первое время находился в распоряжении командовавшего действующим корпусом на кавказско-турецкой границе. По прибытии в город Александрополь он был назначен заведующим штабом ахалцихского отряда, а потом временно командовал этим отрядом, молодецки пробрался ночью во время блокады в Ахалцых, вступил в должность начальника штаба тамошнего отряда и участвовал в жаркой перестрелке с турецкою конницею, а затем с прибытием пехоты обратил неприятеля в бегство. Когда был ранен генерал-майор Фрейтаг, он принял начальство над 1-м и 2-м батальонами Виленского егерского полка, перевел их через реку Подцоховку под картечным и батальным огнем неприятеля, взял штурмом укрепленную завалами неприятельскую позицию и овладел семью орудиями. За это блестящее дело, как и за последующие отличия, подполковник Циммерман всемилостивейше пожалован орденом Святого великомученика Георгия 4-й степени. Следующий, 1854 год, Аполлон Эрнестович продолжал участвовать в делах с горцами на Кавказе, а затем, в 1855 году, был командирован по высочайшему повелению в распоряжение главнокомандующего военно-сухопутными и морскими силами в Крыму. Здесь он поступил в севастопольский гарнизон, где и находился безотлучно по 28 августа, разделял участь славных защитников Севастополя. Он участвовал в нескольких военных делах. Так, был при замене ложементов двумя батальонами Суздальского пехотного полка, при отражении неприятеля от ложементов впереди редута Шварца, при производстве работ на редуте Шварца и пяти отделениях оборонительной линии, под сильным огнем неприятеля, несколько раз покушавшегося вести подкопы к редуту Шварца, под огнем неприятеля и при усиленном бомбардировании четвертого бастиона и отбитии неприятельской вылазки в числе двенадцати тысяч человек на траншеи между пятым и шестым бастионами, генерал-лейтенантом Хрулевым при отражении неприятеля от Волынского и Селенгинского редутов, Камчатского люнета и Корниловского бастиона, при усиленной бомбардировке Корабельной стороны и передовых редутов, при отражении неприятеля от Забайкальской батареи, во время усиленной канонады в ночь с 5-го на 6 июня всей оборонительной линии Севастополя, при отбитии штурма 24 августа, во время усиленной бомбардировки первого и второго отделений; 26-го числа при сосредоточении неприятельского огня против левого фланга и при штурме Севастополя с 27-го на 28 августа вместе с войсками севастопольского гарнизона он перешел с южной на северную сторону.
При третьем бомбардировании Севастополя в ночь с 5-го на 6 июня, подполковник Циммерман был контужен осколками бомбы и камнями в правую ногу и левый пах. Поистине удивительно, каким образом Циммерман остался живым: пролетевшее ядро оторвало половину плаща его, но он остался невредим. Случай этот весьма редкий, но пролети ядро на один волос ближе к Циммерману и его бы не стало. За отличие по службе он 22 августа 1855 года был произведен в полковники. В 1860 году по высочайшему повелению Циммерман был назначен командующим войсками Заилийского края и получил приказание двинуться против коканцев и, заняв ряд коканских крепостей, содействовать соединению пограничной линии Сибирской с пограничною линией Оренбургскою. В то время степные походы были нелегки. Войска наши с ними не были знакомы; на Кокан, Хиву и Бухару смотрели как на серьезного врага и потому возложенное на Циммермана поручение считалось весьма трудным, да к тому же и средства, ему представленные, были невелики. В этом походе он взял крепости Токмак и Пиштех, был произведен в генерал-майоры и получил орден Станислава 1-ой степени. В 1862 году он назначен начальником штаба Виленского военного округа, а в 1863 году там вспыхнуло польское восстание. Он был начальником штаба как при Назимове, так и при Муравьеве. Последний сначала отнесся было к генералу Циммерману с недоверием, но потом, ознакомившись с его деятельностью и характером, увидел в нем ближайшего и самого деятельного себе помощника. Ровность и спокойность характера, стойкость, терпимость и отличное понимание военного дела отличали резко генерала Циммермана от других. Граф Берг очень ценил его и по его представлению он получил 4-ю пехотную дивизию, стоявшую в Царстве Польском, а затем был назначен начальником 2-й гренадерской дивизии. В 1866 году Аполлон Эрнестович получил чин генерал-лейтенанта, а 19 февраля 1877 года был назначен командиром 14-го армейского корпуса в составе Дунайской армии.
