Послѣ величественной панорамы звѣзднаго міра, намъ теперь предстоитъ заняться менѣе важными изслѣдованіями, которыя болѣе приближаются къ предметамъ обыкновеннаго изслѣдованія, чѣмъ къ области духовнаго познаванія явленій вселенной. Эти изслѣдованія должны составить переходъ отъ естественно-исторической части нашихъ очерковъ къ части философской, которой мы намѣрены закончить нашъ трудъ; въ то же время эти изслѣдованія позволятъ нѣсколько отдохнуть нашему разуму, утомленному странствованіями по безпредѣльному міровому пространству, и подготовятъ его къ моральнымъ конечнымъ выводамъ нашего ученія.
Здѣсь намъ предстоитъ повторить то, что уже не разъ было высказано о природѣ, о сущности жизни и объ особенностяхъ жизни обитателей другихъ планетъ, но, кромѣ того, мы постараемся изложить и свой взглядъ, основанный на долгихъ, серьезныхъ разсужденіяхъ.
Съ незапамятныхъ временъ передъ философами и мечтателями рисуются загадочныя фигуры людей, живущихъ на другихъ планетахъ; съ незапамятныхъ временъ эти загадки тревожатъ нашъ пытливый разумъ, но у насъ нѣтъ никакихъ данныхъ для ихъ разрѣшенія. Впрочемъ, этотъ вопросъ, при всей своей загадочности, или, быть-можетъ, именно вслѣдствіе своей загадочности, привлекъ къ себѣ вниманіе широкихъ массъ, что обязываетъ насъ заняться имъ здѣсь съ особой тщательностью, и если мы не смѣемъ надѣяться, что намъ удастся рѣшить окончательно, то все-таки наши слова могутъ послужить предупрежденіемъ для поспѣшныхъ людей и удержать ихъ отъ легкомысленныхъ выводовъ.
Та жгучая любознательность, которая развиваетъ въ насъ стремленіе къ рѣшенію таинственныхъ задачъ, та странная симпатія, которая пробуждается въ насъ при одной мысли объ обитателяхъ другихъ планетъ, — всѣ эти чувства были бы дивно вознаграждены, если бы мы получили возможность вступить въ сношенія съ населеніемъ этихъ невѣдомыхъ міровъ. Если бы мы имѣли хоть какое-нибудь основаніе надѣяться, что при помощи усовершенствованныхъ оптическихъ приборовъ, намъ со временемъ удастся ближе наблюдать эти міры, ихъ лѣса и нивы, города, построенные руками невѣдомыхъ намъ людей, ихъ жилища и т. д., то это было бы дивной наградой за усилія наблюдателей и за труды философовъ. Однако при современномъ состояніи нашихъ наукъ, подобная надежда является дѣтской, не осуществимой мечтой и развѣ только наши далекіе потомки когда-нибудь достигнутъ такого совершеннаго научнаго развитія, что имъ удастся хотя сколько-нибудь приподнять таинственную завѣсу, называемую разстояніями.
Ни одного строгаго научнаго тезиса, ни одного провѣреннаго факта мы не найдемъ во всемъ томъ, что до сихъ поръ написано о всевозможныхъ средствахъ, при помощи которыхъ можно было бы вступить въ сношенія съ другими мірами, во всемъ томъ, что въ спекулятивной астрономіи придумано о природѣ обитателей другихъ планетъ. Впрочемъ, это вполнѣ понятно. Всѣ эти предположенія не имѣютъ подъ собой никакой твердой почвы; капризныя экскурсіи фантазіи знаютъ только зыбкую область возможности или, въ крайнемъ случаѣ, вѣроятности, и въ этой области можно строить только сказочные воздушные замки разсыпающіеся при первомъ дуновеніи вѣтерка дѣйствительности. Къ счастью, авторы подобныхъ теорій обыкновенно даютъ имъ совершенно правильную оцѣнку и преподносятъ ихъ публикѣ въ формѣ романовъ, въ которыхъ нѣтъ ничего научнаго, кромѣ основной идеи, послужившей канвой для фантастическихъ вымысловъ.
Знаменитый физикъ Брандесъ высказалъ мысль, что всякое разумное существо, независимо отъ его организаціи, непремѣнно должно обладать нѣкоторыми геометрическими понятіями, такъ какъ послѣднія тѣсно связаны съ познаніемъ окружающей живое существо обстановки вообще. Этими познаніями Брандесъ предложилъ воспользоваться для сношеній съ обитателями ближайшихъ къ намъ небесныхъ тѣлъ. Для этого, по его мнѣнію, надо поступить слѣдующимъ образомъ: на тропической, плодородной равнинѣ возможно одинаковаго характера, надо посѣять какія-либо растенія, изъ которыхъ должна получиться огромная геометрическая фигура, рѣзко отличающаяся отъ остального фона и видимая на далекомъ разстояніи сверху. Если эта фигура будетъ достаточно велика и достаточно рѣзко очерчена, то обитатели сосѣдней планеты должны угадать наши намѣренія и, конечно, постараться отвѣтить намъ такимъ же способомъ. Если бы даже опытъ не удался, т.‑е. попытка осталась бы безъ отвѣта, то и тогда можно было бы считать, что затраты сдѣланы не напрасно, такъ какъ тогда съ значительной долей увѣренности можно было бы сказать, что на ближайшихъ къ намъ планетахъ нѣтъ разумныхъ существъ, способныхъ понять наши знаки и отвѣтить намъ. Мэдлеръ, знаменитый астрономъ, извѣстный, главнымъ образомъ, своими наблюденіями надъ луной, говоритъ, между прочимъ, относительно возможныхъ обитателей луны, или сношеній съ ними слѣдующее:
„Въ общемъ весьма вѣроятно, что не только луна, но и вообще всякое небесное тѣло населено живыми существами, такъ какъ, съ одной стороны, совершенно не понятно, почему бы земля въ этомъ отношеніи была поставлена въ болѣе благопріятныя условія, чѣмъ другія планеты, съ другой стороны — мудрость Творца, несомнѣнно, требуетъ, чтобы всѣ его созданія возможно полнѣе отвѣчали закону цѣлесообразности. Въ виду этого тамъ, гдѣ мы допускаемъ возможность обитаемости, мы должны допустить, что обитаемость дѣйствительно существуетъ и въ то же время мы должны быть увѣрены въ томъ, что всякая планета населена такими обитателями, организація которыхъ приспособлена къ строенію планеты, благодаря чему они могутъ жить въ наиболѣе благопріятныхъ условіяхъ. Однако такимъ общимъ, болѣе этическимъ, чѣмъ астрономическимъ разсужденіемъ, люди не довольствуются: имъ хочется имѣть возможно болѣе точныя, спеціальныя свѣдѣнія объ организаціи, образѣ жизни, физическихъ и духовныхъ особенностяхъ обитателей другихъ міровъ. Предполагалось, что въ отношеніи сравнительно близкой къ намъ луны, мы имѣемъ право надѣяться, что по мѣрѣ совершенствованія оптическихъ приборовъ мы со временемъ получимъ возможность видѣть ея обитателей, вступать съ ними въ сношенія или даже проникнуть на луну лично; все это не только признавалось выполнимымъ, по для выполненія этихъ проектовъ предлагались даже болѣе или менѣе остроумные способы, что доказываетъ дѣйствительно серьезныя намѣренія людей, занятыхъ этимъ вопросомъ. Неизвѣстно, суждено ли въ далекомъ будущемъ осуществиться какой-либо изъ этихъ фантазій; вѣроятнѣе всего, нѣтъ. Люди, которые ждутъ чудесъ, отъ непрерывно возрастающаго развитія оптики, забываютъ, что чѣмъ сильнѣе увеличивающая способность оптическихъ приборовъ, тѣмъ болѣе затрудненій встрѣчаетъ ихъ примѣненіе; сильное увеличеніе имѣетъ смыслъ только тогда, когда вмѣстѣ съ тѣмъ получается соотвѣтственно ясное, рѣзкое изображеніе. Эти затрудненія уже теперь въ большихъ приборахъ даютъ себя чувствовать настолько сильно, что этими приборами лишь рѣдко удается пользоваться во всемъ ихъ значеніи. Луна принадлежитъ къ числу тѣхъ предметовъ наблюденія, для которыхъ очень сильныя увеличенія непримѣнимы. Но, если бы даже удалось произвести на поверхности луны точныя наблюденія при тысячекратномъ увеличеніи, то и тогда предметы можно было бы различать не лучше, чѣмъ на землѣ мы ихъ можемъ различать на разстояніи пятидесяти миль простымъ глазомъ, а между тѣмъ даже на разстояніи одной мили самый дальнозоркій человѣкъ не можетъ ясно разглядѣть человѣка, лошадь и т. п. Но, можетъ-быть, при такомъ увеличеніи удалось бы разглядѣть строенія, массовыя движенія обитателей или что-либо подобное? Въ этомъ отношеніи тоже едва ли можно ожидать осязательныхъ результатовъ. Если бы въ далекомъ будущемъ намъ удалось создать настолько совершенные оптическіе приборы, что при ихъ посредствѣ мы могли бы разглядѣть на поверхности луны строенія, величиною равныя пирамидѣ Хеопса, или римскому собору Петра, то такія сооруженія мы могли бы видѣть лишь въ формѣ мельчайшихъ точекъ; но что значатъ эти точки? Самыя мелкія, различимыя при такихъ условіяхъ сооруженія, должны имѣть въ длину и ширину не менѣе 4—6 тысячъ футовъ, при довольно значительной высотѣ, безъ которой ихъ нельзя было бы отличить отъ окружающаго ихъ фона. Кромѣ того, не подлежитъ сомнѣнію, что границы, допускающія полученіе рѣзкаго изображенія будутъ суживаться по мѣрѣ увеличенія оптической силы нашихъ трубъ“… „Принимая во вниманіе строеніе луны, многіе, вѣроятно, выразятъ сомнѣніе въ томъ, что она вообще можетъ быть обитаемой живыми существами, а между тѣмъ такое сомнѣніе похоже на сомнѣніе рыбы, которая, вѣроятно, не допускаетъ возможность жизни на сушѣ, безъ воды“.
Дѣйствительно, очень возможно, что именно сравнительно болѣе близкое знакомство съ поверхностью луны явилось причиною того, что объ обитателяхъ луны вообще говорится гораздо меньше, чѣмъ объ обитателяхъ другихъ небесныхъ тѣлъ.
Сколько предположеній высказано объ обитателяхъ планетъ вообще. Какія разнообразныя фантазіи созданы по этому поводу, какими странными существами мечтатели надѣлили различные міры нашей солнечной системы! Одни пользовались образцами древней миѳологіи или таинственными указаніями астрологіи; другіе руководились болѣзненнымъ мышленіемъ или цѣлымъ рядомъ сложныхъ системъ; третьи, наконецъ, грезили безъ всякихъ системъ и основаній и создавали живыхъ существъ каждый по своему вкусу. Лунный романъ можно построить на философской идеѣ, какъ это сдѣлалъ Сирано де-Бержеракъ, или же для защиты опредѣленнаго положенія можно воспользоваться поэтической формой, что тоже дѣлалось не разъ, но теоріи, основанныя на безсистемныхъ фантазіяхъ, допустимы лишь для сочинителей дѣтскихъ сказокъ. А между тѣмъ именно такія фантазіи обращаютъ на себя наибольшее вниманіе.
Нѣкоторыя научныя идеи, къ числу которыхъ принадлежитъ и идея о многочисленности обитаемыхъ міровъ, обладаютъ извѣстной долей романтизма, который дѣйствуетъ на фантазію сильнѣе, чѣмъ что-либо другое; но, поддавшись склонности къ области чудеснаго, которое всегда влечетъ насъ къ себѣ, мы дѣлаемъ первый шагъ къ ложнымъ выводамъ. Ниже мы приведемъ нѣсколько такихъ фантастическихъ теорій, построенныхъ на научныхъ идеяхъ; въ нихъ мы найдемъ болѣе или менѣе смѣлыя предположенія, высказанныя относительно обитателей планетъ. Прежде всего остановимся на одномъ эпизодѣ изъ путешествія Александра фонъ-Гумбольдта.
