Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/40
| ← Глава XXXIX | Ранніе годы моей жизни — Глава XL | Глава XLI → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 333—340. |
Человѣку, незнакомому съ построеніями боевыхъ массъ на маневрахъ, въ которыхъ онъ принимаетъ личное участіе, всѣ эти движенія ломаными частями, исполняемыя въ кавалеріи, большею частію въ карьеръ, неизбѣжно покажутся чѣмъ то вродѣ круженія, о которомъ Пушкинъ такъ живописно говоритъ въ своихъ „Бѣсахъ“.
„Будто листья въ ноябрѣ“....
Мчишься въ тучѣ пыли, нерѣдко одними колѣнями да стременами чувствуя сосѣдей и догадываясь по ритмическому сотрясенію тѣла, что должно быть давно уже куда то несешься, такъ какъ среди Божьяго дня не только не видишь передняго всадника, но даже головы собственнаго коня. При подобныхъ же условіяхъ можно только говорить о личныхъ ощущеніяхъ, что я и дѣлаю, такъ какъ ни о ходѣ маневровъ, ни о пріѣздѣ многочисленныхъ посѣтителей царскаго смотра не могъ имѣть ни малѣйшаго понятія. Но даже въ той тѣсной сферѣ наблюденія, которая выпадаетъ на долю всякаго солдатика въ задней шеренгѣ, невозможно не изумляться чудесамъ дисциплины, посредствомъ которыхъ она готовитъ массы людей къ геройству и самоотверженію.
Не будемъ говорить о мѳханическомъ исполненіи всякаго рода движеній, входящихъ въ привычку у человѣка, одареннаго словомъ и разумомъ. Въ какой области, кромѣ кавалеріи, находимъ мы въ животныхъ такую привычку пониманія команды по одному звуку, хотя бы команда относилась не прямо къ тому, кто ее понялъ. Старую лошадь въ манежѣ нужно удерживать отъ исполненія команды по одному ея предварительному возглашенію, не дождавшись исполнительнаго: маршъ! Ученья кончаются во всякіе часы дня вполнѣ независимо отъ отдыховъ, передъ которымъ кавалеріи командуется отдыхъ правой руки отъ держанія оружія. Такихъ отдыховъ во время жаркихъ ученій можетъ встрѣтиться два и болѣе. Но чѣмъ объяснить, что сколько бы разъ ни командовали: „палаши (или сабли) въ ножны, пики за плечо!“ — лошади остаются безучастны къ такой командѣ; но едва начальныя слова той же команды раздадутся къ концу ученія передъ коннымъ фронтомъ, какъ ликующее ржаніе не даетъ дослушать словъ. Въ качествѣ унтеръ-офицера задней шеренги мнѣ лично довелось присутствовать въ колоссальной атакѣ цѣлой кавалерійской дивизіи развернутымъ фронтомъ, которую угодно было произвести императору.
Принимая во вниманіе шести-эскадронный составь полковъ, слѣдуетъ представить себѣ кавалерійскую атаку фронтомъ, по крайней мѣрѣ, въ 2½ версты длиной. Конечно, и исполнять, и наблюдать такое движеніе можно только на плоскихъ возвышенностяхъ Херсонскихъ степей, тамъ, гдѣ онѣ не перерѣзаны громадными балками. Когда по командѣ: „маршъ! маршъ!“ мы бросились во весь духъ къ отдаленному холму, на которомъ со свитою стоялъ императоръ, вся чистая степь была передъ нами раскрыта, такъ какъ пыль и ископоть доставались на долю задней шеренги. Надъ самой моей каской что то стремительно визгнуло, и я догадался, что это подкова, проминовавшая мой лобъ. Между тѣмъ нашъ эскадронъ налеталъ на поперечную дорогу, на которой ясна была воловая фура съ сидящими на ней хохломъ и хохлушкой. Съ каждымъ мгновеніемъ перерѣзающая намъ дорогу фура становилась все ближе къ эскадрону.
