Куликовская битва Великаго Князя Димитрія Донскаго съ Мамаемъ въ XIV вѣкѣ, упрочившая вліяніе Московскаго Престола на тогдашнюю сѣверовосточную Россію, пробудила въ Рускихъ мысль о возможности освободиться отъ ига Татарскаго и оживила народную самобытность и самодѣятельность. Столь близкое къ душѣ и отрадное сердцу народа событіе проявилось и увѣковѣчилось въ преданіяхъ, а преданія, въ епоху освобожденія и льготы Россіи, выразились въ пѣсненныхъ сказаніяхъ или сагахъ, которыя свою форму и облеченіе измѣняли отъ условій предмета, мѣстности и времени; наконецъ оно досталось и въ удѣлъ простонародной Словесности въ видѣ сказки, и на лубочныхъ картинкахъ изображается въ лицахъ подъ именемъ Мамаева побоища и воспѣвается въ пѣсняхъ.[1] Историческія сказанія, извѣстныя подъ названіемъ умильныхъ повѣстей, вошли въ составъ нашихъ лѣтописей отдѣльными статьями; таковы: „о нашествіи Батыя“, „о взятіи Москвы Токтамышемъ“, „о походѣ В. Кн. Ивана Васильевича противъ Новгородцевъ“, „Царя Ивана Васильевича противъ Сафагирея и на Казань и проч.“ Къ етому же роду историческихъ поемъ относится и издаваемое нами Сказаніе о битвѣ. Вел. Кн. Димитрія Донскаго съ Мамаемъ. Составляя смѣсь преданій и вымысловъ съ историческими фактами, оно не рѣдко переходитъ отъ простаго лѣтописнаго разсказа къ епическому, сказочному, отъ возвышеннаго тона къ умилительному, елегическому. Какъ содержаніе етого Сказанія, (отличающагося въ спискахъ перемѣнами и прибавленіями) почти одинаково: то мы здѣсь предлагаемъ его по списку Профессора Р. Ѳ. Тимковскаго.
Содержаніе сего піитическаго изображенія Куликовской битвы слѣд: Вступленіе. Приготовленіе къ битвѣ Вел. Кн. Димитрія, выступленіе и смотръ войска. Раскаяніе Ольга и Ольгерда. Переходъ войскъ черезъ Донъ. Распоряженіе войска и приведенія онаго въ боевый порядокъ; описаніе примѣтъ и предзнаменованій Д. Волынца предъ битвою. Описаніе самой битвы. Заключеніе.
Между сими частями вставлены епизоды, къ коимъ относится и переписка между дѣйствующими лицами; они связаны по мѣстамъ искусственными переходами, какъ напр: »но се паки оставимъ» и пр.
При сличеніи сего Сказанія съ Игоревою пѣснію по Моск. изданію 1800 г. открывается между ими разительное сходство[2] не только въ планѣ и ходѣ, но и въ реченіяхъ, оборотахъ, сравненіяхъ и приемахъ. Описатель Донской битвы, подобно Игореву пѣвцу, коней называетъ борзыми, копья и мечи харалужными, корды Ляцкія, сулицы Нѣмецкія — сулицами Ляцкими. Какъ у того, такъ, и у другаго: копія пашутъ и трещатъ, стучатъ щиты червленные. У одного: трепетали силніе молніе, у другаго: трепещутъ синіи мълніи. Гдѣ у послѣдняго обида Ольгова, Ольгово хороброе гнѣздо, тамъ у перваго обида Великаго Князя, гнѣздо Князя Владимера; Олегъ въступи въ златѣ стременъ, сѣде на златокованномъ престолѣ, В. Кн. Димитрій воступи въ златокованное стремя и сѣде на своего любовнаго коня. Сравненія взяты также отъ туровъ, орловъ, лебедей и соколовъ; тѣ же зловѣщія примѣты отъ воя волковъ, отъ клёкта орловъ, говора галокъ, граянія воронъ, бреханія лисицъ и отъ стенанія земли; пропущенный въ другихъ спискахъ дивъ является въ спискѣ Кн. Оболенскаго, гдѣ буквально повторено слѣдующее мѣсто изъ Игоревой пѣсни: „уже снесеся хула на хвалу; уже връжеся дивъ на землю.