Послѣ учрежденія осѣдлаго пункта въ Красноводскѣ на Каспійскомъ морѣ и послѣ присоединенія части Хивинскаго ханства къ Россіи, доступъ въ арало-каспійскія страны сдѣлался болѣе удобнымъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ тотчасъ поднятъ на очередь и вопросъ объ изслѣдованіи этихъ странъ, особенно же стараго русла Оксуса. Вотъ почему, въ декабрѣ 1878 года, въ средѣ Императорскаго Русскаго Географическаго Общества, по иниціативѣ А. И. Глуховскаго, участника въ военномъ хивинскомъ походѣ, развилась мысль о необходимости снаряженія экспедиціи для изслѣдованія арало-каспійскаго бассейна. Мѣсяцемъ позже, вслѣдствіе доклада М. Н. Богданова, также участвовавшаго въ хивинскомъ походѣ, О. А. Гримма и В. Д. Аленицына, такая мысль, направленная впрочемъ къ изученію арало-каспійскихъ странъ исключительно въ отношеніи естественно-историческомъ, заняла и Общество Естествоиспытателей, состоящее при С.-Петербургскомъ Университетѣ.
Проектъ снаряженія экспедиціи Географическимъ Обществомъ удостоился одобренія Августѣйшаго Предсѣдателя Общества, Е. И. В. Великаго Князя Константина Николаевича и, по докладу военнаго министра, Д. А. Милютина, Высочайше были назначены денежныя средства для осуществленія предпріятія. Такія же средства министромъ финансовъ М. Х. Рейтерномъ Высочайше испрошены были и для университетскаго Общества. Намѣстникъ Кавказскій, Е. И. В. Великій Князь Михаилъ Николаевичъ, къ вѣдѣнію котораго принадлежитъ и Закаспійскій край, а равно туркестанскій генералъ-губернаторъ К. П. Кауфманъ и оренбургскій генералъ губернаторъ Н. А. Крыжановскій изъявили готовность своимъ покровительствомъ содѣйствовать экспедиціямъ обоихъ Обществъ. Вслѣдствіе этого въ распоряженіе экспедиціи назначены были: пароходы на Каспійскомъ морѣ и Аму-Дарьѣ, парусная баржа для плаванія по Аралу, и наряженъ казачій конвой для прикрытія экспедицій при слѣдованіи ихъ сухимъ путемъ.
Рѣшено было отправить обѣ экспедиціи въ началѣ весны 1874 года. Районъ изслѣдованій предполагался сначала весьма обширный: въ него должны были входить весь Устюртъ, все старое русло Окса и чуть не весь степной бассейнъ собственно Аму-Дарьи. Но потомъ районъ этотъ былъ уменьшенъ, такъ какъ оказалось возможнымъ направить экспедиціи лишь на сѣверныя части Устюрта и степныя пространства лишь по правую сторону Аму-Дарьи.
Программа изслѣдованій экспедиціи Географическаго Общества состояла изъ четырехъ отдѣловъ: 1) геодезическо-топографическаго и гидрографическаго; 2) метеоро-гидрологическаго; 3) этнографическо-статистическаго, и 4) естественно-историческаго. Въ районъ изслѣдованій должна была войдти Аму-Дарья и новопріобрѣтенныя по правую ея сторону пространства. Начальникомъ этой экспедиціи былъ назначенъ полковникъ (нынѣ генералъ) Генеральнаго Штаба Н. Г. Столѣтовъ, а для выполненія четвертаго отдѣла программы были приглашены: зоологъ Н. А. Сѣверцовъ, ботаникъ С. М. Смирновъ и я въ качествѣ геолога.
Предметы занятій экспедиціи Общества Естествоиспытателей были чисто естественно-историческіе. Въ районъ ея изслѣдованій должны были войдти Каспій, Аралъ и пространство между этими морями, т. е. Мангышлакъ и Устюртъ. Для изслѣдованія фауны Каспія былъ приглашенъ О. А. Гриммъ, для изслѣдованія животной жизни Арала В. Д. Аленицынъ, а сухопутную часть экспедиціи принялъ на себя зоологъ М. Н. Богдановъ и М. А. Бутлеровъ, и я для геологическихъ изслѣдованій.