Въ первомъ томѣ своего „Космоса“ этотъ знаменитый ученый обращаетъ вниманіе на то, что геогностическія свѣдѣнія Лесби, предполагавшаго, что земной шаръ внутри пустъ, для людей, далекихъ отъ науки, послужили поводомъ къ самымъ фантастическимъ выводамъ. Дошло до того, что идею Лесби стали считать непреложной истиной, а внутренность земли населили всевозможными существами и даже помѣстили тамъ два непрерывно движущихся свѣтила, по имени Плутонъ и Прозерпина — дѣйствительно, имена подходящія къ данному случаю! Подъ 82 градусомъ широты было даже найдено отверстіе, чрезъ которое обитатели поверхности земли свободно могли опускаться въ ея внутренность. Мало того, капитанъ Симмесъ усиленно упрашивалъ Гумбольдта и его спутника Гомфри Дэви предпринять путешествіе внутрь земли! — Эти идеи напоминаютъ тѣ, которыми насъ запугивали въ дѣтствѣ, напоминаютъ всевозможные разсказы о „чортовыхъ колодцахъ“, о потухшихъ кратерахъ, въ глубинѣ которыхъ находятся бездонныя отверстія, соединяющія подземный міръ съ поверхностью земли.
При этомъ невольно вспоминается то оригинальное и смѣшное объясненіе, которое даетъ вращенію земли монахъ, описанный у Сирано-де-Бержерака. По этой теоріи огни вулкановъ суть не что иное, какъ пламя ада, вырывающееся изъ отверстій, продѣланныхъ въ землѣ. Это дымовыя трубы ада. Въ центрѣ земли находится огромный очагъ. Осужденные на мученія въ аду грѣшники стараются какъ можно дальше убѣжать отъ огня, по возможности убѣжать отъ него совсѣмъ; они массами скопляются надъ поверхностью земли или, вѣрнѣе говоря, они хватаются за твердую кору, составляющую земной шаръ. Какъ бѣлка вертитъ свое колесо, когда она бѣжитъ внутри него, такъ и грѣшники, непрерывно карабкаясь по земной корѣ, заставляютъ землю вращаться… Трудно оставаться серьезнымъ при такомъ оригинальномъ объясненіи движенія земли.
Къ числу такихъ фантастическихъ образовъ можно причислить творенія нѣмецкаго писателя Гофмана. Въ своемъ „Элексирѣ Дьявола“ онъ описываетъ путешествіе къ центру земли. Во время своихъ странствованій герой разсказа въ одинъ прекрасный день сваливается въ пропасть, ведущую прямо въ пустую внутренность земного шара. Падая все ниже и ниже, онъ попадаетъ на планету Назаръ, занимающую центръ этихъ областей и населенную одними деревьями. Онъ очень подробно описываетъ обычаи, бытъ и соціальный строй величественныхъ кедровъ, непоколебимыхъ дубовъ и изящныхъ миртъ; онъ описываетъ свое изгнаніе на первый спутникъ этой внутренней планеты, населенной однѣми обезьянами; затѣмъ онъ описываетъ свое путешествіе по тремъ другимъ спутникамъ: Гармоникѣ, населенной живыми музыкальными инструментами, Мецендарѣ, гдѣ царствуетъ Слонъ X, и Камѣ, гдѣ живутъ люди, похожіе на насъ, и т. д.
Объ этой неисчерпаемой темѣ легче говорить, чѣмъ молчать, и можно безъ особаго труда въ продолженіе многихъ часовъ приковывать вниманіе тѣхъ слушателей, любознательность которыхъ удовлетворяется такими разсказами. Припоминаются приключенія воздухоплавателя Ганса Пфаля, который, по разсказу Эдгара По, совершилъ продолжительное и интересное путешествіе въ область луны. При помощи легкаго и прочнаго воздушнаго шара съ достаточнымъ запасомъ земного воздуха, Пфаль въ 19 дней поднялся изъ Роттердама на луну; онъ добросовѣстно заносилъ въ свою записпую книжку все, что случалось съ нимъ дорогой, отмѣчалъ метеорологическія явленія, которыхъ ему, однако, пришлось наблюдать очень мало, описывалъ видъ земли на разныхъ разстояніяхъ, наконецъ, описалъ свое безграничное изумленіе, охватившее его, когда онъ прибылъ на луну, гдѣ онъ нашелъ крошечныхъ человѣчковъ, съ весьма оригинальными привычками, взглядами, нравами и обычаями. Все это, по словамъ Эдгара По, подтверждается документомъ, который 30 февраля 1830 года одинъ лунный житель передалъ роттердамскому бургомистру Супербусъ ванъ Ундердуку.
Кто не помнитъ того шума, который поднялся вокругъ небольшой книжки, появившейся въ концѣ 1835 года, въ которой напрасно упоминалось имя Гершеля Младшаго[1]. Въ этой книжкѣ авторъ съ удивительной развязностью разсказывалъ всевозможныя нелѣпости о лунѣ. Въ одной американской газетѣ появилось извѣстіе о томъ, что Гершель, отправившійся на мысъ Доброй Надежды, съ цѣлью производить тамъ астрономическія наблюденія, видѣлъ на лунѣ волшебныя зрѣлища, — зрѣлища, о которыхъ, по словамъ анонимнаго автора, никакая проза не въ состояніи дать сколько-нибудь удовлетворительнаго понятія, и „только живая сила воображенія, возносящаяся на крыльяхъ поэзіи, способна найти выраженія для описанія дикаго величія пейзажа, гдѣ мрачныя, населенныя гиппопотамы пещеры открываютъ свои пасти надъ бездонными пропастями, гдѣ огромные лѣса кажутся висящими въ воздухѣ“. Роскошные амфитеатры, составленные изъ холмовъ, отражаютъ солнечные лучи тысячами рубиновъ; серебристые ручьи каскадами низвергаются со скалъ; изъ горныхъ слоевъ выбиваются ажурныя сѣти изъ чистаго золота и создаютъ дивную рамку для зелени горныхъ лѣсовъ; овцы съ бѣлоснѣжными рогами пасутся на лугахъ рядомъ съ антилопами и зебрами; озера кишатъ водными птицами! Люди, обитающіе на лунѣ, похожи на насъ, но одарены крыльями! „Они достигаютъ приблизительно четырехъ футовъ роста, все ихъ тѣло, за исключеніемъ лица, покрыто короткими мѣдно-красными волосами, а отъ ихъ плечъ къ ногамъ у нихъ висятъ свернутыя крылья, состоящія изъ тонкой эластичной кожицы, свободной отъ волосъ“. Эти крылья очень велики, и по формѣ напоминаютъ крылья летучей мыши. Люди-летучія мыши ходили по холмамъ, оживленно бесѣдуя между собою и т. д. Всѣ эти чудеса видѣлись какъ бы на разстояніи нѣсколькихъ сотъ футовъ.
Сенсація, вызванная этой сказкой была настолько велика, что Араго счелъ себя обязаннымъ, воспользовавшись засѣданіемъ ученаго института, 2-го ноября 1835 года публично назвать эту книжку мистификаціей и выразить по адресу ея автора негодованіе. Дѣло въ томъ, что въ то время распространился слухъ, что упомянутая книга нанпсана однимъ изъ бывшихъ членовъ парижской обсерваторіи. Несмотря на интересъ, который представляетъ собою исторія научнаго романа, мы должны оставить эту область, такъ какъ иначе мы слишкомъ далеко уклонимся въ сторону отъ нашей темы. А между тѣмъ, къ удивленію читателя, мы должны сказать, что по поводу обитателей различныхъ планетъ до сихъ поръ не написано ничего болѣе серьезнаго, чѣмъ приведенныя нами цитаты. Пусть читатель самъ судитъ объ этомъ, ознакомившись ниже съ существующими по этому поводу теоріями.
Начнемъ съ одного изъ величайшихъ философовъ, съ одного изъ глубочайшихъ мыслителей.
Отецъ нѣмецкой философіи, Эммануилъ Кантъ, писалъ въ своей „Всеобщей естественной исторіи и теоріи неба“, что физическое и нравственное совершенство разумныхъ обитателей планетъ измѣняется въ зависимости отъ разстоянія, отдѣляющаго планету отъ солнца. Этотъ тезисъ Кантъ подтверждаетъ закономъ, едва ли пріемлемымъ:
„Матерія, входящая въ составъ обитателей различныхъ планетъ какъ животныхъ, такъ и растеній, должна быть тѣмъ легче и тоньше, эластичность волоконъ и ихъ расположеніе въ организмѣ должно быть тѣмъ совершеннѣе, чѣмъ дальше данная планета находится отъ солнца.“ И дальше: „намъ приходится съ большой долей вѣроятности допустить, что точность и быстрота мышленія, ясность и живость понятій, рождаемыхъ посредствомъ внѣшнихъ впечатлѣній, способность комбинированія понятій, — словомъ, весь аппаратъ разумнаго мышленія подчиняется опредѣленному правилу, согласно которому процессъ мышленія совершенствуется пропорціонально разстоянію, отдѣляющему данный міръ отъ солнца“. И еще далѣе: „не будемъ распространять эти предположенія за предѣлы физическаго изслѣдованія, но еще разъ сошлемся на приведенную выше аналогію: совершенство какъ духовной, такъ и матеріальной стороны жизни на планетахъ, отъ Меркурія до Сатурна, а можетъ-быть, и дальше его, если за предѣлами его орбиты есть другія планеты, увеличивается и развивается правильной градаціей, пропорціонально отдаленности отдѣльныхъ планетъ отъ солнца“.
Согласно этой теоріи, обитатели ближайшихъ къ солнцу планетъ Меркурія и Венеры слишкомъ матеріальны для того, чтобы дѣйствовать разумно, ихъ духовныя силы еще не настолько развиты, чтобы они могли отвѣчать за свои поступки: обитатели земли Марса находятся въ промежуточной стадіи между несовершенствомъ и совершенствомъ, въ непрерывной борьбѣ матеріи, сопровождающей низкіе инстинкты, съ духомъ, стремящимся къ добру, и это состояніе тѣмъ вѣроятнѣе, что и земля и Марсъ, вообще очень сходные между собою, въ нашей солнечной системѣ занимаютъ между планетами среднее положеніе; обитатели болѣе отдаленныхъ отъ солнца планетъ, отъ Юпитера до предѣловъ системы, которые знаменитый философъ, какъ бы предвидя будущія открытія, раздвинулъ дальше Урана, отличаются болѣе высокимъ совершенствомъ и пользуются болѣе счастливыми условіями существованія. Къ нимъ можно примѣнить слѣдующія строки поэта Галлера:
„Быть-можетъ, высшій духъ Творца на звѣздахъ славитъ:
„Какъ здѣсь царитъ порокъ, такъ тамъ добро всѣмъ правитъ“.
Относительно обитателей Юпитера Кантъ замѣчаетъ, что существующія на этой планетѣ условія жизни совершенно не приспособлены къ организаціи обитателей земли. Телескопъ показываетъ намъ, говорить онъ, что на Юпитерѣ день смѣняется ночью черезъ каждые пять часовъ. Что сталось бы съ земнымъ человѣкомъ, если бы онъ перенесся на эту планету? Десяти часовъ ему едва хватило бы на тотъ отдыхъ, который необходимъ ему при его грубой организаціи. Сколько времени ему нужно, чтобы приготовиться ко сну, чтобы раздѣться, потомъ снова одѣться, и т. д. Вообще человѣкъ, привыкшій къ крайней медлительности дѣйствій, не могъ бы распредѣлить свое трудовое время тамъ, гдѣ пятичасовой день смѣняется пятичасовой ночью; но если Юпитеръ населенъ болѣе совершенными существами, которыя съ болѣе тонкимъ духовнымъ развитіемъ соединяютъ болѣе эластичныя силы и большее проворство въ ихъ примѣненіи, то вполнѣ возможно, что этихъ пяти часовъ для нихъ даже болѣе достаточно, чѣмъ двѣнадцати часовъ для менѣе развитого земного человѣка.
Этотъ взглядъ на взаимныя отношенія, существующія на Юпитерѣ между общими физіологическими условіями и природой его обитателей, несомнѣнно, вполнѣ логиченъ, и его можетъ вполнѣ раздѣлять всякій наблюдательный человѣкъ. Однако такое отношеніе возможно далеко не ко всему міросозерцанію Канта, міросозерцанія котораго придерживаются многіе философы, съ незначительными отступленіями.