Боже, подумалъ я, что станется съ несчастной фурой и съ нами, когда придется перескакивать черезъ это препятствіе?
Но къ моему удивленію, эскадронъ на всемъ скаку образовалъ прорѣху, въ которой фура проскочила; въ слѣдующую затѣмъ секунду прорѣха закрылась, и непрерывность фронта возстановилась.
Разсказывали о сценѣ, происходившей сзади насъ въ одномъ изъ полковъ дивизіи. Позади строящихся кирасировъ проѣзжалъ въ телѣжкѣ священникъ на бракованномъ конѣ. Вдругъ послѣ построенія фронта трубы сигналистовъ протрубили: „карьеръ“, и съ этимъ вмѣстѣ пыль понеслась по всей шеренгѣ. Напрасно изумленный и встревоженный священникъ старался удержать своего преображеннаго коня: повернувши въ запряжкѣ съ торной дороги, бракусъ понесъ по межамъ телѣжку во весь духъ за своимъ бывшимъ полкомъ; при страшныхъ усиліяхъ нагналъ его и, врѣзавшись вмѣстѣ съ священникомъ въ свое прежнее мѣсто, продолжалъ неудержимо нестись до конца атаки.
Хваля Эссена за дружность и стройность атаки, государь промолвилъ: „этотъ маневръ могъ себѣ позволить я, но ты его себѣ не позволяй“.
Царскій смотръ кончился, и на третій день по отъѣздѣ государя тронулись и мы въ обратный походъ по своимъ квартирамъ. На третьей верстѣ отъ Елизаветграда нашъ Энгельгардтъ, простившись съ эскадронными командирами, слѣзъ съ лошади и сѣлъ въ коляску, чтобы уѣхать въ Одессу. Этому примѣру послѣдовали эскадронные командиры и субалтернъ-офицеры. Еще съ перваго дня похода мы могли любоваться жидовскою почтой, состоящей изъ жидка, скачущаго на неосѣдланной лошади. Такой наѣздникъ съ треплющимися пейсами и рукавами обгонялъ эскадронныя колонны, чтобы съ возможной скоростью дать знать шинкамъ по пути о прохожденіи войска. Шинкари превосходно разсчитаютъ время и мѣсто привала и запасутся надлежащимъ количествомъ водки, которая въ то безакцизное время была и превосходна, и крайне дешева — отъ 60 до 70 коп. за ведро. Чѣмъ ближе первый эскадронъ приближался къ Новогеоргіевску, тѣмъ болѣе отставали отъ него офицеры. Съ послѣдняго ночлега Ростишевскій сѣлъ въ коляску со своей красавицей женой и уѣхалъ къ роднымъ, сказавши одному изъ нашихъ корнетовъ, что вполнѣ надѣется, что тотъ доведетъ эскадронъ съ полковыми штандартами и трубачами, такъ какъ безукоризненный Небольсинъ тоже уѣхалъ до штаба полка. Но и этотъ офицеръ послѣдовалъ примѣру всѣхъ другихъ, такъ что я остался единственнымъ охранителемъ дисциплины. Привыкши къ тому, что командующіе частями угощали на походѣ солдатъ водкой, я не могъ, не подвергаясь осужденію, не купить на первомъ привалѣ эскадрону водки и, быть можетъ, не зная настоящаго размѣра, былъ некстати щедръ. Кажется, солдатики воспользовались случаемъ пустить и собственныя деньги въ ходъ; но черезъ полчаса удовольствіе вести эскадронъ превратилось въ томительное чувство страха. Мы знали, что древки нашихъ старыхъ штандартовъ были переломлены и держались на желѣзныхъ шпиляхъ. Нести свою обычную службу они могли вполнѣ. Но что долженъ былъ я испытывать при видѣ, какъ захмѣлѣвшіе штандартные унтеръ-офицеры, проѣзжая подъ придорожными ракитками, безцеремонно ломились сквозь нависшія вѣтви верхушками штандартовъ.