Такимъ образомъ на меня выпала доля принять участіе въ обѣихъ экспедиціяхъ и я долженъ былъ для геологическихъ изслѣдованій сначала отправиться на Мангышлакъ и Устюртъ, а потомъ перебраться на Аму-Дарью и, если удастся, степями достигнуть Самарканда. Министръ государственныхъ имуществъ, П. А. Валуевъ, оказалъ мнѣ въ предстоявшемъ путешествіи и съ своей стороны матеріальную поддержку. Участіе въ этихъ экспедиціяхъ было для меня пріятно особенно потому, что я уже былъ раньше заинтересованъ изученіемъ геологіи каспійскихъ степей, именно когда былъ членомъ Кумо-манычской экспедиціи. Я сознавалъ, что геологическая исторія Каспія и Арала могла быть выяснена лишь сравнительнымъ изученіемъ окружающихъ ихъ пространствъ,—изученіемъ, произведеннымъ не въ отдѣльныхъ пунктахъ, а по длиннымъ маршрутамъ. Мнѣ, по личнымъ наблюденіямъ знакомому с геологическимъ строеніемъ степей новороссійскихъ и астраханскихъ, крайне интересно было сравнить степи эти съ почти невѣдомыми пустынями по ту сторону Каспія и Арала и увидать далекій восточный конецъ пустынь этихъ. Мнѣ пріятна была надежда собрать на мѣстѣ данныя для разъясненія хотя нѣкоторыхъ главныхъ вопросовъ по геологіи арало-каспійской страны, интересующей весь ученый міръ. Насколько успѣлъ я въ этомъ, произнесетъ приговоръ читатель; я же скажу только, что много еще потребуется времени и ученыхъ силъ для полнаго изученія такого обширнаго пространства, какова арало-каспійская низменность, и что въ этомъ отношеніи на труды двухъ экспедицій, въ которыхъ я участвовалъ, должно смотрѣть какъ на первыя систематическія попытки, какъ на первый шагъ. Передъ отправленіемъ въ путешествіе, первымъ дѣломъ было пріобрѣсти въ Петербургѣ топографическія карты, геологическіе инструменты и приборы, анероидъ Гольдшмидта № 443 и т. п.; изъ картъ особенно пригодилась карта Закаспійскаго края, впослѣдствіи (1875 г.) изданная Кавказскимъ Военно-Топографическимъ Отдѣломъ. Пріобрѣтено было также оружіе (револьверы и кавалерійская берданка системы Генри), дорожная аптечка, а гигіеническую инструкцію вручилъ мнѣ Почетный Членъ Петербургскаго Общества Естествоиспытатателей Н. Ф. Здекауеръ. Запасаться рекомендательными письмами въ степи Каспія и Арала конечно было нечего, а надо было позаботиться о костюмѣ, который бы соотвѣтствовалъ тамошнему климату и о хозяйственныхъ принадлежностяхъ, чтобъ не заголодать въ степяхъ. О всемъ этомъ я скажу пару словъ, въ надеждѣ, что слова эти пригодятся послѣдующимъ путешественникамъ. Костюмомъ были избраны свѣтлосѣраго цвѣта каламянковая блуза и шальвары. Блуза была съ широкими рукавами, надѣвалась прямо на тѣло, перепоясывалась кожанымъ поясомъ и на груди имѣла карманы для записной книжки и часовъ. Шальвары были также широкіе, съ глубокими карманами, и сшиты изъ козловой кожи, что при верховой ѣздѣ между колючими кустарниками очень предохраняетъ бедра отъ царапанья. Шальвары затыкались въ высокіе, легкіе сапоги, а для покрытія головы служила высокая войлочная шапка, сѣраго цвѣта, съ широкими полями и слоемъ ваты въ глубинѣ тульи. Такой костюмъ легокъ и въ немъ не жарко. Кромѣ блузъ было взято и верхнее пальто, но ни на Мангишлакѣ, ни на Устюртѣ не пришлось имъ пользоваться. Великое благодѣяніе для глазъ оказали дымчатые очки-консервы. Не хочу также не вспомнить о деревянной складной французской кровати, которая вѣсила всего 20 фунтовъ и собиралась въ двѣ минуты. Вообразите, какъ потомъ было пріятно упасть на неё, послѣ десяти-часоваго сидѣнья на сѣдлѣ подъ солнечнымъ припекомъ; надувная гуттаперчевая подушка, халатъ, служившій также одѣяломъ, и туфли довершали тутъ удовольствіе. Американское охотничье сѣдло изъ бѣлой кожи было также куплено въ Петербургѣ; при сѣдлѣ имѣлось четыре кобуры, и чемоданчикъ сзади—они назначались для помѣщенія револьвера, фляжки, оберточной бумаги и тѣхъ образцевъ горныхъ породъ и окаменѣлостей, которые удавалось собрать втеченіе дня. Молотокъ и анероидъ были въ чахлахъ, ремни отъ которыхъ надѣвались черезъ плечи.
Перехожу теперь къ хозяйственнымъ припасамъ. Между ними существенную часть составляли: консервы, черные ржаные и обыкновенные бѣлые сухари, чай, сахаръ въ плиткахъ, молотый жаренный кофе, сгущенныя сливки, макароны, голландскій сыръ, пикули, клюквеный морсъ, коньякъ и проч. Бо́льшая часть этихъ продуктовъ была отправлена изъ Петербурга и Москвы прямо въ Астрахань. Консервы были приготовлены на петербургской фабрикѣ Данилевскаго и между ними были различные супы, щи, рагу, кашицы, мясной фаршъ для котлетъ и пирожковъ, и наконецъ бульонъ, который оказался особенно хорошимъ. Вообще же чай, сахаръ, бульонъ и сухари суть главнѣйшіе предметы продовольствія. Не могу не остановиться при этомъ на англійскихъ пикуляхъ, отлично предохраняющихъ отъ цынги; не могу также не сказать, что въ сильномъ зноѣ крѣпкіе напитки подчасъ благодѣтельны столько же, сколько и при сильномъ холодѣ. Всѣ эти припасы, а равно и посуда: глиняныя кружки вмѣсто стакановъ, эмалированныя желѣзныя тарелки, такой же большой чайникъ, служившій вмѣсто самовара и въ которомъ прямо заваривался чай, котелки, сковородки и проч. сохранялись въ большихъ деревянныхъ, окованныхъ желѣзомъ, сундукахъ. Сундуки эти, хотя и тяжелы, но все-таки удобно подвязываются къ бокамъ верблюдовъ; одинъ сундукъ назывался расходнымъ, такъ какъ замѣнялъ собою буфетъ и наполнялся провизіей на нѣсколько дней; его конечно приходилось раскрывать на каждомъ ночлегѣ. Взяты были и водоочистительные приборы, но они остались однакожъ безъ употребленія, такъ какъ при сильной жаждѣ или усталости совсѣмъ не до медленнаго процесса водоочищенія, а при солоноватости воды конечно не помогутъ никакія машинки.
Для подарковъ азіятамъ были куплены: серебряные часы, пряжки, запонки, пуговицы, ножницы, складные ножики, зеркальца и проч. Особенно занимали ихъ эти зеркальца, такъ какъ многимъ впервые приходилось увидать въ нихъ свою физіономію.
Послѣ этихъ замѣтокъ о приготовленіи къ путешествію, разскажу хорошенько о ходѣ самаго путешествія.
