Французская армія собиралась на Майнѣ. Наполеонъ магически созидалъ легіоны войскъ, и вооруженныя силы его снова возраждались изъ праха сокрушенныхъ. Онъ успѣлъ въ нѣсколько мѣсяцевъ сформировать и выставить противъ своихъ непріятелей около 200,000 войска. Никогда время не было для него такъ драгоцѣнно, какъ теперь: съ каждымъ днемъ терялъ онъ по нѣскольку миль изъ завоеванныхъ земель. Союзныя войски Россіи и Пруссіи, вступая въ Голландію, почти обходили Вице-Короля Итальянскаго, занимавшаго съ войсками выгодную позицію около Магдебурга. Союзники, перешедъ Эльбу и не встрѣчая нигдѣ сопротивленія, быстро углублялись во Франконію. Въ Эйзенахѣ батальонъ Саксонцевъ перешелъ къ Пруссакамъ. Вскорѣ союзники заняли Веймаръ, Эрфуртъ, даже вступили въ Готу. Наполеонъ видѣлъ приближающуюся опасность, страшился, чтобы Князья Рейнскаго Союза не отпали отъ него, и поспѣшилъ явиться на поле ратное. Онъ выѣхалъ изъ Парижа, въ началѣ Апрѣля, къ Майнцу, гдѣ собирались его войски; послѣ смотра и одушевленія ихъ своимъ присутствіемъ, онъ велѣлъ имъ идти на р. Заалу; Вице-Король двинулся къ Мерзебургу, а Маршалъ Ней, съ авангардомъ арміи, приближался къ Люцену, предъ которымъ стоялъ тогда для встрѣчи его Генер. Винценгероде.
Такимъ образомъ сближались на Сѣверѣ Германіи главныя силы враждующихъ Державъ, силы, по числу и свѣжести, почти равныя. Россія едва-ли имѣла 60,000 стараго войска послѣ отечественной войны; но почти столько-же было молодыхъ солдатъ, поступившихъ изъ ближайшихъ рекрутскихъ депо, считая въ томъ числѣ нерегулярныя войски и ополченіе. Много отдѣльныхъ отрядовъ оставлено было при блокадѣ крѣпостей, на Вислѣ и Одерѣ. Притомъ должно признаться, что переходъ отъ бѣдной жизни и грубой пищи на прекрасныя квартиры и изобильное угощеніе Нѣмцевъ разстроивали дебелое здоровье Русскихъ солдатъ, которые оставались по всѣмъ городамъ въ военныхъ госпиталяхъ. Пруссаки едва оживали; усилія ихъ были велики, энтузіазмъ производилъ безчисленно воиновъ; но всѣ они были рекруты; старыхъ солдатъ едва-ли собралось до 40,000. Притомъ еще страхъ къ ужасному побѣдителю невольно сжималъ сердца ихъ, и отъ первой встрѣчи, отъ перваго удара его оружія зависѣло спасеніе ихъ отечества, или вѣчный плѣнъ. Союзники имѣли на своей сторонѣ ту выгоду, что у нихъ было много кавалеріи, которой не доставало у Наполеона; но онъ имѣлъ болѣе пѣхоты. Русская артиллерія тогда была превосходнѣе Французской. Наполеонъ собралъ изъ приморскихъ городовъ артиллеристовъ, неопытныхъ въ полѣ, которые безъ практики не могли быть хорошими стрѣлками.
Сходились силы враждующія, какъ страшныя тучи, готовыя, при первой встрѣчѣ, раздробиться ужасною бурею; участь Европы зависѣла отъ перваго удара; болѣе всѣхъ трепетала Пруссія: отъ первой неудачи она могла-бы погибнуть невозвратно, между тѣмъ какъ Россія отошла-бы только къ своимъ предѣламъ.
Корпусъ Генерала Милорадовича готовился вступить церемоніяльно въ Дрезденъ.
7-го Апрѣля, изъ д. Лешвицъ, поѣхалъ я въ городъ верхомъ, пригласивъ съ собою одного товарища. Въ Новомъ городѣ улицы широки, обсажены липами, и строенія новѣйшей архитектуры; на площади стоитъ бронзовая статуя Станислава Августа III-го, Короля Польскаго. Мостъ чрезъ Эльбу достоинъ замѣчанія: длина его 200 саженъ, съ шестнадцатью большими арками; построенъ изъ толстыхъ плитъ желтаго камня, съ желѣзными перилами и съ тротуарами для пѣшеходцевъ. Двѣ арки, по срединѣ моста, на 30 саженъ пространства были разрушены взрывомъ; однако на подпорахъ сдѣлали черезъ нихъ деревянный помостъ, чрезъ который могла проходить артиллерія.