Боже мой, думалъ я, какой клубокъ беззаконій. Ни одного офицера въ наличности, нижній чинъ, распоившій эскадронъ и въ результатѣ сломанные штандарты. Но судьба сжалилась надо мною, и я благополучно довелъ эскадронъ до штаба и внесъ штандарты въ квартиру полковаго командира.
Въ концѣ сентября, по заморозкамъ, начинались снова безконечныя эскадронныя занятія въ манежѣ, и это время избиралъ Дм. Ероф. для своихъ отдѣльныхъ смотровъ, подобно тому, какъ во время травянаго продовольствія осматривалъ волости.
Такъ какъ 6-ти мѣсячный срокъ къ производству въ офицеры, на основаніи университетскаго диплома, кончался, то я былъ вытребованъ оффиціальною бумагою изъ полковаго штаба въ дивизіонный, въ юнкерскую команду, состоявшую подъ ближайшимъ наблюденіемъ начальника дивизіи. Вмѣстѣ со мною выслана была изъ перваго эскадрона лошадь Арцибалъ. На этой лошади я проѣздилъ всѣ лѣтніе кампаменты и не могу не упомянуть объ ея замашкахъ вырываться во что бы то ни стало изъ рукъ солдатика, за что послѣднимъ не разъ приходилось слышать ругань, а подчасъ и выносить подзатыльники. Что касается до меня, то я долженъ сказать, что никогда не встрѣчалъ болѣе ручной лошади. Бывало, слѣзу въ разомкнутыхъ рядахъ съ Арцибала и положу на сѣдло свои краги да скажу: „ну, стой, братъ“, а самъ ухожу полакомиться пирожками у разнощика или поболтать съ пріятелями, и хотя бы отдыхъ продолжался цѣлый часъ, я всетаки найду Арцибала не уронившимъ съ сѣдла моихъ перчатокъ.
Въ Новой Прагѣ, гдѣ дивизіонный штабъ совмѣщался съ полковымъ штабомъ принца Альберта Прусскаго полка, юнкерская команда состояла изъ юнкеровъ всѣхъ четырехъ полковъ дивизіи, и командиромъ ея былъ поручикъ полка принца Петра Ольденбургскаго Критъ. Нѣмца этого нельзя было назвать иначе, какъ человѣкомъ хорошимъ и ревностнымъ служакой. Юнкера размѣщались кто какъ могъ на наемныхъ квартирахъ, и черезъ день въ 8 час. утра всю зиму появлялись въ манежѣ на ученьяхъ.
Не знаю какъ теперь, но въ наше время всякая команда или начальство начинало свои уроки аЬ оѵо.
Слѣдовательно и здѣсь у поручика Крита нужно было заслужить маршировку съ ружьемъ предварительно стойкой и поворотами на мѣстѣ, а ѣзду въ манежѣ ѣздою на кордѣ безъ стремянъ.
Пѣшія ученія производились намъ не въ манежѣ, а въ корридорахъ штабныхъ конюшенъ принца Альберта полка, въ которыхъ, — подобно тому какъ въ нашемъ Орденскомъ парадирскою и трубаческою конюшней завѣдывалъ берейторъ Лупалъ, — здѣсь завѣдывалъ чиновндкъ 14-го класса берейторъ Спицынъ.
Глядя на этого сухощаваго старичка и клинообразный его носикъ, надо было признаться, что никакая другая фамилія не могла къ нему такъ хорошо пристать. Онъ самъ признавался, что когда отъѣздитъ ежедневно парочку лошадей, то и здоровъ, и что воскресенье для него еще небольшая бѣда, но зато на Святой, когда цѣлую недѣлю нѣтъ ѣзды, его спинная боль сгибаетъ въ три погибели.