Кроме орденов, упомянутых выше, генерал Циммерман имеет еще следующее: Анны 1-й степени с короною, Владимира 2-й степени, Белого Орла и Святого Александра Невского с мечами за переправу через Дунай в начале Русско-турецкой войны 1877 года; из иностранных орденов он имеет: австрийский Леопольда меньшего креста; Мекленбург-Шверинский, Вендской короны 1-й степени, прусский, красного Орла 1-й степени.
В Русско-турецкую войну 1877—78 годах Циммерман совершил удачную переправу через Дунай у Галаца и Браилова. Переправа эта состоялась как раз к концу второго месяца со дня объявления войны. Мы не станем описывать здесь приготовлений, делавшихся с нашей стороны под Браиловым и Галацем, а передадим лишь главные моменты переправы нашей армии на турецкий берег.
Прежде всего нужно заметить, что подготовления к этой операции заключались в быстром занятии левого берега Дуная от Рени до Браилова, в заграждении на этом месте доступа турецким мониторам посредством погружения торпед, в ослаблении блокированной минными заграждениями турецкой эскадры между Рени и Браиловом, и, наконец, в производстве технических работ по устройству сообщения с противолежащим турецким берегом. О действиях наших войск, клонившихся к достижению первых трех целей, были сообщены своевременно довольно подробные сведения; поэтому коснемся, главным образом, выполнения в техническом отношении последней, так сказать, заключительной цели, состоявшей в переводе на турецкий берег находившихся под Браиловом и Галацом наших войск. Войска перешли Дунай под Галацом при помощи устроенных барок и приобретенных на месте паровых судов, а также при помощи плотов собственной постройки, буксируемых пароходами, и, наконец, гребных судов всяких размеров.
Барки с помещением для сорока пяти человек были устроены таким образом, чтоб рулевым веслом их могли управлять семь человек. Внешняя конструкция их не представляла никаких особенностей и ничем не отличалась от обыкновенных судов этого типа. Килевая часть их сидела мелко в воде; помещавшиеся в них люди были ограждены с боков высокими бортами, а спереди и сзади — высоким носом и высокою кормою.
Паровые суда, употребленные для переправы, принадлежали к разряду обыкновенных мелких речных пароходов, каких много на Дунае, с помещением для шести или восьми человек, и которых было заготовлено сто двадцать штук в Галаце и восемьдесят в Браилове.
Плоты состояли из девяти толстых бревен в двадцать восемь метров длины и в шестьдесят или семьдесят центиметров толщины, скрепленных между собою железными связами и прикрытых бревенчатою настилкою. В Галаце было восемь плотов такой конструкции, а в Браилове от шестидесяти до шестидесяти пяти. Первые специально предназначались для перевозки артиллерии со всею ее упряжью и доставки ее через затопленные разливом пространства на сухой берег Дуная. Плоты же, изготовленные в Браилове, должны были служить составными частями плавучего моста и заменять собою плашкоуты, вследствие чего они укреплялись на якорях и промежутки между ними застилались тесом. Перекинутый таким образом через всю реку мост удовлетворял всем условиям прочности и устойчивости. Вся длина перекинутого под Браиловом через реку составного моста со включением мостков и дамб занимала протяжение в целую версту. Шедшие скорым шагом войска употребляли около двадцати минут для перехода с одного берега на другой.
Относительно буксирных пароходов достаточно заметить, что они были разных размеров и по наружному виду своему ничем не отличались от обыкновенных буксирных судов Дунайского общества парового судоходства.
Все эти приготовления и приспособления были задуманы и исполнены заранее, и войска ожидали только спадения дунайских вод до такого уровня, при котором переправа боевых грузов могла бы совершиться беспрепятственно. Многие предполагали, что продолжительность выжидательного периода обусловливается высоким горизонтом вод, и что к переправе будет приступлено лишь по возвращении их в дунайское ложе. Между тем факты доказали противное, и по всей линии русской позиции закипела деятельность, как только спала вода на несколько футов. Дальнейшего понижения нельзя было выжидать, так как в таком случае затопленные пространства пришлось бы переходить пешком, и люди, и лошади, и, в особенности, орудия увязли бы в трясине.