Изъ астрономовъ знаменитый Боде высказалъ подобный взглядъ въ своемъ „Руководствѣ къ изученію вселенной“:
„Возможно, что есть міры, населенные болѣе совершенными существами, чѣмъ мы, обитатели земли; что есть міры, обитатели которыхъ одарены болѣе развитыми духовными способностями и болѣе ловкими, быстрыми въ движеніяхъ физическими органами. Если правы философы Ламбертъ, Кантъ, Бонне и другіе, утверждающіе, что духовныя силы разумныхъ существъ подвержены значительнымъ колебаніямъ, въ зависимости отъ различной степени тонкости строенія матеріи, служащей оболочкой для ихъ духа, и если, дѣйствительно, эти колебанія зависятъ отъ разстоянія, на которомъ данная планета находится отъ центра своей системы, если матерія совершенствуется по мѣрѣ удаленія отъ солнца, то такой порядокъ долженъ создать опредѣленную градацію совершенства органическихъ и организованныхъ существъ на планетахъ какъ нашей солнечной системы, такъ и другихъ. Согласно этой теоріи, атомы матеріи, изъ которыхъ созданы животныя, растенія и т. д., дѣлаются тѣмъ легче, тоньше и эластичнѣе, располагаются въ органическихъ соединеніяхъ тѣмъ удачнѣе, тѣмъ менѣе поддаются вліянію разрушительныхъ силъ, тѣмъ болѣе приспосабливаются разумныя существа къ свободному пользованію своими духовными свойствами, — чѣмъ на большемъ разстояніи данная планета находится отъ своего солнца, т.‑е. отъ центра своей системы. Если допустить существованіе безчисленныхъ солнечныхъ системъ, находящихся между собою въ неразрывной связи и, въ свою очередь, зависящихъ отъ одного общаго центральнаго солнца, отъ небеснаго тѣла, обладающаго чудовищной массой и невѣроятной силой притяженія, то, по той же теоріи, духовное и физическое развитіе всѣхъ разумныхъ обитателей міровъ должно стоять тѣмъ выше, чѣмъ дальше эти міры находятся огь этого общаго центра. Если это вѣрно, то невозможно себѣ представить, какая изумительная градація развитія духовныхъ и физическихъ силъ должна существовать во вселенной, во всей совокупности организованныхъ существъ! На необъятной лѣстницѣ этой градаціи разумныя существа низшаго класса, быть-можетъ, состоятъ почти изъ одной физической матеріи, въ то время какъ высшая ступень лѣстницы занята существами, почти совершенно свободными отъ гнета матеріи“.
Такой взглядъ на совокупность творчества болѣе привлекателенъ, чѣмъ серьезенъ. Мысль, на которой онъ основанъ, ничѣмъ еще не доказана, ибо до сихъ поръ еще ни одно наблюденіе не установило такого измѣненія развитія организмовъ, въ зависимости отъ разстоянія между данной планетой и солнцемъ: напротивъ того, скорѣе можно было бы предположить, что наиболѣе удаленныя отъ солнца планеты поставлены въ менѣе благопріятныя условія; что до нихъ отъ солнца доносится меньше тепла и свѣта, почему на нихъ должны царить холодъ и тьма; но, повторяемъ, у насъ нѣтъ никакихъ серьезныхъ данныхъ для того, чтобы опредѣленно стать на ту или иную точку зрѣнія. Не подлежитъ сомнѣнію то, что въ природѣ все совершается по одному общему плану; но выше, обсуждая вопросъ о цѣлесообразности, мы уже видѣли, что этотъ единый общій планъ недоступенъ пониманію человѣка, что природа стремится къ своимъ цѣлямъ сокровенными путями, которые, вѣроятно, останутся навсегда скрытыми отъ человѣка. Названные выше ученые поэтому не выдавали свои ученія за неопровержимую истину, а высказывали ихъ, какъ предположенія, какъ болѣе или менѣе вѣроятныя гипотезы. Слово природа выражаетъ непрерывную дѣятельность творческой силы или, выражаясь точнѣе, непрерывное осуществленіе Божественной воли; но природа не представляемъ собою нѣчто зависимое, дѣйствующее въ установленныхъ человѣкомъ узкихъ границахъ, подчиняющееся тѣмъ произвольнымъ, часто относящимся лишь къ одной какой-либо крошечной области, законамъ, которые мы иногда будто бы подслушиваемъ у природы. Дѣйствительно, природа, очевидно, не соблюдала ни одного изъ навязанныхъ ей нами правилъ, когда она распредѣляла свои дары между планетами, и отъ Меркурія до Нептуна существуетъ только одна градація, необходимо вытекающая изъ разности разстояній между отдѣльными планетами и солнцемъ. Какъ мы видѣли выше, не видно между планетами никакихъ особыхъ отличій, зависящихъ отъ ихъ величины, плотности, орбиты, или отъ количества ихъ спутниковъ. Общій видъ нашей солнечной системы не даетъ никакого повода къ предположенію существованія регулярной градаціи въ духовномъ и физическомъ развитіи обитателей планетъ, въ зависимости отъ разстоянія, отдѣляющаго послѣднія отъ солнца. Если же судить по нашимъ земнымъ условіямъ, то физіологическія науки насъ учатъ, что наибольшаго развитія, духовнаго и физическаго, должны достигнуть обитатели планетъ, достигшихъ наибольшаго совершенства, предоставляющихъ своимъ обитателямъ наиболѣе удобныя жизненныя условія, благопріятныя для ихъ развитія. Въ этомъ отношеніи Юпитеръ долженъ стоять значительно выше Урана и Сатурна, хотя онъ находится ближе къ солнцу, чѣмъ эти планеты. Но и это ученіе физіологіи нельзя принимать безусловно, такъ какъ его значеніе начинаетъ уменьшаться съ того мгновенія, когда мы признаемъ, что человѣческая жизнь на землѣ не представляетъ собою того образца, съ которымъ слѣдуетъ сравнивать жизнь, развивающуюся на всѣхъ другихъ планетахъ. Такъ какъ на другихъ планетахъ человѣчество по всему своему существу, по всѣмъ проявленіямъ своей жизни, по всему своему развитію, — словомъ, во всемъ, что касается его существованія, несомнѣнно, отличается отъ земного человѣка, то, очевидно, всѣ наши понятія объ обитателяхъ другихъ планетъ покоятся на ложныхъ основаніяхъ.
До сихъ поръ всякая попытка опредѣлить организацію обитателей другихъ планетъ кончалась тѣмъ, что ея авторъ впадалъ въ противорѣчія или просто дѣлался смѣшнымъ. Одни, какъ Корнелій, Агриппа и вообще предсказатели, руководились одними грезами и капризами своей необузданной фантазіи и создавали на поверхности планетъ особый родъ людей, похожихъ на фигуры древней миоологіи, какъ будто у творчества природы есть что-либо общее съ заблужденіями человѣческаго духа. Другіе, слѣдуя примѣру Вольфа, примѣняютъ всѣ жизненныя условія, существующія на различныхъ планетахъ, къ земному человѣку и воображаютъ, будто обитатели другихъ міровъ ничѣмъ не отличаются отъ насъ, жителей земли, и только слегка приспособились къ отдѣльнымъ особенностямъ своихъ планетъ. Это тоже противорѣчивъ понятію о могуществѣ природы, которая безъ всякаго труда создаетъ существа, вполнѣ отвѣчающія всѣмъ условіямъ даннаго времени, мѣста и т. д. Еще другіе, какъ докторъ Уивель, въ землѣ, несмотря на очевидно занимаемую ею низкую ступень, видятъ міръ, въ которомъ сочетались всѣ лучшія жизненныя условія, и не могутъ допустить, чтобы планеты были населены разумными существами; по ихъ мнѣнію, если другіе міры вообще обитаемы, то на нихъ могутъ жить лишь уродливыя и безполезныя существа, совершенно лишенныя разума, при чемъ авторы этихъ теорій руководствуются тѣмъ же ошибочнымъ взглядомъ, по которому жизненныя условія планетъ непремѣнно должны сравниваться съ жизненными условіями земли, и населеніе планетъ опредѣляется въ зависимости отъ результатовъ этого сравненія.
Дикимъ кошмаромъ кажутся намъ тѣ мрачныя мысли, которыя выражали наши предки по поводу тѣхъ планетъ, которыя имѣли несчастье почему-либо пріобрѣсти плохую репутацію у астрологовъ, предсказателей судьбы. Особенно приходилось въ этомъ отношеніи много выносить бѣдному Сатурну, съ тѣхъ поръ, какъ лучезарный Юпитеръ отнялъ у него пальму первенства; онъ такъ и не оправился отъ своего миѳологическаго паденія, такъ и остался, съ роковой косой въ рукѣ, и за нимъ навсегда сохранилась грустная репутація слуги жестокой мести. Во времена Галилея патеръ Кирхеръ объявилъ Сатурнъ проклятымъ. Съ тѣхъ поръ эту планету считали сплошной тюрьмой, мѣстомъ всякихъ ужасовъ, адомъ, или, напротивъ, раемъ, міромъ, залитымъ дивнымъ вѣчнымъ сіяніемъ, священнымъ, благодатнымъ мѣстомъ. Откуда произошелъ у нашихъ далекихъ предковъ ихъ мрачный взглядъ на Сатурна? Никто этого не знаетъ. Но увлекающійся Кирхеръ и его послѣдователи были далеко не единственными ненавистниками этой планеты; подобные взгляды высказывали и писатели, хорошо знакомые съ естественными науками и съ философіей.
Упомянемъ прежде всего о строкахъ, въ которыхъ міръ Сатурна описываетъ Викторъ Гюго. Какъ слѣдуетъ относиться къ послѣдующимъ строкамъ талантливаго писателя? Какъ къ капризу изобрѣтательной фантазіи, которая избираетъ своей игрушкой „нѣчто повыше пирамидъ“?
Сатурнъ, звѣзда съ смертельными лучами!
Чума небесъ! Темница адскихъ силъ!
Навѣки проклятъ ты на горе и на муки.
На тьму и холодъ безъ конца!
Его эѳирный плащъ скользитъ по лону смерти,
Два жадныя кольца сверкаютъ вкругъ него;
На небесахъ, гдѣ свилъ гнѣздо холодный ужасъ,
Ты можешь видѣть эти два кольца!
Какъ изъ норы паукъ слѣдитъ за жертвой,
Такъ онъ глядитъ на спутниковъ своихъ;
И отъ Сатурна даже солнце золотое
Пугливо жмется на краю небесъ.
Міры другіе свой свершаютъ путь,
На юдоль смерти съ трепетомъ взирая:
Оттуда къ нимъ потоки горя льются,
Оттуда къ нимъ несчастья всѣ идутъ!
Трудно рѣшить, на чьей сторонѣ правда: на сторонѣ тѣхъ, которые видятъ въ Сатурнѣ безплодный, негостепріимный міръ, или же на сторонѣ тѣхъ, которые считаютъ его пріютомъ счастья и всякаго благополучія. Во всякомъ случаѣ, есть серьезныя основанія, заставляющія отвести Сатурну болѣе выдающееся мѣсто въ нашей солнечной системѣ, чѣмъ землѣ.
Прежде чѣмъ покончить съ этой замѣчательной планетой, мы приведемъ еще мнѣніе о ней одного изъ учениковъ Фурье, который тоже занимался изслѣдованіемъ вопроса о многочисленности обитаемыхъ міровъ. Эти мысли, изложенныя въ формѣ обращеннаго къ одной дамѣ письма, въ свое время обратили на себя вниманіе, тѣмъ болѣе, что ихъ хвалилъ „Альманахъ Фаланстеріи“[2]. Тамъ, гдѣ эти идеи касаются фактовъ, онѣ вѣрно передаютъ видъ вселенной, представляющійся обитателямъ Сатурна:
„Кольца создаютъ прохладную осень въ поясѣ экватора, что зависитъ отъ бросаемой ими тѣни и отъ ихъ вліянія на направленіе вѣтровъ. Что касается самыхъ колецъ, то обитатели внутренняго кольца должны быть свидѣтелями страннаго зрѣлища, когда они находятся въ части кольца, обращенной къ самой планетѣ: они видятъ чудовищно большой, неподвижно стоящій въ зенитѣ шаръ, который закрываетъ собою небо до одной трети разстоянія отъ зенита до горизонта; въ то же время дѣйствительный горизонтъ кольца для нихъ долженъ имѣть замѣтный уклонъ къ югу и сѣверу, а къ востоку и западу, напротивъ, горизонтъ ихъ кольца долженъ подниматься, какъ двѣ горы, скрывающіяся въ небѣ за шаромъ планеты. Двигаясь по плоской части кольца, обитатели послѣдняго видятъ, какъ обѣ эти далекія горы понижаются къ югу и сѣверу, пока онѣ не исчезнутъ за линіей горизонта, за которой скрывается половина шара планеты“.