“ Солнце и вѣтеръ принимаютъ такоежь участіе въ подвигахъ Донскаго, какъ и Игоря; тотъ же Донъ у обоихъ. Пѣвецъ Игоря призываетъ для вдохновенія Бояна вѣщаго, а пѣвецъ Донскаго — Урана. Плачь Евдокіи на златоверхомъ теремѣ соотвѣтствуетъ плачу Ярославны на забралѣ, а примѣты и предзнаменованія въ Игоревой пѣсни — примѣтамъ Димитрія Волынца, сходнаго съ Всеславомъ. Сличите изображеніе въ Игор. пѣсни Курянъ, которые свѣдоми къмети — которымъ пути вѣдоми, съ изображеніемъ въ Сказаніи, стр. 23, Рускихъ удальцевъ, которые свѣдоми и дорога имъ вельми свѣдома — вы увидите подлинникъ съ его спискомъ. У того и другаго битва сравнивается съ брачнымъ пиромъ, на которомъ воины упиваются кровавымъ — сладкимъ виномъ.[3] Пѣвецъ Игоря говоритъ: »Ачи диво ся, братіе, стару помолодити.“ Подражатель повторяетъ его: „Лѣпо бо есть въ то время и стару помолодитися.“ Разительно также сходство въ изображеніи молвы о походѣ Донскаго и Игоря; 1) «Звенитъ слава по всей Руской землѣ, великовѣчье бьютъ въ великомъ Новгородѣ, стоятъ мужи Новгородцы у Св. Софіи;“ 2) »звенитъ слава въ Кіевѣ, трубы трубятъ въ Новгородѣ; стоятъ стязи въ Путивлѣ.“ Въ Сказаніи встрѣчаемъ припѣвку: »отъ смерти бо, брате, не избыти.« Ето повтореніе другими словами Бояновой припѣвки: »Ни хытру, ни горазду суда Божія не минути«, и Вассіановой апоѳегмы: „Безъ року смертнаго нѣтъ ни человѣка, ни птицы, ни звѣря.« Другія лирическія припѣвки, сходныя съ приемами и ладомъ Игоревой пѣсни, повторяются въ Сказаніи о Донской битвѣ. Епизоды въ первой соотвѣтствуютъ епизодамъ въ другой.
Если бъ продолжить сравненіе нашего Сказанія съ Пѣснію: то намъ представились бы еще примѣры сходства и подражанія списателя Сказанія пѣвцу Игореву. Но даже изъ приведенныхъ нами примѣровъ очевидно, что Игорева пѣснь[4] служила образцомъ и основною тканью для Сказанія о Донской битвѣ, о коей упоминаютъ Нѣм. Историкъ Кранцъ и Линденблатова Нѣм. Хроника[5], и что послѣднее есть раболѣпное и часто буквальное подражаніе первому; но въ своемъ составѣ, ходѣ и тонѣ не имѣетъ его единства, оригинальности и миѳическаго цвѣта, сдѣдств. и не льзя предполагать, чтобы послѣднее служило образцемъ для перваго. Ето ведетъ еще насъ къ заключенію, что Пѣснь сія уже существовала тогда, когда сочинено или передѣлано было Сказаніе, дошедшее до насъ въ различныхъ спискахъ, въ коихъ попадаются отрывками тексты изъ Пѣсни.
Карамзинъ, Митрополитъ Евгеній и Арцыбышевъ, основываясь на спискѣ Графа Ѳ. А. Толстаго[6], приписываютъ сочиненіе етого Сказанія Рязанскому Іерею Софронію, жившему въ концѣ XV вѣка и посему вѣроятно современнику велерѣчиваго Вассіана и Геннадія. П. М. Строевъ называетъ сочинителя Софоніемъ, основываясь на Едомскомъ лѣтописцѣ, писанномъ XVII в. въ Архангельскѣ, въ листъ, подъ заглавіемъ: „О нашествіи Мамаевѣ на Рускую землю и брань съ нимъ великая и грозно побоище Великому Князю Димитрію Ивановичу. Сказаніе Софронія іерея Рязанца.« Оно начинается слѣд. словами: »Сія побѣда и брань на Дону случися, како православнымъ хрістіанамъ з безбожными Агаряны« и пр.[7].
