Морской волк (Лондон; Андреева)/1913 (ДО)/34

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[349]
XXXIV

— Жаль, что Призракъ потерялъ свои мачты, иначе мы могли бы уѣхать на немъ. Не правда ли, Гёмфри?

Я взволнованно вскочилъ на ноги.

— А, вѣдь, правдаI — повторялъ я, шагая ваадъ и впередъ.

Сіяющіе глаза Модъ съ надеждой слѣдили за мною. Она такъ вѣрила въ меня! Эта мысль придавала мнѣ силы. Я вспомнилъ слова Мишлэ: «Для мужчины женщина то же, что земля была для ея легендарнано сына; стоитъ ему только [350]упасть и поцѣловать ея грудь, какъ онъ снова становится сильнымъ». Въ первый разъ я позналъ чудесную истину этихъ словъ. Я позналъ ее на собственномъ примѣрѣ. Модъ была для меня неистощимымъ источникомъ силы и мужества. Стоило мнѣ только взглянуть на нее или подумать о ней, чтобы снова стать сильнымъ.

Это вполнѣ возможно, вполнѣ возможно! — думалъ я вслухъ. — Что могли сдѣлать другіе, то могу сдѣлать и я; но если бы даже они этого не сдѣлали, все же я могу это сдѣлать.

— Что? Будьте милосердны, наконецъ, объясните, что вы можете сдѣлать?

Мы можемъ сдѣлать это, — сказалъ я съ убѣжденіемъ . — Мы можемъ снова поставить мачты на Призракъ и уѣхать.

— Гёмфрй! — воскликнула она.

И я чувствовалъ такую гордость, какъ будто я уже привелъ свой планъ въ исполненіе.

— Но какъ это возможно? — спросила она.

— Я не знаю, — отвѣтилъ я. — Знаю только одно, что теперь я могу сдѣлать рѣшительно все, что угодно.

Я гордо улыбнулся, глядя на нее; слишкомъ гордо, потому что она опустила глаза и замолчала.

— Но вѣдь тамъ капитанъ Ларсенъ, — возра­зила она.

— Да, но онъ слѣпъ и безпомощенъ.

— Но у него все же остались его ужасныя руки! Вспомните, какъ онъ перепрыгнулъ чёрѳзъ открытый люкъ.

— А вы вспомните, что я незамѣтно прокрался мимо него! — отвѣтилъ я весело. [351]

— Но зато потеряли свои башмаки.

— Но вы не можете же требовать, чтобы и они тоже прокрадывались мимо Волка Ларсена.

Мы весело расхохотались и затѣмъ серьезно начали обсуждать вопросъ о томъ, какъ поставить мачты на Призракъ и вернуться къ людямъ. Я смутно помнилъ физику, которую училъ когда-то въ школѣ; но за послѣдніе нѣсколько мѣсяцевъ у меня былъ порядочный опытъ со всякими механическими приспособленіями. Однако, когда мы подошли ближе къ Призраку, чтобы лучше разсмотрѣть, что намъ предстояло сдѣлать, то видъ огромныхъ мачтъ, лежавшихъ въ водѣ, привелъ меня въ большое смущеніе. Съ чего начинать? Если бы хоть одна мачта стояла, или вообще имѣлось бы что-нибудь высокое, къ чему можно было бы прикрѣпить блоки и тросы! Но не было решительно ничего. Это напомнило мнѣ задачу, въ которой предлагается поднять себя за ушки сапоговъ. Я понималъ механизмъ рычаговъ, но гдѣ взять точку опоры?

Гротъ-Мачта, которую надо было поднять, имѣла пятнадцать дюймовъ въ діаметрѣ, шестьдесятъ пять футовъ въ длину и вѣсила по приблизительному расчету не менѣе трехъ тысячъ фунтовъ. Фокъ-мачта была еще шире въ діаметрѣ и вѣсила, навѣрное, около трехъ тысячъ пятисотъ фунтовъ. Съ чего же начать? Модъ молча стояла возлѣ меня, пока я вспоминалъ о томъ приспособленіи, которое моряки называютъ «ножницами». Морякамъ оно извѣётно, но я снова изобрѣлъ его на островѣ Старанія, Если соединить и связать концы двухъ [352]рей и поднять ихъ, то получится нѣчто въ родѣ перевернутой латинской буквы «V». Такимъ образомъ я получилъ бы точку опоры, которая была бы выше палубы и къ которой я могъ бы прикрѣпить блокъ. Къ этому блоку я могъ бы прикрѣпить и второй блокъ. А затѣмъ — у насъ имѣлся воротъ.

