Ян Денборог (Сырокомля; Пальмин)/1879 (ДО)

Янъ Денборогъ
авторъ Владислав Сырокомля, пер. Лиодор Иванович Пальмин

Оригинал: польск. Urodzony Jan Dęboróg. — Перевод созд.: 1854.

ПРОЛОГЪ.

О, Литва моя святая, о мой край родной,
Милы мнѣ твои пустыни, твой просторъ глухой!
Не приглядно и не пышно смотритъ глушь твоя,
Не напомнишь ты собою южные края,
Гдѣ въ поляхъ земнаго рая роскошь и краса,
Гдѣ оливою и миртомъ заросли лѣса.
Гдѣ въ сіяющей лазури тонутъ выси горъ
И чаруютъ красотою пораженный взоръ.
Тамъ каскады и озера... столько чуда въ нихъ,
Что рисуютъ на картинкахъ итальянцы ихъ
И по ярмаркамъ развозятъ, чтобъ прельщать народъ...
Нѣтъ въ тебѣ, мой край родимый, нѣтъ такихъ красотъ!
Небеса твои безъ блеска, сумраченъ твой видъ,
И очей питомцевъ юга онъ не поразитъ...
Не сверкаетъ въ водопадахъ рѣкъ твоихъ волна,
А въ лѣсахъ твоихъ осина, ольха, да сосна...
Не отесаны и грубы бревна избъ твоихъ.
Ветхи кровли изъ соломы, мохъ растетъ на нихъ,
А подъ кровлями твоими простъ и дикъ народъ,

На него взглянувши, скажутъ: „трехъ не перечтетъ“.
Если-жъ въ глубь твою, о, край мой, зорче кинуть взглядъ,
Неожиданно въ ней встретишь драгоцѣнный кладъ:
Цвѣтъ чудесъ, фрегатъ британскій, баловень волны,
О, Литва родная, срубленъ изъ твоей сосны!
Бѣдный сынъ твоихъ селеній проливаетъ потъ,
Чтобъ въ блистательной Европѣ накормить народъ...
Шляхтичъ, вскормленный тобою, въ страхѣ не бѣжалъ
Ни отъ Турокъ въ Вѣнскомъ боѣ, ни съ Мадридскихъ скалъ.
Мирно Нѣманъ катитъ волны вдоль родныхъ луговъ,
Тихоструйный, не опасный челнокамъ пловцовъ;
Мирно лѣтомъ носитъ лодки на волнахъ своихъ,
А зимой въ оковахъ дремлетъ, крѣпкихъ, ледяныхъ.
Не реветъ онъ съ грозной силой, не бушуетъ онъ,
Такъ покоренъ, такъ послушенъ, съ виду такъ смиренъ.
Но не вѣрь волнамъ покорным... подожди — блеснетъ
Лучъ весны, и онъ оковы гнѣвно разорветъ...
Вотъ проснулся, грозный, мощный... знаетъ онъ враговъ.
Вдоль прибрежія трепещутъ хаты рыбаковъ...
Залитъ выгонъ... вторитъ эхо страшный ревъ въ лѣсахъ...
Мигъ еще... и все погибнетъ, пропадетъ въ волнахъ...
Но не помнитъ зла онъ долго, мигъ - и гнѣвъ забытъ.
Такъ и страсть въ душѣ Литвина иногда кипитъ:
Здѣсь, гдѣ небо такъ угрюмо, вѣчно холода,

Страсти пламенной и бурной будто нѣтъ слѣда,
Будто здѣсь отъ вѣка дремлетъ, сномъ объятъ народъ,
Словно жизнь, однообразной чередой плыветъ,
Такъ Литвинъ поникъ главою, сумрачный на видъ...
Но взгляни-ка въ жизнь поглубже, поразвѣдай бытъ.
Разспроси у старожиловъ, у молвы людской,
И подъ маской, облеченной въ мертвенный покой,
Ты прочтешь въ чертахъ холодныхъ мысли жгучій слѣдъ.
Да! порой кипучей страстью и Литвинъ согрѣтъ:
Тутъ мужская грудь клокочетъ въ боевомъ огнѣ,
Тамъ трепещуть перси дѣвы пылко въ тишинѣ,
Здѣсь морщины повѣствуютъ о давно быломъ...
Чередомъ: съ бокаломъ, съ саблей, съ плугомъ и крестомъ,
То въ резне междоусобной стародавнихъ дней,
То въ семье патріархально, посреди дѣтей;
То въ молитвѣ, то далеко, средь чужихъ равнинъ
Посѣдѣвъ отъ приключеній, жизнь провелъ Литвинъ.
Сколько ихъ!.. и самъ едва ли могъ бы перечесть.
Много дивнаго порою въ тѣхъ разсказахъ есть:
То кровавый страшный случай... слушать — духъ замретъ,
То отъ хохота рискуешь надорвать животъ...
Что ни шагъ - въ Литвѣ событій можно слѣдъ найти:
Холмъ ли, груда ли развалинъ, крестъ ли при пути,
Столбъ, часовня, или даже постоялый дворъ, —

Все здѣсь памятникъ старинный и съ давнишнихъ поръ
Любопытнаго такъ много о Литвѣ даетъ...
Сколько-жъ, сколько тѣхъ преданiй даромъ пропадетъ,
Промелькнетъ, какъ не бывало, въ жизни безъ слѣда.
И для свѣта и потомства сгинетъ навсегда!
Грустно! грустно! Нѣтъ гусляровъ на Литвѣ моей!
Запорожье же воспѣли струны кобзарей!
Отчего-жъ, Литва родная, нѣтъ пѣвцовъ твоихъ?
Отчего же не раздастся вѣщий голосъ ихъ,
И къ потомству не польется съ звонкою игрой
Дорогихъ воспоминаній вѣковѣчный рой?
Ахъ, Литвина даромъ песни Богъ не одарилъ:
Камень — памятникъ въ отчизнѣ пѣсню замѣнилъ.
Что же въ камнѣ? Онъ погибнетъ, онъ во прахъ падетъ.
Можетъ быть, пойдетъ на жерновъ... мохомъ заростетъ.
И преданіе погибло... А для струнъ пѣвца
Что за творческое поле, поле безъ конца -
Пѣть кресты, курганы наши и гроба князей
Отъ Мендоговой эпохи и до нашихъ дней.
Отъ старинной Кревской башни, гдѣ Кейстутовъ прахъ,
И до Припети и Шчары, гдѣ на берегахъ
Рядъ крестовъ по утонувшимъ въ глубинѣ речной
Чудныхъ розсказней по селамъ вызываетъ рой.
Сколько сладости волшебной есть въ сказаньяхъ тѣхъ!
Въ нихъ порою скорбь и слезы, а порою смѣхъ...
Оживи послушной пѣснью рой минувшихъ дней
И тайникъ души литовской развернется въ ней!

^* _* ^*

Вотъ одно изъ тѣхъ преданій я, читатель мой,
Разверну въ картинѣ вѣрной, нынѣ, предъ тобой.
Хоть его облекъ я въ рифмы, но не бойся ты.
Рифма въ немъ не исказила ни одной черты.
Все я вѣрно и правдиво передамъ стихамъ.
Что повѣдалъ именитый Янъ Денборогъ самъ
Мнѣ о ротмистрѣ почтенномъ, какъ изъ тьмы могилъ
Возставалъ онъ и вампиромъ много лѣтъ бродилъ,
Какъ Денборогъ съ Брохвичами велъ старинный споръ,
Какъ былъ набоженъ почтенный ксендзъ-дефиниторъ,
Какъ высокъ онъ былъ въ ученьи и трудахъ своихъ
(Жаль, священиковъ немного встрѣтится такихъ),
Словомъ, цѣлое преданье о давно быломъ,
Какъ увидишь, мой читатель, ты и самъ потомъ,
Разсказалъ мнѣ Янъ Денборогъ какъ-то разъ на дняхъ,
Въ первый разъ со мною встрѣтясь. У него въ очахъ
И ума, и благородства яркiй лучъ сверкалъ.
По осанкѣ чистый шляхтичъ... А теперь онъ сталъ
Обывателемъ осѣдлымъ, мужемъ и отцомъ.
А разсказъ его правдивъ ли - какъ узнать о томъ?
Всю ответственность, читатель, я съ себя сложилъ,
И, чтобъ знали, что ни слова я не исказилъ
Въ томъ, что мнѣ сказалъ Денборогъ, — весь его разсказъ
Я вполнѣ его словами передамъ сейчасъ.

I.
Подъ звѣздою благородной
Вышелъ нашъ старинный родъ.
Намь Полѣсье край природный,
Тамъ нашъ гербъ стяжалъ почетъ.
Божья власть всегда хранила
Нашихъ дѣдовъ и отцовъ.
Въ старомъ родѣ нашемъ было
Много добрыхъ молодцовъ.
Шляхта мелкая, конечно,
Но жила себѣ безпечно,
Тяжбы по просту вела,
Кое-какъ съ грѣхомъ писала,
Добрыхъ ратниковъ давала
И границы стерегла.
Будто маку въ огородѣ,
Такъ головъ въ ней удалыхъ,
Всѣ извѣстны; въ нашемъ родѣ
Много лицъ и должностныхъ,
Но чины не громки ихъ:
Ротмистръ, иль обозный скромный,
Новгородскій чашникъ темный...
Но никто въ гербѣ своемъ,
Даже съ дальнею роднею,
Не блеснулъ ни булавою,
Ни епископскимъ жезломъ...

Въ щитъ нашъ скромный безъ затѣи
Этотъ luxus^[1] не входилъ:
Гербъ нашъ дѣдовский носилъ
Просто знамя да трофеи.
Шлемъ, беретъ ксендза порой...
Древній нашъ начальникъ рода
Въ Вильнѣ былъ подвоевода
И въ эпоху, какъ страной
Правилъ Храбрый или Ваза.
Депутатомъ былъ два раза.
А при родичахъ такихъ
Чѣмъ гордиться намъ тщеславно?
Кромѣ-жъ подвиговъ своихъ.
Былъ нашъ предокъ достославный.
Какъ шелъ говоръ межъ людьми,
Curtum visum^[2], чертъ возьми!
Потому намъ не охотно
Вспоминать его порой.
Но у насъ слыветъ почетно
Ротмистръ панцырный, герой.
Что, грозя въ сраженьи яромъ
Гайдамакамъ и татарамъ,
Пулей въ голову убитъ
На кровавомъ, бранномъ полѣ.
А преданіе гласитъ,
Что въ своей послѣдней волѣ
Завѣщалъ онъ смертный прахъ

Схоронить въ родныхъ мѣстахъ.
Но не въ склепѣ, не во храмѣ.
А на нивѣ, межъ полями,
Гдѣ съ сосѣднею землей
Столбъ граничитъ межевой.
Онъ велѣлъ, чтобъ надъ могилой
И курганъ былъ вознесенъ,
Чтобы вѣкъ извѣстно было,
Гдѣ покойный погребенъ.
Волю ротмистра почтили.
И свершенъ его завѣтъ.
Вотъ уже его могилѣ
Миновало триста лѣтъ.
А его не забываютъ,
И старикъ, и молодой,
Всѣ его могилу знаютъ —
Холмъ съ высокою травой.
Къ той межѣ сосѣди были
Уваженіемъ полны
И рубежъ могильный чтили
Съ отдаленной старины.
Самовластною рукою
Не рѣшался ни одинъ
Нашей нивы за межою
Захватить хотя аршинъ.
Знали: ротмистръ изъ гробницы
Стережетъ свои границы.