„Молено представить себѣ телеграфныя сношенія между обитателями колецъ и планеты, тѣмъ болѣе, что такія сношенія должны были бы принести огромную пользу. Опасаясь, что насъ могутъ обвинить въ безпочвенныхъ фантазіяхъ, мы ограничимся тѣмъ, что укажемъ на оригинальную пользу, которую кольца Сатурна должны приносить обитателямъ этой планеты: они должны были очень рано выяснить имъ, что они живутъ на шарообразномъ тѣлѣ. Дѣйствительно, во время лѣта они должны постоянно видѣть тѣнь своей планеты на плоскости кольца. Если вы, сударыня, — добавляетъ авторъ, — хотите свободно видѣть, хорошо ли лежатъ у васъ на затылкѣ волосы, то станьте между лампой и стѣной, обратившись къ послѣдней профилемъ: на стѣнѣ вы увидите ясный силуэтъ вашей головы. Мы, обитатели земли, тоже можемъ видѣть тѣнь послѣдней н убѣждаться въ томъ, что наша планета имѣетъ форму шара, но намъ это доступпо лишь во время луннаго затмѣнія, между тѣмъ какъ обитатели Сатурна наблюдаютъ подобное явленіе каждое утро и каждый вечеръ въ теченіе своего лѣта“.
Нѣкоторые изслѣдователи не довольствовались однимъ описаніемъ вида, который имѣетъ вселенная для обитателей другихъ планетъ, вообще они не довольствовались областями, въ которыхъ хотя и въ слабой степени, но все-таки возможно научное обоснованіе фантазіи; такіе изслѣдователи пытались опредѣлить образъ жизни, степень образованія и даже ростъ тѣхъ невѣдомыхъ намъ людей. Такъ, въ концѣ восемнадцатаго столѣтія Христіанъ Вольфъ заблудился въ области условныхъ предположеній и несостоятельныхъ сравненій, когда онъ пытался опредѣлить ростъ обитателей Юпитера, а между тѣмъ это былъ строгій систематикъ, внесшій, благодаря своему математическому методу, порядокъ и опредѣленность въ существовавшій въ то время философскій матеріалъ, это былъ ученый, который, отлично понимая необходимость точнаго изслѣдованія и основательнаго вычисленія для всѣхъ выводовъ въ области астрономіи, самъ писалъ слѣдующее:
„Едва ли стоило бы труда опровергать подобныя вещи (утвержденіе, что земля зимой находится на болѣе далекомъ разстояніи, чѣмъ лѣтомъ и т. д.), которыя противорѣчатъ самымъ основамъ астрономіи, если бы мы не считали нужнымъ на примѣрѣ показать, какъ далеки отъ знанія естественной исторіи тѣ, которые, окривѣвъ на правый глазъ, глядятъ на все созданное природой подъ угломъ одного лѣваго глаза; которые рѣшаются судить о явленіяхъ природы, основываясь исключительно на своихъ однобокихъ наблюденіяхъ. Тѣхъ же, которые не признаютъ ни опыта ни точныхъ измѣреній, можно сравнить съ окончательно слѣпыми людьми, авторитетно судящими о томъ, чего они не видятъ“.
Въ противоположность принципу, согласно которому конечные выводы должны основываться на дѣйствительно установленныхъ фактахъ, Вольфъ въ отношеніи обитателей Юпитера высказываетъ совершенно произвольное предположеніе, что у нихъ зрачокъ глаза долженъ быть больше, чѣмъ у обитателей земли, что будто бы позволяетъ имъ такъ же сильно воспринимать свѣтовые лучи, какъ ихъ воспринимаемъ мы на землѣ, несмотря на то, что, благодаря большему разстоянію между Юпитеромъ и солнцемъ, лучи послѣдняго доносятся туда значительно ослабленными. Изъ отношенія между разстояніями отъ солнца Юпитера и земли Вольфъ выводить размѣръ зрачка, а затѣмъ и ростъ обитателей Юпитера, при чемъ, въ концѣ-концовъ, оказывается, что обитатели этой планеты должны имѣть ростъ въ 13½ футовъ (около 5½ аршинъ. Переводч.). Однако мы можемъ быть увѣрены въ томъ, что Вольфъ, дѣлая эти выводы, самъ ни одной минуты не сомнѣвался въ ихъ произвольности и необоснованности.
Совершенно ясно видно, что всѣ эти теоріи лишены твердой почвы. Несмотря на ту сенсацію, которую произвела новѣйшая теорія Фурье, несмотря на то, что она пріобрѣла огромное количество сторонниковъ, кажется, къ сожалѣнію, что ее придется присоединить къ длинному ряду прежнихъ теорій, оказавшихся несостоятельными. Согласно теоріи Фурье, всѣ живые организмы, люди, животныя и растенія, появляются вслѣдствіе своего рода самозарожденія, благодаря особымъ магнетическимъ излученіямъ, которыя выдѣляются полюсами различныхъ планетъ, и которыя, скрещиваясь въ міровомъ пространствѣ, производятъ то, что у насъ принято называть жизненной силой. Такъ какъ, далѣе, магнетическое истеченіе каждой планеты обладаетъ своими опредѣленными, характерными свойствами, то и населеніе каждой планеты отличается особенностями, свойственными ея характеру. Человѣкъ никоимъ образомъ не стоитъ выше міра, въ которомъ онъ живетъ; напротивъ, душа человѣка подчинена той же таинственной силѣ планеты, черезъ посредство которой человѣческая душа сообщается съ Творцомъ, волю и предначертанія Котораго человѣкъ слѣпо исполняетъ. Міры въ совокупности составляютъ сложныя группы или вселенныя, которыя Фурье, въ зависимости отъ числа входящихъ въ ихъ составъ міровыхъ системъ, называетъ двухміровыми, трехміровыми, четырехміровыми и т. д. Планеты живутъ и умираютъ, какъ всякое другое существо; послѣ своей смерти наша планета увлечетъ и подниметъ съ собою всѣ наши души, которыя начнутъ новую жизнь на другомъ небесномъ тѣлѣ, напримѣръ, на кометѣ, которая, по выраженію того же Фурье, къ тому времени будетъ сглажена и приспособлена для человѣческой жизни. Но самъ человѣкъ, каково бы ни было его духовное развитіе, лишенъ возможности дѣйствовать самостоятельно и долженъ итти впередъ лишь вмѣстѣ съ человѣчествомъ, къ которому онъ принадлежитъ; только послѣ смерти своей планеты онъ можетъ подняться и переселиться на другіе міры. Въ своихъ разсужденіяхъ Фурье заходитъ еще дальше и углубляется въ дебри совершенно фантастическаго, придуманнаго міра. Можно лишь сожалѣть о томъ, что его ученики не боятся продолжать странствованіе въ этихъ невѣдомыхъ дебряхъ. Нѣкоторые изъ нихъ утверждаютъ даже, что обитатели Сатурна достигли очень высокой степени развитія, что будто бы доказывается окружающимъ его лучистымъ сіяніемъ, и они высказываютъ надежду, что земля будетъ награждена такимъ же отличіемъ, какъ только человѣчество вступитъ въ область всеобщей гармоніи.
Изъ этого видно, какъ глубоко заблуждался Фурье, распространяя законы, созданные для матеріи, на область духа. Кто можетъ утверждать, что не существуетъ двухъ совершенно различныхъ категорій созданій, двухъ совершенно не похожихъ другъ на друга міровъ: міра физическаго, тѣлеснаго, и міра духовнаго, міра души? Ученіе Фурье заслуживаетъ полнаго вниманія въ той части, которая касается взаимоотношеній между людьми, но въ общемъ оно, несомнѣнно, уклонилось въ сторону заблужденій, какъ и ученіе Пьера Леру, который многократное возрожденіе души ограничиваетъ землей. Оба они были частью слишкомъ смѣлыми, а частью, напротивъ, слишкомъ нерѣшительными; смѣлость ихъ проявилась въ томъ, что они слишкомъ далеко зашли въ области произвольныхъ предположеній и выдали плодъ своихъ фантазій за серьезные выводы; нерѣшительность ихъ заключается въ томъ, что разсмотрѣнное ими взаимоотношеніе между людьми на землѣ далеко не исчерпываетъ вопроса и представляетъ собою лишь незначительную частицу истины. Кто бы мы ни были на землѣ, на какой бы ступени мы, каждый соотвѣтственно своему личному развитію, ни стояли, человѣчество, къ которому мы принадлежимъ, представляетъ собою лишь звено въ необъятиой цѣпи; обитаемый нами міръ есть лишь небольшая пристань среди безчисленнаго множества острововъ въ эѳирномъ морѣ; въ безпредѣльномъ пространствѣ мы всѣ направляемся къ одной общей цѣли, и этотъ путь намъ строго предопредѣленъ Самимъ Творцомъ, создавшимъ тѣсныя взаимоотношенія между всѣмъ существующимъ.
Мы также не можемъ согласиться съ идеями, которыя высказалъ, по поводу происхоженія обитателей различныхъ планетъ, Туссель, одинъ изъ послѣдователей Фурье. Несомнѣнно, что, заключая о полномъ сходствѣ на основаніи мелкихъ частичныхъ сходствъ, онъ примѣняетъ отличный методъ для сужденія о неизвѣстномъ по извѣстному, но примѣненіе этого метода къ вопросу о склонности намъ кажется рискованнымъ, и въ этомъ отношеніи мы не согласны съ упомянутымъ авторомъ. Конечно, законъ, управляющій мірами, можно было бы назвать закономъ притяженія тѣлъ, а законъ, управляющій душами, — закономъ притяженія душъ; нѣтъ сомнѣнія въ томъ, что степень дѣятельности каждаго существа обусловливается рядомъ опредѣленныхъ склонностей и, строго говоря, это выраженіе можно было бы перенести также на міръ неодушевленныхъ предметовъ, при чемъ можно было бы сказать, что сродство элементарныхъ частицъ есть тоже своего рода любовь, склонность. Однако сторонники теоріи Тусселя понимаютъ слово склонность нѣсколько иначе. Для нихъ нѣтъ міра неодушевленныхъ предметовъ, для нихъ все проникнуто индивидуальнымъ духомъ, все, начиная отъ мельчайшей песчинки и до солнца, мыслитъ, все обладаетъ склонностями. Въ этомъ, очевидно, и заключается главная ошибка этой теоріи; мы должны сознаться, что намъ весьма мало улыбается представленіе о мыслящемъ булыжникѣ, и мы рѣшительно объявляемъ себя противниками этой части теоріи, несмотря на слѣдующія строки названнаго автора:
„Въ бюро долготы не принято судить о небесныхъ тѣлахъ по ихъ произведеніямъ. Склонность есть основной принципъ всей небесной механики, и тотъ, кто подавляетъ склонность, похожъ на вандала, не имѣщаго никакого понятія о наукѣ“.
Подробно распространяясь объ этомъ предметѣ, мы имѣемъ въ виду не мысли отдѣльнаго лица, но основные взгляды цѣлой школы. Въ трактатѣ Тусселя о наукѣ склонности мы находимъ слѣдующіе тезисы:
„Высшее счастье небесныхъ тѣлъ, какъ и вообще всего живущаго, заключается въ проявленіи своихъ творческихъ силъ; безъ этой властной потребности производить и любить міры не могли бы существовать“.
„Планеты, существа высшія, чѣмъ человѣкъ, обладаютъ способностью производить организмы путемъ соединенія своихъ основныхъ силъ. На нихъ лежитъ великая обязанность производить жизнь и поддерживать ее“.
„Творчество каждой планеты достигаетъ своего наибольшаго развитія въ одномъ существѣ, въ которомъ сосредоточивается основной характеръ данной планеты. Для земли такое существо — человѣкъ“.
„Чтобы знать все, для насъ достаточно изучить сущность человѣка во всѣхъ отношеніяхъ“.
Считаемъ не лишнимъ сообщить нѣсколько еще болѣе странныхъ мыслей о возникновеніи живыхъ существъ. Согласно теоріи Фурье, планеты создаютъ различныхъ живыхъ существъ, обладающихъ различными характерами, путемъ обмѣна между собою своихъ особыхъ основныхъ силъ, которыя получили названіе „аромы“. На вопросъ о томъ, какіе аромы создали какое-либо существо, напримѣръ, коня, получается отвѣтъ, что конь — существо гордое, аристократическое, любящее битвы и охоту; въ его фигурѣ чувствуется благородство, честолюбіе и стремленіе къ славѣ, а потому, принимая во вниманіе всѣ его качества, его возникновеніе слѣдуетъ приписать истеченіямъ Сатурна. „Въ конѣ чувствуются чистѣйшіе аромы центральной планеты честолюбія, этого роскошнаго міра, катящагося по небу въ сопровожденіи семи спутниковъ міра, красующагося на небѣ подобно картинѣ Ванъ-Дейка, — аромы Сатурна, воинственный духъ котораго проявляется уже въ его гордой осанкѣ и въ роскошной окраскѣ двойного пояса, которымъ онъ себя украшаетъ. На этой планетѣ, любящей красоту, какъ породистый конь, все дивно, все блестяще, все крикливо, все бросается въ глаза“. — Мы видимъ такимъ образомъ, что взгляды на планету Сатурнъ чрезвычайно различны.
