отличны от них по характеру. Переделыватели повестей, очевидно, не редко переделывали и места из слов под лад повестей, изменяли слог, расположение слов в выражениях, сокращали и еще часто увеличивали их: в числе других я дал место и этим, на сколько умел их отличить. В скобках помещены такие варианты этих мест, которые нельзя было поместить иначе.
«Идетъ царь Мамай на Русь со многими ордами и еще съ нимъ Олегъ Рязанскій и Ольгирдъ Литовскій. Не спѣшитъ царь того дѣля, яко осени ждетъ, хочетъ быти на Русскія хлѣбы. Князь же Великій Димитрей Ивановичъ.... нача утѣшатися о Бозѣ, укрѣпляя брата своего Владимера и всѣ Русскіе князи, ркучи имъ тако: Братія моя Рустіи князи и воеводы и бояря! Гнѣздо есме князя Владимера Кіевскаго.... И рече ему князь Владимеръ Андреевичъ и вси Рускіи князи. .... Мы же, господине, готовимся умерети главы своя сложити за святыя церкви и за Христову вѣру и за твою обиду великаго князя.
«Уже бо, братіе, не стукъ стучитъ и не громъ гремитъ въ славнѣ градѣ Москвѣ: стучитъ рать великаго князя Димитрея Ивановича. Гремятъ Русскіе удальцы злачеными шеломы и доспѣхи.... Княгиня же великая Овдотія и княгиня князя Владимера и иныхъ православныхъ князей княгини съ воеводскими женами ту стоячи, проводу дѣютъ, и въ слезахъ захлипаяся, ко сердечному ни едина не можетъ словеси рещи. Князь же великій Димитрей Ивановичь вступи во златоокованное стремя и сѣде на своего любовнаго коня, вси же князи и воеводы на свои кони сѣдоша. А солнце со всхода свѣтитъ и путь ему повѣдаетъ. И вѣтрецъ тихъ и теплъ по нихъ вѣетъ. Уже бо тогда, яко соколи отъ златыхъ колодецъ, рвахуся, выѣхали князи Бѣлозерскія изъ камена града Москвы со своимь полкомъ. Урядне бо полци ихъ видѣти. яко достоитъ имъ избавити стада лебедина; бѣ бо храбро воинство ихъ. Князь великій Димитрей Ивановичь рече брату своему князю Владимеру Андреевичу и инымъ княземъ и воеводамъ: Братія мои милая, не пощадимъ живота своего за вѣру христіанскую и за святыя церкви и за землю Русскую. И говоритъ князь Владимеръ Андреевичъ: Господине князь Димитрей Ивановичъ! воеводы у насъ вельми крѣпци, а Русскіе удальцы свѣдоми, имѣютъ подъ собою борзы кони, а доспѣхи имѣютъ вельми тверды, злаченые калантыри и булатныя байданы, и калчары Фрязскіе, корды Лятцкіе, сулицы Нѣмецкія, щиты червленыя, копья злаченыя, сабли булатныя; а дорога имъ вельми свѣдома, берези имъ по Оцѣ изготовлены; хотятъ головы своя сложити за вѣру христіанскую и за твою обиду, государя великаго князя. Князь же великій Димитрей Ивановичь отпусти брата своего князя Владимера Андреевича на Брашево дорогою, а Бѣлозерскія князи отпусти Болванскою (Болвайской) дорогою; а самъ пойде у родицѣ подъ Котелъ. Спереди ему солнце сіяетъ и добрѣ грѣетъ, а по немъ кроткій вѣтрецъ вѣетъ. Княгиня же Евдокѣя со своею снохою и иными княгинями и съ воеводскими женами взыде на златоверхій свой теремъ на набережный, и сяде подъ южными окны, и рече: Уже бо конечно зрю на тебя великаго князя. А въ слезахъ не можетъ словеси рещи. Воздохнувъ печально и шибъ руцѣ свои къ персемъ, и рече: Господи Боже великій! призри на мя смиренную; сподоби мя еще государя своего видѣти славнаго въ полцѣхъ, великаго князя Димитрія Ивановича. Ни на кого же бо надежи не имамъ, токмо на тебя всевидящаго Бога.