II.
Мы сосѣдей тѣхъ не знали, помню съ дѣтства я,
Ихъ чуждалась постоянно вся семья моя.
И гостями никогда ихъ домъ нашъ не видалъ.
Мой отецъ хотя бы словомъ ихъ не вспоминалъ,
И два дома, что такъ близко были межъ собой
Раздѣлилъ на вѣки ротмистръ гробовой межой.
Помню я еще ребенкомъ, какъ въ дому у насъ
Было шумно, если гости были въ немъ подчасъ.
Тутъ вкругъ матери, бывало, тамъ вокругъ отца
Стукъ оружій, звонъ бокаловъ, говоръ безъ конца.
Яркихъ блещущихъ нарядовъ вился рой кругомъ,
Какъ цвѣты, колеблясь въ полѣ съ легкимъ вѣтеркомъ.
Радъ отецъ гостямъ веселымъ, и вино, и медъ
Льетъ имъ въ кубки и радушно разговоръ ведетъ.
За виномъ и медомъ веселъ и шутливъ онъ былъ
И о Троцкомъ воеводѣ говорить любилъ,
При которомъ, по примѣру шляхты прежнихъ дней,
Прожилъ онъ лѣта былыя юности своей.
Весь, бывало, просвѣтлѣетъ.... Если-жъ кто-нибудь
Къ слову вздумает сосѣда вскользь упомянуть,
Или ротмистра могилу - поблѣднѣетъ онъ.
Будто вдругъ воспоминаньемъ тяжкимъ удрученъ...
Словно тучею затмится омраченный ликъ,
Брови сумрачно нахмуритъ, замолчитъ старикъ
И съ досадой станетъ губы чуть не въ кровь кусать,

Если-жъ кто про воеводу помянетъ опять.
Вновь отецъ развеселится, гнѣвъ свой позабывъ.
И пируетъ беззаботно, веселъ и шутливъ.

Наконецъ сосѣдъ нашъ умеръ. Странно, отчего?
Но отецъ мой, что при жизни не любилъ его.
Только умеръ онъ, молится по усопшемъ сталъ,
Будто долгъ свой исполняя, нищимъ подавалъ...
Поминанье заказалъ онъ и, какъ ночь, угрюмъ.
Ото всѣхъ скрывался долго, полный мрачных думъ.
Кто, бывало, изъ сосѣдей, помню я, умретъ,
Мой отецъ спѣшитъ сейчасъ же утѣшать сиротъ.
Ихъ страданье раздѣляя теплою душой,
Обласкаетъ дѣтокъ малыхъ, говоритъ съ вдовой,
Самъ устроитъ погребенье и на свой же счетъ,
И о Троцкомъ воеводѣ скажетъ анекдотъ.
А теперь хотя и много сокрушался онъ,
Но къ сосѣдямъ не поѣхалъ править похоронъ.
И кипѣлъ ужаснымъ гнѣвомъ, будто самъ не свой,
Если кто при немъ сосѣда поминалъ порой.
Разъ, увидя, что какъ будто гнѣвъ отца остылъ,
Я слегка и осторожно у него спросилъ:
Почему онъ, вѣчно добрый и любившій всѣхъ,
Былъ упоренъ въ долгомъ гнѣвѣ на сосѣдей тѣхъ?
Отчего, когда такъ силенъ этотъ гнѣвъ въ немъ былъ,
Онъ покойнаго сосѣда поминалъ и чтилъ?
Отчего, при всемъ при этомъ, онъ не позволялъ,

Чтобь хоть слово про сосѣда кто-нибудь сказалъ?
Тутъ отецъ мой побагровѣлъ, поблѣднѣлъ потомъ.
— „А тебѣ какое дѣло спрашивать о томъ?“
Закричалъ онъ. - „ты мальчишка, и молчи, пока
„Подростешь и поумнѣешь, глупая башка...
„Да извѣдай прежде розогъ не одинъ пучекъ.
„Вотъ тогда тебѣ и самъ я все скажу, дружокъ...
„А теперь одно покамѣстъ заруби на лбу:
„Ни сосѣдъ, ни я, ни дѣды, спящіе въ гробу,
„А прапрадѣды имѣли распрю межъ собой
„И потомкамъ завѣщали споръ старинный свой,
„До тѣхъ поръ, пока чредою цѣлый рядъ вѣковъ
„На щитахъ шляхетскихъ нашихъ не сотретъ гербовъ.
„Много лѣтъ промчится прежде и умретъ людей,
„Чѣмъ Денборогъ примирится съ родомъ Брохвичей,
„И о ссорахъ стародавнихъ отъ отцовъ къ дѣтямъ,
„А отъ нихъ до внуковъ память перейдетъ къ вѣкамъ!..
„Если-жъ кто-нибудь бы въ родѣ... Ахъ, и слова нѣтъ!..
„Что бы Троцкій воевода, что-бъ сказалъ въ отвѣтъ,
„Если-бъ смѣло такъ мальчишка сталъ отца пытать?
„Ничего-то ты несмыслишь и изволь молчать!!."

III.
Скоро я выросъ, гуляя на волѣ.
Усикъ подъ смуглымъ румянцемъ чернѣлъ...
Время и въ школу уже, но о школѣ

Даже и думать отецъ не хотѣлъ.
И говорилъ онъ порою сердито:
— „Вотъ наступили теперь времена!
„Что ужъ за школа, гдѣ нѣтъ езуита?
„Тамъ не наука, а глупость одна!
„Сгибли и вѣра, и набожность нынѣ.
„Нововведенья по школамъ идутъ.
„Нѣтъ ни Альвара тамъ, нѣтъ ни латыни,
„А безъ латыни ребенку капутъ!
„Ксендъ езуитъ въ наши годы, бывало,
„Вмѣстѣ съ латынью страхъ Божій вселялъ.
„Мудрость благая за то процвѣтала
„Нынѣ-жъ развратъ въ цѣломъ свѣтѣ насталъ.
„Прадѣды наши душою сіяли,
„Вкругъ разливая и мудрость, и свѣтъ...
„Нынѣ-жъ безъ розги конецъ и морали,
„Скоро латыни исчезнетъ и слѣдъ...
„Сына я отдалъ бы въ ту же минуту.
„Богъ только видитъ, что пусто въ казнѣ...
„Бѣдностью путь прегражденъ къ институту.
„Школы-жъ церковной не хочется мнѣ:
„Вѣкъ не живали вѣдь мы по мѣщански,
„Даже, какъ помню я, въ дѣтскихъ годахъ:
„Насъ и пороли то чисто по-пански:
„На настоящихъ персидскихъ коврахъ...
„Нынѣ-жъ... наслѣдникъ мой... злая кручина!..
„Гдѣ я найду въ ней желанный исходъ?

„Съ прадѣда къ дѣду, съ отца и до сына
„Все то бѣднѣетъ, бѣднѣетъ нашъ родъ!
„Чѣмъ за ученье твое заплачу я?..
„А вѣдь пора... Можетъ, намъ бы помогъ
„Ксендзъ-дефиниторъ? Его попрошу я.
„Пусть-ка тебя онъ поучитъ, дружокъ...
„Такъ-то до школы своей чередою
„Вѣру святую, латынь изучай:
„Я-жъ раздобудусь, быть можетъ, казною,
„И езуиты вернутся въ нашъ край“.

IV.
Домикъ ксендза былъ въ окрестности близкой:
Бѣдная хатка: надъ кровлею низкой
Крестикъ вѣщалъ прихожанамъ, что тутъ
Божьяго пастыря скромный пріютъ.
Ксендзъ-дефиниторъ, святой и маститый,
Старецъ сѣдой, дворянинъ родовитый,
Изъ монастырскаго храма пришелъ.
Взялъ подъ опеку убогій костелъ
И, не гнушаясь крестьянской работой,
Самъ обработывалъ землю съ охотой.
Помню, бывало, какъ старецъ святой,
Только заря въ небесахъ заалѣетъ,
Въ полѣ работаетъ, пашетъ и сѣетъ
Или читаетъ молитвеникъ свой.

Были прислугой его неизмѣнной
Дѣды хромые костельные два.
Часто, бывало, священникъ почтенный
Въ рощу самъ ѣдетъ и колетъ дрова,
Ведра съ водой изъ колодца таскаетъ,
Или кладбище обводитъ плетнемъ.
И за работою гимнъ напѣваетъ.
Кто-жъ захотѣлъ бы помочь ему въ чемъ,
Вѣчно откажется, трудъ продолжая.
Скажетъ: "спаси тебя небо, мой сынъ.
„Есть у тебя вѣдь работа другая.
„Я же, мой милый, управлюсь одинъ".
Такъ-то онъ, вѣчно исполненъ мольбою.
Сѣетъ и пашетъ усердной рукою.

Лучше на нивѣ его и спѣлѣй
Зрѣютъ колосья и жита, и проса,
Если-жъ онъ вышелъ на лугъ для покоса,
Значитъ, что вёдро на нѣсколько дней.
Опытъ его долговременной жизни
Каждый оракуломъ вѣрнымъ считалъ;
Дорогъ ли хлѣбъ, урожай ли въ отчизнѣ,
Все онъ заранѣе всегда предрекалъ.
Что-жъ, и не странно: онъ зоркое око
Къ тверди небесной всегда возносилъ,
Мыслями въ небо проникнулъ глубоко,
Таинствъ природы свидѣтелемъ былъ.

Даже и ангелъ незримый порою
Что-нибудь старцу, быть можетъ, шепталъ...
Если въ костелѣ онъ пѣлъ предъ толпою,
Голосъ его прихожанъ умилялъ.
Будто Апостолъ, порой въ воскресенье
Паствѣ простое давалъ поученье.
Иль о Спасителѣ ей говорилъ:
"Какъ безъ сіянія горняго свѣта
"Кроткiй и благостный сынъ Назарета
"Любящимъ братомъ для грѣшниковъ былъ.
"Жилъ милосердый Господь съ бѣдняками,
„Съ грѣшными вмѣстѣ трапезу дѣлилъ,
„Былъ ко кресту пригвожденъ палачами
„И въ человѣческомъ гробѣ почилъ.
"Богъ снизошелъ къ человѣку смиренно,
"Чтобы возвысить до неба его.
„Шляхтичъ же гордый кичится надменно
"Суетнымъ блескомъ герба своего...
"Богъ человѣкомъ сталъ, - онъ же не можетъ...
"Ближнихъ не видитъ въ крестьянахъ своихъ,
"Суетный стыдъ его душу тревожитъ,
"Если взойдетъ онъ въ сообщество ихъ...
"Паны въ излишествахъ тонутъ порою.
"Часто жъ съ виномъ драгоцѣнный бокалъ,
"Сколько онъ стоитъ, - своею цѣною
"Бѣдныхъ бы хлѣбомъ весь годъ пропиталъ...
"Изъ пустяковъ, изъ бездѣлицы жалкой

„На ножъ готовы паны межъ собой.
"А мужичка не слыхать и подъ палкой,
„Будто бы нѣтъ ему чести людской!...
Такъ-то, бывало, безстрашно и смѣло
Речь дефинитора въ храмѣ гремѣла.
Но въ поученьяхъ его никогда
Не прорывались ни гнѣвъ, ни вражда.
Къ братьямъ за братьевъ вѣщалъ онъ съ мольбою,
Или молилъ небеса за людей.
Не проклиналъ онъ, но теплой слезою
Взоры сверкали изъ кроткихъ очей.
Шляхта усы въ нетерпѣньи крутила,
Слыша укоры... а, впрочемъ, толпой
Къ исповѣдальнѣ его приходила.
Столько въ немъ истины было святой!
Прежде, чѣмъ дастъ онъ грѣховъ отпущенье,
Всю-то онъ душу, бывало, прочтетъ,
Тайные помыслы, думы, стремленья...
Столько возвышенной вѣры вдохнетъ,
Столько надежды, любви благородной
Въ душу вольетъ онъ, что, если бы въ ней
Камень холодный былъ, камень безплодный,
Все же бы слезъ заструился ручей...
Послѣ бесѣды съ нимъ дѣлался каждый
Чище, свѣтлѣе и выше душой,
Полонъ къ добру былъ священною жаждой,
Полонъ былъ къ ближнимъ любовью святой.

Чудное сердце! Забуду-ль тебя я?
Ты пламенѣло, какъ жертва святая!..