Въ воскресенье, 12-го мая, я выѣхалъ изъ Петербурга и 16-го числа прибылъ въ Астрахань. Тутъ хотя и нужно было сдѣлать покупокъ немного, именно запастись ящиками для укупорки горныхъ породъ и окаменѣлостей, кипами мягкой бумаги для ихъ обертыванія, бурою для леченія лошадей и т. п., но однакожъ пришлось остаться нѣсколько дней въ ожиданіи парохода, дѣлающаго рейсы въ фортъ Александровскій.
Паровая шхуна «Шахъ Иранъ» 23-го мая переправила меня черезъ Каспій въ фортъ Александровскій, гдѣ меня уже ожидали члены экспедиціи Общества естествоиспытателей, M. Н. Богдановъ и M. А. Бутлеровъ. Съ ними былъ казанскій татаринъ Сайфулла, нѣкогда совершившій кругосвѣтное плаваніе на фрегатѣ «Паллада», а теперь недавно вернувшійся изъ хивинскаго похода. Сайфулла Гафитовъ сдѣлался нашимъ общимъ деньщикомъ и поваромъ. Главныя достоинства его были честность, расторопность, выносливость лишеній, но кулинарныхъ достоинствъ и даже способностей у него никакихъ не было, и онъ не разъ заваривалъ намъ чай въ кофейникѣ.
Маршрутъ экспедиціи изъ форта Александровскаго предполагался слѣдующій. Идти на востокъ черезъ весь Мангышлакъ, въ Каратіе подняться на Устюртъ, зайти на развалины бывшаго Ново-Александровскаго укрѣпленія, а оттуда къ пескамъ Самъ, гдѣ въ лѣтнее время стоитъ оренбургскій отрядъ казаковъ. Смѣнивъ въ Самѣ конвой, направиться въ урочище Кара-тамакъ у сѣверозападнаго берега Арала, куда лѣтомъ посылается на стоянку другой оренбургскій отрядъ и куда должна была прійти баржа, чтобъ взять насъ для перевозки къ устьямъ Аму-Дарьи.
Въ фортѣ Александровскомъ, при содѣйствіи начальника Мангышлакскаго Приставства, M. А. Навроцкаго, окончательныя приготовленія къ путешествію были сдѣланы скоро. Конвой для прикрытія экспедиціи, состоящій изъ тридцати казаковъ Гребенскаго полка съ офицеромъ и фельдшеромъ, былъ уже готовъ. Провіантъ и фуражъ былъ данъ казакамъ на два мѣсяца и для поднятія этихъ тяжестей назначено сто верблюдовъ съ соотвѣтствующимъ числомъ вожаковъ. Главнымъ проводникомъ каравана или указателемъ пути былъ опредѣленъ киргизъ Утъ-Мамбетъ. Разсказываютъ, что онъ прежде былъ разбойникомъ, почему степь ему и извѣстна какъ собственная ладонь. Приготовленія наши въ фортѣ состояли въ покупкѣ верховыхъ лошадей и фуража, въ наймѣ пятнадцати верблюдовъ для поднятія нашихъ вещей и въ пріобрѣтеніи джеламейки. Лошади были куплены большею частію киргизскія, такъ какъ онѣ, рожденныя иногда прямо на снѣгу, отличаются чрезвычайною выносливостью: намъ случалось потомъ видѣть, что, въ случаѣ нужды, онѣ пьютъ солоноватую воду и гложутъ вѣтви степныхъ кустарниковъ. Изъ лошадей мы конечно старались выбрать тѣхъ, которыя были одарены скорою и большою переступью. Въ фортѣ, гдѣ почти не употребляютъ экипажей, мнѣ удалось достать двухколесную съ кузовомъ арбу. Покупка эта была сдѣлана въ виду возможной болѣзни, если не моей, такъ кого-нибудь изъ членовъ каравана; къ счастію, однако-жъ, арбѣ этой, довезенной до Петро-Александровска на Аму-Дарьѣ, суждено было все время идти порожней. Джеламейка—это обыкновенная войлочная юрта или кибитка, но только небольшихъ размѣровъ, діаметромъ всего въ 1½ сажени; она ставится и разбирается въ нѣсколько минутъ, удобно перевозится на верблюдѣ и служила намъ для ночлега. О топливѣ для приготовленія пищи заботиться было нечего, такъ какъ предполагалось всюду найти его въ степи въ видѣ кизяка, т. е. сухаго помета.