Но развѣ только Софроній, или Софоній былъ перепищикъ или владѣтель, которые обыкновенно подписывали свои имена на рукописяхъ: иначе кажется было бы несовмѣстно Рязанскому Іерею отзываться съ явнымъ негодованіемъ о своихъ землякахъ, называть своего Князя безумнымъ предателемъ, отступниномъ Христовымъ, Іудою новымъ, Святополкомъ окаяннымъ и т. д. Судя же по тому что, въ концѣ Сказанія по списку Тимковскаго, обращеніе дѣлается не къ Рязани, но къ Владиміру и Ростову: („кой градъ глава всѣмь градомъ, Володимеръ и Ростовъ.“) — можно заключить, что сочинитель или списатель былъ Ростовецъ, или Владимирецъ. Въ подробностяхъ описанія битвы и доспѣховъ ратныхъ онъ является не Іереемъ, но воиномъ, который первоначально основывался и на свидѣтельствѣ очевидцевъ, какіе могли существовать въ XV вѣкѣ, когда, какъ полагаютъ, сочинена ета умильная повѣсть; ибо онъ говоритъ: „сеже слышахомъ отъ вѣрнаго самовидца“.
Въ другихъ спискахъ, болѣе или менѣе сходныхъ между собою, видна другая мѣстность и особенность въ духѣ. При дѣятельной нынѣ разработкѣ отечественной Палеографіи, въ ожиданіи новыхъ открытій о подлинности сочинителя и сочиненія[8], мы здѣсь дадимъ отчетъ въ спискахъ, какими пользовались для объясненія и дополненія Сказанія по избранному нами въ основаніе списку Профессора Моск. Унив. Р. Ѳ. Тимковскаго, и для приведенія разночтеній въ примѣчаніяхъ. Наши рукописи не ранѣе XVII вѣка — и всѣ писаны на бумагѣ; харатейныя намъ неизвѣстны.
1) Списокъ Р. Ѳ. Тимковскаго, по снятому съ онаго списку Профессоромъ Н. Н. Сандуновымъ, уставный, въ 4, найденъ въ одномъ Сборникѣ, теперь неизвѣстно гдѣ находящемся. Онъ имѣлъ слѣд. заглавіе, писанное киноварью: „Вѣдай сіе повѣданіе и сказаніе о побоище Великаго Князя Димитрія Ивановича Донскаго.“ Обращенія къ Урану, какимъ начинается ето повѣданіе, нѣтъ въ прочихъ спискахъ.[9]
2) Мой списокъ помѣщенъ въ Сборникѣ, который писанъ полууставомъ, близкимъ къ скорописи, разными руками, въ 4. Сказаніе начинается съ слѣд. словъ: „скудость же бысть оума въ главѣ его; оканчивается словами: „и самъ возвратися въ свою отчину и пріиде на градъ Моську и сяде на своемъ Княженіи и царствуетъ в вѣки.“
3) А. И. Ермолаева, списанный и доставленный мнѣ въ противнѣ Г-мъ Статскимъ Совѣтникомъ В. Г. Анастасевичемъ. Онъ помѣщенъ въ концѣ Кіевскаго лѣтописца Несторова, сличеннаго съ Хлѣбниковскимъ и Ипатьевскимъ, въ листъ, уставн. XVIII в.