«Тогда же возвѣяша силни вѣтри по Бервикѣ широцѣ (по Боровской дорозѣ — по велицѣй широцѣй дорозѣ). Воздвигошася велици князи, а по нихъ Русскіе сынове успѣшни грядутъ, аки медвяны чаши пити и стеблевинны ясти (медовыя чаши пити и стеблія виннаго ясти). Но не медвяны чаши нити ни стеблевинны ясти грядутъ: хотятъ укупити чти (себѣ чести добывати) и славнаго имени во вѣки земли Русской, великому князю Димитрею Ивановичю похвалу и многимъ государемъ. Дивно и грозно бо въ то время слышати: а громко въ варганы бьютъ, тихо съ поволокою ратные трубы трубятъ, многогласно и часто кони ржутъ. Звѣнитъ слава по всей Русской земли. Велико вѣчье бьютъ въ великомъ Новѣградѣ. Стоятъ мужи Новгородцы у святыя Софіи премудрости Божія, а ркучи межи собою таковое слово: Уже намъ, братіе, на помощь не поспѣти къ великому князю Димитрію. Уже бо яко орли слеталися со всей Русской земли, съѣхалися дивныи удальцы, храбрыхъ своихъ пытати.
«Не стукъ стучитъ, не громъ гремитъ по зорѣ, стучатъ и гремятъ Русскіе удальцы. Князь Володимеръ Андреевичь возится рѣку на красномъ перевозѣ на Брашевскомъ (въ Боровскѣ). Князь же великій Димитрей Ивановичь пріиде въ субботу на Коломну.... Во утріи же день князь великій повелѣ всѣмъ воеводамъ выѣхати на поле Дѣвиче и всѣмъ людямъ сннматися.... И начаша мнози гласи трубъ ратныхъ гласити. И варганы тепуть, и стязи ревутъ поволочены въ саду Памфиловѣ (у сада Памфилова). Сынове Русскіи наступиша поля Коломенскія.... И рече князь великій брату своему князю Владимеру: Поспѣшимъ, брате, противъ безбожныхъ силъ. Не утулимъ лица своего отъ поганыхъ, аще смерть случится намъ, тамо дома живучи единако умрети же; отъ смерти бо, брате, не избыти.
«Князь великій повелѣ вою своему Донъ возитися: сторози же мнози ускориваютъ (прискоряютъ), яко ближутся Татаровѣ. Мнози же Русскіе удальцы возрадовалися, зря своего желаннаго подвига, его же на Руси вжелѣша. Волци и лисици воютъ по вся дни и нощи непрестанно: грозѣ быти великой, храбрымъ полкомъ сердца утвержаетъ. И мнози ворони собрашася, необычно неумолкающе граютъ; галицы же своею рѣчью говорятъ; и мнози орли отъ усть Дону приспѣша; лисици на кости брешутъ, глядячи на златыя доспѣхи, ждучи дни грознаго, Богомъ изволеннаго, въ онъ же имать пастися множество трупа человѣческаго и крови пролитися аки морскимъ водамъ. Отъ таковаго страха и отъ великія грозы дерева приклоняются и трава постилается.... Князь же великій, поимъ брата своего князя Владимера и Литовскіе князи и воеводы и всѣ мѣстные князи, выѣха на высокое мѣсто, и зряше на прапоры воеводскіе и на все войско. Стязи ревутъ наволоченіи, у богатырей хоругови аки живы пашутся, а доспѣхи Русскія аки вода сильна во вся вѣтры колеблются, а шеломы на главахъ ихъ аки утреняя заря, еловцы же шеломовъ ихъ, аки поломя огненное пашется.... Вси единъ за единаго хотятъ умрети. Князь же великій Димитрей Ивановичь, видѣвъ полки своя достойно уряжены, обвеселися сердцемъ, и сшедъ съ коня паде на колѣно на травѣ зеленѣ прямо великому полку и черному знаменію....