Часто къ сосѣдямъ ходилъ онъ пѣшкомъ,
Только что сумерекъ мгла упадала.
И по соломенной шляпѣ, бывало,
Всѣ узнавали его вечеркомъ.
По полю бѣгалъ, нерѣдко видали,
Вслѣдъ за стопами святаго отца
Песъ его, - Servus^[3], какъ помнится, звали,
Бѣлый, кудлатый, какъ будто овца.
Такъ-то ходилъ онъ неспѣшной стопою,
Въ полѣ цвѣты собирая порою.
Равно онъ съ помощью теплой своей
И по чертогамъ ходилъ, и по хатамъ,
Пану и хлопу былъ истиннымъ братомъ,
Будто звѣно въ братней цѣпи людей.

V.
Ксендза образцомъ духовенства считали,
Отецъ мой прекраснѣйшій былъ человѣкъ.
Но странно одно, какъ всегда замѣчали,
Что оба другъ съ другомъ не ладили вѣкъ.
Отецъ ѣздилъ въ городъ, бывало, молиться,
Ксендзъ не былъ у насъ съ незапамятныхъ поръ,
Когда жъ у сосѣдей случалось сходиться,

Всегда полатыни вели разговоръ.
„Почтеннѣйшій пастырь“! ксендза вспоминая.
Отець мой, бывало, о немъ говорилъ. —
"Но такъ приросла къ нему ряса святая,
"Что гоноръ шляхетскій онъ вовсе забылъ...
„Изволите видѣть... терпѣнью да вѣрѣ
"Все учитъ онъ, я же спокоенъ душой...
„Въ статутъ заглянулъ онъ по крайней бы мѣрѣ...
„Знакомъ коротко я съ четвертой главой.
"О давности ясное тамъ положенье:
„Просрочитъ когда десять лѣтъ человѣкъ,
„То всѣ по закону права на имѣнье
"И онъ, и потомки теряютъ на вѣкъ.
„А здѣсь же, когда обратимся к началу,
"Десятая давность, быть можетъ, прошла.
"Отъ дѣдовъ шло къ правнукамъ мало по малу,
„И память о прежнемь давно умерла.
"Все то, что отцами завѣщано было,
„Отдать нерушимо я долженъ дѣтямъ,
"Могила же ротмистра прежде служила
„И вѣчно послужитъ границею намъ.
„Во вѣкъ, не дадутъ, до кончины вселенной
„Денборогъ и Брохвичъ другъ другу руки,
"Но требуетъ ксендзъ дефиниторъ почтенный,
"Чтобъ землю я отдалъ до самой рѣки...
"Вѣка миновали съ тѣхъ поръ чередою,
"А я виноватъ ли въ раздѣлѣ земли?

"Дѣлились прапрадѣды между собою
"И тяжбу о нивѣ сосѣдней вели.
"Пусть прадѣдовъ нашихъ самъ Богъ разбираетъ:
"Кто правъ, Онъ разсудитъ, и кто виноватъ.
"У Господа въ царствѣ, быть можетъ, лобзаетъ
"Давно ужъ Денборога Брохвичъ, какъ братъ...
"На свѣтѣ же иначе между живыми...
„Отъ чести шляхетской отступите ль вы?
„А ксендзъ, убѣждая словами святыми,
"Склоняетъ всегда меня въ пользу вдовы.
"Про церковь твердитъ и приводитъ къ смиренью,
"Чтобъ землю я Брохвичамъ отдалъ... Да нѣтъ!...
"А все же вотъ скоро ему, къ сожалѣнью,
"Я долженъ снести и поклонъ, и привѣтъ...
"Святому отцу поклониться придется,
"Чтобъ сына въ науку онъ взялъ, а притомъ,
"По истинной правдѣ — не скоро найдется
"Учитель съ такимъ просвѣщеннымъ умомъ...
"Еще по Альвару учился латыни,
"Любви же―отъ благости неба самой!..
"Ученый, усердный къ труду и святынѣ,
„Ну, точно Францишекъ Ксаверій святой...
"Ахъ, какъ бы отдать къ нему сына прекрасно...
"Онъ сердце и душу ему просвѣтитъ.
"Идти, попросить бы... да только опасно...
"Ну что, какъ откажетъ? Одинъ только стыдъ"...
Отецъ самъ съ собой такъ боролся упрямо.

Что жъ, картъ не спросить ли? Что скажутъ онѣ?
Гадать сталъ на картахъ онъ: тузъ... король... дама...
И карты успѣхъ предсказали вполнѣ.

VI.
Ксендзъ съ радушіемъ сердечнымъ просьбу услыхалъ
И, обнявъ меня съ любовью, ласково сказалъ:
"Оставайся, мальчикъ, съ Богомъ, радъ дѣлить съ тобой
"Все, что Господомъ дано мнѣ - и достатокъ мой,
„И познанія, хоть ими я и не богатъ.
"Всѣмъ охотно поделиться я съ тобою радъ.
„Только вотъ что, панъ, - отцу онъ дальше продолжалъ,
"Два грѣха въ шляхетскихъ дѣтяхъ я порой встрѣчалъ:
"Спѣсь и лѣность... у меня же здѣсь уставъ другой:
"Мы ѣдимъ въ трудѣ усердномъ хлѣбъ насущный свой.
"Всѣ въ дому моемъ убогомъ сознавать должны,
"Что всѣ люди въ Божьемъ мірѣ межъ собой равны...
„У меня и знатный шляхтичъ, и бѣднякъ простой -
"Братья кровные и дѣти всѣ семьи одной...
„Всѣ мы въ мірѣ служимъ Богу, всѣ рабы ему,
"Имя пана неизвѣстно у меня въ дому.
"Ты со слугами обѣдать будешь, милый мой,
"Старика хромаго въ церкви замѣнять порой,
"Мнѣ же въ потѣ за работой будешь помогать,
„Буду жать я, ты жъ въ колосья станешь рожь вязать.
„А чтобъ въ полѣ не скучать намъ, то съ собой возьмемъ

„Мы Виргиліевы оды, вмѣстѣ съ букваремъ...
"А какъ славно съ ломтемъ хлѣба, съ кринкой молока
„Подъ копною въ знойный полдень отдохнуть слегка.
"Межъ колосьевъ, на просторѣ вольномъ, полевомъ,
"И titire tu patule^[4] прочитать вдвоемъ.
"Въ полѣ сельскія эклоги лучше и милѣй.
„Тотъ, кому держать придется власть въ рукѣ своей,
„Самъ короче ознакомясь съ полевымъ трудомъ,
"Съ меньшей яростью, быть можетъ, будетъ бить кнутомъ.
"Если жъ съ челядью онъ вмѣсть самъ пойдетъ съ сохой,
„Будутъ борозды ровнѣе...

VII.
— „Эхь, отець святой,
(Мой отецъ прервалъ, давъ волю гнѣву своему)
„Нѣтъ-съ, изволите ли видѣть, - не бывать тому!
„Трудъ—прекраснѣйшее дѣло, правда ваша рѣчь,
"Только сынъ шляхетскiй долженъ строго честь беречь
"Посреди дѣтей плебейскихъ челяди простой.
"Помню, съ Троцкимъ воеводой случай былъ такой:
"На полѣсьи при озерахъ, въ камышахъ густыхъ
„Утки водятся стадами. Тамъ безъ счета ихъ.
"Вотъ однажды воеводѣ какъ-то мысль пришла
"Поохотиться, - двѣ лодки тотчасъ изъ села
"Снарядили, и въ дорогу; въ челнокѣ одномъ
"Панъ Бѣлина съ доѣзжачимъ и со мной втроемъ,

„А въ другомъ, въ которомъ сгнили ветхiе бока,
"Воевода самъ поѣхалъ, песь, да два стрѣлка.
"Только отплыли мы дальше, - чуткiй песъ въ челнѣ
"Вдругъ почуялъ стадо утокъ гдѣ-то въ сторонѣ,
"И безъ спроса своевольникъ прыть изъ челнока
"Прямо въ воду, лишь пронюхалъ дичь издалека...
"Старый челнъ перевернулся и ужъ тонетъ вмигъ...
"Утопаетъ воевода... вкругъ и вопль, и крикъ...
„Разгулялся буйный вѣтеръ, въ бурной пѣнѣ волнъ
"Всѣ охотники исчезли, гдѣ-то скрылся челнъ,
"Лишь зеленая бекеша блещетъ серебромъ,
"То бекеша воеводы... Не былъ онъ пловцомъ,
"Толщина его тянула къ страшной глубинѣ...
"Но, какъ рыба, полѣсянинъ легокъ на волнѣ...
"Вотъ охотники воюютъ дружною толпой
"И руками, и ногами съ грозною волной,
"Изъ пучины выплываютъ смѣло и легко,
„А одинъ тутъ - сынъ Кирилы, именемъ Грыцко,-
"Показался изъ пучины, поплылъ, отдохнулъ,
„И въ мгновенье ока снова въ глубину нырнулъ;
"Воеводу мигомъ за чубъ ловко онъ схватилъ,
„А ужъ тотъ, какъ трупъ недвижный, бездыханенъ былъ.
"Всѣ мы вплавь къ нему пустились, стали помогать,
„Тѣло на берегъ втащили, и давай качать.
"Изъ него, какъ изъ боченка, льетъ ручьемъ вода,
"Но какъ въ трупѣ бездыханномъ, жизни нѣтъ слѣда.
„Много было тутъ и муки, и тревоги намъ.

"Наконецъ, вздохнувъ, онъ руки поднялъ къ небесамъ.
"И хотя едва едва въ немъ жизни лучъ горѣлъ.
"Ho Te Deum laudamus^[5] тихо онъ запѣлъ
„И отправился до замка на плечахъ стрѣлковъ,
„А на утро по купаньи былъ совсѣмъ здоровъ.
„Задалъ пиръ онъ намъ.
Когда же, сидя за виномъ,
„Разсказали воеводѣ все мы чередомъ:
„Какъ челнокъ перевернулся, какъ онъ утопалъ,
„Какъ Грыцко его въ пучинѣ бурной догонялъ,
„Наконецъ, какъ (слава небу) онъ, отваги полнъ,
„За хохолъ схвативши, пана вытащилъ изъ волнъ,
„— Какъ! (тутъ вскрикнулъ воевода въ гнѣвѣ, самъ не свой)
„Смѣлъ мнѣ волосы схватить онъ хамскою рукой!..
„Смѣлъ онъ съ Троцкимъ воеводой обращаться такъ!
„Закатить ему сто розогъ! Чтобъ впередъ смѣльчакъ
„Зналъ, что шляхты кровь священна... чтобъ впередъ
онъ былъ
„Осторожнѣе въ поступкахъ и чтобъ не забылъ,
„Что въ огнѣ горитъ ли шляхтичъ, тонетъ ли въ водѣ,
„Но волосъ его не смѣетъ тронуть онъ нигдѣ...
„Наконецъ, остылъ и по лбу онъ рукой провелъ.
— „Но, меня неблагодарнымъ чтобъ никто не счелъ, —
„Пусть теперь онъ станетъ вольнымъ... управитель мой
„Надѣлитъ его отнынѣ лучшею землей...
„Знайте всѣ его собратья, что одинъ изъ васъ,

„Удостоясь славной чести, воеводу спасъ.
„А что чубъ схватилъ мнѣ хамской онъ рукой своей.
„Дать ему за то сто розогъ, да считать вѣрнѣй..."
„Такъ Грыцко былъ знатно выдранъ за поступокъ свой.
„Намъ же-шляхтѣ воевода далъ урокъ благой.
„Какъ беречь гербовный блескъ нашъ... Эхъ, святой отецъ!
„Бросьте дикiя стремленья, бросьте наконецъ...
„Какъ! шляхетскаго ребенка съ хамами равнять!
„Нѣтъ, ужъ это извините... Сына наставлять,
„Обучать его латыни, мудрости святой, -
„Это все прекрасно... только, если Янко мой
„Будетъ съ хамскими дѣтями вмѣстѣ ѣсть и пить
„И латынь въ кругу холопскомъ на снопахъ учить,
„Отъ такой латыни Боже сохрани его!..
„Лучше дома я оставлю сына моего,
„Лучше глупымъ, неученымъ пусть растетъ въ дому,
„Только пусть онъ не измѣнитъ роду своему!..