За мостомъ, на площади, въ Старомъ городѣ является соборъ Св. Петра, обширное, красивое строеніе. Внутренность его проста и величественна; освѣщеніе, изъ большихъ оконъ, со всѣхъ сторонъ такъ сильно, что для тѣни нѣтъ мѣста. Служба производилась съ благоговѣніемъ; народа, по обширности храма, было немного. На хорахъ вокальная и инструментальная музыка восхитила меня и невольно приковала къ колоннамъ храма. Предавшись сладкому ощущенію гармоніи, среди величественнаго явленія божественной службы, я нѣсколько минутъ находился въ очаровательномъ забвеніи.... Товарищъ разбудилъ меня, и напомнилъ, что намъ много еще чего надобно смотрѣть въ городѣ, а потому должно дорожить временемъ.
Отсюда поѣхали мы въ Пантеонъ Скульптуры, гдѣ любовались изящными произведеніями искуснаго рѣзца. Мраморъ одушевлялся въ изображеніяхъ Аякса и Патрокла, въ Лаокоонѣ съ дѣтьми, въ Тезеевой головѣ; но особенно обратилъ на себя наше вниманіе Аполлонъ Бельведерскій. Какая анатомическая правильность въ мускулахъ! естественность выраженія! чистота въ отдѣлкѣ! какое грозное и вмѣстѣ прекрасное лицо возмужалаго юноши, пустившаго стрѣлу въ Пиѳона! Еще лѣвая рука его крѣпко сжимаетъ лукъ, еще брови не распрямились отъ гнѣва, ноздри не опустились отъ негодованія, и послѣдняя черта презрѣнія еще осталась на нижней губѣ.—Насъ остановила гораздо долѣе передъ собою стыдливая Венера Медицейская: сколько совершенствъ въ ея округлостяхъ!… Стоило-бы только каплю кармина развести по ней, и она казалась-бы оживленною: мраморъ дышитъ жизнію; кажется, груди ея тихо колеблются; кажется, вѣетъ ароматъ ея дыханія; кажется.... извѣстно, какъ пылко воображеніе молодыхъ людей: оно далеко заводитъ въ мечтанія. Чтобы не раздражить своей чувствительности, мы съ товарищемъ отошли отъ этой очаровательницы къ другой Венерѣ, смотрящейся черезъ плечо назадъ, и въ этой встрѣтили не менѣе привлекательности. Здѣсь представилось новое изящество творческой силы рѣзца: онъ далъ столь естественную гибкость ея членамъ, особенно шейкѣ, ручкамъ и груди, что не знаешь, которой изъ двухъ Венеръ отдать преимущество: одна плѣнительна въ Европейскомъ, а другая въ Азіятскомъ вкусѣ.... Амуръ и Психея весьма мило обнимались; особенно ласки Психеи, касающейся правою рукою подбородка своего любезнаго, и смотрящей ему съ улыбкою въ глаза, изображены прелестно. Мы не могли довольно всѣмъ налюбоваться. «Жаль, что столько прекрасныхъ существъ не воскресаютъ изъ очаровательнаго окаменѣнія»—сказалъ я почтенному Нѣмцу смотрителю. Онъ улыбнулся за комплиментъ, и отвѣчалъ, что тутъ осталось только посредственное, а все лучшее перевезено въ крѣпость Кенигштейнъ.
Отсюда мы хотѣли побывать въ Картинной Галлереѣ, въ Зеленой Палатѣ (Grüne Gewölbe), гдѣ собраны всякихъ родовъ драгоцѣнности, въ Королевской Библіотекѣ; но намъ сказали, что все это заперто, и при нынѣшнихъ обстоятельствахъ не всякому позволяется входить туда, особенно военнымъ чужеземцамъ.—Жалкая предосторожность!
Не только галлереи, но и лавки, магазины, все было заперто; Саксонцы опасались, чтобы Рускіе, увидя товары и все хорошее, не бросились грабить ихъ: они были слишкомъ предубѣждены противъ насъ.
Насмотрѣвшись на изваянія въ Пантеонѣ Скульптуры, мы увидѣли послѣ живые идеалы въ прелестныхъ Саксонкахъ, которыя мимо насъ порхали съ бѣлыми, румяными личиками, и были столько привлекательны, что не одну-бы изъ нихъ желали мы посмотрѣть въ образѣ той или другой Венеры.
На возвратномъ пути встрѣтили мы входящую парадно въ городъ кавалерію нашего авангарда: къ ней стекалась со всѣхъ сторонъ толпа любопытныхъ жителей. Малороссійскіе Казаки, въ сѣрыхъ кафтанахъ, съ клѣтчатыми платочками на шеѣ и съ мѣшечками у сѣделъ, на тощихъ клячахъ, казались Саксонцамъ довольно забавными; смотря на нихъ, они посмѣивались.