4) Князя М. А. Оболенскаго, скорописный, въ 4, на приложенномъ къ заглавію листкѣ новѣйшею рукою отмѣчено слѣдующее: „лѣта 1381, сказаніе о Донскомъ побоищѣ Великаго Князя Димитрія Ивановича Московскаго и брата его Князя Владиміра Андрѣевича зъ безбожнымъ Царемъ Мамаемъ. (Было извѣстно Стриттеру по архивскому списку). Лѣта 1382, сказаніе о Московскомъ взятьи отъ безбожнаго Царя Тахтамыша и о плененіи земли Рускія. Повѣсть сказаема о пришествіи ратобойства Рускихъ воинъ, порекло атамана Ермака Тимофѣева сына, како побиша Царя Кучума и Сибирь взяша. Отписка изъ Крыма 1630 года Августа 24 къ Царю Михаилу Ѳедоровичу и Патріарху Филарету Никитичу посла Степана Тарбѣева и подьячаго Ивана Башова о чудотворной иконѣ, явившейся въ Царѣградѣ. Писана въ 4, скорописью въ XVII вѣкѣ. По листамъ слѣдующая приписка: „Книга Мамаево побоище Окольничего Василья Никифорова Собакина, а подписалъ сію Книгу по приказу Государя своего Окольничего Василія Никифоровича Собакина, человѣкъ его Аввакумъ Павловъ, лѣта 1677 Апрѣля въ л день.“
Надъ отдѣлами, изъ коихъ состоитъ ета рукопись, слѣдующія заглавія:
„О посланіи Олгердове к безбожному Царю.“
„О посланіи к Мамаю от Великаго Князя Димитрія Ивановича з дарми.“
„О раскаяніи Олега Резанскаго.“
„О раскаяніи Олгердове и о разрушеніи совѣта ихъ.“
„Сказаніе о двою братехъ Олгердовичехъ.“
»О прехожденіи черезъ Донъ.«
»Сказаніе о примѣтахъ Дмитрія Волынскаго.«
»О видѣніи Бориса и Глѣба.«
»Сказаніе о боевомъ вступленіи и о горкомъ часу.«
»О мужехъ Ноуогородскихъ великаго Новагорода.«
»Посланіе от преподобнаго Игумена Сергия.«
»О исходѣ потаеннаго полку Князя Владимера Андрѣевича, иже пребысть в дуброве.«
5) И. Н. Царскаго рукопись, неполная, уставная, въ 4. Заглавіе, въ коемъ первая строка писана вязью и киноварью: »Сказание православному Великому Князю Димитрию Иоанновичу Московскому. И о Царѣ Мамаѣ. И о всякомъ ратномъ вою.« Рукопись начинается словами: „пленилъ Киев и Володимеръ градъ“ и оканчивается словами: „и даровъ имамъ обрѣсти.« Съ сего мѣста до конца писано новѣйшимъ почеркомъ, уставнымъ же. Надписи;
»О Олегѣ Царе Рязанскомъ.«
„Ярлыкъ от Олга к Мамаю.«
„Ярлыкъ Волгирда Литовскаго.“
„О пришествіи пословъ с книгами к Мамаю.“
„Ярлыкъ Мамая Царю ко Олгирду и къ Ольгу.“
„О извѣданіи про Мамая Царя Димитрия Ивановича.“
„Князя Димитрія молитва.“
„Князя Димитрія и Володамера приход к Киприяну Митрополиту.“
Прочіе отдѣлы повѣствованія безъ надписаній, но при каждомъ приложены картинки (писанныя соковыми красками), на коихъ изображены произшествія въ лицахъ. Какъ памятники тогдашняго искуства, въ археологическомъ отношеніи онѣ достопримѣчательны по изображенію на нихъ древнихъ костюмовъ, доспѣховъ и зданій.
Сіи пять списковъ сходны между собою въ главномъ содержаніи, но различны въ подробностяхъ: такъ въ спискѣ Князя Оболенскаго чаще выставляется имя К. Владиміра Андреевича и находятся статьи, недостающія въ другихъ: 1) разговоръ В. Князя Димитрія Ивановича съ братомъ въ комнатѣ; 2) подробности Новгородской вѣчи, коей колоколъ названъ вѣстнымъ, т. е. вѣстовымъ, вм. вѣчнаго, вечеваго; 3) прибавленіе разныхъ подробностей къ окончанію. Москва, такъ какъ въ Полетиковскомъ спискѣ, называется Залѣскимъ градомъ. Въ етомъ спискѣ замѣтно вліяніе духа и нарѣчія Новгородскаго; по сему съ вѣроятностію можно заключить, что онъ писанъ въ Новгородѣ или въ его областяхъ и, какъ выше замѣтили, по образцу Игоревой пѣсни. Въ Ермолаевскомъ и моемъ спискахъ упомянуты пропущенные у Тимковскаго походы В. Кн. Димитрія съ братомъ къ препод. Сергію въ Троицкій монастырь, гдѣ, по видимому, писаны оные списки.