Модъ увидѣла по моимъ глазамъ, что я разрѣшилъ задачу, и глаза ея засвѣтились радостью.

— Что вы собираетесь дѣлать? — спросила она.

— Сперва привести въ порядокъ эту кашу, — отвѣтилъ я, указывая на перепутанный мачты и снасти, висѣвшія за бортомъ. Ахъ, рѣшительность и самый звукъ этихъ словъ такъ пріятно звучали въ моихъ ушахъ! «Привести въ порядокъ эту кашу!» — развѣ Гёмфри Ванъ-Вейденъ сказалъ бы эту фразу еще нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ?

Въ моей позѣ и голосѣ было, очевидно, что-то мелодраматическое, потому что Модъ улыбнулась. Она очень быстро подмѣчала все смѣшное и чутко улавливала малѣйшую неестественность, театральность, преувеличеніе.

— Помнится я гдѣ-то читала эту фразу и она была сказана при подобныхъ же обстоятельствахъ, — сказала она съ веселымъ смѣхомъ.

У меня у самого было развито чувство мѣры, и поэтому я стремглавъ полетѣлъ съ своего пьедестала и страшно сконфузился.

Она тотчасъ же схватила меня за руку.

— Мнѣ очень жаль, что я васъ огорчила…» — сказала она.

— Ничего. Это мнѣ полезно. Во мнѣ еще слишкомъ много школьничества, а этого здѣсь совсѣмъ [353]не нужно. Что намъ предстоитъ дѣйствительно сдѣлать, такъ это буквально привести въ порядокъ эту кашу. Если хотите, возьмемъ лодку и начнемъ сейчасъ же.

Ея задача состояла въ томъ, чтобы держать лодку на мѣстѣ, пока я распутывалъ снасти. А перепутаны были всѣ эти снасти, тросы и паруса до невозможности. Все это болталось въ водѣ взадъ и впередъ и еще больше запутывалось. Я перерѣзывалъ только въ самыхъ необходимыхъ случаяхъ; я старался распутать тросы, пропускалъ даже самые длинные изъ нихъ подъ мачтами или вокругъ рей, и то собиралъ тросъ въ лодкѣ, то снова пропускалъ его черезъ какой-нибудь блокъ, и, такимъ образомъ, вскорѣ промокъ до костей.

Паруса пришлось кое-гдѣ разрѣзать, и я съ большимъ трудомъ перетащилъ на берегъ тяжелые, пропитанные водою холсты, и разложилъ ихъ на берегу. Мы оба чувствовали страшную усталость и рѣшили идти домой ужинать. Все же мы сдѣлали порядочную работу, хотя она была и незамѣтна для глазъ.

На слѣдующее утро мы спустились въ трюмъ Призрака, чтобы снять сломанный основанія мачтъ. Но только что мы начали свою работу, какъ на стукъ явился Волкъ Ларсенъ.

— Эй, вы тамъ, внизу! — закричалъ онъ сверху.

При звукѣ его голоса, Модъ испуганно прижалась ко мнѣ, какъ бы ища у меня зашиты, и все время, пока мы переговаривались, держала руку на моемъ плечѣ.

— Эй, вы, наверху! — отвѣтилъ я. — Доброе утро! [354]

— Что вы тамъ дѣлаёте? — спросилъ онъ — Пробуете просверлить судно?

— Какъ разъ наоборотъ. Я исправляю его.

— Какого чорта вы тамъ поправляете? — спросилъ онъ съ изумленіемъ.

— Я собираюсь снова поставить мачты, — отвѣтилъ я такъ спокойно, какъ будто мнѣ предстояло сдѣлать самую простую вещь въ мірѣ.