8-го Апрѣля приказано было войскамъ подойдти къ Дрездену и приготовиться для церемоніяльнаго вшествія. Мы стали передъ Новымъ городомъ и, вмѣстѣ съ пѣхотою, ожидали приказанія тронуться. Войски одѣлись довольно опрятно, сколько можно было послѣ похода; ясная погода благопріятствовала чистотѣ наряда. Между тѣмъ любопытные сходились смотрѣть насъ. Одинъ почтенный Нѣмецъ, съ тремя малютками, подошелъ къ моимъ пушкамъ, и, разсматривая ихъ, вступилъ со мною въ разговоръ: спрашивалъ, какого калибра орудія, гдѣ они выливаются, какого вѣса заряды, и проч.; хвалилъ чистоту отдѣлки лафетовъ, однако замѣтилъ, что они должны быть тяжелы, потому что кругомъ вездѣ желѣзо. Я спросилъ его, съ кѣмъ имѣю честь говорить? Старикъ отвѣчалъ мнѣ, что онъ учитель Артиллеріи въ Королевско-Военной школѣ, пришелъ нарочно объяснить ученикамъ своимъ различіе, и, если можно, превосходство Русской артиллеріи надъ Французскою. Я опять спросилъ его, какого онъ объ этомъ мнѣнія?—«Ваша Артиллерія красивѣе—отвѣчалъ онъ:—о прочемъ, не зная основательно, не могу судить вѣрно; но извѣстно, что Русскіе артиллеристы храбры.»—Я отвѣсилъ ему пренизкій поклонъ.
Вдругъ все зашевелилось: побѣжали къ своимъ мѣстамъ. Пѣхота построилась побатальонно въ колонны; между ними стала артиллерія по два орудія; ударили въ барабаны, заиграла музыка, и мы потянулись парадно черезъ Новый городъ, потомъ черезъ мостъ. Множество народа всякаго званія высыпало на улицы смотрѣть насъ. Окна домовъ наполнились головками черными, сѣдыми, рыжими, въ парикахъ подъ пудрою, въ чепчикахъ, и подъ гребенками; между послѣдними выказывались иногда миленькія лица. На площади, передъ соборомъ, войски дефилировали мимо Корпуснаго Командира Генерала отъ Инфантеріи Милорадовича, окруженнаго блестящею свитою. Саксонцы смотрѣли на насъ, какъ на чудо. Казалось, вся Саксонія удивлялась силамъ Царя Русскаго, смотря на крѣпкихъ тѣломъ и духомъ сыновъ Сѣвера, и едва вѣрила, чтобы Россійское воинство могло быть столь благоустроенно и красиво.
Мы прошли черезъ весь Старый городъ, который точно былъ старъ: улицы въ немъ неправильныя, довольно узкія, а каменные высокіе домы закоптѣли отъ древности. За городомъ остановили насъ въ предмѣстіи Фридрихштатъ, гдѣ вправо увидѣли мы огромное строеніе съ Русскою на воротахъ золотою надписью: Потѣшныя Палаты Его Королевскаго Высочества Князя Максимиліана. Широкій ровъ отдѣлялъ это зданіе отъ густой каштановой аллеи. Мы не могли понять, что это за Русскій Князь Максимиліанъ.
Офицерамъ отводили особенныя каждому квартиры, въ большихъ домахъ, по билетамъ изъ ратуши; солдатъ становили вмѣстѣ по два, по три, иногда по шести, смотря по достатку хозяевъ, также по билетамъ, которые получались за день впередъ нашими квартиргерами. Тутъ солдатушки Русскіе садились за столы, накрытые скатертями; вмѣсто артельной чаши, передъ каждымъ становили кувертъ съ салфеткою; кушали они супъ сребровидными ложками изъ фаянсовыхъ тарелокъ; жаркое съ салатомъ учились брать вилками, и пили пиво кружками. Служивые, посмѣиваясь между собою, говорили, что въ такой чести и дѣды ихъ не бывали; Саксонцы-же удивлялись аппетиту ихъ, смотря какъ они кушали и выпивали, втрое болѣе, нежели сколько опредѣлялось по Нѣмецкой разсчетливости.
Мнѣ отвели квартиру у медика. Комната моя была наполнена книгами объ Анатоміи, Акушерствѣ, Хирургіи, Фармакопеѣ, Ботаникѣ, Энциклопедіи, большею частію на Латинскомъ языкѣ. Хозяинъ не являлся, но когда надобно было приготовить обѣденный столъ, то вошла хозяйка, пожилая женщина, и съ нею молодая прекрасная дѣвушка. Онѣ сами накрыли мнѣ столъ, и дѣвушка носила кушанье. Она была такъ прекрасна и благородна, что я совѣстился принимать услуги отъ этой милой особы, которой самъ охотно-бы желалъ прислуживать. Это не простая была служанка, но дочь самого хозяина. Такимъ образомъ, во всей Саксоніи прислуживали намъ за обѣдомъ милыя дѣвушки, хозяйскія дочери, или воспитанницы. За всякое приносимое блюдо я вставалъ со стула, благодарилъ ее, извинялся въ томъ, что невольно явился незваннымъ гостемъ, говорилъ комплименты; она отвѣчала мнѣ только улыбкою, но эта улыбка и взоры изъ голубыхъ очей ея были вкуснѣе тѣхъ сочныхъ карповъ, которыми она меня угощала!