1-го іюня караванъ нашъ выступилъ въ походъ, направясь по такъ-называемой эмбенской дорогѣ. На Мангышлакѣ и далѣе по большей части Устюрта колесныхъ дорогъ нѣтъ, а есть только верховыя тропы, а иногда просто извѣстныя направленія, по которымъ киргизъ, оріентируясь далеко различаемыми имъ могилами, кустарниками, оврагами, барханами (песчаными грядами), солончаками и т. п., легко выѣзжаетъ, куда ему нужно. Эмбенская дорога идетъ сначала по вершинамъ овраговъ, направляющихся въ Каспійскому морю, а потомъ, верстахъ въ 85 отъ форта Александровскаго, вступаетъ въ продольныя долины между горными цѣпями Кара-тау и Акъ-тау и такъ продолжается до Устюрта. Весь этотъ путь вплоть до Устюрта обезпеченъ почти вездѣ прѣсною водою родниковъ, выходящихъ въ оврагахъ или выбѣгающихъ изъ горъ Кара-тау. Дневные переходы наши соображались съ разстояніями между этими родниками и колодцами (кудуками) и, при верховой ѣздѣ шагомъ, были отъ 20 до 30 и рѣдко болѣе верстъ. Разстоянія эти опредѣлялись по времени хода верблюдовъ, воторые идутъ ровной, невозмутимой поступью, дѣлая отъ 3½ до 4 верстъ въ часъ. Вообще же день нашъ проходилъ такимъ образомъ: еще до восхода солнца верблюды, арба и часть конвоя были обыкновенно отправляемы впередъ, къ слѣдующему пункту ночлега, причемъ увозилась и покрывавшая насъ ночью джеламейка; при первыхъ лучахъ восходящаго солнца поднимались и мы, и, напившись чаю, также поспѣшали отправиться. Утъ-Мамбетъ на своемъ иноходцѣ (джурьгѣ) открывалъ путь, а конвой слѣдовалъ сзади, не скупясь на джигитовку и пѣсни. Сначала мы ѣхали, какъ говорится, по-холодку, но часовъ уже съ семи начинало нещадно печь солнце. Часовъ около одиннадцати мы дѣлали привалъ, уничтожали походный, захваченный съ собою завтракъ, а если была вода, то пили чай. Черезъ два-три часа, по отдыхѣ и выкормкѣ лошадей, трогались снова въ путь, чтобъ за свѣтло придти на ночлегъ, куда, къ этому времени, уже пришли верблюды, гдѣ уже была поставлена снова джеламейка и горѣлъ кизякъ, собранный по степи и на которомъ приготовлялся обѣдъ-ужинъ, завершаемый чаемъ. Но вотъ, солнце сѣло, верблюдовъ пригнали съ кормежки и уложили въ шеренги и черезъ часъ-два не только верблюды, но и всѣ въ лагерѣ, утомленные трудами дня, уже спятъ крѣпкимъ сномъ, исключая развѣ караульнаго казака, да джигита при лошадяхъ. Крѣпкій сонъ этотъ былъ до слѣдующаго восхода солнца; наступившій затѣмъ день проходилъ тѣмъ же порядкомъ, также проходилъ и третій день, послѣ котораго мы дозволяли иногда дневку. Время вообще летѣло незамѣтно, поглощаясь занятіями: надобно было осмотрѣть проходимый путь, искать окаменѣлостей, успѣть дѣлать экскурсіи въ стороны, наблюдать анероидъ, писать дневникъ, укупорить собранные образцы и наконецъ позаботиться о хозяйствѣ, особенно же о лошадяхъ.
Мангишлакъ мы прошли въ три недѣли; по эмбенской дорогѣ тутъ будетъ около 250 верстъ, но со всѣми экскурсіями пройдено было разстояніе почти вдвое большее. Подниматься на Усть-Уртъ предстояло 22-го іюня въ урочищѣ Каратіе. Оглядываясь на Кара-тау, мы оставляли его не безъ доброй памяти. И въ самомъ дѣлѣ, во время слѣдованія нашего по Мангышлаку, хотя и были жары, но иногда перепадали и дождички; вода родниковъ была большею частію хорошая, особенно въ Ханга-Бабѣ, Уланакѣ и Тамды, всюду находили мы кормъ для скота, встрѣчая киргизскіе аулы, постоянно доставали свѣжую баранину; кромѣ того, охотники наши постоянно добывали степныхъ рябковъ и куропатокъ.
Подъемъ въ Каратіе и крутъ, и скалистъ. Верблюды едва поднимались по узкой тропинкѣ на краю пропастей. Арбу нельзя было-бъ поднять, если-бъ молодцы-козаки не вызвались втащить ее по частямъ на своихъ плечахъ. На Устюртѣ эмбенская дорога опять направилась по верховьямъ овраговъ, идущихъ къ морю и представлявшихъ отличныя обнаженія; въ оврагахъ этихъ были родники, а при нихъ камышъ и стаи куропатокъ. Въ Бугурустанѣ, Ирмакѣ и Туйденѣ мы встрѣтили послѣдніе аулы и должны были завести свое стадо барановъ, которое и гнали далѣе съ собою. За урочищемъ Туйденъ, вплоть до Сама, мы уже болѣе почти не встрѣчали людей. Путешествіе становилось все болѣе труднымъ, такъ какъ жары все усиливались и вода въ родникахъ и кудукахъ начала чаще встрѣчаться солоноватою. Подходя къ кудукамъ, всѣ съ нетерпѣніемъ желали знать: есть ли тамъ вода и, если есть, то какая? Всѣ были въ восторгѣ, когда Утъ-Мамбетъ, первый пріѣхавшій на кудукъ, кричалъ издалека: Су баръ! Су яксы! (вода есть! вода хорошая!) Но не приводилъ въ ужасъ и крикъ его: Су яманъ (вода поганая), такъ какъ козаки были того мнѣнія, что солоноватая вода все-же лучше той, которой въ иныхъ мѣстахъ совсѣмъ нѣтъ.
За Бешъ-Ащи-булакомъ мы оставили эмбенскую дорогу и направились въ глубь Устюрта. Утъ-Махбетъ повелъ насъ отъ однѣхъ могилъ къ другимъ, отъ одного кудука къ другому; кладбища эти представлялись какъ-бы большими городами. Эмбенская дорога ушла на сѣверъ; по ней киргизы перекочевываютъ на лѣто въ Эмбѣ, гдѣ встрѣчаютъ и рѣчки, и кормовища, между тѣмъ какъ на Устюртѣ—безводіе; вытравивъ тамъ кормъ, киргизы на зиму возвращаются на Устюртъ, гдѣ подъ снѣгомъ скотъ ихъ находитъ пищу, а вмѣсто питья служитъ снѣгъ. Съ удаленіемъ нашимъ въ глубь Устюрта, степь становилась все безжизненнѣе, начали встрѣчаться солончаки, песчаныя гряды (барханы); уже не было болѣе родниковъ и тѣхъ каменистыхъ овраговъ, въ стѣнахъ которыхъ такъ хорошо прежде представлялись обнаженія. И справедливъ, по-своему, былъ тотъ козакъ, который, на замѣчаніе мое о бѣдности природы, сказалъ: «помилуйте, здѣсь никакой природы нѣту». Дѣйствительно, степь была такъ однообразна, что въ иной день почти нечего было вносить въ журналъ. Воду мы находили въ кудукахъ, вырытыхъ иногда на днѣ котловинъ въ площади бархановъ; рѣдко вода была въ нихъ совсѣмъ хорошая, большею-же частію солоноватая или затхлая. Иногда цѣлые дни дулъ сильный вѣтеръ и чрезвычайно раздражалъ нервы. Козаки видимо скучали и, какъ дѣти, радовались, когда напр. выскочитъ изъ норы тушканчикъ, поймать котораго было для нихъ величайшей забавой. Погоня ихъ за стадомъ джайрановъ представляла обыкновенно красивое зрѣлище. Подобныя забавы были полезны для экспедиціи: не пройдетъ, бывало, и десяти минутъ на привалѣ безъ того, чтобы кто-нибудь не изловилъ змѣю, фалангу, тарантула или скорпіона; навострились нѣкоторые казаки и искать окаменѣлости.