Терпѣніе его съ лошадьми не знало границъ. Такъ, между прочимъ, въ командѣ была прекрасно выѣзжанная лошадь, обладавшая тѣмъ недостаткомъ, что когда на любомъ прекрасномъ аллюрѣ она вдругъ остановится, то никакія усилія и истязанія не могли ее стронуть съ мѣста. Вотъ на эту то лошадь сѣлъ Спицынъ съ увѣренностью, что она и на этотъ разъ не забудетъ своей привычки. Надежда сбылась. На великолѣпномъ вольтѣ галопомъ лошадь, вернувшись снова къ стѣнѣ, стала какъ вкопаная. Спицынъ не обратилъ на нее ни малѣйшаго вниманія. Это случилось въ 8 час. утра. Въ 12 онъ крикнулъ солдатамъ: „ступайте, ребятки, обѣдать, а мнѣ захватите щецъ да кашки сюда“. Въ 2 часа дня лошадь тронулась съ мѣста сама; но Спицынъ энергически удержалъ ее на мѣстѣ и продержалъ до 4-хъ часовъ, жестоко наказывая шпорами за каждую попытку тронуться съ мѣста. Въ 5 часовъ онъ ее снова поднялъ въ галопъ и закончилъ урокъ вольтами на этомъ аллюрѣ. Съ той поры лошадь никогда уже не заминалась въ манежѣ.
Во время нашихъ сборовъ на конюшнѣ для пѣшаго ученія, въ числѣ развлеченій, до прихода поручика Крита, было стараться заглянуть за желѣзную рѣшетку и занавѣску въ дверь денника, въ которомъ за крѣпкими желѣзными засовами помѣщался славившійся своею лютостью громадный караковый жеребецъ Командоръ, принадлежавшій командиру принца Альберта Прусскаго полка. Бывало, палочкой отодвинешь немного висящую извнутри занавѣску, плюнешь и видишь, какъ Командоръ начинаетъ раскачивать головою сверху внизъ.
Но съ приходомъ Крита шеренга становилась въ ружье и, многократно продѣлавъ всѣ пріемы, поворачивалась направо, чтобы слѣдовать одинъ за другимъ въ пятую ногу тихимъ шагомъ мимо начальника. Изъ всѣхъ тѣлесныхъ упражненій маршировка съ ружьемъ тихимъ шагомъ была для меня самая трудная, и я былъ увѣренъ, что едва ли возможно было исполнять ее менѣе удовлетворительно, чѣмъ я. Надо прибавить, что какъ разъ за мною стоялъ юнкеръ Мазараки, постоянно подпѣвавшій вполголоса при первомъ выносѣ мною лѣвой ноги:
„Ты видишь эту лодку,
Ее несетъ волна“.
Какихъ усилій стоило мнѣ при этомъ сохранять полную серьезность, проходя мимо Крита. Помню, однажды въ корридорѣ раздался крикъ: „Командоръ, Командоръ“, и дѣйствительно, громадный конь, вслѣдствіе худо задвинутыхъ запоровъ, отбилъ дверь и мгновенно, какъ левъ, бросился въ противоположномъ стойлѣ грызть неповинную фронтовую лошадь.
При этомъ злобный визгъ его раздавался по конюшнѣ.
Но недолго пришлось ему предаваться лютости.
Солдатики на нашихъ глазахъ набросились на него, какъ мордашки на медвѣдя: кто за ухо, кто за другое, кто за хвостъ, кто за гриву, стащили они его съ терзаемой лошади и запхнули снова въ денникъ.
Въ другой разъ, пока мы поджидали Крита, по всей конюшнѣ забѣгалъ, поднявши свой остренькій носикъ, Спицынъ. Онъ очевидно къ чему то принюхивался и, перебѣгая отъ одного денника къ другому, отворялъ дверь и заглядывалъ туда; наконецъ, растворивши дверь Командора, онъ громко воскликнулъ: „ба-ба-ба, вотъ они, голубчики, гдѣ“!
