[425]
Жила-была большая восковая свѣча; она-то ужъ знала себѣ цѣну.
— Я изъ воска и отлита въ формѣ!—говорила она.—Я горю ярче и дольше другихъ свѣчъ; мѣсто мое въ люстрѣ или въ серебряномъ подсвѣчникѣ!
— То-то, должно быть, счастливая жизнь!—сказала сальная свѣчка.—А я-то только изъ сала: фитиль мой макали въ сало, и вотъ, вышла я! Но все же я утѣшаюсь тѣмъ, что я настоящая толстая свѣчка, а не какая-нибудь захудалая! Бываютъ, вѣдь, и такія свѣчки, которыя обмакиваются только два раза, меня же макали въ сало цѣлыхъ восемь разъ, пока я, наконецъ, растолстѣла, какъ слѣдуетъ. Я довольна! Конечно, лучше, аристократичнѣе родиться восковою свѣчкой, а не сальною, но, вѣдь, не сами же мы выбираемъ себѣ положеніе въ свѣтѣ! Восковыя свѣчи попадутъ въ залъ, въ хрустальную люстру, я останусь въ кухнѣ, но и это не дурное мѣсто,—кухня кормитъ весь домъ!
— Но есть кое-что и поважнѣе ѣды!—сказала восковая
[426]свѣча.—Хорошее общество! Быть свидѣтельницею всего этого блеска, блестѣть самой!.. Сегодня вечеромъ въ домѣ балъ, скоро меня и всю нашу семью возьмутъ отсюда!
Только что она проговорила это, всѣ восковыя свѣчи были взяты, но вмѣстѣ съ ними была взята и сальная. Госпожа сама взяла ее своею изящною ручкой и отнесла на кухню. Тутъ стоялъ маленькій мальчикъ съ корзиною, полною картофеля. Туда же пошли и нѣсколько яблокъ. Все это дала бѣдняжкѣ добрая барыня.
— А вотъ тебѣ еще свѣчку!—прибавила она.—Мать твоя опять будетъ работать ночью,—ей свѣчка пригодится!
Маленькая дочка барыни стояла тутъ же и, услыхавъ слово „ночью“, радостно воскликнула:
— Я тоже не буду спать сегодня ночью! У насъ балъ, и на меня надѣнутъ платьице съ красными бантиками!
Какою радостью сіяли ея глазки! Гдѣ было восковой свѣчкѣ сравниться блескомъ съ этою парой дѣтскихъ глазокъ!
— Просто прелесть!—подумала сальная свѣчка.—Я никогда не забуду этихъ глазокъ! Да мнѣ и увидѣть-то ихъ, пожалуй, больше не придется!
Тутъ ее уложили въ корзину, прикрыли крышкою, и мальчикъ унесъ корзину домой.
„Куда-то я теперь попаду!“ думала свѣчка. „Къ бѣднымъ людямъ; тамъ, пожалуй, не найдется для меня и мѣднаго подсвѣчника, а восковая-то свѣчка будетъ себѣ сидѣть въ серебрѣ, любоваться знатнымъ обществомъ! То-то должно быть пріятно освѣщать избранное общество! А вотъ меня судьба создала сальною, а не восковою свѣчкою!“
И свѣчка попала къ бѣднымъ людямъ, ко вдовѣ съ троими дѣтьми, въ низенькую коморку, что приходилась какъ-разъ напротивъ богатаго дома.
— Богъ награди добрую барыню за все это! сказала мать.—Вотъ-то чудесная свѣчка! Она прогоритъ за полночь.
И свѣчку зажгли.
— Апчхи-чхи!—зачихала она.—Фу, какъ эти спички воняютъ сѣрою!—Небось, такихъ не поднесутъ въ богатомъ домѣ восковой свѣчкѣ!
А тамъ тоже зажгли свѣчи, и изъ оконъ полился яркій свѣтъ на улицу. Къ дому то и дѣло подъѣзжали кареты съ разряженными гостями. Заиграла музыка.
[427]
„Вотъ ужъ началось тамъ!“ подумала сальная свѣчка и вспомнила личико маленькой дѣвочки, сіявшее ярче всѣхъ восковыхъ свѣчекъ въ мірѣ. „Никогда я не забуду его!“
Въ эту минуту къ столу подошла самая младшая дѣвочка въ семьѣ и одною ручонкой обвила за шейку брата, другою сестренку: ей надо было сообщить имъ что-то очень важное, чего нельзя и сказать иначе, какъ на ушко!
— Вечеромъ—подумайте!—у насъ будетъ горячая картошка!
И глазки ея такъ и сіяли отъ восторга. Свѣчка свѣтила ей прямо въ лицо и видѣла на немъ такую же радость, такое же счастье, какими свѣтилось личико богатой дѣвочки, мечтавшей о красныхъ бантикахъ!
„Развѣ горячая картошка такая же прелесть, какъ красные бантики?“ подумала свѣчка. „Малютки-то, вѣдь, одинаково радуются!“ И она чихнула, то-есть затрещала; сальныя свѣчки иначе не умѣютъ чихать.
Столъ накрыли и принялись за картошку. Какая она была вкусная! Чудо! Это былъ цѣлый пиръ, а на закуску каждому досталось по яблоку! Послѣ трапезы, самая младшая дѣвочка проговорила коротенькій стишокъ:
„Благодарю я, Боженька, тебя,
За то, что снова накормилъ меня!
Аминь!“
|
— Хорошо я прочитала, мама?—спросила она затѣмъ.
— Объ этомъ не надо спрашивать!—отвѣтила мать.—Ты должна думать не о себѣ, а только о Боженькѣ, Который накормилъ тебя!
Дѣтишки улеглись спать, мать перецѣловала ихъ, и они сейчасъ же заснули, сама же мать сѣла за шитье и сидѣла далеко за полночь, чтобы заработать себѣ и дѣтямъ на пропитаніе. А тамъ, въ богатыхъ покояхъ, сіяли свѣчи, гремѣла музыка. Звѣзды же блестѣли на небѣ одинаково ярко и привѣтливо и для богатыхъ, и для бѣдныхъ.
„А, вѣдь, въ сущности, я провела славный вечеръ!“ подумала сальная свѣчка. „Лучше-ли было восковымъ свѣчамъ въ серебряныхъ подсвѣчникахъ? Вотъ бы узнать это, прежде чѣмъ сгорю!“
И она опять стала вспоминать два одинаково сіяющихъ личика: одно освѣщенное восковою свѣчкой, другое—сальною.
Да, вотъ и все.