Согласно той же системѣ, Сатурнъ является центральной планетой честолюбія; говорятъ, что онъ пахнетъ тюльпанами и лиліями. Юпитеръ считается планетой семейной жизни; ароматами онъ бѣднѣе, чѣмъ земля, и пахнетъ нарциссами. Марсъ — ужасная планета: трудно перечислить истекающую отъ нея массу злобныхъ, ядовитыхъ, отвратительныхъ, отталкивающихъ элементовъ. Уранъ считается главной планетой любви, на немъ впервые родились голубые цвѣты, но такъ какъ земля по моральнымъ соображеніямъ была противъ любви, то въ наказаніе за это Уранъ лишилъ голубые цвѣты на землѣ запаха, но зато придалъ имъ цѣлебныя свойства. Нептунъ пахнетъ табакомъ, такъ какъ отъ него происходитъ это растеніе, „этотъ медленно дѣйствующій ядъ, заставляющій насъ вдыхать черезъ носъ и выдыхать черезъ ротъ“, и тому подобное.
Такъ говоритъ фурьеристъ. Другой мечтатель, Викторъ Геннекинъ, умершій среди самыхъ печальныхъ условій, высказалъ подобныя же мысли, говоря въ своей „Астрономіи склонностей“ о жизни души на землѣ. Понятно, что Геннекинъ могъ написать подобныя мысли, но чрезвычайно странно видѣть, что писатели, обладающіе нѣкоторымъ именемъ, какъ философы, могутъ раздѣлять только что приведенные взгляды.
Съ удовольствіемъ можно отмѣтить тотъ фактъ, что по данному вопросу до сихъ поръ написано сравнительно немного. Въ области простыхъ предположеній самые смѣлые изслѣдователи обыкновенно останавливаются на какой-либо точкѣ, оглядываются и съ крайнимъ удивленіемъ видятъ себя одинокими: только немногіе изъ нихъ закрываютъ глаза и закутываются въ свою систему, чтобы за предѣлами ея ничего не видѣть, и чтобы во что бы то ни стало убѣдить себя въ томъ, что именно эта система отражаетъ собою истинную дѣйствительность. Нашлись писатели, которые, исходя изъ менѣе рискованной точки зрѣнія, основанной, по крайней мѣрѣ, на чемъ-то въ родѣ наблюденія, пытались изслѣдовать другіе міры, сравнивая ихъ съ нашимъ міромъ, при чемъ они по тому виду, который эти міры представляютъ для насъ, старались выяснить, какими они должны казаться своимъ обитателямъ. Ниже мы увидимъ, что эти писатели, какъ и упомянутые выше, чрезвычайно далеки отъ истины. Первые зашли слишкомъ далеко по пути произвола и заблудились въ дебряхъ несостоятельныхъ системъ, а вторые не рѣшились подняться надъ землей и, полагая видѣть другіе міры, въ дѣйствительности видѣли лишь ту же землю, неопредѣленно отраженную въ зеркалѣ ихъ собственныхъ мыслей.
Однимъ изъ наиболѣе поэтичныхъ описаній такого рода является описаніе планеты Венеры, написанное авторомъ „Павла и Виргиніи“, въ его „Гармоніяхъ природы“. Это описаніе можетъ служить доказательствомъ справедливости сказаннаго нами выше.
Бернарденъ де-Сенъ-Пьеръ писалъ:
„Венера должна быть покрыта островами, изъ которыхъ каждый богатъ скалами, въ пять или шесть разъ болѣе высокими, чѣмъ пикъ Тенерифа. Стекающіе съ этихъ скалъ сверкающіе ручьи воды орошаютъ и освѣжаютъ свои покрытые зеленью берега. Моря тамъ должны представлять чрезвычайно величественное и въ то же время пріятное зрѣлище. Если представить себѣ швейцарскіе ледники, съ ихъ водопадами, озерами, лугами и елями, среди южнаго моря; если представить себѣ рядомъ съ ними украшенный виноградниками и всевозможными фруктовыми деревьями холмъ съ береговъ Луары; у подножія этого холма расположено побережье Молукскихъ острововъ, съ ихъ долинами, украшенными бананами, мускатами и гвоздикой, наполненными сладкимъ ароматомъ. Вся эта дивная природа населена колибри, голубями и роскошными птицами съ Явы, пѣніе и воркотня которыхъ мягко передается въ воздухѣ. Если мы представимъ себѣ берега, осѣненные дивными кокосовыми пальмами, покрытые жемчужными раковинами и янтаремъ; звѣздные кораллы Индійскаго океана, кораллы Средиземнаго моря, вырастающіе среди непрерывнаго лѣта до высоты крупнѣйшихъ деревьевъ, среди моря, поднимающагося и опускающагося въ двадцати четырехъ дневномъ приливѣ и отливѣ; если мы представимъ себѣ эти пунцовые и пурпуровые кораллы среди темной зелени пальмъ, представимъ себѣ, наконецъ, гладкую поверхность прозрачныхъ рѣкъ, отражающихъ холмы, лѣса и птицъ, — то мы получимъ лишь слабое представленіе о пейзажахъ Венеры. Такъ какъ въ моментъ поворота солнце выше экватора поднимается болѣе чѣмъ на 71°, то освѣщаемый имъ полюсъ долженъ обладать значительно болѣе пріятной температурой, чѣмъ та, которая царитъ у насъ во время мягкой весны. Правда, длинныя ночи этой планеты не озаряются мягкимъ свѣтомъ луны, но послѣднюю съ успѣхомъ замѣняютъ сверкающій Меркурій и земля. Обитатели Венеры должны быть приблизительно одного роста съ нами, такъ какъ они живутъ на планетѣ, которая по своимъ размѣрамъ почти одинакова съ землей; но эта планета находится въ настолько благопріятныхъ условіяхъ, что ея обитатели имѣютъ возможность все свое время посвящать любви. Одни изъ нихъ ведутъ пастушескую жизнь, оставаясь все время въ горахъ со стадами; другіе живутъ на берегахъ ихъ плодородныхъ острововъ и наслаждаются пѣніемъ, танцами и празднествами, или устраиваютъ состязанія на призы подобно счастливымъ островитянамъ Таити“…
Мы отъ всего сердца желаемъ, чтобы обитатели Венеры вели такую безпечальную жизнь, какую имъ приписываетъ Бернарденъ де-Сенъ-Пьеръ, однако мы имѣемъ основаніе полагать, что въ этомъ отношеніи на Венерѣ не все обстоитъ такъ благополучно. Приведемъ хотя бы мнѣніе Фонтенеля, который утверждаетъ, что Венера, кажущаяся издали такой прекрасной, въ дѣйствительности отличается безобразіемъ; упомянемъ еще, что астрономическія условія этой планеты далеко не такъ благопріятны, какъ то предполагаетъ только что цитированный авторъ, очевидно давшій волю своей фантазіи. Если въ теченіе лѣта одна половина этой планеты нагрѣвается больше, чѣмъ другая, то по той же причинѣ въ то же время другая половина планеты должна охлаждаться и тогда тамъ температура едва ли отличается пріятностью. Впрочемъ, возможно, что руководимая наукой рука могла бы многое исправить въ намѣченной здѣсь картинѣ и хотя сколько-нибудь приблизить ее къ тому, что можетъ быть въ дѣйствительности; однако здѣсь важнѣе всего принять въ расчетъ соображеніе, какъ много это описаніе заимствовало отъ земли, и насколько, поэтому, оно далеко отъ того, чѣмъ должна быть всякая попытка изслѣдованія другихъ міровъ. Мы повторяемъ то, что уже было сказано выше: этотъ упрекъ одинаково касается всѣхъ авторовъ, разсматривавшихъ вопросъ о жителяхъ различныхъ планетъ. Даже тотъ изъ нихъ, кто казалось бы долженъ былъ держаться дальше всего отъ земныхъ представленій, именно мистическій Сведенборгъ, не совсѣмъ свободенъ отъ этого упрека. Въ его книгѣ „О первой землѣ въ звѣздномъ мірѣ“, посвященной вопросу о многочисленности обитаемыхъ міровъ, мы, между прочимъ, читаемъ слѣдующее:
„Я видѣлъ тамъ много полей и лѣсовъ съ деревьями, покрытыми листвой, я видѣлъ овецъ, покрытыхъ шерстью. Затѣмъ я видѣлъ людей низшаго класса, одѣтыхъ почти такъ же, какъ одѣваются крестьяне въ Европѣ. Я видѣлъ мужа съ женой; оба они отличались красивыми фигурами; но къ моему удивленію, онъ шелъ гордой походкой, съ сознаніемъ собственнаго достоинства, а женщина слѣдовала за нимъ съ видомъ рабскаго смиренія. Ангелы сказали мнѣ, что таковъ обычай на этой землѣ, и что такихъ мужчинъ любятъ потому, что, несмотря на ихъ гордость, они отличаются добротой. Мнѣ сказали также, что тамъ законами воспрещено многоженство. Женщина была одѣта въ широкій хитонъ, — „похожій на мѣшокъ, съ отверстіями для рукъ…“
О четвертой землѣ въ звѣздномъ мірѣ. — Однажды, когда одинъ духъ, бывшій на нашей землѣ проповѣдникомъ, былъ у людей, носящихъ платье, — тамъ есть люди, ходящіе нагими, — онъ встрѣтилъ дѣвушку съ удивительно красивымъ лицомъ; она была одѣта очень просто, а голова ея была украшена вѣнкомъ изъ цвѣтовъ. Духу очень понравилась эта дѣвушка, онъ заговорилъ съ ней и взялъ ее за руку; но такъ какъ она замѣтила, что этотъ духъ не принадлежитъ къ ея землѣ, то она отъ него ушла. Послѣ этого справа отъ него появились нѣсколько женщинъ, которыя пасли овецъ и вели ихъ къ водопою, устроенному во рвѣ, отведенномъ отъ озера. Я видѣлъ лица этихъ женщинъ: они были круглы и красивы. Кромѣ того, я видѣлъ мужчинъ, лица ихъ напоминали лица земиыхъ людей, съ тою лишь разницей, что нижняя часть ихъ лица, вмѣсто бороды, была окрашена въ черный цвѣтъ, а носы ихъ были совершенно бѣлые. Какъ женщины, такъ и мужчины были одѣты“…
Послѣдователи Сведенборга, вѣроятно, не обидятся на насъ, если мы замѣтимъ, что здѣсь видѣнія ихъ учителя, по крайней мѣрѣ, носятъ чисто субъективный характеръ; что ихъ можно считать просто своего рода символомъ, и что существа, которыхъ онъ описываетъ, жили только въ его болѣзненной фантазіи, извращенной благодаря мучительнымъ поискамъ вѣры. Въ высшей степени невѣроятно, чтобы среди вселенной нашелся міръ, представляющій собою точную копію нашего міра. Мы уже видѣли и увидимъ дальше, что есть причины, по которымъ такое полное сходство безусловно невозможно.
Всѣ, кто до сихъ поръ хотѣли опредѣлить природу обитателей другихъ планетъ, неизмѣнно представляли себѣ этихъ обитателей, похожими на земныхъ людей, а тѣ, которые старались создать своеобразныя фигуры, все-таки брали ихъ изь образцовъ, встрѣчающихся у насъ на землѣ. Астрономъ Гюйгенсъ, остроумный ученый семнадцатаго вѣка, тоже отдалъ дань этому заблужденію и высказалъ предположеніе, что на другихъ планетахъ живутъ существа, похожія на обитателей нашей земли. По его мнѣнію, „животныя и растенія тамъ живутъ и размножаются совершенно такъ же, какъ на землѣ“; „люди, живущіе на другихъ планетахъ, обладаютъ такимъ же духомъ и такимъ же тѣломъ, какъ люди, живущіе на землѣ; у нихъ такія же чувства, какъ у насъ, ихъ столько же числомъ, и они служатъ для тѣхъ же цѣлей. Живущія на планетахъ животныя не только принадлежатъ къ тѣмъ же видамъ, которые мы знаемъ на землѣ, но они и по наружности вполнѣ схожи съ земными животными. Люди на другихъ планетахъ близко подходятъ къ намъ, какъ по своему росту, такъ и по общему строенію организма, такъ какъ имъ приходится выполнять такія же работы, какъ намъ; ихъ руки похожи на наши, такъ какъ они пользуются математическими инструментами и занимаются разными видами обрабатывающей промышленности; по наружному виду они походятъ на насъ, такъ какъ человѣческое тѣло на землѣ отличается наиболѣе совершеннымъ строеніемъ; какъ и мы, они защищаютъ свое тѣло платіемъ; какъ и на землѣ, на другихъ планетахъ встрѣчается война, торговля, всѣ свойственныя человѣку потребности и страсти; обитатели планетъ строятъ себѣ жилища, похожія на наши дома, они знакомы съ мореходствомъ и обладаютъ флотами, они не хуже насъ знаютъ геометрическіе законы и точную математику, знакомы съ музыкой, занимаются различными искусствами, — словомъ, они представляютъ собою точную копію людей, живущихъ на землѣ“.