«Уже нощь бысть (уже нощь приспѣ) и заря загасе..... Рече Димитрей Волынецъ великому князю примѣту: Войску уже бо вечерняя заря потухла. Димитрей же сяде на конѣ свои, поимя съ собою великаго князя, выѣхавъ на поле Куликово, и ставъ посредѣ обоихъ полковъ, слыша стукъ великъ и крикъ, аки торзи снимаются, аки городы ставятъ, аки трубы гласяще. И бысть же назади Татарскихъ полковъ — волцы воютъ велми грозно, по правой же сторонѣ ихъ вороны и галици беспрестанно кричаша, и бысть великъ трепетъ птицамъ, пролетающимъ отъ мѣста на мѣсто, аки горамъ играюще; противу же имъ на рѣцѣ на Непрядвѣ гуси и лебеди и утята крилами плещутъ необычно и велику грозу подаютъ. Рече же Волынецъ великому князю: Что еси, господине князе, слышалъ? И рече князь великій: Слышахъ, брате, гроза велика есть. И рече Волынецъ: Обратижеся, княже, на полки Русскіе. И яко же обратися, и бысть тихость велика. Волынецъ же рече великому князю: Что еси, господине, слышалъ? Онъ же рече: Ничто же, брате, слышати, но токмо видѣхомъ отъ множества огненны зари не снимахуся. И рече Димитрей Волынецъ: Княже господине, огни — добро знаменіе (добра суть примѣта и знаменія). Призывай Бога небеснаго и не оскудѣвай вѣрою. И паки рече: Еще ми примѣта есть. Сшедъ съ коня, и паде на землю на правое ухо, предлежа на долгъ часъ, и ставъ абіе пониче. И рече ему князь великій: Что есть, брате, примѣта? Онъ же не хотѣ сказати ему. Князь великій нудивъ его добрѣ. Онъ же рече ему. Едина то есть на пользу, а другая скорбная. Слышахъ землю плачющуся на двое: едина страна, аки нѣкая жена плачющися чадъ своихъ Еллинскимъ гласомъ: другая же страна, аки дѣвица (вдовица), просопе аки въ свирѣль едино плачевнымъ гласомъ. Азъ убо множество тѣхъ примѣтъ испытахъ: сего ради надѣюся на Бога и ко святымъ мученикамъ Борису и Глѣбу, сродникамъ вашимъ. Азъ чаю побѣды на поганыхъ; а крестьянъ множество падетъ. Слышавъ же то князь великій, прослезився рече: Да будетъ воля державѣ Господнѣ. И рече ему Волынецъ: Не подобаетъ ти, государю, того никому въ полцѣхъ повѣдати, но комуждо молити Бога вели и святыхъ его на помощь призывати.
«Свитающу праздьнику..... начаша стязи христіанстіи простиратися, начаша гласы трубныя отъ обоихъ странъ сниматися. Татарскія же трубы аки онѣмѣша, Русскія же паче утвердишася. Полци же еще не видятся, занеже утро мгляно; но велми земля стонетъ, а ту грозу подаетъ на востокъ же до моря, на западъ же до Дуная, поле же Куликово прегибающеся. Вострепеташа лузи и болота, рѣки же и озера изъ мѣстъ своихъ выступиша; ино николи же убо толикимь полкомъ быти на мѣстѣ томъ.
«Рече князь великій: — Общую чашу имамъ пити съ вами. Аще ли умру, вмѣстѣ съ вами; аще ли живъ буду вмѣстѣ съ вами же. Передовыи же полки ведетъ Димитрей Всеволожь, а съ правую руку ему идетъ Микулай Васильевичь со Коломничи, съ Новгородскими посадники. Поганіи же бредутъ оба полка; нѣгдѣ бо имъ раступитися. Мало есть мѣста имъ....