VIII.
—„Я пѣсни шляхетскiя эти слыхалъ,"—
Тутъ ксендзъ, улыбнувшись, но грустно сказалъ,—
„Панъ Павелъ!" Что дальше они говорили,
Уже непонятны мнѣ рѣчи ихъ были,-
Они по латыни вели разговоръ.

Шумѣли, кричали другъ другу въ упоръ,
Трясли головами, руками махали.
Часъ цѣлый проспорили жарко, потомъ
Противники руки другъ другу пожали,
Усѣвшись за пивомъ и добрымъ кускомъ.
Отецъ мой, какъ видно, смирился душою,
Ксендзу подчинившись хотя и съ трудомъ.
"Concedo"^[6] сказалъ онъ, махнувши рукою,
"Пусть такъ, я съ тобою согласенъ во всемъ.
"Теперь я ксендзу отдаю тебя въ руки",-
Сказаль мнѣ отецъ, - „повинуйся ему,
„Прилежно предайся труду и наукѣ.
"Пусть гоноръ тебя побуждаетъ къ тому.
"Не будь же лѣнивцемъ иль баловнемъ сквернымъ,
"Ксендзу potestatem я отдалъ paternam...“^[7]
Отецъ тутъ пошарилъ въ карманѣ своемъ,
Я обмеръ - онъ вытащилъ плетку съ ремнемъ,
На блюдѣ ксендзу черезъ столъ подавая.
Орудіе страшное тотъ принимая,
Съ улыбкою вымолвилъ: "пане, она,
"Какъ я полагаю, не будетъ нужна“.

IX.
Чертъ не такъ собою страшенъ, какъ его порой
Представляютъ на картинахъ. Такъ же и со мной

И съ моимъ ученьемъ было: ладилъ я съ ксендзомъ:
Я понятнымъ и покорнымъ былъ ученикомъ.
Ксендзъ любилъ меня, какъ сына, какъ отецъ ласкалъ.
А ремень его ни разу въ дѣлѣ не бывалъ.

Только лучъ разсвѣта ранній горизонтъ багрилъ.
За обѣднею въ костелѣ я ксендзу служилъ.
А потомъ напитокъ теплый дѣды намъ несли.
Взявши косы, взявши грабли, мы на ниву шли.
Или, вершу разставляя по рѣчной волнѣ,
Любовались мы, какъ щука ходитъ въ глубинѣ.
Тихо утро, ясно утро, всюду тишина,
Въ камышахъ чуть-чуть шелохнетъ за волной волна,
Паръ клубится надъ недвижнымъ зеркаломъ зыбей,
Закричитъ журавль въ болотѣ, свиснетъ соловей,
А сѣдой маститый старецъ въ ранней тишинѣ
Тайны дивныя природы открываетъ мнѣ.
Много чудныхъ мнѣ загадокъ объясняетъ онъ.
Тутъ знакомъ мнѣ сталъ Коперникъ и знакомъ Ньютонъ.
По какимъ законамъ вѣчнымъ въ безднѣ міровой
По орбитѣ неизмѣнной ходитъ шаръ земной,
Какъ мiровъ милльоны въ небѣ совершаютъ бѣгъ.
Что такое громъ небесный, дождь, и градъ, и снѣгъ.
Какъ луна свершаетъ въ мѣсяцъ путь обычный свой.
Бытъ и нравы этой птички, свойства травки той...
И, бывало, умѣстившись на ольховомъ пнѣ,

Слово каждое ловлю я жадно въ тишинѣ;
Все глубоко остается въ памяти моей;
Между тѣмъ ужъ бьется щука въ вершѣ межъ вѣтвей,
И съ добычею своею мы домой идемъ.
Много, много уношу я на сердцѣ моемъ,
А старикъ съ лицемъ веселымъ станетъ говорить,
Какъ, съ какой приправой щуку надобно варить,
Чтобъ обѣдъ былъ вкусенъ, послѣ жъ часъ или другой
Я ученьемъ или книжкой умъ питаю свой,
А потомъ опять съ серпами въ поле мы идемъ.
Сколько новаго тамъ было для меня во всемь!
Новый міръ передо мною старецъ открывалъ.
Такъ подробно, такъ толково все мнѣ объяснялъ:
Климатъ, вѣтерь, земледѣлье, грунтъ луговъ, полей
И живительную силу солнечныхъ лучей,
Трудъ рабочей силы звѣря и крестьянскій бытъ.
И богатствъ какъ много скрытыхъ грудь земли таитъ.

За бесѣдами такими быстро дни летятъ.
И не видишь, какъ склонилось солнце на закатъ,
Какъ оконченъ незамѣтно долгій трудъ дневной,
Какъ снопы легли на полѣ длинною грядой.
И тогда, сложивши копы, мы домой идемъ
И поемъ, идя дорогой, гимнъ или псаломъ,
А толпа жнецовъ и дѣды хоромъ вторятъ намъ,
И далеко раздается эхо по лѣсамъ.

X.
Тихою ночью цвѣтущаго мая,
Только свой гимнъ запоетъ соловей.
Съ сельскими хлопцами мы, распѣвая,
Весело гонимъ въ ночное коней.

За деревней и за нивой
Распустивъ табунъ игривый
На просторный лугъ,
Хлопцы хворостъ наносили,
Вмигъ костеръ свой запалили
И усѣлись вкругъ.
Тутъ картофель нашъ печется,
Свѣтъ костра далеко льется
Средь полночной тьмы.
Сколько смѣха тутъ бываетъ!
Лѣшимъ кто нибудь пугаетъ -
Не боимся мы.
Если за день кто устанетъ,
Иль печаль кого туманитъ, -
Все, какъ тѣнь, пройдетъ.
Посреди веселья, шума
Прочь бѣгутъ тоска и дума.
Прочь ихъ тяжкій гнетъ!

Мы на травѣ разостлали кафтаны,

Съѣли картофель и хлѣбъ свой и, вотъ,
Грянули гимнъ, и въ затишьи поляны
Эхо до самаго лѣса встаетъ.

И далеко по полянѣ
Пѣснь разносится святая,
Соловей въ дали въ туманѣ
Гдѣ-то вторитъ, замирая,
На душтѣ такъ чудно станетъ.
И слеза съ рѣсницы канетъ.

Звуки священные лишь замолкають,
Снова настануть и смѣхъ, и разгуль,
Утро въ селѣ пѣтухи ужь встрѣчаютъ.
Изъ молодцевъ же никто не уснулъ.
Какъ и уснуть ночью дивною мая?
Ржутъ наши кони, сверкаетъ костеръ;
Тысячью трелей поля оглашая,
Пташекъ щебечетъ торжественный хоръ.

Пышетъ пламя, искры льются,
Въ небесахъ плыветъ луна,
Пѣсни, сказки раздаются,
Чудныхъ грезъ душа полна.
Пѣнью пташекъ сладко внемлешь,
Взоръ поднимешь къ синевѣ
И подъ трели ихъ задремлешь,
Сладко нѣжась на травѣ.

Вотъ костеръ нашъ потухаетъ.
И пріятный, тихій сонъ
Сладко вѣжды намъ смежаетъ.
Но такъ легокъ, чутокъ онъ.
И сквозь сонъ мы слышимъ живо,
Если лошадь захрапитъ,
Иль заржетъ, тряхнувши гривой,
И въ бубенчикъ загремитъ.

Сладко уснувши, откроешь ли очи, -
Брежжетъ разсвѣтъ ужъ надъ сумракомъ ночи.
Меркнетъ въ лазури лучъ яркой звѣзды,
Перепелъ слышенъ, проснулись дрозды.
Лошадь, звучнѣй ударяя копытомъ.
Влажныя травы жуетъ съ аппетитомъ.
Вотъ соловьиная трель полилась,
Жавронка пѣснь къ небесамъ вознеслась.
Скоро и мы за пернатой толпою
Утро встрѣчаемъ молитвой святою.

Волны пурпуромъ облиты,
Гаснетъ мѣсяцъ въ облакахъ,
Будто дѣвичьи ланиты,
Пышетъ зорька въ небесахъ.
Ранній вѣстникъ — дѣдъ костёльный
На молитву ужъ зоветъ,

Звонъ воскресный колокольный
Звучно, радостно плыветъ.
Какъ отрадно, сладко льется
Въ мглѣ разсвѣтной чудный звонъ!
Холодокъ съ рѣки несется
И съ очей свѣваетъ сонъ.
Брызнуло солнышко блескомъ пурпурнымъ,
Ярко разсыпало тѣни и свѣтъ,
Розы и золото въ небѣ лазурномъ,
Праздничной ризой мiръ Божій одѣтъ.
Боже! какъ чудно твое мiрозданье!
Въ сердцѣ святое горитъ упованье,
Чувствуешь слезъ благодатныхъ наплывъ...
Такъ бы всю жизнь простоялъ, позабывъ,
Что на землѣ есть печаль и кручина,
Ты же — небольше, какъ хрупкая глина...
Наши кони сыты съ ночи,
Время намъ ужъ и домой,
И бѣжимъ мы, что есть мочи,
Съ пѣсней громкой и живой.
Сколько слышно въ ней отваги!
Звонко вторитъ ей рожекъ!
И летимъ мы чрезъ овраги,
Не жалѣя рѣзвыхъ ногъ.

XI.
А въ праздникъ, бывало, иль въ дождикъ порою
Всѣ хлопцы въ избу наберутся толпою
И съ просьбою къ старцу приступятъ, чтобъ онъ
Повѣдалъ сказанья минувшихъ временъ.
Онъ намъ говоритъ о потопѣ всемірномъ,
(Всю библію въ памяти старецъ хранилъ)
О праотцевъ вѣкѣ счастливомъ и мирномъ,
О томъ, какъ вселенную Богъ сотворилъ.
Подъ кущей святой Авраама, бывало,
Библейскіе дни намъ мечта рисовала.
Съ Іосифомъ проданнымъ плакали мы,
Съ Израилемъ, вмѣстѣ въ пустынѣ бродили.
Разсказы его намъ сердца и умы
Въ священномъ огнѣ къ небесамъ возносили.
Mecciю съ пророками онъ возвѣщалъ,
Мы видѣли Ангеловъ, слезы Маpiи.
Когда на крестѣ нашъ Спаситель страдалъ,
Изъ устъ Его слышали притчи святыя,
Въ саду Геѳсиманскомъ молились съ Христомъ,
Иль возлѣ Голгоѳы въ порывѣ святомъ
Мы съ матерью Божьей скорбѣли порою,
Святую любовь постигая душою...
Бывало, такъ духомъ паришь къ небесамъ,
Что далъ бы охотно распять себя самъ...
Порой представляетъ намъ старецъ маститый,

Какъ будто воскресшій въ вѣкахъ Геродотъ,
Афинъ или Спарты разцвѣтъ знаменитый,
Солона, Ликурга и древній народъ.
Какъ будто бы видишь своими очами
Картины далекихъ минувшихъ временъ,
Порой же вздыхаешь, весь полный мечтами:
"О, еслибъ я быль Аристидъ иль Солонъ!"
Мнѣ долгою зимнею ночью, бывало,
Что слышалъ я, живо все снилось во снѣ,
Минувшаго даль предо мною сiяла,
И было то грустно, то радостно мнѣ.
А страхъ, если сердце въ мечтахъ разгорится,
Горячая кровь закипаетъ ключемъ...
То сонмъ итальянскихъ злодѣевъ приснится,
То Римъ въ горделивомъ величьи своемъ;
То гордый Тарквиній, то набожный Нума
Меня посѣщаютъ... крылатая дума
Рисуетъ Юпитера храмъ предо мной
И Римъ, но не въ рабствѣ, не въ тлѣньи разврата...
Вотъ въ креслахъ маститые старцы сената,
А вотъ Цицеронъ предъ злодѣйской толпой...
Дрожитъ Катилина, кровь льется рѣкою...
Въ ней плаваютъ трупы... свирѣпой толпою
Тамъ Галлы на форумѣ... чаши вѣсовъ,
Гдѣ вѣшаютъ золото, кровью облиты...
Несутъ золотыя монеты квириты
Съ чеканными ликами римскихъ боговъ.

