Улингерь.
[38]
Добрый рыцарь по улицѣ ѣдетъ
И чудесную пѣсню поётъ,
И поётъ онъ такъ звонко, что всюду
Отголосокъ той пѣсни идётъ.
У окошка сидѣла дѣвица
И услышала пѣсенку: «Съ тѣмъ,
Кто поётъ такъ чудесно и звонко,
Убѣгу я отсюда совсѣмъ.»
— «Коль уйдёшь ты со мною, дѣвица,
Обѣщаюсь тебя научить
Пѣть такъ звонко чудесныя пѣсни,
Что ихъ будетъ вездѣ разносить.»
Поспѣшила красавица лентой
Золотистыя кудри стянуть,
Въ серебро и парчу нарядилась,
Точно въ дальній собралася путь.
Молодую красавицу рыцарь
Закрываетъ зелёнымъ щитомъ —
И къ зелёному, тёмному лѣсу
Пробираются спѣшно вдвоёмъ.
И пришли они въ чащу лѣсную.
А въ лѣсу — ни души-то живой,
Только голубь качается бѣлый
На верхушкѣ ракиты густой:
— «Ахъ, послушай, послушай, ты, Фридбургъ!
Ахъ, душа ты дѣвица, повѣрь:
Ужь одинадцать дѣвъ онъ повѣсилъ;
Ты двѣнадцатой станешь теперь.»
— «Ахъ, послушай, послушай, Улингеръ!
Ахъ, послушай, возлюбленный мой!
Что поётъ-говоритъ бѣлый голубь
На верхушкѣ ракиты густой?»
— «Этотъ голубь клевещетъ; имъ принятъ
За другого кого-нибудь я.
Ты не вѣрь его красному клюву,
Дорогая дѣвица моя!»
Вотъ садится онъ рядомъ съ дѣвицей,
Разостлавши свой плащъ на травѣ,
Говоритъ: «Почеши-ка мнѣ кудри,
Поищи у меня въ головѣ.»
И въ глаза посмотрѣлъ онъ дѣвицѣ.
«Да о чёмъ же ты плачешь?» спросилъ:
«О покинутомъ другѣ печальномъ?
Или я невзначай огорчилъ?»
— «Я не плачу о кинутомъ другѣ,
Огорченья не сдѣлалъ ты мнѣ;
Но я вижу — большою толпою
Скачутъ всадники тамъ, въ глубинѣ.
«Ты поскачешь ли къ всадникамъ этимъ?
Ты начнёшь ли рубиться и сѣчь?
Иль останешься подлѣ подруги,
Ухватившись покрѣпче за мечъ?»
— «Не хочу я скакать къ нимъ на встрѣчу
Не хочу я рубиться и сѣчь;
Но останусь я подлѣ подруги,
Ухватившись покрѣпче за мечъ.»
И пошли они дальше; и дальше
Никого — только сосны стоятъ
И одинадцать дѣвушекъ рядомъ
На одномъ изъ деревьевъ висятъ.
Заломила тутъ руки дѣвица,
Золотыя рвётъ кудри она:
«Ахъ, никто здѣсь меня не услышитъ!
Я въ дремучемъ лѣсу — и одна!
«Но прошу я тебя, мой Улингеръ,
Но прошу я, мой рыцарь: коль здѣсь
Ты меня собираешься вѣшать,
То въ моёмъ одѣяньи повѣсь!»
— «Не проси ты объ этомъ дѣвица —
Не уважу я просьбы твоей:
Красный плащъ твой и чорное платье
Пригодятся сестрицѣ моей!»
— «Такъ прошу я тебя, мой Улингеръ,
Такъ прошу я, мой рыцарь — смотри,
Я готова! — позволь мнѣ лишь крикнуть
Разъ одинъ, много — два или три!»
— «Въ этомъ я прекословить не буду:
Среди этой глухой густоты
Ни одинъ человѣкъ не услышитъ,
Какъ бы громко ни крикнула ты.»
Первый крикъ былъ такой: «Іисусе,
Сынъ Маріи, спаси — и сюда
Поспѣши, поспѣши! А замедлишь —
Я останусь въ лѣсу навсегда!»
Крикъ второй былъ такой: «Богоматерь,
Пресвятая, спаси ты меня!
Поспѣши, поспѣши! А замедлишь —
Не прожить мнѣ на свѣтѣ и дня!»
[39]
Третій крикъ былъ такой: «Драгоцѣнный,
Милый братъ мой, спаси поскорѣй!
Поспѣши, поспѣши! А замедлишь —
Распрощаюсь я съ жизнью моей!»
Братъ дѣвицы въ ту самую пору
Выѣзжалъ на конѣ со двора:
«Мнѣ послышался голосъ знакомый,
Точно крикнула гдѣ-то сестра!»
Соколовъ онъ спускаетъ по вѣтру
И пускаетъ онъ чуткихъ борзыхъ —
И, по вѣрнымъ слѣдамъ поспѣшая,
Очутился въ трущобахъ лѣсныхъ.
— «Что ты дѣлаешь здѣсь, мой Улингеръ?
Что ты дѣлаешь, рыцарь?» — «Стою
И сплетаю я вѣтви, чтобъ послѣ
Прикрѣпить къ нимъ верёвку мою.»
— «Ты сплетаешь здѣсь вѣтви, чтобъ послѣ
Прикрѣпить къ нимъ верёвку свою;
Но тебя самого на верёвкѣ
Я повѣшу — въ томъ клятву даю.»
— «Такъ прошу я тебя, мой Фридбургеръ,
Такъ прошу я, мой рыцарь: коль здѣсь
Ты меня собираешься вѣшать,
То въ моёмъ одѣяньи повѣсь.»
— «Не проси ты объ этомъ, Улингеръ,
Не проси ты объ этомъ, злодѣй:
Красный плащъ твой и чорная куртка
Пригодятся для дворни моей.»
Щитъ зелёный онъ на руку вскинулъ
И, съ своею прекрасной сестрой,
Въ государство отца поспѣшаетъ
На конѣ изъ трущобы лѣсной.
|
|