«Князь великій рече своимъ полковникомъ (своему войску): Видите, братія, гости наши ближутся. Уже бо время приближися и часъ приспѣ. Удариша кождо по коню своему, и поскочиста вси аки медовыя чаши пити. Храбрымъ сердца веселяхуся, а имъ (поганымъ) сердца ужасошася. И кликнуша единымъ гласомъ: Съ нами Богъ! и паки: Боже крестьянскій, помози намъ. Татарове же склинуша своими языки, и крѣпко ступишася. Треснуша копія харалужныя; звенятъ доспѣхи злаченыя, стучатъ щиты черленыя, гремятъ мечи булатныя и блистаются сабли булатныя.... На полѣ Куликовѣ между Дономъ и Мечею сильно полки ступишася; изъ нихъ же вытекаютъ кровавые ручьи, и трепещутъ силніи молніе отъ блистанія мечнаго и отъ сабель булатныхъ; и бысть яко громъ отъ копійнаго сломленія (Велиціи полци и крѣпко біющися и напрасно щипляются щиты богатырскіе о злаченые доспѣхи, а ліется кровь богатырская подъ сѣдлали коваными, блискаютъ сабли булатныя около головъ богатырскихъ, катятся шеломы позлащеныя съ личинами добрыми конемъ подъ копыта, валяются головы многихъ богатырей съ добрыхъ коней на сырую землю). Не едины богатыри Русскіе біены быша, но и Татарскихъ вдвое; не токмо бо оружіемъ біющеся, но и сами отъ себе разбивахуся.... Воля Господня совершается. Въ то же время тутошныя рѣки мутно пошли, вострепеташа лузи и болота, озера выступиша изъ мѣстъ своихъ, протопташася холми высокіе, траву же кровію подмывало.... Божіимъ попущеніемъ, а нашихъ ради грѣховъ, начаша одолѣвати поганіи. Мнози бо отъ вельможъ Рускихъ побіени суть, и Рускіе удальцы побіени суть, аки сильніи древа сломишася. Не турове возревѣша, возревѣша мнози удальцы, урывающеся на землю подъ конскіи копыта, и мнози же сынове Рустіи сотрошася.
«Слышавъ же ту погибельную вѣсть, Микулина жена Васильевича Ѳедосья да Марья Тимофеева жена Волуевича рано сташа у Москвы рѣки, рекоша: Доне быстрая рѣка! протекла еси восквозѣ горы каменныя, а течешь въ землю Половецкую. Залелѣяла моего государя Микулу Васильевича. Тимоѳеева жена Волуевича тако же плакашесь въ славнѣмъ городѣ Москвѣ, глаголюща: Уже бо не вижу своего государя въ животѣ, Тимоѳея Волуевича. Княгиня же великая Овдотья нача утѣшати ихъ, глаголюща: Не плачите вы по своихъ мужехъ: какъ дастъ Богъ, дождемся своего государя великаго князя Димитрія Ивановича, какъ государь учнетъ васъ утѣшати и дарми утоляти, а за вашихъ мужей службу великую память творити. И рече Андреева жена Черкизовича Аксинья. Государыни наша великая княгиня Овдотья! се уже веселье наше миновалось, солнце наше померче въ славномъ городѣ Москвѣ. И прочія боярыни рано плакашась, вышедъ на боерѣчни кручи стояща: Тако, Москва быстра рѣка, залелѣяла еси мужей нашихъ, а течеши отъ насъ въ землю Половецкую. А ркучи тако: Мощно ли тебѣ, государь нашь, великій князь Димитрей Ивановичь, о веснѣ прудъ запрудити, а Донъ рѣку шеломами вычерпати и влити ту воду въ тотъ прудъ. Аще государь, рѣку трупомъ Татарскимъ запрудишь, затыни, государь, Москвѣ ворота, чтобъ поганіи Татаровѣ на Русь не шли. Уже, государь, мужей нашихъ побили Татаровѣ на полѣ Куликовѣ, межъ Дономъ и Мечею, на рѣчкѣ Непрядвѣ.