Чу, грохотъ упавшихъ воротъ раздается,
То Римлянъ когорта отважно несется,
Камиллъ нападаетъ, все рушится въ прахъ.
И дикiе Галлы бѣгутъ второпяхъ...
Звенятъ и бряцаютъ мечи боевые
О шлемы бегущихъ, о брони стальныя.
Вонъ сельскую хату встрѣчаетъ мой взглядъ,
Вонъ съ плугомъ надъ нивою старецъ согбенный.
О, я узнаю - это Квинтъ Цинциннатъ...
Кувшинъ молока съ нимъ и мечъ иззубренный,
Давъ отдыхъ и кормъ для усталыхъ воловъ.
Тѣмъ часомъ отчизну онъ спасъ отъ враговъ,
И снова одѣвшись въ свой плащъ обветшалый,
Смѣется, за плугъ принимаясь опять:
"Сегодня еще я успѣю пожалуй
"Полоску на нивѣ своей допахать..."
Такъ римскаго шляхтича подвигъ достойный
Рисуя, я въ сонъ погружаюсь спокойный,
И новыхъ видѣнiй измѣнчивый рой
Витаетъ надъ дѣтской моей головой.
Вотъ рати своихъ и враговъ предо мною,
Разсѣяны трупы, кровь алая льетъ,
Вотъ дѣва, какъ ангелъ сіяетъ красою
И руку Ягеллѣ чрезъ Нѣманъ даетъ.
Торжественны звуки органа святые,
Сiяетъ на рыцаряхъ пышный нарядъ,
Парадно сверкаютъ мечи ихъ стальные,

Вельможи высокіе стройно сидятъ.
Вѣнчанный короной, со скиптромъ, въ порфирѣ,
Дитя Сигизмундъ на престолѣ отцовъ...
Вкругъ говоръ народный все шире и шире,
Покорно склонились колѣна враговъ.
Вкругъ трона богатство струится рѣкою...
Но скрылся торжественный блещущій видъ,
Весь блескъ исчезаетъ, окутанный мглою,
И вотъ предо мной исповѣдникъ стоитъ,-
Фигура, одѣтая мантіей черной,
Съ осанкою старца смиренной, покорной;
Предъ нимъ Сигизмундъ на колѣняхъ. И вотъ
Опять за картиной картина встаетъ.
Нѣтъ счета волшебнымъ и пестрымъ видѣньямъ;
Вкругъ тысячи призраковъ вьются... Но ахъ,
Вдругъ всѣхъ ихъ разсѣялъ пронзительнымъ пѣньемъ
Пѣтухъ подъ окномъ у меня въ головахъ.
А дѣдъ меня тутъ и совсѣмъ пробуждаетъ:
"Пора, - говоритъ онъ, - пора ужъ вставать,
„Давно исповѣдниковъ ксендзъ принимаетъ,
„Богъ въ помочь! обѣдню пора начинать."

XII.
Такъ бѣжали незамѣтно дни своимъ чредомъ,
Думалъ я, что не разстанусь никогда съ ксендзомъ:
Мудрость ту, которой взысканъ онъ отъ Бога былъ,

Добродѣтели, что въ сердцѣ свято онъ носилъ,
Перенять бы не успѣлъ я въ многие года...
Къ намъ ходилъ по воскресеньямъ мой отецъ всегда,
А когда меня въ латыни пробовалъ порой,
Видно было, что сердечно былъ доволенъ мной,
За работу жъ съ мужиками въ полѣ наравнѣ
Отъ отца порою сильно доставалось мнѣ...
"Я отдамъ тебя, мой милый, въ городъ поскорѣй,
"Здѣсь, какъ разъ, твое шляхетство пропадетъ, ей, ей,
„А испачканный мѣщанствомъ гербъ нашъ родовой
„Съ колпакомъ жидовскимъ будетъ наравнѣ цѣной...
"Если жъ ксендзъ упорно слишкомъ въ голову забралъ,
"Чтобы вмѣстѣ съ мужиками ты поля пахалъ, -
"Ну, пожалуй, и потѣшить можешь старика,
"Только помни, что работать долженъ ты слегка,
„Лишь играя и балуясь, чтобы видѣлъ людъ,
"Что забавы только ради взялъ ты этотъ трудъ...
"Не для нивы, а для боя шляхтичъ сотворенъ,
"Если онъ мечемъ не рубитъ, пусть гуляетъ онъ".
Такъ почтенные два старца въ распрѣ межъ собой
По путямъ вели различнымъ умъ незрѣлый мой.
Мнѣ дворянскій блескъ гербовный сердца не манилъ,
Дефиниторъ предо мною міръ другой открылъ.
Тамъ свѣтлѣй, привольнѣй сердцу было безъ конца,
И проникнулъ это чувство зоркiй взглядъ отца.
Разъ въ воскресный день пріѣхалъ онъ съ возкомъ своимъ

И сказалъ, чтобы я въ школу слѣдовалъ за нимъ.
Я заплакалъ, скрытъ рыданій не имѣя силъ...
Часъ разлуки съ милымъ кровомъ, горькій часъ пробилъ, -
Обнялъ ксендзъ меня, былъ тронутъ онъ тоской моей,
И тайкомъ слеза скатилась изъ его очей.
И меня благословивши любящей рукой,
Образокъ изъ Ченстохова онъ мнѣ далъ святой.
До большой сосны съ полъ-мили насъ онъ провожалъ,
Старый Servus на прощаньи жалобно визжалъ,
Разставаясь съ добрымъ другомъ, мы пустились въ путь,
За горою скрылся домикъ, гдѣ дышала грудь
Сладко такъ... Надъ чащей лѣса только крестъ сіялъ,
На другую жизнь какъ будто онъ благословлялъ.

XIII.
Что зерна для нивы, что завязь для цвѣта,
То самое школьные годы для насъ;
Завѣтные образы, полные свѣта,
Какъ сладко вы въ душу тѣснитесь подчасъ!
Какъ часто мнѣ снятся еще и понынѣ
И школьная лавка, и школьный звонокъ...
Придетъ уже скоро учитель латыни,
А я не сготовилъ сегодня урокъ...
Раскаянье сердце лѣнивца терзаетъ,
Дрожу я, блѣднѣю, кровь бьется въ вискахъ,

Когда же проснусь я, и сонъ отлетаетъ.
Когда разсѣвается школьный мой страхъ,
Тогда уношуся къ былому мечтою,
Отрадно вздыхаетъ ожившая грудь.
Такъ въ знойное лѣто намъ сладко, порою,
Подъ тѣнью раскидистыхъ лишь отдохнуть.

Я помню, мы къ школѣ съ отцомъ подъѣзжали,
А сердце все билось сильнѣй и сильнѣй!
Отецъ говорилъ мнѣ, какъ розгами драли
Отцы езуиты, бывало, дѣтей..
И вотъ, растревоженный дѣтской мечтою,
Я тѣнь езуита уже рисовалъ.
Онъ, плетку скрывая подъ длинной полою,
Съ грамматикой греческой грозно стоялъ.
Отцевъ езуитовъ зловѣщая стая
Носилась въ мозгу возбужденномъ моемъ...
Такъ сельская нянька, дитя унимая,
Порою пугаетъ его старикомъ.
И вотъ передъ храмомъ ребенокъ страшится,
Хоть блещетъ Спаситель тамъ въ ризѣ златой,
Но страхъ у порога святаго гнѣздится,
То нищій съ сумой и съ сѣдой бородой...
Съ такимъ же испугомъ, какъ это дитя, я
Предъ школой у стѣнъ монастырскихъ стоялъ,
И робко подъ школьные своды вступая,
Тревожно съ отцомъ въ корридорѣ шагалъ.

Все было въ немъ тихо, въ сосѣдней же залѣ
Вечерней порою шумѣли, кричали,
Знать, были мы въ школѣ, а въ ней, говорятъ,
Съ наукою шалость и смѣхъ заурядъ.

Но воть ксендзъ префектъ насъ съ улыбкою встрѣтилъ
И вѣжливо насъ въ кабинетъ пригласилъ.
Лицомъ своимъ добрымъ и кротокъ, и свѣтелъ,
Онъ вовсе не сходенъ съ тѣмъ призракомъ былъ,
Что въ черной одеждѣ, съ угрозою злою,
Мнѣ снился уже сколько разъ по ночамъ...
Замѣтилъ онъ страхъ мой и доброй рукою,
Лаская, провелъ по моимъ волосамъ,
И будто безъ цѣли и въ шутку при этомъ
Меня по латыни испытывать сталъ,
А я, между тѣмъ, ободренный привѣтомъ,
Грамматику бойко ему отвѣчалъ,
Склонялъ ему terra, спрягалъ ему аmo.
„Такъ, такъ, рuer, bene!" префектъ похвалилъ.
Pronomen и nomen, и verbum^[8] безъ срама,
Все зналъ я. Отецъ въ восхищеніи былъ.
А какъ было жаль мнѣ, зачѣмъ не со мною,
Зачѣмъ дефиниторъ любимый не здѣсь!
Какъ радостно онъ ликовалъ бы душою,
Увидя тріумфъ мой блистательный весь,
Увидя, какъ я отвѣчалъ ему смѣло,

Какъ взглядъ мой отважно и ярко сверкалъ...
Душа моя радостью дѣтской горѣла,
Лучъ неба какъ будто надъ нею сiялъ.
Прочелъ Пифагора таблицу ему я,
На атласѣ Римъ указалъ я потомъ.
И молвилъ онъ, въ лобъ меня нѣжно цѣлуя:
Мой милый, прекрасно! ты въ классѣ второмъ!"
Отецъ мой, въ восторгѣ, что въ то же мгновенье
Спасъ честь я и за годъ въ училище взносъ,
Прижавъ меня къ груди въ пылу восхищенья,
Не въ силахъ былъ вымолвить слова отъ слезъ.

XIV.
Гдѣ вы дѣтства золотаго школьные года?
Сколько свѣтлыхъ упованій было въ насъ тогда!
Какъ къ товарищамъ и школѣ крѣпко и тепло
Съ безграничною любовью сердце приросло!
Гдѣ вы, дѣтскія стремленья, сны души моей
Стать ученѣйшимъ въ наукѣ изо всѣхъ людей!
Гдѣ ты юное веселье за игрой живой,
Въ часъ, когда бросали мячъ мы рѣзвою толпой
И за нимъ стремглавъ гонялись съ крикомъ по полямъ
Сколько было оживленья, сколько смѣха тамъ!
Гдѣ ты, сладостная вѣра жаркая моя,
Въ часъ, когда молился въ церкви чистымъ сердцемъ я?
У меня-ль въ очахъ стемнѣло, міръ ли устарѣлъ,

Но давно уже нѣтъ жара, что въ крови кипѣлъ...
Сердце жаждетъ прежней жизни, только жизни нѣтъ...
Въ немъ и радости, и горя такъ ничтоженъ слѣдъ.
Духъ блуждаетъ въ тьмѣ сомнѣній, горькихъ, роковыхъ.
Не разгонитъ ихъ и книга, не разсѣетъ ихъ...
Гдѣ та дѣтская, святая сердца простота?
Гдѣ въ профессорскую мудрость, гдѣ же вѣра та,
На скамьѣ съ какой, бывало, жадно я вникалъ.
Какъ задачи математикъ-ксендзъ намъ излагалъ,
Иль казнилъ нашъ ксендзъ латынской рѣчью, громовой
И Бюффона, и Вольтера, и Руссо порой.
Или физикъ, объясняя, что такое газъ,
Тайны чудныя природы раскрывалъ для насъ...
Все ловили мы такъ жадно, и казалось намъ,
Что ксендзовскими устами Богъ вѣщаетъ самъ...
А теперь гнетутъ сомнѣнья душу тяжело:
Что черно, что бѣло въ жизни? Что добро, что зло?
Такъ, лишенъ родной подпоры, гибнетъ хмѣль порой.
Подъ крапивою заглохнувъ дикой и густой...
Человѣчество больное! ты и не поймешь,
Что прекрасно и что дурно, истину и ложь...
Такъ въ отчаяньи воскликнешь: Боже, Боже мой!
Передъ чѣмъ главой поникнуть, что попрать ногой!
О, младенческая вѣра свѣтлыхъ дней былыхъ!
Благодатныхъ упованій сколько было въ нихъ!
Пусть намъ школьная наука и трудна была,
Но звѣзда великой цѣли насъ впередъ звала...