9 июня, рано утром, один русский офицер генерального штаба в сопровождении восьми казаков переплыл Дунай с восточной стороны Галаца и, достигнув турецкого берега, направился к юго-востоку по затопленным низменностям к гребню холмов, возвышающихся между Исакчею и Мачином. Приблизившись на ружейный выстрел к торчавшему на гребне турецкому блокгаузу, он начал производить разведки, причем турки открыли по его катеру ружейный огонь. Но офицер не обратил на это внимания и обогнул холмы с целью отыскать удобный пункт для переправы. Достигнув своей цели, русская разведочная партия вернулась назад. Двое казаков оказались тяжело ранеными, но задача была решена и требуемый путь был отыскан.
К вечеру того же дня к восточной оконечности Галаца стянулась целая бригада. С наступлением ночи засуетились лодки по Дунаю. До ста пятидесяти гребных судов принялись перевозить солдат на турецкий берег по тому же самому направлению, которого держалась утром разведочная партия.
Восемь беглых болгар, явившихся в русский лагерь несколько недель тому назад с турецкого берега, спасая жизнь свою от мусульманской ярости, были взяты в качестве проводников и указывали путь рулевым. Плоты с орудиями были прибуксированы к Залоки, откуда дальнейший путь пролагали себе сами артиллеристы с помощью машин. Выполнение этого в высшей степени трудного предприятия потребовало немало усилий, и войска явили себя в этом случае вполне молодцами. Переправа длилась до трех часов ночи и, невзирая на то, к тому времени на турецкий берег успели перевезти только три тысячи человек и два орудия; бой же начался при первых отблесках утренней зари.
Турки, занимавшие гребень холмов, слышали шум и всплески воды и на всякий случай стали стрелять в темноте перед собою, на счастье. Русский отряд, твердо решившийся атаковать неприятеля, не отвечал на его пальбу и продолжал подвигаться вперед, не делая, по возможности, ни малейшего шума, чтоб не обнаружить своего присутствия. Около трех часов утра при первом мерцании занявшейся зари с одной из турецких батарей раздался первый выстрел против наступавших русских колонн. Русская пехота, обогнув фланговым движением турецкую позицию, бросилась на штурм ее и завязался жестокий бой, продолжавшийся до одиннадцати часов утра. Опрокинутые со своих позиций турки отступили сначала к Цициле, а потом к Горбине; передовые же посты их, отрезанные от холмов фланговым движением русских, должны были сдаться пленными.
Штурм неприятельских позиций стоил нам немало жертв. Там, где не брала пуля, усердно работал штык, производивший в турецких рядах ужасные опустошения. Турецкие батареи были разрушены, некоторые из орудий подбиты, остальные же были захвачены атакующими. Туркам стало невмоготу держаться на своих холмах и они, как испуганное стадо баранов, шарахнулись по скату вниз в страшнейшем беспорядке. Густые столбы пыли обозначали направление, по которому бежали они к Мачину. Русские сначала пустились преследовать их, но вскоре потом остановились и вернулись на высоты, выдвинув линию форпостов к югу от своей позиции. Тем временем постепенно подплывали к берегу остальные части русской бригады и тотчас же направлялись к отбитым у турок высотам. К полудню на турецкой земле находились уже шесть тысяч человек с четырьмя орудиями, составлявшие достаточную силу для того, чтобы противостоять неприятелю своими собственными средствами. Турки между тем замкнулись в Мачине и настолько притаились, что казацкие патрули подъезжали к городу ближе чем на выстрел и навстречу им не было выпущено из-за городских завалов ни единой неприятельской пули.
В остальное время дня русские войска не переставали переправляться на противоположный берег по мосту и на судах. Русские канонирские лодки до вечерних сумерок ходили по Дунаю взад и вперед между Браиловым и Мачином в виду турецких пароходов, которые, скучившись у Гирсова, не осмелились придвинуться из опасения наткнуться на мины, которыми положительно засеяно было русло Дуная.