Въ примѣчаніяхъ къ тексту указаны несходство въ лицахъ, мѣстахъ и въ означеніи времени, также анахронизмы, замѣченные во всѣхъ етихъ спискахъ, какъ-то: о Митрополитѣ Кипріанѣ, о принесеніи въ Москву Владимірской Богоматери и пр. Монголы, недовѣдомые нашимъ лѣтописцамъ[10] при ихъ появленіи въ Россіи, и въ Сказаніи называются то Еллинами, то Печенегами, то Агарянами и даже Дунайскими Варягами, языкъ ихъ Еллинскимъ; Мамай выдается за Еллина, идоложреца, и иконоборца; Монголы Ламайской вѣры смѣшаны съ Татарами Магометанами, а Славяно-Рускія божества съ Монгольскими и Греческими; самая Литва именуется Варягами. Неполный списокъ Царскаго ближе къ сп. Тимковскаго и, судя по почерку, кажется современнымъ ему. Повѣсть о побоищѣ Великаго Князя Дмитрія Ивановича на Дону съ Мамаемъ, помѣщена въ Софійскомъ Временникѣ, т. I, стр. 355—368; въ ней не видно слѣдовъ подражанія Игоревой пѣсни, недостаетъ описанія мѣны доспѣховъ В. К. Димитрія съ Бренкомъ, единоборства Пересвѣта съ Телебеемъ, наблюденія примѣтъ Димитріемъ Волынцемъ, какія включены и въ Сѵнопсисъ Кіевскій; разсказъ часто прерывается молитвами, текстами изъ С. Писанія и благочестивыми размышленіями. Карамзинъ почитаетъ дѣйствительно историческимъ и современнымъ событію описаніе Куликовской битвы въ Ростовской лѣтописи, а нелѣпымъ по прибавкамъ внесенное въ Никоновскую лѣтопись (IV, стр. 86—127) и въ Кіевскій Сѵнопсисъ. По своей полнотѣ, особенности и старшинству, отличаясь отъ прочихъ, списокъ Тимковскаго долженъ быть снятъ съ древнѣйшаго подлинника, намъ неизвѣстнаго. Онъ также съ очевидными позднѣйшими вставками текстовъ, молитвъ, посланій и мѣстныхъ обстоятельствъ, какія обыкновенно включали перепищики и въ другіе памятники и тѣмъ самымъ иногда навлекали невинное подозрѣніе въ поддѣлкѣ письменныхъ памятниковъ Древности: что испытали и творенія Греческихъ и Римскихъ писателей. Въ Сказаніи свидѣтельствуютъ вліяніе классицизма Греческія слова: Уранъ, еллинскій, етеръ, ипаты, калугеры, ловцы, теремъ, уюсы, и грецизмы, заимствованные изъ церковнаго языка: „пишу радоватися“ и т. п. Татарскую епоху напоминаютъ слова: ярлыкъ, харалужный, улусы, уланы, алпауты, бугаи, баскаки, корды, тогда какъ въ спискѣ Кн. Оболенскаго замѣтнѣе вліяніе Латинско-Польское въ словахъ: гости (hostes), санаторы (senatores), паны рады, и пр. Изъ древнихъ и обветшалыхъ словъ Славено-Рускихъ удержаны въ етомъ сочиненіи: насычи, чти, торзи, отдаріе, стеблевина, неуполно, нолны, здравити, сступитися, сниматися, угонити, и т. д. По неопредѣленности и смѣшенію формъ языка и по различію областныхъ нарѣчій въ Россіи, много есть въ Сказаніи особенностей въ лексикологическомъ и грамматическомъ отношеніи, несходство въ формахъ и правописаніи словъ, напр: »посолъ и послисарь;« »богатство и богатество;« »грамота и ярлыкъ, книги и посланіе;» »ркучи, аркучи и ркущи;« »гости и гостебницы;« »сторожа и стража.« Какъ слогъ Сказанія принадлежитъ къ среднему языку съ примѣсью древняго и обдастнаго, произшедшею отъ позднѣйшихъ перепищиковъ: то полугласныя ъ и ь начинаютъ замѣняться гласными о и е, усѣченныя прилагательныя полными, именительный падежъ, вмѣсто родительнаго ед. и винительнаго множ. душа, вм. души, грамата вм. грамоты, употребляется дѣепричастіе, составившееся изъ причастія, между неопредѣленнымъ наклоненіемъ достизательнымъ и совершительнымъ не дѣлается никакого различія, будущее ставится, вм. настоящаго, дѣйств. глаголы, вмѣсто возвратныхъ и страдат. напр: клоняху, вм. клоняхусь, „погибаемыхъ, вм. погибающихъ.[11] Въ словосочиненіи встрѣчаются особенности, какъ то: »творяй правдѣ« — »что случит Богъ« — »нашихъ помогаху« и т. д. Многія мѣста въ спискахъ разнятся между собою только расположеніемъ и перестановкою словъ.