Жадно мы тогда учились, полны юныхъ силь.
Золотой родникъ науки намъ сердца манилъ...
И по истинѣ казалось мнѣ тогда порой.
Что изъ насъ людей великихъ выйдетъ цѣлый рой...
Тотъ, писаніемъ священнымъ занятый всегда,
Богословомъ будетъ славнымъ, какъ пройдутъ года.
Тотъ же, въ цифры вычисленій вѣчно погруженъ,
Выше будетъ, чѣмъ Коперникъ, выше, чѣмъ Ньютонъ,
Знаменитѣй Архимеда славой загремитъ
И пожалуй квадратуру круга разрѣшитъ.
А иной извѣстенъ школѣ по стихамъ своимъ,
О, навѣрное Красицкимъ будетъ онъ вторымъ...
Гдѣ-жъ, друзья мои, теперь вы? Гдѣ исчезъ вашъ слѣдъ?
Не въ кипящемъ ли горнилѣ измѣнилъ васъ свѣтъ?
Ксендзъ префектъ гордился нами и мечталъ порой,
Что со временемъ мы будемъ честь страны родной.
Если жъ нынѣ встрѣтишь друга невозвратныхъ лѣтъ,
Нѣтъ, не тотъ онъ, и былаго въ немъ ни искры нѣтъ...
Онъ въ житейскихъ мелкихъ дрязгахъ потонулъ душой,
Продалъ онъ свое призванье за барышъ пустой...
Какъ въ житейской грязной тинѣ низко онъ упалъ!
Онъ теченье солнца въ небѣ измѣнить мечталъ.
Онъ-съ призваніемъ пророка, спитъ душой своей
И доволенъ самъ собою - жалкій муравей!
А, бывало, ксендзъ риторикъ говоритъ о немъ,
Что великое призванье въ немъ горитъ лучемъ.
Что у генiя и въ люлькѣ ужъ отмѣченъ ликъ,

Что и въ дѣтствѣ Юлій Цезарь быль уже великъ.
Онъ же въ заячей охотѣ сталъ теперь герой
И досугъ свой услаждаетъ пьянствомъ и игрой.
Мужиковъ въ своей деревнѣ злостно бьетъ кнутомъ,
Или пиръ Гельогабала завершаетъ сномъ...
Больно сердцу!.. Сами льются слезы изъ очей...
Прочь мучительныя думы о судьбѣ друзей!..
О младенчествѣ хотѣлъ я разсказать, но ахъ,
Силъ въ душѣ моей не стало, слезы на глазахъ!...

Такъ шесть лѣтъ мелькнуло быстро, будто мигъ одинъ,
Каждый годъ мнѣ жизнь давала новый рядъ картинъ.
Что ни годъ, то умъ богаче, сердце же бѣднѣй,
Каждый годъ дипломъ давался мудрости моей.
А когда вернусь на лѣто къ сельской тишинѣ,
Деревенька наша раемъ представлялась мнѣ.
А когда дипломъ, бывало, мой отецъ прочтетъ,
Говорить, что я достойно поддержалъ мой родъ.
Въ день воскресный съ нимъ, бывало, мы къ ксендзу идемъ.
Тамъ на всѣхъ я сыплю мудрость проливнымъ дождемъ.
Радъ отецъ мой и смѣется, весело ему,
И дивится дѣдъ костельный знанью моему.
Дефиниторъ лишь качаетъ головой сѣдой,
А отецъ тогда въ восторгѣ говорить порой:
— "Не на шутку мой Денборогъ ныньче сталъ ученъ,

"Настоящимъ езуитомъ курсъ окончитъ онъ!..“
— „Такъ, - отвѣтитъ дефиниторъ, - свѣдущъ онъ во всемъ.
„Гдѣ возьметъ своимъ талантомъ, гдѣ возьметъ трудомъ,
„Одного не достаетъ въ немь..." — „А чего же нѣтъ?"
„Нѣтъ лишь мудрости смиренья... Впрочемь чистый свѣтъ
„Этой мудрости высокой и его потомъ
„Озаритъ, когда созрѣетъ онъ вполнѣ умомъ.
„А теперь, питомецъ милый, руку дай пока.
„Не сердись за слово правды ты на старика."

XV.
Въ школѣ когда я окончилъ ученье,
„Слушай-ка, Яне, - отецъ мнѣ сказалъ, -
„Прежде, чѣмъ въ жизни искать назначенья,
„Я тебѣ милый занятье сыскалъ.
„Шляхтичу имъ заниматься не стыдно.
„Не посрамится занятьемъ такимъ.
„Древле Денбороги, — въ хроникахъ видно,-
„Званье шляхетское добыли имъ.
„Пишетъ объ этомъ, гербы разбирая,
„Бартушъ Папроцкій въ собраньи своемъ,
„Что прародитель нашъ, въ службу вступая,
„Былъ при дворѣ Сигизмунда стрѣлкомъ.
„(Бравый охотникъ въ особомъ почтеньи,

„Въ добромъ почетѣ при панскихъ дворахъ)
„Въ чащѣ рога онъ однажды оленьи,
„Вросшіе въ дубѣ, находитъ въ кустахъ.
„Чудо и рѣдкость для цѣлаго свѣта
„Въ даръ королю онъ повергъ и потомъ
„Былъ онъ Денборогомъ названъ за это
„И получилъ на шляхетство дипломъ.^[9]
„Родъ нашъ съ тѣхъ поръ сталъ въ охотѣ примѣрнымъ.
„Это призванье въ насъ всѣхъ развито.
„Каждый денборогъ остался ей вѣрнымъ.
„Хоть не сенаторъ, venator^[10] за то...
„Помню, и я вотъ, какъ былъ помоложе,
— „Панъ воевода покойникъ видалъ, -
— „Не изъ послѣднихъ охотникъ былъ тоже...
„Ныньче слабенекъ глазами я сталъ.
„И ружьецо вотъ припасъ для тебя я,
„Есть и борзыя на псарнѣ, дружокъ,
„Есть и хорошая лошадь гнѣдая,
„И воеводскiй охотничій рогъ.
„Сумка барсучья, охотничья сбруя,
„Все, что служило въ дни прежніе мнѣ,
„Все тебѣ въ полномъ составѣ вручу я,
„Станешь теперь ты Денборогъ вполнѣ.
„Чаща лѣсная здѣсь дичью богата.
„Утокъ въ болотахь несмѣтны стада,
„Въ заросляхъ кроются часто зайчата,

„Волки къ услугамъ готовы всегда.
„Есть гдѣ по нашимъ лѣсамъ разгуляться,
„Много тутъ всякаго звѣря и птицъ.
„Но одного только долженъ бояться
„Пуще огня ты - вина и дѣвицъ...
„Въ старые годы, когда процвѣтали
„При езуитахъ магнатовъ дворы,
„Намъ за интрижки любовныя драли
„И за горѣлку порядкомъ вихры...
„Въ дни, когда Троцкiй живалъ воевода,
„Мнѣ самому доставалось не разъ...
„Кровь молодая... подобнаго рода
„Я вѣдь и самъ не чуждался проказъ...
„Такъ вотъ я помню..." Но самъ ужъ съ собою
Тутъ мой отецъ свой разсказъ продолжалъ.
Такъ какъ, подарокъ схвативши, стрѣлою
Въ лѣсъ я со сворой своей ускакалъ.
Заячій слѣдъ ужъ почуяла стая,
Звонко рожокъ раздается въ тиши,
Эхомъ завторила чаща лѣсная.
Выстрѣлы гулко рокочутъ въ глуши.

XVI.
Славно ружье и далеко хватаетъ,
Зайцевъ, тетерекъ и утокъ я бью,
Веселъ отецъ, отъ восторга сіяетъ,

Выразить радость не въ силахъ свою.
— „Славно, дружочекъ! Честь нашего рода!
„Эхъ, кабы Троцкiй былъ живъ воевода,
„Ты бы въ особенной милости былъ!..
„Какъ онъ охотниковъ бравыхъ любилъ!
„Панъ воевода, бывало, ласкаетъ
„Каждаго хлопца, что мѣтко стрѣляетъ.
„Памятенъ случай одинъ мнѣ, какъ разъ
„Велъ панъ Белина свой жаркій разсказъ,
„Какъ глухаря онъ слѣдилъ на болотѣ.
„Панъ воевода тутъ рядомъ стоялъ.
„Если Белина велъ рѣчь объ охотѣ,
„Пламеннымъ жаромъ весь бурно пылалъ,
„То присѣдалъ, то привскакивалъ съ мѣста,
„Такъ что глухой могъ понять бы изъ жеста:
„То будто въ рогъ онъ въ ладони трубилъ,
„То будто зайца, присѣвши, слѣдилъ,
„То торопливо ружье заряжаетъ,
„Цѣлится будто и выстрѣлъ пускаетъ...
„Такъ развозился онъ съ тѣмъ глухаремъ
„Въ залѣ у пана, что вдругъ каблукомъ
„Въ зеркало сразу хватился большое...
„Видя разбитымъ трюмо дорогое,
„Панъ, осердясь, головою качнулъ,
„Но торопливо Белина шепнулъ:
— „Панъ воевода... смотри... осторожно...
„Такъ глухаря испугать было можно...“

"Всѣ засмѣялись, смѣялся и панъ,
"И позабывши про этотъ изъянъ,
"Даже ружье подарилъ дорогое
"Пану Белинѣ, и долго потомъ
"Онъ говорилъ про событье смѣшное
"И хохоталъ, вспоминая о немъ.
"Было же времячко! Были же годы!
"Эхъ кабы жилъ ты во дни воеводы!..
"Впрочемъ, ты молодъ, и жизнь впереди...
"Съ Богомъ иди же, мой милый, иди!.."

XVII.
Снова въ лѣсъ! Кишитъ несмѣтно
Всюду дичь, идетъ зима.
Разъ достигъ я незамѣтно
До рубежнаго холма,
Тамъ, гдѣ ротмистра могила.
To весеннiй вечеръ былъ,
И хоть солнце заходило
Дальше зайца я травилъ.
Что за дѣло? Вотъ и мглою
Пали сумерки кругомъ,
Вдругъ смотрю: передо мною
Въ двухъ шагахъ сосѣдей домъ.
Здѣсь убогое шляхетство
Родъ старинный Брохвичей.