Въ такомъ городѣ, каковъ Дрезденъ, столицѣ Саксоніи, вмѣщающемъ до 60,000 жителей, надобно было все осмотрѣть, сколько время позволяло. И такъ, ввечеру, пошелъ я въ театръ. Чтобы позабавить Рускихъ, режиссеръ вздумалъ сыграть для смѣха оперу Рохусъ Помперникель, наполненную дурачествами. Аріи въ ней были набранныя, и музыка составная изъ разныхъ пьесъ. Рохусъ, въ зеленомъ мундирѣ съ краснымъ воротникомъ, явился на сцену верхомъ; потомъ, увѣшанный колбасами и сосисками, плетью гонялъ отъ себя мальчиковъ, дразнившихъ его будто-бы на улицѣ, въ городѣ, куда онъ пріѣхалъ. Рохусъ много дурачился, какъ наши паяцы на качеляхъ, пѣлъ довольно замысловатыя аріи, и одну даже невѣжливую, въ которой женскую красоту (конечно національную) сравнивалъ съ картофелемъ. Смыслъ пѣсни заключался въ насмѣшкахъ надъ непрочностью женской красоты, надъ вѣтренностью, непостоянствомъ женщинъ и проч., такъ, что рондо каждаго куплета оканчивалось картофелемъ. Однако немногимъ изъ Русскихъ зрителей нравилось дурачество Рохуса, который, впрочемъ, игралъ лучше другихъ актеровъ. Послѣ оперы представляли жалкій балетъ, въ которомъ двѣ малютки прыгали и вертѣлись какъ попало. Я ни мало не ожидалъ увидѣть столь дурную игру на Дрезденскомъ театрѣ; или, можетъ быть, Саксонцы не полагали, чтобы Рускіе стоили чего-нибудь лучшаго. Такое мнѣніе относилось болѣе къ грубому невѣдѣнію Саксонцевъ о Россіи: они точно были слишкомъ предубѣждены, и почитали насъ непросвѣщенными, варварами; но мы на каждомъ шагу въ томъ разувѣряли ихъ.
Въ театрѣ публика собралась значительная, кажется, не столько для пьесы, какъ для Русскихъ зрителей: офицеры изъ цѣлаго Корпуса не преминули быть въ театрѣ. Угрюмые Нѣмцы сидѣли въ шляпахъ, по образцу французской вольности; но мы почитали это невѣжливостію тамъ, гдѣ вмѣстѣ съ нами, въ креслахъ и въ ложахъ, находились пригожія, по видимому, благородныя дамы. Можетъ быть, Саксонцы приглядѣлись къ своимъ красавицамъ, и, можетъ быть, не безъ причины уподобляютъ непрочность ихъ красоты, этого дара природы, картофелю: онъ точно твердъ и свѣжъ, когда еще не въ огнѣ; но послѣ хорошаго кипятка, мякнетъ и распадается. Всякой свое лучше знаетъ, и Нѣмцы справедливѣе насъ могутъ судить о Нѣмецкой красотѣ.
Не дали намъ довольно позабавиться въ Дрезденѣ. 9-го Апрѣля Корпусъ выступилъ къ Альтенбургу. Я однако нашелъ случай остаться въ городѣ на нѣсколько часовъ. По выходѣ войскъ, лавки и магазины съ товарами открылись; я купилъ себѣ нотъ и нѣсколько иллюминованныхъ видовъ окрестностей Дрездена и береговъ Эльбы. Для обѣда зашелъ въ ресторацію, гдѣ засталъ много Русскихъ офицеровъ и молодыхъ Саксонцевъ, уже сидѣвшихъ за столомъ; столовая была не обширна, но меблирована отлично, съ прекрасными картинами и зеркалами. За четыре хорошо приготовленныя блюда кушанья, стаканъ Бургонскаго и чашку кофе, я заплатилъ полталера, и признаюсь, что нигдѣ не платилъ такъ дешево за хорошій обѣдъ. Наши офицеры были очень скромны; въ общей бесѣдѣ не было ничего замѣчательнаго. Послѣ обѣда посѣтилъ я кандитерскую; тутъ прочиталъ нѣсколько страницъ изъ Франкфуртской газеты, которая угрожала Европѣ несмѣтными силами Императора Наполеона; внушаемый ею страхъ къ великому завоевателю я старался запивать шоколадомъ, и спѣшилъ возвратиться къ своимъ, чтобы не опоздать къ дѣлу.