Какъ преданіе объ одномъ изъ важнѣйшихъ событій въ періодъ Татарскій и памятникъ средней Словесности, Сказаніе о Куликовской битвѣ по содержанію своему важно для историка, а по изложенію любопытно для филолога и критика. Сочиненное и передѣланное подъ вліяніемъ разныхъ мѣстъ и вѣковъ, оно представляетъ намъ отголосокъ быта и духа народнаго, переходъ отъ древняго языка къ среднему. Какъ въ Игоревой пѣсни носящей на себѣ слѣды миѳическаго цвѣта, замѣтно смѣшеніе стихій народнаго Язычества съ елементами Хрістіанства, такъ къ Сказаніи видно непосредственное вліяніе послѣдняго. Хотя въ немъ нѣтъ того огня, той самородной прелести и силы въ выраженіи, какими отличается Пѣснь о полку Игоревѣ; но разсказъ его мѣстами плавенъ и затѣйливъ, описанія одушевленны и цвѣтисты, особливо въ изображеніи ратныхъ доспѣховъ и пыла битвы. Если бы оно не было часто прерываемо очевидно позднѣйшими, неумѣстными вставками: то представляло бы болѣе единства въ цѣломъ, соразмѣрности въ частяхъ и движенія въ своемъ ходѣ, было бы ближе къ первоначальному своему виду[12].
Хотя ета умильная повѣсть послѣ Игоревой пѣсни и должна занять такое мѣсто, какое занимаетъ списокъ при подлинникѣ; однако, какъ достопримѣчательный памятникъ нашей Словесности средняго періода, она достойна чтенія наровнѣ со всѣми письменными памятниками отечественной Древности, проявляя въ себѣ черты Рускаго народа и физіогномію его языка.
Для ближайшаго сличенія мы помѣщаемъ здѣсь и Песнь о полку Игоревѣ съ исправленіемъ нѣкоторыхъ мѣстъ текста и съ перемѣною знаковъ препинанія, гдѣ требовалъ смыслъ. Отчетъ етому данъ въ примѣчаніяхъ, гдѣ также объяснены нѣкоторыя темныя слова и обороты паралельными ссылками на самое пѣснопѣніе, на отечественныя лѣтописи, грамоты и другіе письменные памятники; Г. Анастасевичь усердствовалъ мнѣ сравнить изданіе сіе съ Чешскимъ переводомъ Ганки, а Гг. Пассекъ и Серезневскій сообщили для объясненія нѣкоторыя Малоросс. слова.[13]. Но нѣсколько мѣстъ, очевидно испорченныхъ переписчикомъ въ пѣснепѣніи етомъ, остаются еще загадкою, потому что до сихъ поръ, кромѣ Сказанія о Донскомъ, не открыто другаго списка, который представилъ бы варіанты для соображенія.