Въ исторической части нашей книги мы отозвались объ этомъ астрономѣ, какъ объ одномъ изъ наиболѣе ученыхъ и значительныхъ научныхъ писателей своего времени и выразили наше глубочайшее уваженіе къ его трудамъ; но при всемъ нашемъ поклоненіи уму и учености Гюйгенса, мы все-таки позволимъ себѣ замѣтить, что въ своемъ изображеніи міровой теоріи онъ пошелъ по скользкому пути, на которомъ уже многіе поскользнулись.
Однако этотъ ложный взглядъ не слѣдуетъ ставить въ вину каждому теоретику въ отдѣльности, и это въ данномъ случаѣ чрезвычайно важно имѣть въ виду; напротивъ того, никоимъ образомъ не слѣдуетъ забывать, что взглядъ этотъ зависитъ отъ общаго свойства нашего духа, который склоненъ обо всемъ судить съ своей, земной, точки зрѣнія, такъ что лишь большимъ напряженіемъ воли мы можемъ заставить себя глядѣть на дѣла природы подъ другимъ угломъ зрѣнія, относиться кь природѣ безъ чисто-земного предубѣжденія и освободиться отъ своей предвзятости.
Ксенофанъ справедливо говорилъ, что „постоянная ссылка на человѣка и стремленіе перенести понятія о собственной природѣ на все живое неразрывно связано со всѣмъ строеніемъ нашего разума, и мы, совершенно безсознательно, создаемъ все по нашему образу и подобію. Даже Богъ, существо высшее, недоступное нашему познанію, рисуется намъ въ человѣческомъ образѣ, представляется нашему духовному взору лишь черезъ обманчивую призму нашей человѣчности. Согласію ученію Ведъ, при самомъ созданіи міра Великій Духъ спросилъ только что созданныхъ душъ, какія тѣла онѣ хотятъ себѣ избрать; послѣ того какъ эти души осмотрѣли всѣ уже существовавшія тѣла, онѣ избрали себѣ человѣческое тѣло, такъ какъ оно обладаетъ самой красивой формой. Книга Ведъ представляетъ собою старѣйшій документъ, касающійся религіознаго ученія о возникновеніи міра; съ того древняго времени, когда быль созданъ этотъ документъ, взглядъ на преимущества человѣческаго тѣла нисколько не измѣнился.
Самые скромные люди не сомнѣваются въ томъ, что они представляютъ собою вѣнецъ творчества, что они призваны быть царями вселенной; и когда въ человѣкѣ проснулось сознаніе, что между нимъ и Всевышнимъ лежитъ громадное разстояніе, когда религіозное чувство нашло нужнымъ заполнить это разстояніе высшими существами, ангелами и святыми, то для олицетворенія этихъ высшихъ духовныхъ существъ не нашлось болѣе прекрасной и совершенной формы, чѣмъ обоготворенная форма человѣческаго тѣла. Мы до такой степени стремились и стремимся придать всему форму своего тѣла, что даже такія тѣла, какъ солнце и луна, не избѣгли общей участи и часто изображаются въ человѣческомъ видѣ.
А между тѣмъ этотъ взглядъ на человѣческую природу, убѣжденный въ ея превосходствѣ, но основанный на заблужденіи и на врожденномъ тщеславіи, не подтверждается результатами изслѣдованій, совокупностью выводимыхъ изъ такихъ изслѣдованій заключеній. Напротивъ того, можно считать установленнымъ тотъ непоколебимый принципъ, что для того, чтобы правильно судить о природѣ вещей, ихъ прежде всего не слѣдуетъ сравнивать съ человѣкомъ, прежде всего слѣдуетъ опредѣлять не ихъ сравнительную цѣнность, но ту цѣнность, которую онѣ имѣютъ безотносительно, сами по себѣ. Этотъ принципъ никогда не слѣдуетъ упускать изъ виду; необходимо примѣнять его, главнымъ образомъ, при изслѣдованіяхъ такого характера, какъ изслѣдованія, которыми мы заняты въ данное время.
Большую серьезность и осмотрительность проявили тѣ изслѣдователи обитаемости міровъ, которые по примѣру, данному Ламбертомъ въ его остроумныхъ „Космологическихъ письмахъ о строеніи вселенной“, признали невозможность установить болѣе или менѣе вѣроятныя представленія объ организаціи обитателей другихъ планетъ, и которые, будучи весьма воспріимчивыми ко всѣмъ показаніямъ природы, поняли, что жизнетворящая сила, вліяніемъ которой созданы самодѣятельные организмы, проявляетъ свою дѣятельность въ зависимости отъ характерныхъ особенностей каждаго даннаго міра и въ полной гармоніи съ этими особенностями.
Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что глубоко заблуждается всякій, кто серьезно считаетъ возможнымъ и надѣется съ большей или меньшей близостью къ дѣйствительности описать обитателей другихъ планетъ, выяснить условія ихъ существованія, ихъ строеніе и образа, жизни, ихъ физическое, нравственное и интеллектуальное состояніе. Хотя мы съ полной увѣренностью утверждаемъ, что обитаемые міры многочисленны, но мы самымъ рѣшительнымъ образомъ отрицаемъ всякое желаніе вывести отсюда заключеніе, будто на этихъ мірахъ мы предполагаемъ существованіе такихъ людей, которые населяютъ нашу землю. Кромѣ того, мы утверждаемъ, что при современномъ положеніи нашего знанія вообще невозможно сколько-нибудь удовлетворительно рѣшить этотъ вопросъ. Наши физіологическія изслѣдованія должны были убѣдить насъ въ томъ, что всѣ созданія природы на нашей планетѣ находятся въ самой тѣсной, неразрывной связи съ землей; мы видѣли, насколько разнообразны населяющія землю существа, и насколько они приспособлены ко всей обстановкѣ, среди которой имъ приходится жить, такъ что выставленные нами принципы не нуждаются въ дальнѣйшихъ доказательствахъ. Однако здѣсь будетъ умѣстно добавить, что произведенія природы могутъ разнообразиться на протяженіи безконечно длинной градаціи и что они дѣйствительно отличаются поразительнымъ разнообразіемъ. Мы видимъ, что въ нашемъ сложномъ организмѣ нѣтъ ни одной, хотя бы самой незначительной мелочи, которая не имѣла бы своего опредѣленнаго назначенія и не имѣла бы особой, предназначенной ей роли въ жизненныхъ отправленіяхъ организма. Измѣните въ природѣ земли одинъ элементъ, удалите одну силу изъ организма, вообще внесите въ организмъ земли хотя бы одно существенное измѣненіе и просмотрите, что изъ этого выйдетъ: разъ будутъ измѣнены условія обитаемости, то современные обитатели земли должны будутъ уступить мѣсто другимъ, приспособленнымъ къ измѣнившимся условіямъ. Представимъ себѣ, напримѣръ, что свѣтовые лучи солнца уменьшили свою яркость до той силы, съ которой они свѣтятъ на поверхности Урана или Нептуна: наши глаза постепенно утратятъ способность видѣть предметы при такомъ яркомъ освѣщеніи, при которомъ мы видимъ ихъ теперь, если же, случайно, солнце опять начнетъ свѣтить съ прежней яркостью, то наши глаза не вынесутъ послѣдней, и мы ослѣпнемъ. Возьмемъ обратный случай, и предположимъ, что яркость солнечныхъ лучей возрасла въ нѣсколько разъ: при дневномъ освѣщеніи мы ничего не будемъ видѣть. Представимъ себѣ, что воздухъ утратилъ способность передавать звуковыя волны: земля сразу окажется населенной глухонѣмыми, объясняющимися другъ съ другомъ при помощи знаковъ. Нашу пищу мы черпаемъ изъ животнаго и растительнаго царства; представимъ себѣ, что въ нашемъ способѣ питанія постепенно произошелъ переворотъ: механизмъ нашего организма, въ зависимости отъ измѣнившихся условій, тоже измѣнитъ свои функціи.
Жизнь земли проходитъ среди непрерывныхъ колебаній и ея элементы тоже колеблются между двумя крайними границами. Таковъ законъ существованія, который проявляетъ себя во всемъ, начиная съ тысячелѣтняго вращенія земли по своей орбитѣ и кончая едва уловимымъ колебаніемъ магнитной иглы. Если жизнь на каждой планетѣ зависитъ отъ суммы свойственныхъ дайной планетѣ жизненныхъ элементовъ, то жизнь непремѣнно должна держаться въ границахъ этой суммы, за которыми она непремѣнно должна погаснуть, и внутри которыхъ она можетъ проявляться въ чрезвычайно различныхъ формахъ. Если жизнь тѣсно связана съ сущностью матеріи, то она должна обладать еще большей способностью разнообразить свои проявленія, чѣмъ если бы этой связи не было, такъ какъ въ такомъ случаѣ жизнь, несомнѣнно, должна проявляться тамъ, гдѣ есть матерія, какъ бы ни сложились условія въ томъ или иномъ мірѣ, въ той или иной области вселенной. Но, во всякомъ случаѣ, измѣненія жизненныхъ условій оказываютъ несомнѣнное вліяніе на организмы отдѣльныхъ индивидовъ въ частности, такъ же, какъ и на возникновеніе видовъ. Сказанное нами выше относительно измѣненій организма подъ вліяніемъ внѣшнихъ условій, можно примѣнить въ отдѣльности ко всѣмъ нашимъ органамъ, чувствамъ, внутреннимъ и внѣшнимъ, частямъ нашего организма; можно утверждать, что эти органы существуютъ въ томъ или иномъ видѣ потому, что у нихъ есть то или иное опредѣленное назначеніе, откуда слѣдуетъ, что на другихъ мірахъ, гдѣ назначеніе этихъ органовъ иное, они сами должны отличаться инымъ стремленіемъ, тамъ же, гдѣ какой-либо изъ нашихъ органовъ совершенно безполезенъ, онъ, несомнѣнно, совершенно отсутствуетъ. Такимъ образомъ природа поступаетъ всюду, какъ у насъ на землѣ, такъ и на всякой другой планетѣ; такимъ образомъ она поступила бы въ томъ случаѣ, если бы въ жизненныхъ условіяхъ земли произошли какія-либо перемѣны, которыя сами по себѣ не были бы достаточно велики, чтобы сдѣлать землю совершенно необитаемой; такимъ образомъ природа поступала прежде, когда, въ давно минувшіе геологическіе періоды, подъ вліяніемъ измѣнившихся жизненныхъ условій, на поверхности земли одни виды обитателей смѣнялись другими; такимъ образомъ природа, вѣроятно, поступаетъ и теперь для поддержанія жизни на землѣ и на другихъ планетахъ[3].