Ѣхавши верхомъ, я могъ свободно любоваться окрестностями по ту сторону Дрездена. Тогда весна уподоблялась пятнадцатилѣтней дѣвушкѣ съ юными прелестями: возвышенныя долины покрывались яркою зеленью озимаго хлѣба; деревья въ половину отцвѣтали и готовили плоды въ безчисленныхъ завязяхъ; жаворонки, одинъ передъ другимъ, возносясь къ небу, трепетали въ воздухѣ и соревновались мелодіею. Крестьянскіе домы за городомъ огромные, и каждая деревня, съ кирпичными кровлями, уподобляется городу. Вотъ гдѣ благоденствуетъ народъ, думалъ я; наружность тутъ не обманчива; это не театральное представленіе декорацій. Тутъ повсюду встрѣчаешь существенность благосостоянія: не видишь скудныхъ хижинъ, едва примѣтныхъ надъ землею; не видишь искаженныхъ нуждою и бѣдствіями лицъ, или чертъ, запечатлѣнныхъ пороками. Тутъ все улыбается, кромѣ угрюмыхъ Нѣмцевъ, отягощенныхъ обстоятельствами времени. Теперь они не могутъ быть спокойны духомъ, теряя свое достояніе безполезными жертвами настоящему; но пусть только озаритъ ихъ солнце мира, и тогда лица ихъ снова разцвѣтутъ веселіемъ.
Отъ Дрездена переходъ былъ до Фрейберга, стариннаго, довольно обширнаго города, окруженнаго каменною стѣною съ башнями, и лежащаго на вершинѣ р. Мульды, по горѣ, надъ рудниками, въ которыхъ добываютъ желѣзо, свинецъ, серебро и золото. Въ городѣ есть славное училище Минералогіи, и превосходныя заведенія выдѣлки металловъ. Весь городъ съ окрестностями подрытъ на нѣсколько миль рудокопами, которые живутъ съ семействами въ подземельѣ, лѣтъ по пятнадцати не выходя на свѣтъ; ремесло ихъ переходитъ отъ отца къ сыну, такъ какъ и вообще всѣ ремесла въ Германіи, большею частію наслѣдственныя: отецъ научаетъ сына быть хорошимъ ремесленникомъ, который, улучшая ремесло, передаетъ его своему сыну, и такъ далѣе; всякое художество, достигая совершенства, прославляетъ фамилію мастера. Тамъ нѣтъ глупаго домогательства въ дворяне.—Фрейбергскіе рудники приносятъ Правительству ежегодно дохода на 22 милліона талеровъ. Глубина перваго спуска простирается на 900 ступеней. Я не имѣлъ времени побывать въ рудникахъ, и осмотрѣть всѣ заведенія, а потому довольствовался только разсказами своего хозяина, который, какъ и всѣ здѣшніе жители, принялъ насъ почтительно.
Отсюда шли мы по высотамъ предгорій, простирающихся отъ большихъ рудокопныхъ горъ Богеміи (Erzgebirge). Здѣсь стало холоднѣе, и, казалось, мы опять приближаемся къ Сѣверу. Для ночлега расположились въ предмѣстіи города Хемница, гдѣ находилась корпусная штабъ-квартира. Жители, въ честь Генералу Милорадовичу и для удовольствія офицеровъ, сдѣлали балъ.
Во время дневки я цѣлый день провалялся съ лихорадкою. Не только солдаты, даже офицеры стали у насъ хворать отъ перемѣны воздуха и пищи. Я занемогъ еще въ Дрезденѣ, но мало занимался своею болѣзнію, которая теперь усилилась.
Между тѣмъ слухи удостовѣряли насъ о сближеніи съ непріятелемъ. 50,000 Баварцевъ, у своей границы, отъ которой мы находились за два перехода, готовы были насъ встрѣтить. Авангардъ нашъ уже имѣлъ сшибку съ ними, и мы видѣли провезенные трофеи: двѣ пушки и четыре повозки съ ружьями. Саксонскіе поселяне прогнали нѣсколько партій плѣнныхъ Баварцевъ. Все предвѣщало близкую войну; мы готовились опять участвовать въ кровопролитныхъ битвахъ, но уже—за свободу Германіи.
13-го Апрѣля здѣсь встрѣтили мы первый день Св. Пасхи. По случаю этого праздника, или по другимъ обстоятельствамъ, только нашъ Корпусъ не двигался съ мѣста. Кому праздникъ, а у меня сдѣлалась горячка; я цѣлый день провалялся въ сильномъ жару, съ головною болью. Не имѣя чѣмъ утолить жажду, я пилъ кислое вино съ водою, которое еще болѣе усиливало жаръ во мнѣ. Къ вечеру артиллерію нашу перевели не далеко въ сел. Гельберсдорфъ.