Верстъ за сто слишкомъ до Саха, мы отправили въ это урочище Утъ-Мамбета впередъ, чтобы онъ развѣдалъ, гдѣ именно стоитъ тамъ оренбургскій лагерь. Вскорѣ послѣ отъѣзда Мамбета произошелъ непріятный для насъ случай: въ Каракъ-кудукѣ ночью украли лошадей, принадлежащихъ членахъ экспедиціи. Поиски ихъ были сначала тщетны, но вотъ возвращается Мамбетъ съ двумя извѣстіями, во-первыхъ, что отрядъ стоитъ въ Сапрыкандыкѣ, а во-вторыхъ, что лошадей у насъ угналъ разбойникъ или батырь Дусанъ, резидирующій въ такой-то лощинѣ. Вотъ примѣръ того, какъ быстро разлетаются вѣсти въ степи, на видъ совсѣмъ безводной. Вооруживъ Мамбета и нѣкоторыхъ охотниковъ нашихъ револьверами и штуцерами, мы ихъ отправили къ Дусану за лошадьми, но онъ предупредилъ посланныхъ гостей, добровольно выславъ лошадей и извиняясь, что лошади были уведены его разбойниками будто-бы по ошибкѣ. Трудно было на этихъ измученныхъ лошадяхъ продолжать путь нашъ, тѣмъ болѣе, что скоро передъ нами открылись необозримыя массы песковъ Самъ. Слѣдуя по нимъ, мы добрались наконецъ 6 іюля до оренбургскаго лагеря, найденнаго нами въ Сапракандыкѣ. Здѣсь мы отпустили Мамбета и конвой, которые сдѣлали съ нами отъ форта около 600 верстъ, не включая сюда боковыхъ экскурсій.
Изъ Сапрыкандыка путь нашъ долженъ былъ направляться къ другому оренбургскому отряду, расположенному верстахъ въ 200, въ урочищѣ Кара-Тамакъ. Мы получили въ Сапрыкандыкѣ новый конвой изъ уральскихъ казаковъ и новаго проводника—киргиза; послѣдній отправлялся неохотно, такъ что пришлось прикомандировать къ нему двухъ козаковъ для предупрежденія его побѣга. Путь отъ Сама въ Кара-Тамакъ сильно песчанистъ и въ концѣ своемъ безводенъ. Восточнѣе Сама географическія карты уже болѣе не содержали подробностей, а представляли почти одно бѣлое поле, значительную долю котораго занимали пески Асмантай-Мантай и соляное oзepo того-же имени. За этими песками степь представляла въ высшей степени безотрадную, раскаленную солнцемъ пустыню; два послѣдніе перехода, изъ которыхъ одинъ въ 60 верстъ, пришлось сдѣлать безъ воды. Но вотъ явились снова обширные барханы и въ нихъ, въ Исенъ-Чагылѣ, въ 11 верстахъ отъ Аральскаго моря, 13 іюля мы нашли второй оренбургскій отрядъ. Въ отрядѣ встрѣтили члена экспедиціи В. Д. Аленицына, на обязанности котораго лежало изслѣдованіе фауны Арала, и который приплылъ къ Кара-Тамаку для нашей встрѣчи. Исенъ-Чагылъ славится хорошею водою и обиліемъ корма (камыша). Пребываніе въ Исенъ-Чагылѣ для насъ было чрезвычайно пріятно,—въ обществѣ образованнаго, гостепріимнаго начальника отряда Б. А. Мореншильда. Здѣсь мы отпустили нанятыхъ киргизовъ-вожаковъ и верблюдовъ, которые слѣдовали съ нами отъ форта Александровскаго. Такимъ образомъ, не считая боковыхъ экскурсій, по Устюрту пройдено было въ теченіе трехъ недѣль 550 верстъ, а отъ Каспія до Арала почти 800 верстъ. Но изъ Исенъ-Чагыла я рѣшился еще проѣхать на югъ, западнымъ берегомъ Арала, до урочища Касармы, отстоящаго верстахъ въ 170. Туда же, къ условленному сроку, обѣщали приплыть на баржѣ и остальные члены экспедиціи. По высокому западному берегу Арала идетъ караванная оренбургско-хивинская дорога; по ней и отправился обозъ и часть даннаго мнѣ конвоя, я же съ другой частью конвоя поѣхалъ по самому берегу моря, вдоль подножія живописнаго чинка, представляющаго прелестныя обнаженія и родники, большею частію, хорошей воды; только для ночлега поднимался я на высокую степь Усть-Урта. Слѣдуя такимъ образомъ, 20 іюля, я пришелъ въ Касарму, сдѣлавъ отъ форта Александровскаго 970 верстъ. Въ Касармѣ на морѣ не было, однакожъ, видно баржи. Провіантъ и фуражъ сопровождавшимъ меня козакамъ былъ разсчитанъ такъ, чтобъ они изъ Касармы выступили обратно на другой же день послѣ ихъ туда прихода; однимъ словомъ казакамъ надобно было идти назадъ, а мнѣ необходимо было оставаться ждать баржу. Къ ночи, на обрывѣ чинка, мы зажгли костры и подняли пальбу, въ надеждѣ, что баржа или увидитъ, или услышитъ нашу стоянку, но все это было напрасно… и только раннее утро 21 іюля открыло намъ вдали качающуюся на волнахъ баржу. Желѣзная, парусная, баржа эта, № 2, Аральской флотиліи, подошла наконецъ къ берегу, приняла весь нашъ багажъ, арбу, лошадей, и затѣмъ понесла насъ къ устью Аму-Дарьи, гдѣ я долженъ былъ присоединиться къ Аму-Дарьинской экспедиціи, снаряженной отъ Географическаго Общества.
