Увы! мимолетно, Постумий, Постумий,
Проносятся годы, моленья напрасны:
Не сходят морщины — наследье раздумй,
А старость и смерть неизбежно-ужасны. 5 В день триста быков закалая, Плутона,
О друг! ты не тронешь напрасной мольбою:
Бесслезный трехтельного он Гериона[3]
И Тития запер печальной волною[4].
По ней же нельзя, чтоб и мы не поплыли, 10 Все, сколько нас кормят земные пределы
Плодами своими, хотя бы мы были
Цари или скудные лишь земледелы.
Напрасно нас Марс кровожадный минует
И Адрий, ревущий разбитой волною; 15 Напрасно страшимся, коль Австер[5] подует,
Телам вредоносный, осенней порою.
Прйдется увидеть во мраке Аида
Ленивый Коцит[6] и проклятое племя
Даная[7], увидеть в руках Эолида 20 Сизифа несносное, вечное бремя[8].
Оставишь и землю и дом и супругу…
Из древ, насажденных твоею рукою,
Один кипарис ненавистный, в услугу[9],
Владелец минутный! пойдет за тобою. 25 Смышленый наследник отыщет в подвале,
Где Цекуб[10] за стами замками хранится;
Вивом же, какого жрецы[11] не пивали,
Увлажить помоста не будет стыдиться.
↑Кто этот Постумий — неизвестно. Хотя это имя и встречается у Проперция, но трудно доказать, чтоб это было то же лицо. Постумий, как видно, был скуп и Гораций старается обратить его к наслажденям жизни, поставляя ему на вид, как она коротка. 13-ый стих намекает на мирное время; почему сочинение этой оды и относят к 730 году. (Прим. перев.)
↑Трехтельный — имеющий три тела. Герион, царь испанский у которого Геркулес увел быков. (Прим. перев.)
«Тития также увидел я, сына прославленной Геи:
Девять заняв десятин под огромное тело, недвижим
Там он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвали
Печень его и терзали когтями утробу. И руки
Тщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,
Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.»
Гораций хотел сказать, что если Плутон в состоянии удержать таких гигантов и силачей, как Герион и Титий, то обыкновенным смертным нечего и думать высвободиться из Аида. (Прим. перев.)
↑Южный ветер, приводящий в расслабление. (Прим. перев.)