Въ слѣдующій день перевели насъ опять въ городъ, на лучшія квартиры. Для меня было мученье таскаться съ мѣста на мѣсто. Теперь досталась мнѣ хотя чистая и свѣтлая комната, у фабриканта ситцевъ и холстинокъ; но за то вѣчный шумъ воды и стукъ машинъ при его домѣ не давали мнѣ покоя. Хозяинъ, добрый Нѣмецъ, принялъ участіе въ моемъ положеніи, привелъ городскаго лекаря, который убѣдилъ меня пользоваться его медикаментами.
Къ счастію моему, еще два дни войски оставались на мѣстѣ, и я въ продолженіе этого времени получилъ облегченіе. Съ удовольствіемъ видѣлъ, какъ въ моей комнатѣ, за большимъ станкомъ, восемь пригожихъ дѣвушекъ рисовали по ситцу разные узоры яркими, ѣдкими красками, химически для сего приготовленными. Любуясь ими, я забывалъ свою болѣзнь; въ разговорахъ съ ними слышалъ довольно замысловатые вопросы, шутки, и стыдился своего нездоровья. Кажется, присутствіе милыхъ дѣвушекъ, развеселяя духъ мой, послужило не мало къ возстановленію моего здоровья.
Потомъ я былъ въ состояніи выйдти изъ квартиры, прогуляться и осмотрѣть городъ. Онъ мнѣ очень понравился чистотою строеній и дѣятельностію жителей, которые, почти всѣ, были ремесленники. Въ городѣ есть бумажныя, ситцовыя и полотняныя фабрики. Хемницъ лучше Гёрлица, но менѣе Бауцена, хотя также окруженъ каменною стѣною, по обычаю всѣхъ городовъ Германіи, еще со временъ феодализма и рыцарскихъ разбоевъ; но полуразвалившіяся стѣны его могутъ нынѣ защищать только отъ сильныхъ вѣтровъ, а не отъ нашествія непріятеля; во рвахъ вездѣ разведена овощная зелень.
Кажется, нынѣшніе Германцы отличаются отъ грубыхъ предковъ своихъ образованностію и трудолюбіемъ; уже кулачное право (Faustrecht) замѣнилось просвѣщеніемъ въ дворянахъ, а ремесла и торговля укротили буйную нравственность въ низкомъ классѣ народа. Нынѣ Германцы дорожатъ временемъ, трудятся, какъ пчелы, и будучи строги для себя въ будніе дни, наслаждаются отдохновеніемъ только по праздникамъ: гуляютъ въ загородныхъ садахъ, гдѣ каждый находитъ свой кругъ пріятелей; бомбардируя трубками Европейскую политику, они мирятъ за столомъ воюющія державы, и опредѣляютъ границы государствъ пролитымъ пивомъ. Нѣмки довольно церемонны; стараясь плѣнять вынужденною улыбкою и выисканными пріятностями, онѣ всегда жеманны; по ихъ стыдливой скромности и потупленнымъ взорамъ можно-бы каждую почесть Весталкою; но пламя вѣчнаго огня, къ сожалѣнію, у нихъ никогда не возгорается.... Всѣ онѣ весьма привлекательны, и столько чувствительны ко вздохамъ, что не выдерживаютъ смѣлыхъ атакъ обольстителей. Въ городахъ Саксоніи не видно ни лоскутьевъ на людяхъ, ни бѣдныхъ, полуразвалившихся хижинъ. Въ этомъ, кажется, полиція довольно строга; даже не позволяетъ таскаться по улицамъ тунеядцамъ: всякому праздношатающемуся есть мѣсто и работа, и всякой признакъ бѣдности прикрытъ благовидностію. Нѣтъ унылаго опустѣнія въ развалинахъ; все дурное прибрано къ мѣсту; не видно безобразныхъ нищихъ, изуродованныхъ развратомъ; не видно преступниковъ въ тяжкихъ цѣпяхъ, подъ стражею штыковъ собирающихъ по улицамъ милостыню. Ничто не напоминаетъ о бѣдствіяхъ человѣческихъ; все въ обновленіи, все улыбается. Вотъ гдѣ видно благоустройство и мудрость правителей.
Въ предмѣстіи, на улицѣ, называемой Никольскою (Niclas-Gasse), находятся искуственныя минеральныя воды[1]. Въ саду одного загороднаго дома устроена обширная, красивая галлерея, со многими комнатами, обсаженная кустами и деревьями пріятной зелени; внутри поставлено шесть ваннъ, и при входѣ въ каждую печатная у дверей табель показываетъ цѣну за каждую ванну минеральной воды: Карлсбадской, Ахенской, Пирмонтской, сѣрной, желѣзной, и проч. На пробу я просилъ сдѣлать себѣ ванну желѣзной воды; для этого всыпали въ нее мѣру, гарнца въ два величиною, какого-то желтаго состава, на подобіе охры, и потомъ впустили холодной воды. Я заплатилъ 9 грошей (40 копѣекъ), и воображалъ, что сижу въ минеральной водѣ. Кромѣ обыкновенной свѣжести послѣ купанья, я не чувствовалъ никакого дѣйствія отъ этой желѣзной ванны; можетъ быть полный курсъ леченія доставилъ-бы пользу. Для укрѣпленія желудка, послѣ ваннъ, предлагаютъ шоколадъ, кофе, вино, или закуску и всякое лакомство. Въ праздничные дни собираются сюда здоровые для прогулки, иногда купаются, но дѣйствительно больныхъ никогда не бываетъ; можетъ быть одно присутствіе этихъ ваннъ изгоняетъ болѣзни, или шарлатанству заведенія истинно больные не довѣряютъ.