Переплыть на утлой баржѣ черезъ Аральское море, славящееся своими шквалами, было не безъ риска, но, au petit bonheur, на четвертый день мы уже были у устья судоходнаго рукава Аму-Дарьи и тутъ, 26 іюля, встрѣтили пароходъ „Самаркандъ“, перевозившій военную команду изъ Казалинска. „Самаркандъ“ принялъ и насъ и поднялъ по Улькунъ-Дарьѣ на 90 верстъ, именно до лежащей посреди дельты горы Качкана-тау. Аральскіе пароходы отапливаются саксауломъ, но топливо это очень громоздко и сильно дорожаетъ съ быстрымъ истребленіемъ его на Сыръ-Дарьѣ, гдѣ оно заготовляется. Глаза наши, привыкшіе въ безжизненной пустынѣ, встрѣчали въ дельтѣ значительную оживленность; было видно множество мелкихъ ауловъ каракалпаковъ съ ихъ стадами, мелькали каюки, виднѣлись колесныя дороги, посѣвы дынь и арбузовъ. Получивъ въ Качкана-тау конвой, я пробрался по дельтѣ верхомъ въ городъ Чимбай, который отстоитъ отъ Качкана-тау въ 50 верстахъ, расположенъ на арыкѣ (каналѣ) Кегейли и славится своимъ базаромъ. Мѣстное населеніе, впрочемъ, бѣдно, будучи систематически ограбливаемо туркменами, которые дадутъ жителямъ поправиться въ два-три года, да потомъ и дѣлаютъ на нихъ набѣгъ. Нанявъ въ Чимбаѣ каюкъ, я, при посредствѣ бичевы, скоро вошелъ въ Куваншъ-Джерму, по которой, близь нововозведеннаго въ вершинѣ дельты русскаго укрѣпленія Нукусъ, достигъ наконецъ многоводной Аму-Дарьи. Это было 4 августа. Нукусъ лежитъ въ 80 верстахъ отъ Чимбая и въ 180 отъ Петро-Александровска, главнаго административнаго пункта въ Аму-Дарьинскомъ округѣ, куда я и спѣшилъ, чтобъ встрѣтиться съ другими членами экспедиціи отъ Географическаго Общества. Путь идетъ все время вдоль праваго берега Аму по степи, пересѣкающейся лишь въ одномъ мѣстѣ отрогомъ горнаго кряжа Шейхъ-Джейли. За этимъ отрогомъ встрѣчаются города Рахманъ-бій-базаръ и Шахъ-Аббасъ-Вали, двадцатипятиверстное разстояніе между которыми занято сплошь фруктовыми садами и плантаціями сорго (джунгары), хлопка и риса, представляетъ главное культивированное пространство во всемъ Аму-Дарьинскомъ краѣ, пріобрѣтенномъ русскими. Культура эта, главнымъ образомъ, основана на проводѣ арыковъ. Главныя дороги въ этомъ краѣ колесныя, служащія главнѣйше для перевозки тяжестей въ арбахъ; ѣздятъ же обыкновенно верхами. Въ Петро-Александровскъ я прибылъ 10 августа и у начальника Аму-Дарьинскаго округа, полковника (нынѣ генералъ), H. А. Иванова, вмѣстѣ съ другими членами экспедиціи, нашелъ полное гостепріимство и полное содѣйствіе къ исполненію возложенныхъ на насъ обязанностей. Мнѣ былъ данъ отдѣльный конвой, съ которымъ я искрестилъ весь округъ, причемъ въ экскурсіяхъ нерѣдко принималъ участіе полковникъ Ф. Ф. Чеботаревъ, начальникъ Шураханскаго уѣзда, также горячо интересовавшійся приведеніемъ въ извѣстность состава почвы новопріобрѣтеннаго края. Главныя экскурсіи были въ горы Шейхъ-Джейли и вверхъ по правому берегу Аму до бухарской границы въ урочищѣ Мишеклы. Разстояніе этой границы отъ устья Аму-Дарьи 470 верстъ. Экскурсіи эти были окончены 30 августа. Никакихъ непріятностей, кромѣ сильнаго зноя, при нихъ не было. Недостатокъ въ водѣ ощущался лишь въ горахъ Шейхъ-Джейли. Вода Аму-Дарьи хотя и мутна отъ тончайшихъ глинистыхъ частицъ, но по отстаиваніи необыкновенно хороша для завариванія чая. Въ свѣжей провизіи недостатка также не было, ибо въ хивинскихъ селеніяхъ всегда находили баранину, фрукты, печеныя лепешки; изъ фруктовъ при насъ были персики, виноградъ, а особенно арбузы и множество сортовъ дынь, но сливы и абрикосы въ это время года уже кончились. Не могу не припомнить здѣсь пресловутое „силяу“. Въ Хивѣ часто не берутъ деньги за покупки и предлагаютъ ихъ въ подарокъ (силяу), въ вѣрномъ разсчетѣ, что ваше отдариваніе будетъ дороже стоимости предмета.