Бросившись въ свою очередь къ двери, мы еще захватили двухъ солдатиковъ, благодушно распивавшихъ косушку, сидя на соломѣ подъ брюхомъ Командора.
— То-то я слышу, воскликнулъ Спицынъ, водкой пахнетъ, да не могъ разобрать гдѣ. Ловкіе ребята! точно, не подумаешь искать у Командора.
Если я, ограничиваясь получаемыми 300 рублями въ годъ, долженъ былъ быть крайне разсчетливъ, то и командиръ нашъ, поручикъ Критъ, не получавшій, подобно многимъ остзейцамъ, изъ дому ни копѣйки, немногимъ превосходилъ меня въ матеріальныхъ средствахъ. Будучи весьма требователенъ во фронтѣ, онъ въ домашней жизни былъ нашимъ любезнымъ товарищемъ, но конечно не со всѣми, а только тамъ, гдѣ онъ чувствовалъ, что его благодушіе никакъ не можетъ повредить службѣ. Между прочимъ разъ въ недѣлю онъ непремѣнно обѣдалъ у меня, у Мазараки и у старавшагося говорить басомъ Кандыбы. Въ свою очередь и мы обѣдали поперемѣнно другъ у друга, въ томъ числѣ и у Крита, причемъ онъ повторялъ застольныя будто бы угощенія одного малоросса, приговаривавшаго: „куша́йте, куша́йте, це не куповано“.
Былъ въ командѣ юнкеръ Кулаковскій, про котораго я могу сказать, что онъ превосходно щелкалъ соловьемъ; но во всемъ другомъ испытывалъ крайнюю неудачу, такъ что про него говорили, что онъ schwach по пѣшему и по конному; но и это еще была бы не бѣда, если бы онъ окончательно не пасовалъ передъ офицерскимъ экзаменомъ.
Отъ времени до времени самъ Эссенъ производилъ намъ конные смотры въ манежѣ, а пѣшіе въ просторной примыкающей къ манежу залѣ. Замѣчалъ ли онъ опытнымъ глазомъ мое рвеніе на службѣ или по какой либо другой причинѣ желалъ оказать мнѣ ласку, но однажды, поздоровавшись съ шеренгой, онъ спросилъ меня: „не написали ли вы какую нибудь новую поэзію“? (Фраза, очевидно буквально переведенная съ французскаго).
Когда на этотъ разъ мы продѣлали ружейные пріемы по командѣ Крита, Ант. Ант. сказалъ: „имъ предстоитъ скорое производство, и надо, чтобы они не только умѣли сами исполнять команду, но и командовать. Кандыба, станьте передъ фронтъ и командуйте ружейные пріемы“.
Когда вѣрный желанію говорить басомъ юнкеръ закомандовалъ, генералъ воскликнулъ: „Кандыба, вы точно тѣнь въ Гамлетѣ“.
Когда вслѣдъ затѣмъ сталъ командовать москвичъ Поповъ, стройный, добронравный и красивый юноша, но нѣсколько апатичный, генералъ остановилъ его словами: „Поповъ, вы заснете, они заснутъ, я засну, — всѣ мы заснемъ. У васъ предварительное „подъ ку“ и исполнительное „рокъ“ выходить усыпительно однообразно. А вы приготовьте сначала шеренгу, громко скомандовавъ: „подъ ку“, а потомъ выдержавъ, коротко хватите „экъ“, какъ орѣхъ разбить. Тутъ мы всѣ услышимъ, что вы живой человѣкъ. Кулаковскій! я сегодня подписали почтовое объявленіе на высланные вами 500 рублей. Зачѣмъ вамъ такъ много денегъ?“
— Это мнѣ, ваше пр—о на офицерскую обмундировку.
— Ну знаете что, — сшейте себѣ на эти деньги фракъ и поѣзжайте домой на господарство.