Здѣсь въ первый разъ замѣтилъ я обычай Нѣмецкихъ городовъ: въ праздничные дни собираются молодые школьники во фракахъ и въ черныхъ плащахъ; они ходятъ съ нотами по городу, почти передъ каждымъ большимъ домомъ останавливаются, и поютъ хоромъ духовныя кантаты, соображаясь съ лѣтами и званіемъ хозяина. Такимъ образомъ, безъ стыда, собираютъ они отъ каждаго дома по нѣскольку грошей, для того чтобы ввечеру погулять въ саду и выпить кружку пива.
Еще разъ жители Хемница сдѣлали балъ для Русскихъ офицеровъ. Я, по слабости своей отъ болѣзни, не могъ участвовать въ общемъ удовольствіи, и не смотря на присланный мнѣ билетъ, по неволѣ отказался отъ бала, потому что больное и печальное лицо, между здоровыми и веселыми, бываетъ въ тягость себѣ и другимъ.
17-го Апрѣля, войски нашего Корпуса выступили изъ Хемница и пришли въ м. Линценау, лежащее въ горахъ. Мѣстоположеніе живописное; городокъ стелется по каменистой отлогости. Долго я не сходилъ съ пригорка, и, любуясь видомъ, хотѣлъ срисовать его; но къ несчастію потерялъ карандашъ. Въ утѣшеніе за эту потерю купался въ прозрачныхъ струяхъ быстрой рѣчки.
Между тѣмъ слухи были, что непріятель близко, и мы идемъ къ нему на встрѣчу.
18-го Апрѣля хотѣли дневать, но вдругъ, въ 10 часовъ утра, сказанъ былъ походъ, и мы продолжительнымъ грязнымъ путемъ, около пяти миль (35 верстъ), пришли въ полночь въ д. Минцо, близъ гор. Альтенбурга. Отъ множества пришедшей прежде насъ въ деревню пѣхоты, я съ трудомъ отыскалъ себѣ хижину для ночлега. Во весь переходъ мочилъ насъ дождь, а ночь была такъ темна, что не видать своего носа; мы съ трудомъ переходили черезъ мостики. На бѣду, въ одномъ мѣстѣ пушка перевернулась въ канаву, и около двухъ часовъ я провозился съ канонерами, среди темноты и дождя, чтобы ее вытащить. Такимъ образомъ начались для насъ опять труды и нужды.
Въ слѣдующій день прошли мы черезъ гор. Пенигъ, Альтенбургскаго округа. Тутъ войски оставили всѣ тяжести съ обозами: это значило, мы приближаемся къ непріятелю. Жители здѣсь бѣднѣе Саксонцевъ, и одѣваются весьма странно, по какой-то стародавней формѣ своихъ прадѣдовъ; они настоящіе старообрядцы въ отношеніи къ прочимъ народамъ Германіи. Женщины носятъ кирасы, или деревянные щиты на груди, отъ шеи до пояса, что весьма ихъ безобразитъ; на головахъ черныя конусомъ каски, наклоненныя къ затылку, юпки на фижмахъ до колѣнъ, ноги обнаженныя. Мужчины въ курткахъ на распашку, и въ черныхъ шароварахъ, висящихъ сверхъ длинныхъ сапоговъ, какъ у нашихъ Малороссійскихъ погонщиковъ; головы покрываютъ круглыми шляпками, на подобіе цирюльничьихъ блюдечекъ.
За городомъ войски построились въ боевыя колонны; на пути нѣсколько разъ становились мы въ боевыя позиціи; казалось, ожидали встрѣчи съ непріятелемъ.
На ночь пришли въ д. Вильхвицъ, и расположились въ квартирахъ. Тутъ все во вкусѣ національномъ, старое и почернѣвшее отъ ветхости; только у Альтенбургцевъ хозяйство еще обширнѣе, нежели у Саксонцевъ.
У всѣхъ Нѣмцевъ есть обычай (съ чего взяли примѣръ и наши Жиды) спать, вмѣсто одѣялъ, подъ перинами. Я въ первый разъ попробовалъ здѣсь уснуть подъ периною, но по утру такъ ослабѣлъ, что едва могъ въ продолженіе дня оправиться. По моему мнѣнію, Нѣмцы отъ того бываютъ хилы и слабы, что спятъ подъ перинами, которыя нѣжатъ тѣло, и, производя сильную испарину, истощаютъ его.