Степь Кизылъ-кумъ, растилающаяся между средними теченіями Аму и Сыра, обѣщала много интереснаго, такъ какъ по ней проходятъ горныя цѣпи. Устройствомъ путешествія моего изъ Петро-Александровска черезъ эту степь въ Самаркандъ я исключительно обязанъ находчивой распорядительности генерала Иванова. Такъ какъ конвой возможно было дать мнѣ лишь до Минъ-булака (180 верстъ отъ Петро-Александровска), то генералъ распорядился вызвать изъ степи въ Петро-Александровскъ наиболѣе вліятельныхъ біевъ, киргизскаго Ультабаръ Инжекова и каракалпакскаго Кабылбай Мугрепова, и сдать имъ меня на-поруки съ тѣмъ, чтобъ они, съ своими джигитами (вооруженными всадниками), проводили меня до Тамды (главнаго административнаго пункта въ Кизылъ-Кумахъ), куда, на встрѣчу мнѣ, должны были выѣхать джигиты изъ Самарканда, которыхъ, по просьбѣ H. А. Иванова, обѣщалъ послать генералъ A. К. Абрамовъ, начальникъ Заравшанскаго округа. Ѣхать со мной волонтеромъ вызвался еще казацкій офицеръ Грековъ, имѣвшій при себѣ драбанта. Сборы мои были недолги, такъ какъ провизія и верховыя лошади имѣлись; оставалось только запастись мѣховымъ платьемъ и маленькой джеломейкой («холодайкой») для ночей, которыя уже становились морозными, да нанять переводчика и трехъ верблюдовъ для поднятія багажа.
Черезъ степь Кизылъ-кумъ въ Казалинскъ проходятъ два главныхъ караванныхъ пути: одинъ изъ Хивы съ переваломъ черезъ горы Шейхъ-Джейли и далѣе на озеро Дау-кара, а другой изъ Бухары съ переваломъ черезъ Буканскія горы. По этому послѣднему пути въ 1820 и 1841 годахъ слѣдовали миссіи Негри и Бутенева. Во время-же хивинскаго похода 1873 года черезъ степь Кизылъ-кумъ войска наши прослѣдовали также по двумъ направленіямъ. Одна часть ихъ изъ Казалинска шла сначала по бухарской дорогѣ на Буканъ-тау, а потомъ на Тамды и Арыстанъ-кудукъ, а другая-же часть на Арыстанъ-кудукъ слѣдовала изъ Джизака. Отъ этого послѣдняго колодца обѣ части войскъ направлялись уже въ урочище Учъ-учакъ на Аму-Дарьѣ, которое по рѣкѣ лежитъ выше Мишеклы, теперешней нашей границы съ Бухарою. Путь, избранный мною, былъ однакожъ не прямо въ Самаркандъ, а мнѣ хотѣлось осмотрѣть и Буканскія горы. Ни одинъ изъ вышеприведенныхъ маршрутовъ, конечно, не могъ мнѣ служить, хотя по одному изъ нихъ я и прошелъ отъ Буканъ-тау до Тамды.
Пятаго сентября я выступилъ изъ Петро Александровска. Путь нашъ лежалъ на сѣверо-востокъ, къ Минъ-булаку, и былъ довольно затруднителенъ, такъ какъ степь была часто покрыта значительными песчаными грядами (барханами), вода, хотя и солоноватая, но была однакожъ находима въ кудукахъ. Простившись въ Минъ-булакѣ съ казаками, мы, въ обществѣ 15 киргизовъ, продолжали двигаться на сѣверо-востокъ и верстъ черезъ 70 достигли Буканскихъ горъ. Привыкнувъ къ степи, какъ-то странно было сразу встрѣтить въ Буканахъ и угрюмыя горныя долины и горныя рѣчки. Въ Буканахъ мы встрѣтили караванную дорогу изъ Казалинска въ Бухару; тутъ какъ-разъ половина этого пути, причемъ считается въ каждую сторону девять сутокъ хода. Отъ Буканъ-тау намъ предстояло повернуться на юго-востокъ и по этому направленію непрерывно слѣдовать верстъ около 300, до тѣхъ поръ, пока не упремся въ горный кряжъ Нуратискій, принадлежащій уже къ системѣ Тянь-шаня и за которымъ лежитъ долина Заравшана в Самаркандъ. Все это пространство представилось степью далеко не ровной; напротивъ, атмосферные дѣятели произвели тутъ и широкія лощины, и столовыя возвышенности, и барханы, и кромѣ того по степи было раскидано много небольшихъ горныхъ цѣпей. Вотъ эти то цѣпи и давали возможность оріентироваться при слѣдованіи и отъ одной цѣпи мы перебирались къ другой. Кудуки мы находили главнѣйше при устьѣ долинъ этихъ цѣпей, а при кудукахъ встрѣчали и киргизскіе аулы. Кизылъ-кумскіе киргизы лѣто проводятъ на родникахъ у горъ, а зиму среди песковъ степи, гдѣ находятъ и кормъ для скота и саксаулъ для топлива. Вообще же это самый бѣдный народъ; не мало встрѣчалось личностей, у которыхъ почти нѣтъ имущества и которыя въ жизни своей не пили даже хорошей воды. Страна ихъ до того скудна въ отношеніи корма для скота, что лошадей и коровъ здѣсь нѣтъ и все скотоводство состоитъ лишь въ небольшомъ количествѣ верблюдовъ, барановъ и козъ. Киргизы производятъ здѣсь лишь шерстяные халаты (армяки), войлоки (кошмы) и веревки (арканы), и затѣмъ все начиная съ холста или ситца для рубашки, покупаютъ изъ Бухары. Существуютъ они благодаря извозному промыслу, перевозя изъ Бухары въ Россію хлопокъ и доставляя въ Бухару выжигаемый изъ саксаула уголь. Центръ управленія ими находится въ Тамдахъ,—это осѣдлый пунктъ жительства главнаго бія (при мнѣ Достъ-Мухамеда-Даудбаева), состоящій изъ нѣсколькихъ саклей, которые расположены вдоль ручья близь Тамдинской цѣпи и окружены нѣсколькими деревьями и бакчами дынь и арбузовъ. Передъ приближеніемъ нашимъ къ Тамды, Достъ-Мухамедъ выѣхалъ къ намъ на встрѣчу и свита его представила намъ картину лихаго наѣздничества (джигитовку) съ отвратительнымъ, впрочемъ, зрѣлищемъ «дранья козла». Въ Тамдахъ-же встрѣтили насъ и бухарскіе джигиты, прибывшіе на аргамакахъ изъ Самарканда. Красивыя лица этихъ джигитовъ, ихъ франтовской нарядъ, особаго устройства сѣдла и проч. представляли большой контрастъ тому, что̀ мы видѣли у киргизовъ. Къ сожалѣнію, самый коренастый изъ этихъ джигитовъ на пути получилъ такую сильную лихорадку, что не могъ держаться на ногахъ. Снабдивъ его запасомъ хинина и чая, пришлось оставить его на попеченіе Достъ-Мухамеда.
