127.
Въ старое время брюнетки не считались красавицами и не признавались за нихъ даже въ томъ случаѣ, если были хороши дѣйствительно; но зачѣмъ же постыдно убивать красоту незаконными способами теперь, когда брюнетки стали часто родиться красивыми по наслѣдству[1]? — Съ тѣхъ поръ, какъ всякая рука присвоила себѣ власть природы, начавъ украшать уродство искусно сдѣланной фальшивой маской, истинная красота не имѣетъ болѣе ни имени ни святого убѣжища и живетъ оскверненной, если даже не презрѣнной совсѣмъ. — Глаза[2] моей возлюбленной черны, какъ перья ворона, и это къ ней идетъ удивительно. Они точно носятъ трауръ по тѣмъ женщинамъ, которыя, не родясь блондинками[3], но будучи все-таки хороши собой, позорятъ творческую силу природы фальшивыми украшеніями. — Но этотъ траурный цвѣтъ глазъ до того хорошъ въ моей возлюбленной, что, глядя на нее, всѣ люди желали бы, чтобъ красавицы были брюнетками.
- ↑ Въ Шекспирово время бѣлокурые волосы цѣнились въ женщинѣ такъ высоко, что брюнетки носили свѣтлые парики. Смыслъ двухъ послѣднихъ стиховъ выраженъ въ подлинникѣ очень неясно и былъ бы совершенно непонятенъ при буквальномъ переводѣ. Вотъ текстъ подлинника:
But now is black beauty’s successive heir
And beauty slander’d with a bastard shame,т.-е. буквально: «Но нынче черный цвѣтъ сдѣлался наслѣдственнымъ наслѣдникомъ красоты, а красота убивается незаконными постыдными средствами». Подъ этимй средствами авторъ разумѣетъ именно обычай носить чужіе волосы. Смыслъ, данный переводу, обнаруживается изъ слѣдующихъ строфъ.
- ↑ Нѣкоторые издатели, ссылаясь на остальной текстъ сонета, ставятъ вмѣсто словъ eyes — глаза hairs — волосы.
- ↑ Въ подлинникѣ здѣсь слово fair — красавица, но выраженіе это въ Шекспирово время употреблялось для опредѣленія именно бѣлокурыхъ женщинъ (см. пр. 77).