20-го Апрѣля, 12,000-й Корпусъ Генерала Милорадовича, въ боевомъ порядкѣ, прошелъ черезъ Альтенбургъ къ Цейтцу. Альтенбургцы, видя грозныя силы Русскія, прятались въ домахъ и не показывались на улицахъ. Городъ большой; строенія очень ветхи отъ своей древности, такъ-же какъ и жители. При городѣ есть большой Герцогскій за̀мокъ.
На пути къ Цейтцу слышали мы вправо сильную канонаду, продолжавшуюся до самаго вечера: это было дѣйствіе генеральнаго сраженія при Люценѣ.
Не доходя версты двѣ до Цейтца, войски стали на биваки, въ боевомъ порядкѣ; корпусная квартира расположилась въ городѣ; авангардъ пошелъ вправо, по направленію къ Люцену, отъ котораго мы находились на одинъ небольшой переходъ.
По всему казалось, что намъ не миновать встрѣчи съ непріятелемъ, и войски стояли въ ежеминутномъ ожиданіи. Слыша безпрерывную вдали канонаду, и будучи такъ близко отъ мѣста сраженія, мы думали, что скоро позовутъ и насъ для рѣшительнаго удара, ибо находились въ закрытіи противъ праваго непріятельскаго фланга. Солдаты, пришедши на мѣсто и сложивъ ружья въ козлы, долго не расходились для устроенія себѣ бивачныхъ шалашей, долго не начинали варить кашицы, покуда не пришло повторительное приказаніе. Воображая ужасное кровопролитіе, они, казалось, желали участвовать въ бою своихъ товарищей. Но когда день склонился къ вечеру и канонада затихла, тогда войски нашего Корпуса увѣрились, что ихъ не позовутъ до утра. Съ наступленіемъ ночи вдругъ услышали возобновившуюся канонаду; пламя изъ пушекъ отъ каждаго выстрѣла отражалось въ небѣ отблескомъ молніи; по этому пламени, которое безпрерывно являлось и исчезало въ черномъ небѣ, замѣтно было усиліе наступающаго непріятеля и отступленіе союзниковъ. Тогда участь сраженія насъ потревожила; мы не могли уснуть спокойно; извѣстія о сраженіи не было; всѣ удивлялись, какъ Наполеонъ такъ скоро могъ сформировать армію!
На другой день каждый любопытствовалъ знать о дѣйствіи и послѣдствіяхъ вчерашняго сраженія; оно было очень жаркое и отчаянное съ обѣихъ сторонъ. Нашъ Императоръ и Наполеонъ находились подъ выстрѣлами. Французовъ сначала сбили въ центрѣ, и самъ Наполеонъ былъ въ опасности, однако онъ успѣлъ поправиться, выставивъ страшную батарею о 80 пушкахъ противъ наступающихъ колоннъ, и употребивъ въ дѣло гвардію. Пруссаки на первый разъ весьма отличились; они взяли батарею. Французы были-бы совершенно разбиты, но, при наступленіи ночи, Вице-Король Итальянскій, съ своимъ Корпусомъ войскъ, подоспѣлъ отъ Лейпцига и ударилъ на правый флангъ Союзниковъ, которые принуждены были уступить ему занятое мѣсто. Ночью, девять эскадроновъ Прусскихъ кирасировъ ударили на правый флангъ Французовъ, сбили всю ихъ пѣхоту и заставили ее бѣжать; но по причинѣ темноты ночной, эта атака не произвела никакихъ послѣдствій. Разсказывали также, что на первый разъ между нашими и Прусскими войсками происходили ошибки: одни другихъ принимали за непріятелей. Прусская кавалерія бросилась было на нашихъ гвардейцевъ, и потеряла въ этой сшибкѣ болѣе сотни людей, а наша пѣхота напала на Прусскихъ волонтеровъ, принявъ ихъ за непріятельскихъ егерей, при чемъ также обошлось не безъ урона, покуда не узнали другъ друга. Говорили, что Французы дрались, какъ школьники, настращенные строгимъ и сердитымъ учителемъ. Уронъ съ обѣихъ сторонъ былъ значительный; Принцъ Гессенъ-Гомбургскій, со стороны Пруссаковъ, убитъ, Генералы Блюхеръ и Коновницынъ ранены. Впрочемъ Наполеонъ имѣлъ болѣе войска, нежели Союзники; но по недостатку въ кавалеріи онъ не могъ имѣть преимущества и довершить побѣду; онъ долженъ былъ довольствоваться тѣмъ, что заставилъ Союзниковъ ретироваться за Эльбу.
Примѣчанія[править]
- ↑ Не оттуда-ли онѣ перешли и къ намъ въ Москву?