Послѣдніе переходы передъ Нуратинскими горами были трудны, такъ какъ воды въ кудукахъ или не было вовсе, или она была то сильно солоновата, то вонюча; мы были лишены возможности пить чай и жажду утоляли тѣми немногими дынями, которыя получили въ Тамдахъ; бѣдныя-же лошади находились въ положеніи совсѣмъ критическомъ. Бухарская крѣпость Нурата осталась у насъ верстахъ въ семидесяти вправо, но куратинскій бекъ, прослышавъ о слѣдованіи русскаго путешественника, выслалъ своего родственника съ свитой насъ привѣтствовать. Встрѣча произошла на ночлегѣ какъ-разъ у такого кудука, въ которомъ воды не было. Бекъ выслалъ намъ на четырнадцати подносахъ подарки, состоящіе изъ рису, миндальныхъ орѣховъ, сушенныхъ фруктовъ, различныхъ сладостей и трехъ халатовъ; отъ подарковъ, по обычаю страны, невозможно было отказаться, но отдариваніе такого сюрприза сильно подорвало мои запасы.
Переваливъ черезъ Нуратины, мы были уже въ долинѣ Заравшана. Въ Нуратинскихъ горахъ, особенно по южному ихъ склону, живутъ осѣдло, въ сакляхъ, туркмены. Они занимаются хлѣбопашествомъ, но для заработковъ главнѣйше идутъ въ города Бухару и Каты-курганъ. Долина Заравшана, съ ея кишлаками (селеніями), окруженными плантаціями и фруктовыми садами, была прелестна. 28 сентября мы достигли Самарканда, прослѣдовавъ почти 700 верстъ отъ Петро-Александровска. Самаркандъ, лежащій среди роскошной природы, связанный съ воспоминаніями объ Александрѣ Великомъ, Чингисъ-ханѣ, Тамерланѣ, полный замѣчательнѣйшихъ историческихъ памятниковъ, полный кипучей, пестрой жизни азіятовъ, производитъ глубокое впечатлѣніе на путешественника, который тутъ, на мѣстѣ, познаетъ всю реальную прелесть картинъ Верещагина.
Осмотромъ окрестностей Самарканда я закончилъ мои геологическія наблюденія. Затѣмъ оставалось только спѣшить возвращеніемъ изъ дальнаго путешествія, въ которомъ, отъ Каспія до Самарканда, сдѣлано было безъ малаго двѣ съ половиною тысячи верстъ верхомъ. Весь собранный геологическій матеріалъ былъ при мнѣ и, укупоривъ его окончательно, я 3-го октября отправился за лошадьми на почтовую станцію. Верстовой столбъ при станціи гласилъ, что отъ Самарканда до С.-Петербурга 5351½ версты и къ этому какъ бы прибавлялъ съ ироніей: excusez du peu. И въ самомъ дѣлѣ, сдѣлать такой кончикъ, отъ Самарканда до сѣверной Пальмиры, есть своего рода цѣлое путешествіе. Счастливая звѣзда не покидала меня однакожъ и тутъ: на Волгѣ я засталъ послѣдній пароходный рейсъ и, послѣ пяти съ половиною мѣсячнаго отсутствія, 25 октября благополучно прибылъ въ Петербургъ.
Геологическія наблюденія, произведенныя мною во время путешествія, представляются здѣсь въ формѣ дневника. Считаю при этомъ долгомъ оговориться, что читатель будетъ несправедливъ, если отъ наблюденій этихъ будетъ требовать одинаковой степени подробности. Производить изслѣдованія совершенно свободно, какъ это дѣлается въ образованныхъ странахъ, и производить ихъ при слѣдованіи съ караваномъ подъ прикрытіемъ конвоя,—это обстоятельства совсѣмъ различныя. Какъ только позволяло время, я конечно вдавался въ подробности изслѣдованія, успѣвалъ опредѣлить и стратиграфическія отношенія и собирать окаменѣлости, но и тутъ иногда терялось немало дорогихъ минутъ въ отысканіи въ мѣстности, которую видишь въ первый разъ, такихъ пунктовъ, которые представляютъ наилучшія обнаженія или въ которыхъ попадаются окаменѣлости; какъ только позволяло время, я дѣлалъ и боковыя экскурсіи, отдѣляясь отъ каравана. Но нерѣдко случалось, что дальность разстоянія не дозволяла отлучиться въ сторону для осмотра какой-нибудь вдали виднѣющейся возвышенности; нерѣдко случалось также, что сборъ окаменѣлостей прекращался въ интереснѣйшемъ мѣстѣ, вслѣдствіе краткости времени, когда надобно было поспѣшить догнать караванъ или во время поспѣть на привалъ, чтобы успѣть дать выстояться и выкормиться лошадямъ. Вообще объ этихъ животныхъ въ путешествіи по степи приходится самому заботиться столько-же, сколько и о себѣ.