Въ Похвальномъ словѣ Вел. Кн. Димитрію встрѣчаются другія формы языка, болѣе витійства, чѣмъ поезіи, болѣе искуственнаго и выисканнаго (особливо въ обильныхъ сравненіяхъ), чѣмъ естественнаго и самобытнаго; но есть мѣста, ознаменованныя сердечнымъ краснорѣчіемъ. Сочинитель его долженъ быть духовная особа, знакомая съ Греческимъ просвѣщеніемъ и писавшая подъ вліяніемъ бояръ, какъ видно изъ словъ: „безъ воли ихъ (бояръ) ничто же говорите.“ Оно напечатано мною по Голицынской лѣтописи, оканчивающейся 1516 годовъ и послѣ перешедшей во владѣніе Графа Ѳ. А. Толстаго, и сличено съ Софійскимъ Временникомъ, гдѣ помѣщено ето Слово, но съ значительными отмѣнами. Лѣтопись писана на бумагѣ полууставомъ, разными руками, но довольно четкимъ почеркомъ и перемѣчена не по листамъ, а по тетрадямъ. Буква юсъ (Ѫ) въ ней замѣняетъ почти вездѣ букву у и мною замѣщена буквою ю. Между разными статьями, и историческаго и духовнаго содержанія, включены Слово и Похвала В. К. Димитрію, подъ лѣтомъ 60671389 по окончаніи оныхъ, лѣтопись продолжается.
Макаріевы великія Минеи, ета библіотека современной тому вѣку Словесности, содержитъ въ себѣ похвальныя слова и плачеве въ подобномъ духѣ и тонѣ, напр: Похвалы В. Кн. Владиміру и В. Кн. Ольгѣ, С. Петру Митрополиту, Слово похвальное Филога черноризца С. мученикамъ Князю Михаилу и Ѳеодору Черниговскимъ, Сл. похв. Преподобному Сергію ученика его Епифанія, Плачеве и похвала С. Стефану Пермскому и пр. Въ вѣкъ Макарія употребителенъ былъ етотъ родъ сочиненія и вѣроятно тогда же древнее Сказаніе о битвѣ, Донскаго съ Мамаемъ, помѣщенное сокращенно въ великихъ Минеяхъ,[14] передѣлано, переиначено и составило смѣсь пѣснопѣнія съ легендою, церковнаго слога съ народнымъ, древняго съ среднимъ; потомъ въ слѣдующемъ вѣкѣ вновь подвергнулось передѣлкамъ, съ какими до насъ дошло, нося на себѣ типъ разныхъ мѣстъ и характеръ разныхъ епохъ.
Примѣчанія[править]
- ↑ М. Н. Макарова Повѣсти изъ Рускихъ народныхъ преданій. М. 1834, въ 12.
- ↑ Карамз И. Г. Р. т V.
- ↑ Virgil. Aen. III, 632. merum cruentum.
- ↑ Въ Краледворской рукописи въ пѣсни Ярославъ: „о великихъ бояхъ Христіанъ съ Татарами,“ встрѣчаются сходныя мѣста съ тѣмъ и другимъ сочиненіемъ.
- ↑ Полеваго Исторія Рускаго народа, т. V. М. 1830, въ 8.
- ↑ Подъ заглавіемъ: „Исторія, или повѣсть о нашествіи безбожнаго Царя Мамая съ безчисленными Агаряны и пр. Въ описаніи рукописей Славяно-Росс. Графа Ѳ. А. Т. 1825. г. между списками о Мамаевомъ побоищѣ нѣтъ ии одного съ именемъ Софронія.
- ↑ Словарь духовныхъ писателей въ Россіи М. Евгенія, 2 т. Спб. 1829, въ 8. — Журналъ Министерства народнаго просвѣщенія, 1834, Февраль, ст. 2.
- ↑ При второмъ изданіи я пользовался указаніями Гг. Сочленовъ Князя М. А. Оболенскаго, Ѳ. Л. Морошкина, А. Ѳ. Вельтмана и Н. В. Савельева.
- ↑ Вѣстникъ Европы, 1820, No 6.
- ↑ Новгород. л. стр. 99. „Богъ единъ вѣсть, кто суть и отколѣ изыдоша.“
- ↑ ст. Профессора И. И. Давыдова в Учен. Зап. М. У. ч. III, 1834 г. въ 8.
- ↑ (і2) Труды Общества любителей Росс. Словесности, ч. XI. М., 1818, въ 8.
- ↑ Здѣсь не льзя не пожалѣть о запискахъ почтеннаго Р. Ѳ. Тимковскаго, погибшихъ въ Петерб. наводненіе. с. Сынъ Отеч. 1839, Мартъ.
- ↑ см. въ ризницѣ Моск. Успенскаго собора, Сентябрь мѣсяцъ, въ житіи препод. Сергія включена статья: „о побѣдѣ, еже на Мамая.“