Я наслышался отъ дѣтства
О врагахъ семьи моей,
Что Денборогъ съ Брохвичами
Не сойдется никогда:
А за что идетъ вѣками
Эта старая вражда?
Тамъ какая-то могила...
Тамъ рубежъ какой-то всталъ...
Мало мнѣ извѣстно было,
А отецъ не объяснялъ.
Нѣтъ межъ нами злобы сильной,
Лишь не знаетъ ихъ нашъ родъ,
Брохвичъ сонъ вкусилъ могильный,
Здѣсь вдова одна живетъ.
Хоть поссорился, я знаю,
Съ ними родъ нашъ въ старинѣ,
Я же зла имъ не желаю,
Вовсе нѣтъ вражды во мнѣ.
И подумалъ я: дай Боже
Прекратить мнѣ старый споръ!
Какъ уютно, какъ пригоже
Смотритъ чистый старый дворъ...
Мыслей ненависти ярой
Здѣсь ничто не возбудитъ,
Старый домикъ съ крышей старой
Такъ привѣтливо глядитъ,
Будто прячется стыдливо

Въ зелень липокъ и дубковъ,
А въ саду блестятъ игриво
Клумбы пестрыя цвѣтовъ.
Сквозь плетень взглянуль туда я:
Сколько цвѣтиковъ! Но вотъ,
Ихъ красотка поливая,
Тихо пѣсенку поетъ.
Эти звуки трелью сладкой
Мнѣ проникли въ глубь души...
Какъ прикованный, украдкой
Я заслушался въ тиши...
Оторваться не хотѣлось,
Сердце билось все сильнѣй...
Словомъ... пламя загорѣлось
Въ этотъ мигъ въ груди моей...
Знакъ оставить здѣсь сосѣдкѣ,
Уходя, хотѣлось мнѣ,
И повѣсилъ я на вѣткѣ
Двухъ зайченковъ на соснѣ.

XVIII.
Въ лѣсъ скорѣй, лишь день настанетъ!..
Нѣтъ, подъ липки сердце тянетъ...
Ужъ знакомство. Дива нѣтъ:
Какъ охотникъ и сосѣдъ,
Къ нимъ покушать заверну я

Земляники съ молокомъ,
Мамѣ дичи принесу я.
Въ глазки жъ Зосины тайкомъ
Погляжусь... О, какъ все было
Сердцу сладко тамъ и мило:
Этотъ домикъ, этотъ садъ,
Молоко и земляника,
Прелесть дѣвичьяго лика
И волшебный Зосинъ взглядъ!
Онъ съ моимъ уже встрѣчался,
Вздохъ нашъ вмѣстѣ раздавался,
Шопотъ слышался тайкомъ...
Мы другъ другу руки жали,
Оставаясь же вдвоемъ,
Письма тайныя мѣняли...

Незамѣтно, въ тишинѣ
Искра въ сердце залетаетъ,
Мигъ одинъ - и грудь пылаетъ,
Вся охвачена въ огнѣ.
Смѣхъ, улыбка, голосъ милый,
Вздохъ, иль нѣжный томный взглядъ -
Пустяки, а съ страшной силой
Сердце юное спалятъ...
Въ нихъ ты пьешь блаженство рая
И мученій цѣлый рой
И, для свѣта умирая,

Полонъ жаждою одной:
Все глядѣть бы милой въ очи,
Все сидѣть бы съ ней вдвоемъ,
Пусть летятъ и дни, и ночи
Незамѣтнымъ чередомъ.
Съ ней вы счастливы, какъ дѣти,
День проносится, какъ часъ.
Дни божественные эти,
Будто сонъ, мелькнутъ для васъ.
Горе, если наставленья
Старики начнутъ читать...
Сердца грезы и волненья
Не поймутъ отецъ и мать...
Сердце бьется, замираетъ,
Ты жъ не смѣешь и вздохнуть...
Въ карты мать твоя гадаетъ,
Но не можеть заглянуть,
Что волнуетъ сердце сына?
Отчего вздыхаетъ дочь?
Что за тайная кручина?
Если жъ ты не спишь всю ночь,
То тебѣ въ успокоенье
Капли сонныя дадутъ...
Но бѣда, когда волненье
Сердца юнаго поймутъ!
Градомъ строгихъ наставленій
Осыпать начнутъ тебя,

Міръ златыхъ твоихъ видѣній
Черствымъ разумомъ губя...
Окомъ вымѣрить холоднымъ
Грудь кипящую хотятъ
И умомъ своимъ безплоднымъ
Жаръ сердечный леденятъ.

Мать-вдова меня ласкала,
Былъ, какъ сынъ, я тамъ любимъ,
Но въ душѣ ее смущало,
Что ходилъ я часто къ нимъ.
Нѣтъ, не то, что часто — словомъ
Сутки цѣлые бывалъ
Иногда у нихъ подъ кровомъ...
О, когда отецъ бы зналъ,
Гдѣ я, пользуясь свободой,
Коротаю день за днемъ,
Тотчасъ съ Троцкимъ воеводой
Разсказалъ бы мнѣ о томъ,
Что Денборогъ съ Брохвичами
Съ незапамятныхъ временъ
Вѣковѣчными врагами...
И закончилъ тѣмъ бы онъ,
Что до свѣтапреставленья
Не настанетъ примиренья...
Таковы-то старики!
Но любовь иначе взглянетъ

И развертывать не станетъ
Хартій пыльные листки...
Дѣла нѣтъ для купидона
Ни до тяжбъ, ни до гербовъ,
Онъ поетъ съ другаго тона,
Цѣпь свивая изъ цвѣтовъ...
Дни блаженства!
Но туманитъ
Очи горькая слеза:
Власть родительская грянетъ
Между нами, какъ гроза...
Сердце заперто и глухо
У отца для Брохвичей,
И задумчива старуха:
Жаль сосѣда, видно, ей...
Въ родовыхъ преданьяхъ строги
Неуклонно старики.
Брохвичи и Денбороги
Не дадутъ вовѣкъ руки...
Что же я? Умру съ тоски я?
Нѣтъ! прощай, любовь моя!
Прочь мечтанья золотыя!
Все навѣкъ забуду я!..

Я кладу на сердце руку,
Чтобы боль его унять:

Я рѣшился на разлуку!
Больше Зоси не видать!
Даже думать я не буду
Никогда теперь о ней,
Все навѣки позабуду,
Угашу въ груди моей!
Этихъ глазокъ милыхъ, ясныхъ
Не увидѣть мнѣ опять,
Губокъ розовыхъ, прекрасныхъ,
Милый лепетъ не слыхать!..

Такъ въ рѣшимости унылой
Я гляжу къ сторонкѣ милой,
Переполненный тоской,
И... подъ липки... маршъ стрѣлой!
Во владѣньяхъ же сосѣдки
Я ужъ знаю, что найду
Иль вѣнокъ на гибкой вѣткѣ,
Иль записочку въ саду...
А не то, въ тѣни подъ липкой,
Съ нѣжной радостной улыбкой
Зося ждетъ меня сама...
Позабыты всѣ мученья,
Сердце полно упоенья,
И съ души слетаетъ тьма...

XIX.
Разъ я увидѣться съ милой въ надеждѣ
Къ дому завѣтному шелъ вечеркомъ.
Зося на встрѣчу мнѣ вышла, какъ прежде,
Только поникла печальнымъ челомъ.
— „Знаешь ли? - Зося сквозь слезы сказала.-
„Вѣсти недобрыя, мой дорогой!
„Матери все я вчера разсказала,
„Все, - какъ мы любимъ другъ друга съ тобой,
„Любимъ всей силою втайнѣ отъ свѣта...
„Думала я: удивится она.
„Мама жъ сказала, что знаетъ про это,
„Но что тебя позабыть я должна,
„Чтобъ не мечтать намъ о счастьи съ тобою.
„Не разжигать понапрасну сердца,
„И что разстаться ты долженъ со мною.
„Такъ какъ ты любишь безъ воли отца...
„Сердце жъ съ рукою моею, конечно,
„Не для сосѣдей за нашей межой,
„Мы же врагами останемся вѣчно...
„(То ея слово, - прости, дорогой)
„Будто лѣтъ триста ужъ споръ порубежный
„Межъ Денбороговъ и межъ Брохвичей
„Сходитъ своей чередой неизбѣжной
„Въ родѣ мужскомъ отъ отцовъ на дѣтей...
„Охъ, ужъ на тяжбы всѣ глупыя эти

„Только смѣяться да плакать бы намъ.
„И безо всякихъ процессовъ на свѣтѣ,
„Мы раздѣлили бы жизнь пополамъ!
„Право бы я всѣ суды запретила!
„Нѣтъ ничего въ цѣломъ свѣтѣ глупѣй!.."
Зося со смѣхомъ тутъ глазки закрыла,
Въ глазкахъ же слезы сверкнули у ней.
Руки схвативъ ей рукою дрожавшей,
Къ нимъ я приникнулъ горячимъ лицомъ,
Къ сердцу, что рвалось изъ груди пылавшей,
Кровь приливала кипучимъ ключемъ...
— „О, моя Зося! — сказалъ я, рыдая, —
— „Жизнь, наслажденья блестятъ предъ тобой...
„Все позабудешь ты, но безъ тебя я,
„Жить не могу и покончу съ собой..."
— Нѣтъ! — она молвила, — мы христіане...
„Въ Господа Бога душой уповай!..
„Богъ есть и будущность... Эй, пане Яне,
„Будешь ты плакать - уйду, и прощай!
„Сердится мама, къ ней нужно скорѣе.
„Мы же, какъ дѣти, съ тобою ревем....
„Кто разведетъ ей огонь потеплѣе,
„Кто безъ меня ей прислужитъ потомъ,
„Поговоритъ съ ней, какъ спать она ляжетъ?
„Больше души дорога мнѣ она!
„Даже тебя если бросить прикажетъ,
„Повиноваться во всемъ я должна!

„Еще меня опозорятъ молвою,
„Что захотѣла птенца я словить
„Съ цѣлью, чтобъ землю достать за межою,
„И что не думала даже любить...
„Мать говоритъ, что любить не должна я!
„Боже! ужели твой строгій отецъ,
„Прадѣдовъ нашихъ вражду сохраняя,
„Связь разорветъ между нашихъ сердецъ?
„Развѣ отецъ твой не знаетъ пощады?
„Съ виду и крутъ онъ, быть можетъ, съ тобой,
„Но не поставитъ намъ къ счастью преграды!..
„Эхъ, вы родители! Строги порой...
„Горе жъ дѣтей ваше сердце не сноситъ...
„Знаю — отецъ твой пріѣдетъ и самъ...
„Самъ руку Зоси у мамы попроситъ,
„Самъ примиренье предложитъ онъ намъ...
„Будь же здоровъ, въ небеса уповая,
„Вѣрь и надѣйся! Прощай, дорогой!"
Такъ со слезами, со смѣхомъ болтая,
Зося исчезла въ аллеѣ густой.
Издали пѣсенка только звучала....
Слезы ли скрыть захотѣла она,
Или надежда ее наполняла?
Грудь моя ныла, мученья полна.
Полный мятежной, тревожной тоскою,
Ликомъ горящимъ къ землѣ я припалъ.
Вотъ на востокѣ за чащей лѣсною

Мѣсяцъ багровый таинственно всталъ.
Лучъ его трепетный брызнулъ мнѣ въ очи,
И, успокоясь немного душой,
Я, утомленный, въ безмолвіи ночи
Тихо пошелъ по дорогѣ домой.