«Лѣпо бо есть въ то время и стару помолодитися а молодому храбрости испытати.... Богатыри же Русскіе выѣдоша изъ дубравы зеленые, аки ясные соколы испущены ударишася на стада жеравлина. Бьяху ихъ, аки лѣсъ клоняху. Аки трава отъ косы постилается. Русскими мечи сѣкутся Татарскіе полки. И побѣгоша въ поле неуготованными дорогами въ Лукоморье, скрегчюще зубы своими и рекуще: Уже намъ нъ своей земли не бывати, а катунъ своихъ не трепати, а дѣтей своихъ не видати; трепати намъ земля сыра; цѣловати намъ зеленая мурава, а на Русь намъ уже ратью не ходити, а выходовъ намъ не имати. Застонула Татарская земля бѣдами и тучами покрывающеся; уныли сердцемъ хотѣнія, княземъ похвала — на Русскую землю ходити. Уже бо сынове Русскіе разграбиша доспѣхи и щиты всякое узорочье, отласы и бархаты.
«Грозно, брате, посмотрѣти; понеже бо въ то время лежитъ трупъ христіанскій аки сѣнные стоги, а Донъ рѣка три дни кровью текла, а рѣка Меча вся запрудилась трупомъ Татарскимъ. И рече князь великій Димитрей Ивановичь: Братія, князи Русскіе, воеводы мѣстныя! Считайтеся братья, коликихъ у васъ воеводъ нѣтъ, коликихъ молодыхъ нѣтъ. Говоритъ Григорій (Михаило) Александровичь Московскій боляринъ; Ну жь, господине князь великій Димитрей Ивановичь! Нѣтъ у насъ боляриновъ Московскихъ 40, а 12 князей Бѣлозерскихъ, а 3 боляриновъ посадниковъ Новогородскихъ, а 40 боляриновъ Серпуховскихъ, а 25 боляриновъ Переяславскихъ, а 25 боляриновъ Костромскихъ, а 35 боляриновъ Володимерскихъ, а 8 боляриновъ Суждальскихъ, а 40 боляриновъ Муромскихъ, а 30 боляриновъ Ростовскихъ, а 25 боляриновъ Дмитровскихъ, а 70 боляриновъ Звинигородскихъ, а 15 боляриновъ Углецкихъ; а сгинуло у насъ дружины полтретья ста тысячъ. И помилова Богъ землю Русскую, осталося всего дружины сорокъ тысячей и пять. Рече же великій князь Димитрей Ивановичъ: Братья, князи Русскіе, воеводы мѣстныя, молодые люди избиты всѣ. Вамъ, братья, сужено между Дономъ и Днѣпромъ на полѣ Куликовѣ, на рѣцѣ Непрядвѣ: положили есте головы своя за землю Русскую за святыя церкви.
«Удальцы восплескаша въ Татарскихъ узорочіяхъ, везучи въ землю Русскую насычи, бугаи, кони и волы и вельблюды, меды и вина и сахари. Превознесеся слава Русская надъ поганыхъ землею. Ревутъ рози великаго князя ко всѣмъ землямъ, поиде вѣсть по всѣмъ градомъ — къ Орначу Криму, къ Кэфѣ, къ Желѣзнымъ вратомъ, къ Царюгороду на похвалу: Русь поганыи одолѣша на полѣ Куликовѣ, на рѣчкѣ на Непрядвѣ. Воздадимъ хвалу Русской земли. Прославимъ милость Божію во вѣки вѣковъ. Аминь.»
Читатель, вероятно, заметил дословные или почти дословные повторения одних и тех же довольно сложных выражений: мне кажется, это доказывает, что и составители повестей пользовались готовым запасом из слов о Куликовской битве по памяти, как составители северных саг (повестей) готовым запасом из квид (слов).