Для того, чтобы серьезно говорить о населеніи планетъ, и чтобы имѣть возможность судить о тѣхъ формахъ, въ которыхъ на нихъ можетъ проявиться жизнь, необходимо, по крайней мѣрѣ, положить въ основаніе своихъ изслѣдованія одинъ общій, общепринятый, абсолютный принципъ. Пользуясь такимъ абсолютнымъ принципомъ, можно было бы въ опредѣленныхъ границахъ производить сравненія и дѣлать выводы. Но развѣ у насъ, въ области нашихъ знаній, есть что-либо абсолютное? Развѣ есть что-либо абсолютное въ природѣ вообще? Нѣтъ, абсолютнаго нѣтъ ничего! Вселенная раскинута въ пространствѣ. Что такое пространство? Безграничность, или, чтобы выражаться точнѣе и предупредить всякія толкованія, скажемъ: пространство есть безконечность. Такимъ образомъ, съ точки зрѣнія абсолютнаго, разстояніе отсюда до Рима представляетъ собою такое же пространство, какъ разстояніе отъ земли до Сиріуса, такъ какъ, въ сравненіи съ безконечностью и то и другое пространство представляютъ собою въ равной степени ничего незначащія величины. Если бы мы улетѣли съ земли со скоростью свѣтового луча и въ продолженіе десяти тысячъ лѣтъ неслись къ какой-либо точкѣ, то, достигнувъ этой точки, мы въ дѣйствительности не приблизились бы къ безконечности пространства ни на одинъ шагъ. Взглянемъ на абсолютность вселенной съ другой точки зрѣнія, съ точки зрѣнія времени: вселенная вѣчна, т.‑е. тоже безконечна. Слѣдовательно, сто тысячъ милліоновъ столѣтій имѣютъ въ сравненіи съ вѣчностью такое же значеніе, какъ наша секунда. Абсолютнаго въ природѣ нѣтъ ничего; все имѣетъ значеніе лишь какъ понятіе, тѣсно связанное съ другими понятіями, все относительно. Если бы, въ силу какого-либо событія, земной шаръ вдругъ уменьшился до размѣровъ обыкновеннаго бильярднаго шара, при чемъ все существующее на немъ тоже уменьшилось бы въ соотвѣтственной пропорціи, а также соотвѣтственно измѣнились бы и всѣ остальныя внѣшнія и внутреннія условія. Другими словами, если бы отношеніе между отдѣльными предметами и силами осталось прежнее; мы даже не могли бы замѣтить этой колоссальной перемѣны. Нашъ міръ былъ бы настолько малъ, что въ сравненіи съ нимъ міръ Гулливеровскихъ лилипутовъ былъ бы міромъ чудовищныхъ великановъ. Гигантскіе горные хребты Гималаевъ и Альповъ приняли бы размѣры песчинокъ; наши лѣса, парки, дома были бы меньше едва уловимыхъ для нашего глаза пылинокъ, а мы сами по своимъ размѣрамъ были бы значительно меньше тѣхъ крошечныхъ существъ, которыхъ мы теперь изучаемъ при помощи микроскопа. Всю нашу землю человѣкъ нормальнаго роста свободно могъ бы положить себѣ въ карманъ, рѣшительно все измѣнилось бы, но для насъ все осталось бы безъ всякой перемѣны: нашъ ростъ попрежпему равнялся бы шести земнымъ футамъ, такъ какъ діаметръ земли попрежнему равнялся бы 12.756.000 метрамъ, наши города, деревни, гавани, моря, корабли и т. д. остались бы для насъ тѣмъ же, что мы въ нихъ видимъ теперь, и такъ какъ вообще, относительно для насъ на землѣ все осталось бы попрежнему, то, какъ это ни кажется страннымъ съ перваго взгляда, мы совершенно не замѣтили бы происшедшей колоссальной перемѣны.
Тому, кто найдетъ эти мысли слишкомъ смѣлыми, мы отвѣтимъ, что онѣ, съ одной стороны, строго основаны на математикѣ, а съ другой — съ древнихъ временъ извѣстны философіи. По нашему мнѣнію, едва ли можно предположить, чтобы въ какомъ-либо уголкѣ пространства дѣйствительно существовалъ такой крошечный міръ: невѣроятно, чтобы природа создала такіе мелкіе міровые атомы, но преувеличенные примѣры часто оказываютъ отличныя услуги при опроверженіи ложныхъ взглядовъ. Многіе ученые, съ очень крупными именами, не только выказали себя сторонниками этихъ мыслей, но даже опредѣленно заявили, что такая относительность безусловно соотвѣтствуетъ существующему въ природѣ порядку вещей.
Назовемъ здѣсь лишь два имени: Бернулли и Лейбница. Первый, въ письмѣ къ послѣднему, между прочимъ, затрогиваетъ вопросъ о безконечно большомъ и безконечно маломъ. Коснувшись вопроса о постепенномъ ростѣ, о постепенномъ развитіи и разрушеніи, онъ продолжаетъ:
„Это приводитъ меня къ предположенію, что, быть-можетъ, надъ доступными нашему пониманію большими величинами есть столько же степеней безконечно большого, сколько ниже предѣловъ доступныхъ намъ малыхъ величинъ есть степеней безконечно малаго, или (если вамъ не нравится представленіе о безконечно большомъ и безконечно маломъ въ природѣ), по крайней мѣрѣ, въ той же градаціи, въ которой мы открыли при помощи микроскопа организмы, которые несравненно меньше насъ и обычно насъ окружающихъ животныхъ. Можно съ увѣренностью сказать, что если бы у этихъ микроскопическихъ животныхъ были микроскопы, то они, въ свою очередь, открыли бы еще несравненно болѣе мелкіе организмы, и т. д. Но такъ какъ, по моему принципу, природѣ не свойственно вдругъ гдѣ-либо внезапно останавливаться, то я вывожу заключеніе (можете при этомъ улыбаться, если угодно), я вывожу заключеніе, что въ дѣйствительности могутъ существовать другія животныя, которыя размѣрами превосходятъ насъ и обычно насъ окружающихъ животныхъ въ такой же степени, въ которой мы своими размѣрами превосходимъ организмы, наблюдаемые нами при помощи микроскопа; возможно, что эти огромныя существа, въ свою очередь, пользуются микроскопами, чтобы наблюдать насъ, людей, кажущихся имъ безконечно малыми величинами. И я полагаю, что болѣе могутъ существовать животныя, которыя своими размѣрами далеко превосходятъ только что упомянутыхъ огромныхъ животныхъ, и такъ далѣе, въ восходящей степени такъ же, какъ мы это видимъ въ степени нисходящей. Потому что, и я говорю это совершенно серьезно, я положительно не понимаю, почему мы и окружающія насъ животныя непремѣнно должны стоять на высшей ступени творенія, такъ какъ въ такомъ случаѣ вѣдь и микроорганизмы, которые населяютъ каплю воды, тоже могутъ себѣ воображать, что капля, въ которой они живутъ, составляетъ всю вселенную, и что природа въ эту каплю вложила всѣ свои творческія силы; если эти микроорганизмы способны мыслить, то они должны мыслить именно такимъ образомъ, если же они болѣе скромны чѣмъ человѣкъ, то послѣдній тѣмъ болѣе долженъ стыдиться своего ни на чѣмъ не основаннаго высокомѣрія. Предположите на одну минуту, что перечное зерно (на которомъ, какъ по утвержденію Левенгека, а также по моимъ личнымъ наблюденіямъ при помощи микроскопа, живутъ миріады мельчайшихъ организмовъ) въ своихъ мельчайшихъ частицахъ похоже на землю, предположите, что у этого зерна есть свое солнце свои спутники, свое звѣздное небо, что поверхность этого зерна украшена горами и морями, долинами и рѣками, лугами и лѣсами, и т. д.: неужели вы думаете, что обитатели такого зерна, эти „пинерикалы“, видящіе всѣ предметы подъ тѣмъ же угломъ зрѣнія, а потому въ тѣхъ же относительныхъ размѣрахъ, въ какихъ мы видимъ окружающіе насъ предметы, неужели вы думаете, что они не имѣютъ такое же право считать, что ихъ зерно представляетъ собою центръ вселенной, вѣнецъ творчества какъ это мы думаемъ о нашей землѣ? Вѣдь у обитателей перечнаго зерна нѣтъ никакихъ способовъ для того чтобы узнать, что есть еще другіе міры несравненно большіе, чѣмъ ихъ зерно, что есть живыя существа, несравненно большаго размѣра, чѣмъ они сами. Такъ вотъ, если обитатели перечнаго зерна лишены возможности широкаго познанія вселенной, то чѣмъ же отъ нихъ отличаемся въ этомъ отношеніи мы, потому что вѣдь мы тоже лишены всякой возможности знать что-либо изъ того, что совершается за предѣлами нашей крошечной земли; на какомъ основаніи мы можемъ отрицать возможность существованія другого міра, въ сравненіи съ которымъ наша земля окажется такой же ничтожной, какимъ представляется намъ перечное зерно въ сравненіи съ землей? И въ ту и въ другую сторону отношеніе одинаково“.
„Я совершенно съ вами согласенъ въ томъ отношеніи, — отвѣчаетъ Лейбницъ, — что въ природѣ никакія перемѣны не совершаются скачками. Несмотря на ваше примѣчаніе, я не улыбался вашимъ словамъ, но серьезно и открыто признаю себя сторонникомъ того мнѣнія, что въ мірѣ существуютъ животныя, которыя своими размѣрами превосходятъ насъ въ такой же степени, въ какой мы превосходимъ микроскопическихъ животныхъ; совершенно справедливо, что творчество природы не знаетъ предѣловъ. Съ другой стороны, весьма возможно, скажу даже больше, неизбѣжно, что въ мельчайшихъ пылинкахъ, даже въ атомахъ, существуютъ міры, которые въ отношеніи красоты и разнообразія развитой на нихъ жизни, нисколько не уступаютъ нашей землѣ; и, что можетъ показаться еще страннѣе, я считаю вполнѣ вѣроятнымъ, что въ такіе міры живыя существа вводятся смертью, такъ какъ я считаю смерть не чѣмъ инымъ, какъ сокращеніемъ животной жизни“.
Эти утвержденія могутъ показаться читателямъ нѣсколько странными; имъ противорѣчитъ нашъ вѣкъ, который на первый планъ ставить матеріальный міръ, все то, что для насъ существуетъ осязательно. Поэтому съ высказанными взглядами согласятся, вѣроятно, лишь немногіе философы; несмотря на это, приведенныя утвержденія построены въ принципіальномъ отношеніи на вполнѣ научномъ основаніи, такъ какъ они представляютъ собою строго логичные выводы, сдѣланные изъ неоспоримыхъ результатовъ микроскопическихъ наблюденій.
Все человѣческое знаніе, вся совокупность нашихъ свѣдѣній съ начала и до конца, есть не что иное, какъ рядъ совершенно относительныхъ понятій. Во всемъ нашемъ знаніи нѣтъ ровно ничего абсолютнаго, хотя воздвигнутое человѣчествомъ зданіе науки кажется намъ чрезвычайно величественнымъ. Изъ безграничной цѣпи существъ, начинающейся безконечно малымъ и кончающейся безконечно большимъ, т.‑е. изъ самой безконечности, мы совершенно произвольно выхватываемъ одну величину, ставимъ ее единицей измѣренія и затѣмъ, сравнивая съ этой единицей другія величипы, получаемъ относительныя понятія. И эти понятія мы называемъ знаніями. Непрерывное развитіе вселенной, подъ вліяніемъ взаимоотношенія силъ, перерабатывающихъ матерію, не допускаетъ существованія абсолютной неподвижности, которая могла бы послужить исходной точкой для абсолютнаго изслѣдованія природы.
Все, что мы сказали объ относительности размѣровъ тѣлъ, въ равной степени примѣнимо также къ ихъ вѣсу, силѣ свѣта и тепла, къ продолжительности жизни, — словомъ, ко всему, что составляетъ міръ. На Нептунѣ, гдѣ одинъ годъ по своей продолжительности равняется 164 земнымъ годамъ, если предположить, что тамъ условія жизни похожи на наши, человѣкъ въ возрастѣ 150 лѣтъ еще нуждается въ кормилицѣ, а совершеннолѣтія человѣкъ достигаетъ лишь въ возрастѣ 3280 лѣтъ.
Если намъ возразятъ, что ничего подобнаго на Нептунѣ быть не можетъ, потому что эта планета, благодаря своой отдаленности отъ солнца, получаетъ слишкомъ мало тепла и свѣта для развитія жизни, похожей на земную жизнь, то мы съ этимъ согласимся; но предположимъ на одно мгновеніе, что гдѣ-либо въ безконечномъ пространствѣ вселенной есть солнце въ 1000 разъ болѣе теплое, чѣмъ наше солнце, и что система этого солнца своими размѣрами въ 30 разъ превосходить нашу систему; въ этой системѣ планета, движущаяся вокругъ солнца на томъ же разстояніи, на которомъ Нептунъ находится отъ нашего солнца, должна получать столько же свѣта и тепла, сколько ихъ получаетъ наша земля, а потому развитіе жизни на такой планетѣ должно походить на развитіе жизни на землѣ: все, сказанное нами о Нептунѣ, примѣнимо къ такой планетѣ, на которой должны существовать именно указанныя нами относительныя условія.