— Повидимому, вы, наконецъ, стали-таки на собственный ноги, Гёмпъ, — сказалъ онъ и затѣмъ помолчалъ нѣкоторое время.

— Но послушайте, Гёмпъ, — снова закричалъ онъ сверху. — Вы этого не можете сдѣлать.

— О, да, могу. Я уже это дѣлаю.

— Но вѣдь это мое судно, моя собственность. Что если я запрещу вамъ поправлять его?

— Вы забыли, — отвѣтилъ я, — что вы уже не самый большой кусокъ фермента. Вы когда-то были имъ и могли съѣеть меня; такъ вы, по крайней мѣрѣ, говорили. Но теперь я самъ могу съѣсть васъ. Дрожжи испортились.

Онъ разсмѣялся короткимъ, непріятнымъ смѣхомъ.

— Я вижу, что вы цѣликомъ примѣняете на мнѣ мою философію. Но только не ошибитесь, недооцѣнивая меня. Предупреждаю васъ для вашей же собственной пользы.

— Съ какихъ это поръ вы стали филантропомъ? — спросилъ я. — Сознайтесь, что предупреждая меня для моей пользы, вы этимъ самымъ выказываете вашу несостоятельность.

Онъ не обратилъ вниманiя на мой сарказмъ и сказалъ: [355]

— А что если я сейчасъ закрою трюмъ? Вы теперь ужъ не проведете меня, какъ въ кладовой.

— Волкъ Ларсенъ, — сказалъ я сурово въ пер­вый разъ называя его по его прозвищу. — Я не могу застрѣлить безпомощнаго, незащищающагося человѣка, вы это знаете. Но, предупреждаю васъ, не столько ради васъ, какъ ради самого себя, что я застрѣлю васъ, какъ только вы вздумаете сдѣлать мнѣ какую*нибудь непріятность. Я могу застрѣлить васъ и сейчасъ; теперь, если хотите, попробуйте закрыть трюмъ.

— Тѣмъ не менѣе я запрещаю вамъ, положительно запрещаю трогать мое судно.

— Но послушайте, чудакъ, — сказалъ я, — вы такъ объ этомъ говорите, словно ссылаетесь на ваше моральное право собственности. Но вѣдь вы никогда не признавали нранственныхъ правь по отношенію къ другимъ! Не думаете ли вы, что я стану признавать ихъ по отношенію къ вамъ?

Я сталъ какъ разъ подъ открытымъ люкомъ трюма, чтобы увидѣть его. Осутствіе выраженія на его пицѣ подчеркивалось тѣмъ, что глаза его не мигали и были широко открыты. Зрѣлище было не изъ пріятныхъ.

— И никто, даже Гёмпъ не выкавываетъ къ нему уважения… — насмѣшливо сказалъ онъ. Но насмѣшка звучала только въ его голосѣ. Лицо же оставалось попрежнему безъ всякаго выраженія.

— Какъ поживаете, миссъ Брюстеръ? — сказалъ онъ вдругъ, послѣ небольшой паузы.

Я испуганно взглянулъ на него. Она за все время не сказала ни слова, даже не шелохнулась. [356]Можетъ быть, онъ все же кое-что видѣлъ? Или зрѣніе возвратилось къ нему?

— Здравствуйте, капитанъ Ларсенъ, — отвѣтила она. — Скажите пожалуйста, какъ вы узнали, что я здѣсь?

— По дыханію, конечно. Вотъ я говорю, что Гёмпъ сдѣлалъ большой прогрессъ, а вы какъ думаете?

— Я не знаю, — отвѣтила она, глядя на меня съ улыбкой. — Я никогда не видала его инымъ.

— А если бы вы его видѣли раньше… Все-таки, я вамъ снова повторяю, Гёмпъ, лучше оставьте мое судно въ покоѣ, — въ его голосѣ чувствовалась угроза.

— Но развѣ вамъ самому не хочется выбраться отсюда точно такъ же, какъ и намъ? — спросилъ я.

— Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ. — Я хочу умереть здѣсь.

— А мы нѣтъ, — сказалъ я презрительно и снова принялся за работу.