И тепло и спокойно 5 Въ уютномъ сидитъ погребкѣ
Въ городѣ Бременѣ.
Какъ пріятно и ясно
Въ рюмкѣ зеленой весь міръ отражается!
Какъ отрадно, 10 Солнечно грѣя, вливается
Микрокосмъ струистый
Въ жаждой-томимое сердце!
Все въ своей рюмкѣ я вижу:
Исторію древнихъ и новыхъ народовъ, 15 Турокъ и грековъ, Ганса и Гегеля,
Лимонныя рощи и вахт-парады,
Берлинъ и Шильду, Тунисъ и Гамбургъ…
А главное — образъ милой моей…
Херувимское личико 20 Въ золотистомъ сіяньѣ рейнвейна.
О милая! какъ ты прекрасна!
Какъ ты прекрасна! Ты — роза…
Только не роза ширасская,
Гафизомъ воспѣтая, 25 Соловью обрученная…
Не роза шаронская,
Священно-пурпурная,
Пророками славимая…
Не роза ты погребка 30 Въ городѣ Бременѣ…[2]
О! это роза изъ розъ!
Чѣмъ старше она, тѣмъ пышнѣе цвѣтетъ,
И я упоенъ
Ея ароматомъ небеснынъ — 35 Упоенъ — вдохновленъ — охмѣленъ…
И не схвати меня
За вихо́ръ погребщикъ,
Я навѣрно подъ столъ бы свалился!
Славный малый! Мы вмѣстѣ сидѣли
И пили какъ братья.
40 Мы говорили о важныхъ, тайныхъ предметахъ,
Вздыхали и крѣпко другъ друга
Сжимали въ объятьяхъ,
И онъ обратилъ меня
На истинный путь… Я съ нимъ пилъ 45 За здравіе злѣйшихъ враговъ,
И всѣмъ плохимъ поэтамъ простилъ,
Какъ и мнѣ простится со временемъ…
Я въ умиленіи плакалъ, и вотъ наконецъ
Передо мною отверзлись 50 Врата спасенья… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Слава! слава! Какъ сладостно вѣютъ
Вокругъ меня пальмы вефильскія! 55 Какъ благовонно дышатъ
Мирры хевронскія!
Какъ шумитъ свящевный потокъ
И кружится отъ радости!
И самъ я кружусь… и меня 60 Выводитъ скорѣе на воздухъ,
На бѣлый свѣтъ — освѣжиться —
Мой другъ погребщикъ, гражданинъ
Города Бремена.
Ахъ, мой другъ погребщикъ! погляди! 65 На кровляхъ домовъ все стоятъ
Малютки крылатые…
Пьяны они — и поютъ…
А тамъ — это яркое солнце —
Не красный ли съ пьяну то́ носъ… 70 . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И около этого краснаго носа
Не съ пьяну-ль весь міръ кружится?