Силы природы обладаютъ безпредѣльнымъ могуществомъ, которому всецѣло подчинена податливая матерія, такъ что разность вліянія силъ на различныхъ планетахъ можетъ вызвать безконечное разнообразіе въ области организаціи живыхъ существъ на этихъ мірахъ. На Юпитерѣ, напримѣръ, благодаря свойственнымъ ему особымъ элементамъ, благодаря быстротѣ его вращенія, огромному вѣсу, силѣ притяженія, слабости свѣтовыхъ и тепловыхъ лучей, вообще благодаря совершенно особымъ жизненнымъ условіямъ, не похожимъ на земныя условія жизни, должны были развиться живыя существа, совершенно не похожія на обитателей земли. Съ самаго возникновенія Юпитера природа должна была проявлять на немъ свои силы совершенно иначе, чѣмъ она ихъ проявляетъ у насъ на землѣ. Какъ растительное, такъ и животное царство находятся въ полной зависимости отъ неорганизованной матеріи, они подчинены цѣлому ряду механическихъ и физическихъ законовъ того міра, на которомъ они существуютъ. Наши органы чувствъ строго соразмѣрены съ тѣмъ состояніемъ, въ которомъ на землѣ находится матерія, безъ чего было бы невозможно взаимоотношеніе между нами и окружающимъ насъ міромъ, безъ чего мы не могли бы воспринимать впечатлѣнія при помощи нашихъ чувствъ.
Поэтому каждый міръ существеннымъ образомъ отличается отъ всякаго другого міра, какъ въ астрономическомъ отношеніи, такъ и въ отношеніи его строенія, состава массы и, наконецъ, въ отношеніи особенностей своихъ жизненныхъ условій.
Не переступая границы, строго опредѣленныя самой природой, надо все-таки съ значительной увѣренностью предположить, что обитатели другихъ міровъ во всемъ значительно разнятся отъ обитателей земли. И это общее утвержденіе значительно ближе къ истинѣ, чѣмъ всякая система, построенная на разныхъ необоснованныхъ предположеніяхъ. Кто можетъ нарисовать намъ точную картину жизни на планетахъ, озаренныхъ нѣсколькими солнцами, изъ которыхъ каждое отличается свойственнымъ только ему блескомъ, цвѣтомъ, размѣромъ, изъ которыхъ каждое движется самостоятельно, по своему особому пути? Кто можетъ намъ объяснить существованіе тѣхъ темныхъ міровъ, вокругъ которыхъ вращаются сверкающія свѣтила, и которые въ дѣйствительности составляютъ такія системы, какую когда-то ошибочно приписывали землѣ? Кто можетъ описать намъ климатическія и вообще жизненныя условія тѣхъ планетъ, яркость которыхъ періодически увеличивается и уменьшается, или тѣхъ небесныхъ тѣлъ, которыя вдругъ ярко вспыхиваютъ и затѣмъ постепенно вновь угасаютъ? Кто можетъ дать намъ понятіе объ условіяхъ обитаемости, царящихъ на планетахъ, принадлежащихъ къ системамъ такихъ измѣняющихся солнцъ? Кто сообщитъ намъ точныя свѣдѣнія о безконечномъ множествѣ звѣздъ, о существованіи которыхъ мы можемъ только догадываться, такъ какъ нашему взору даже при помощи самыхъ сильныхъ приборовъ доступны лишь ближайшія къ землѣ области безпредѣльнаго звѣзднаго міра?
Безумно самонадѣянъ былъ бы тотъ, кто взялъ бы на себя смѣлость указывать границы дѣятельности природы и только тупая ограниченность можетъ внушить мысль, что на небѣ можно встрѣтить копію земли. Аналогія, то-есть методъ заключительныхъ выводовъ, имѣетъ свои предѣлы, какъ и всѣ другія правила, — предѣлы, за которыми она уже не находитъ примѣненія; для нашего ученія аналогія имѣетъ большую цѣнность, такъ какъ ей мы обязаны важными доказательствами, но и она не можетъ дать намъ возможность заглянуть въ тайники жизни на другихъ планетахъ мірового пространства.
Въ главѣ, посвященной исторіи развитія живыхъ существъ, мы показали, какимъ дивнымъ разнообразіемъ отличается творчество природы; мы показали, что каждое организованное существо находится въ полномъ, гармоничномъ соотвѣтствіи со всѣми окружающими его жизненными условіями, и что даже въ теченіе жизни эти внѣшнія условія оказываютъ на организацію настолько сильное вліяніе, что нерѣдко вызываютъ въ этой организаціи глубокія измѣненія. Таковы законы, по которымъ проявляетъ себя природа на землѣ, на этомъ безконечно-маломъ атомѣ вселенной. Но если земля, при всей ея незначительности, такъ богато одарена природой, обладаетъ такимъ разнообразіемъ организованныхъ видовъ, что на ней не найдется двухъ людей, вообще двухъ живыхъ существъ, вполнѣ одинаковыхъ по своему строенію, не найдется даже двухъ листьевъ, совершенно одинаковыхъ по формѣ, каково же должно быть богатство вселенной съ ея миріадами дивныхъ міровъ, во всѣхъ отношеніяхъ стоящихъ выше земли! Какъ безконечно велико должно быть число живыхъ видовъ, созданныхъ чудесной силой природы на этихъ мірахъ! Какая безконечная жизнь должна развиваться на нивахъ безконечной вселенной подъ животворящимъ дыханіемъ силы природы.
Но если бы даже наблюденіе земной жизни не могло бы дать намъ осязательнаго матеріала, который служитъ для познанія безконечнаго разнообразія творчества природы, то къ той же цѣли насъ долженъ былъ бы привести разумъ, который долженъ въ различности источниковъ жизни видѣть неопровержимое доказательство современнаго различія жизненныхъ формъ. Если бы элементарные атомы было одни и тѣ же на всѣхъ планетахъ, если бы для нѣкоторыхъ или даже для всѣхъ міровъ существовалъ бы единый составъ массы, то и въ этомъ случаѣ на каждомъ мірѣ получились бы различныя соединенія, такъ какъ силы, благодаря которымъ образуются міры, проявляютъ себя на каждой планетѣ при особыхъ условіяхъ, благодаря которымъ онѣ проявляются въ различной формѣ. На одной планетѣ тепло, получаемое отъ солнца, оказалось болѣе сильнымъ и дѣйствительнымъ, чѣмъ собственная теплота небеснаго тѣла, между тѣмъ какъ на другой планетѣ на первый планъ выдвинулась именно ея собственная теплота; въ одномъ мірѣ господство осталось за огнемъ, въ другомъ — за водой; на одной планетѣ химическія соединенія вызвали одновременное проявленіе вліянія электричества, газовъ и паровъ, а на другой планетѣ такихъ соединеній не образовалось, а вмѣсто нихъ элементы вступили въ своего рода борьбу между собою. Здѣсь безпрепятственно проявляются опредѣленныя силы, а тамъ тѣ же силы находятся въ равновѣсіи съ другими, или даже подавляются ими. Здѣсь кислородъ смѣшался съ азотомъ, и оба эти газа, не вступая въ химическое соединеніе между собою, окутали поверхность планеты плотной атмосферной оболочкой; возникли существа, организація которыхъ приспособлена именно къ этой смѣшанной атмосферѣ. Въ другомъ мѣстѣ атмосфера состоитъ изъ двуокиси углерода (такъ наз. углекислоты); на другихъ планетахъ въ составъ атмосферы вошли иные газы; жидкости на нѣкоторыхъ планетахъ представляютъ собою простыя тѣла, а несложныя, какъ у насъ, на землѣ, и все существующее, начиная отъ минерала и до организованнаго разумнаго существа приняло формы, строго гармонирующія съ условіями міра, на которомъ оно появилось.
Намъ приходится считаться еще съ однимъ небольшимъ затрудненіемъ, именно съ вопросомъ о томъ, въ какую форму можетъ вылиться типъ человѣка, не похожаго на обитателя земли. Это затрудненіе обусловливается тѣмъ, что мы можемъ наблюдать лишь тѣ живыя существа, которыя населяютъ нашу землю, а также тѣмъ, что мы лишь крайне неохотно допускаемъ существованіе иныхъ человѣческихъ, типовъ, вседѣло подчиняясь въ этомъ случаѣ нашему ограниченному познанію, замкнутому въ тѣсный кругъ земной жизни. Между тѣмъ, если мы примемъ во вниманіе, что человѣческая организація представляетъ собою какъ бы сумму всѣхъ животныхъ организаціи, стоящихъ на болѣе низкихъ ступеняхъ развитія жизни, то мы должны будемъ признать справедливость предположенія, согласно которому на другихъ мірахъ, физіологическое строеніе которыхъ существенно отличается отъ строенія нашей земли, на мірахъ, гдѣ вся животная жизнь неминуемо должна протекать совершенно иначе, чѣмъ у насъ, человѣческій типъ, который и тамъ, какъ на землѣ, долженъ совмѣстить въ себѣ всѣ различныя формы животныхъ организмовъ, непремѣнно долженъ значительно отличаться отъ человѣческаго организма создавшагося при земныхъ условіяхъ. Изученіе природы принесло бы намъ мало пользы, если бы мы не пришли къ убѣжденію, что природа непремѣнно должна считаться съ наличными элементами и условіями распредѣленія силъ, и если бы мы, въ противорѣчіе всѣмъ фактическимъ доказательствамъ, упорно продолжали вѣрить въ то, что при созданіи физическихъ формъ природа слѣдовала произвольно избранному закону. Утвержденіе, будто природа отлила всѣхъ людей и вообще всѣ организованныя тѣла по одному общему образцу, противорѣчитъ всему проявленію ея дѣятельности, противоречитъ тѣмъ законамъ, которые она сама создала для всѣхъ жизненныхъ явленій. Здѣсь, однако, слѣдуетъ добавить, что хотя всякое отрицаніе есть признаніе противоположнаго, мы погрѣшили бы противъ собственныхъ нашихъ принциповъ, если бы вздумали рѣшительно отрицать возможность развитія на другихъ мірахъ существъ, похожихъ на насъ, обитателей земли. При всѣхъ подобныхъ разсужденіяхъ и изслѣдованіяхъ необходимо имѣть постоянно въ виду, что божественный планъ для насъ скрыть за непроницаемой завѣсой тайны и что для того, чтобы выработать сколько-нибудь разумно обоснованное мнѣніе, мы можемъ пользоваться только тѣми указаніями природы, которыя она въ той или иной формѣ даетъ намъ на землѣ. Возможно, что въ намѣренія высшаго существа входило созданіе единаго, общаго вещества души, которое должно явиться факторомъ, объединяющимъ всѣ организованныя тѣла; возможно, что существуетъ единая, общая форма, въ которую должны отливаться всѣ мыслящія существа, и что эта общая форма проявляется на всѣхъ планетахъ, съ болѣе или менѣе значительными видоизмѣненіями, зависящими отъ свойственныхъ каждому данному міру жизненныхъ условій. Однако мы должны снова повторить, что все это лишь одни предположенія, ничѣмъ не обоснованныя въ природѣ.
Изученіе природы и доступныя намъ наблюденія надъ другими мірами даетъ намъ возможность высказать слѣдующіе разумные и неопровержимые тезисы, представляющіе собою своего рода сводку заключеній, вытекающихъ изъ нашихъ изслѣдованій:
1) Различныя силы, дѣйствовавшія при возникновеніи міровъ, вызвали на послѣднихъ образованіе чрезвычайно разнообразныхъ видовъ какъ въ неорганическомъ, такъ и въ органическомъ и организованномъ царствѣ.
2) Живыя существа съ самаго начала, какъ по формѣ, такъ и по всей своей организаціи, были строго приспособлены къ физіологическимъ условіямъ обитаемыхъ ими міровъ и находились въ тѣсныхъ взаимоотношеніяхъ съ ними.
3) Люди, населяющіе другіе міры, отличаются отъ обитателей земли какъ по своей внутренней организаціи, такъ и по своему наружному физическому строенію.
Примѣчанія[править]
- ↑ Эта книжка была озаглавлена: Открытія, сдѣланныя на лунѣ съ мыса Доброй Надежды, Гершелемъ сыномъ, англійскимъ астрономомъ. Авторство приписывали одному парижскому астроному, но въ дѣйствительности книжка была написана американцемъ, по имени Луукъ.
- ↑ См. интересную книгу Анри Лекутюрье: Панорама міровъ“.
- ↑ Со времени перваго изданія этой книги (1862 г.) наша наука ушла далеко впередъ, главнымъ образомъ, благодаря успѣхамъ спектральнаго анализа планетъ и совершеннымъ оптическимъ приборамъ, съ одной стороны, а съ другой стороны, благодаря быстрому развитію органической химіи и общей физіологіи. Наша книга, посвященная изученію небесныхъ тѣлъ, имѣетъ цѣлью выяснить условія существованія живыхъ существъ на различныхъ планетахъ, и, если мы воздерживаемся отъ высказыванія предположеній относительно внѣшнихъ формъ этихъ обитателей, то мы рѣшаемся, по крайней мѣрѣ, выяснить, къ какимъ условіямъ имъ приходится примѣняться.