XX.
Мѣсяцъ ныряетъ межъ тучекъ волнистыхъ,
Искры огней въ отдаленьи блестятъ,
Тускло рисуются въ очеркахъ мглистыхъ
Призраки темныхъ деревьевъ и хатъ.
Тихо иду я и думаю думу...
Все мнѣ знакомо здѣсь: каждый кустокъ...
Каждую ольху я знаю по шуму,
Каждый журчащій въ травѣ ручеекъ...
Будто лепечутъ мнѣ что-то уныло
Листья съ травою и волны ручья...
Сколько здѣсь радостей прожито было!
Какъ беззаботенъ и счастливъ былъ я!
Нынѣ же, полный тревожной тоскою,
Съ болью душевныхъ мучительныхъ ранъ,
Грустно иду я... И воть предо мною
Высится ротмистра древній курганъ.
Тихо, безмолвно все ночью глубокой...
Вдругъ чей-то стонъ раздается... и вмигъ, —
Трепетъ объялъ меня, — бѣлый, высокій,

Передо мной выростаетъ старикъ...
— „Кто тутъ?“ вскричалъ я. Средь мрака ночнаго
Голосъ мой нѣмо въ груди замиралъ,
Но не отвѣтилъ старикъ мнѣ ни слова.
Только страшнѣе еще застоналъ.
Ростомъ, какъ темная ель, необъятенъ.
Въ саванѣ бѣломъ и длинномъ одѣтъ,
Между кровавыхъ, запекшихся пятенъ
Пули смертельной на лбу его слѣдъ.
Блещетъ на персяхъ стальная кольчуга.
Крутитъ усы онъ могучей рукой...
И до сихъ поръ я дрожу отъ испуга,
Ликъ вспоминая его гробовой.
Тутъ онъ сперва на межу межъ полями,
Послѣ же въ край Брохвичей указалъ.
Губы открылъ и, сверкая очами,
Глухо три слова во тьмѣ простоналъ:
— „Redde quod debes!!“^[11]
Весь потомъ холоднымъ
Облитый, снова я крикнулъ ему:
— „Кто тутъ?“ Но зовъ мой остался безплоднымъ, —
Гость замогильный ужъ скрылся во тьму.
Я побѣжалъ черезъ лѣсъ и болото
И оглянуться не смѣлъ за собой,
Все мнѣ мерещилось, будто бы кто-то
Ловитъ меня ледяною рукой.
Дома достигъ я, — тамъ всѣ уже спали,

Я на кровать безъ сознанья упалъ,
Жаръ и ознобъ мнѣ все тѣло объяли,
Призраковъ рой предо мною вставалъ:
Будто отецъ приходилъ, проклиная,
Зосина мать такъ угрюма была,
Будто бы Зося моя дорогая
Сердце мнѣ страшно терзала и жгла.
Все я куда то бѣжать порывался,
Но неподвижно въ безсильи лежалъ,
Такъ во всю ночь я въ мученьяхъ метался,
Къ утру лишь въ сонъ безсознательный впалъ.

XXI.
Проспалъ я недѣлю, охваченный жаромъ,
Недвижный, какъ камень, въ постелѣ моей,
То въ тихой молитвѣ, то въ бѣшенствѣ яромъ,
И видѣлъ домашнихъ, отца и врачей,
Но мысли мѣшались, хаосомъ кипѣли,
Все путалось, что на яву и во снѣ.
Когда жъ я очнулся, смотрю - у постели
Два добрые старые дѣда при мнѣ,
А ксендзъ дефиниторъ тутъ молится рядомъ,
Отецъ надо мною поникнулъ въ слезахъ,
Когда жъ посмотрѣлъ я сознательнымъ взглядомъ,
Онъ радостно вскликнулъ съ надеждой въ очахъ:

— „Возстань изъ могилы, Денборогъ мой милый!
„Какъ долго я, долго сидѣлъ надъ тобой!
„Въ горячкѣ ты былъ, но Господнею силой
„Спасенъ и воздвигнутъ изъ тьмы гробовой.
„О, Боже великій! Святой Ӏегова!
„Мой духъ теперь съ миромъ къ Тебѣ отойдетъ,
„Когда моя отрасль зеленая снова
„Поддержитъ на свѣтѣ Денбороговъ родъ...
„А я объ тебѣ ужъ отчаялся, милый,
„Я думалъ, что сынъ мой навѣкъ улетитъ,
„И гербъ родовой надъ твоею могилой
„Разбилъ бы, какъ древній обычай велитъ...
„Но Господу слава! схоронишь меня ты
„И будешь отчизну свою защищать.
„Святая Владычица! сына спасла Ты!
„О, Боже! Твоя велика благодать!
„Довольно же ныть надъ твоею могилой,
„Вѣдь Богъ тебя снова отцу возвратилъ!
„Скажи же, дружокъ мой, какъ все это было?
„Кто тяжкiй недугъ на тебя напустилъ?"
„Постойте, постойте!" (слезу отирая,
Ксендзъ молвилъ) „покой еще нуженъ ему.
„Не то, онъ, разсказомъ себя раздражая.
„Вновь можетъ недугу подпасть своему...
- „Нѣтъ, отче, - сказалъ я, - оставь опасенье,
„Теперь я настолько владѣю собой,

„Что даже надѣюсь найти облегченье,
„Все вамъ разсказавши, что было со мной.
„Когда я съ охоты шелъ ночью полями,
„У насыпи ротмистра страшный старикъ
„Со стономъ глухимъ предъ моими очами
„Въ желѣзной кольчугѣ внезапно возникъ.
„Изъ раны на лбу кровь сочилась струею,
„А стонъ его глухо и страшно звучалъ.
„На наши поля за рубежной межою,
„Потомъ онъ на дворъ Брохвичей указалъ
„И redde quod debes! со стономъ могильнымъ
„Промолвивъ, исчезъ онъ подъ тьмою ночной.
„Бѣжалъ я, охваченный ужасомъ сильнымъ,
„И мнилось мнѣ, гнался онъ будто за мной.
„Вернулся я въ полночь, дрожа отъ испуга,
„А кровь то горѣла, то стыла моя,
„И палъ я, какъ мертвый, на ложе недуга,
„Что дальше же было, не помню ужъ я.
„Одно только помню, что мнѣ поминутно
„Мерещился страшный старикъ гробовой..."
— „Довольно..." отецъ мой угрюмо и смутно
Сказалъ, - позабудь... тебѣ нуженъ покой."
И, весь поблѣднѣвший и полный волненья,
Стоялъ онъ безмолвно, угрюмъ и смущенъ.
— „О Боже! Когда жъ роковое видѣнье
„Оставитъ въ покоѣ насъ?" вымолвилъ онъ.

XXII.
Мой недугъ проходитъ тихо медленной чредой,
Неотступно дефиниторъ и отецъ со мной:
Этотъ въ сердцѣ озабоченъ сыномъ дорогимъ,
Тотъ, какъ добрый христіанинъ, ходитъ за больнымъ.
Хуже-ль, лучше-ль мнѣ, усну ли, встану ли когда.
Старцы добрые безсмѣнно сторожатъ всегда.
Думъ моихъ унылыхъ, мрачныхъ, чтобъ разсѣять рой,
Старики играютъ въ карты, въ шахматы со мной.
Но отецъ мой что-то блѣденъ, скорбь въ душѣ таитъ,
Даже Троцкій воевода имъ давно забытъ,
А когда въ марьяжъ порою сядемъ вечеркомъ,
Невпопадъ, игру мѣшая, сходитъ онъ тузомъ...
Но когда-то встарь, я помню, былъ онъ не таковъ
И обыгрывалъ, бывало, лучшихъ игроковъ.
Думу крѣпкую, какъ видно, онъ душой таилъ,
Даже кубокъ съ крѣпкимъ медомъ, что, бывало, пилъ,
Остается непочатымъ и напрасно ждетъ...
Медъ же шведскаго погрома, — старый, крѣпкій медъ
Въ нашемъ погребѣ хранился.
Что съ отцемъ моимъ?
На ксендза онъ робко смотритъ, будто хочетъ съ нимъ
Подѣлиться тайной думой, видно по всему,
Только силы не хватаеть все сказать ему...
—„Ксендзъ почтенный! — наконецъ-то молвилъ мой отецъ,

„Ты людей благочестивыхъ свѣтлый образецъ.
„Вѣкъ служить, чѣмъ только можешь, ближнимъ радъ своимъ.
„И теперь ужъ двѣ недѣли ходишь за больнымъ,
„Благодарности не ищешь никогда ничьей,
„За тебя молитвы полонъ я въ душѣ моей.
„Не смотря на нашъ давнишній, старый споръ съ тобой,
„Сознаюсь я, что живешь ты жизнiю святой.
„Не качай же головою... вѣрь, я не шучу...
„Не о томъ теперь я, впрочемъ, говорить хочу...
„Дѣло въ томъ, что ты ученый... богословъ вполнѣ
„И съ Фомою Аквинатомъ сталъ бы наравнѣ...
„И латынь, какъ езуиты, панъ, ты изучилъ.
„Такь не смѣйся, еслибъ спроста я тебя спросилъ:
„Въ привидѣнья и въ явленья вѣришь ли ты панъ?
„Что о призракѣ ты скажешь, что видалъ мой Янъ?“
— „Чудеса есть, пане Павле. — ксендзъ промолвилъ намъ, —
„О которыхъ и не снилось нашимъ мудрецамъ...
„Есть игра воображенья... сатана порой
„Насъ видѣньями смущаетъ съ цѣлью темной, злой,
„Много въ разныхъ старыхъ книгахъ сказано о нихъ,-
„Ложный призракъ возсоздать онъ можетъ въ насъ самихъ,
„И, поставивъ предъ очами, душу намъ страшитъ...
„Есть видѣнія святыя - ихъ видалъ Давидъ,
„Ихъ видалъ апостолъ Павелъ, твой патронъ святой,

„Есть видѣнія отъ Бога, есть отъ силы злой,
„По плодамъ познать ихъ можно... Чуденъ Богъ, великъ!"
— „Вѣрю я, — сказалъ отецъ мой, - вѣрю, что старикъ
„Передъ Яномъ изъ могилы вышелъ ночью самъ
„И стоналъ предъ нимъ... Признаюсь по секрету вамъ
„И клянусь—не лгу, порукой въ этомъ честь моя:
„Самъ три раза въ жизни видѣлъ этотъ призракъ я,
„Вотъ какъ васъ... была покрыта кровью голова...
„Точно тѣ же полатыни простоналъ слова,
„Указавъ на наше поле и на Брохвичей...
„Думалъ я - то плодъ проказы неизвѣстно чьей,
„Разузнать же не успѣлъ я: полнъ избыткомъ силъ,
„Стать въ ряды конфедератовъ я тогда спѣшилъ,
„А надѣясь на встрѣчу смерти стать въ бою лицомъ,
„Исповѣдаться хотѣлъ я предъ духовникомъ,
„И когда порой вечерней я грѣхи считалъ,
„Предо мною въ полѣ ротмистръ въ этотъ мигъ предсталъ.
„Стихли бури боевыя, пронеслись года,
„При дворѣ у воеводы я служилъ тогда,
„Въ Божьемъ мирѣ измѣнилось много... Наконецъ,
„Бывши стольникомъ въ Слонимѣ, умеръ мой отецъ.
„Я домой тогда пріѣхалъ какъ то разъ весной,
„Чтобы jure naturali^[12] домъ родимый мой
„Получить въ свое владѣнье. Поздно вечеркомъ
„Разъ я вышелъ на пригорокъ, посмотрѣлъ кругомъ

„И на ротмистрову насыпь; въ этоть самый мигъ
„Надъ могилой страшный призракъ ротмистра возникъ,
„И, крутя кровавый усъ свой, снова простоналъ
„То, что разъ уже я слышалъ... Страхъ меня объялъ,
„Сердце обмерло тревожно и заныла грудь,
„Но подумалъ я: то снова штука чья-нибудь...
„Даже было подозрѣнье...
„Шли года съ тѣхъ поръ.
„Встретилъ я Маріи милой, ясный, нѣжный взоръ,
„Что была махровой розой Закрочимскихъ дѣвъ, -
„А въ гербѣ у ней былъ лебедь, сердцемъ овладѣвъ,
„Чуднымъ призракомъ мелькнула предо мной она...
„Сталъ я свататься, и скоро свадьба рѣшена,
„Дни блаженства наступили скоро въ свой чередъ,
„Тутъ любовь, а тамъ въ хозяйствѣ множество хлопотъ,
„И не странно, что забылъ я въ счастіи моемъ
„И объ ротмистровомъ прахѣ и о немъ самомъ.
„Вотъ въ Ивановъ день, по свадьбѣ ровно черезъ годъ,
„Радость новую Господь намъ милосердно шлетъ:
„Онъ по нашему желанью сына намъ послалъ.
„Разъ я тихой лѣтней ночью по полямъ гулялъ,
„Весь молитвою сердечной къ Богу вознесенъ,
„Вдругъ въ тиши ночной съ кургана снова слышу стонъ...
„Тоть же призракъ... такъ же гedde!.. грозно возгласилъ,
„И въ безмолвіи полночномъ эхомъ повторилъ
„Лѣсъ окрестный стонъ гробовый, загудѣвъ въ глуши...

„Клятву дать готовъ спасеньемъ я моей души,
„Что съ другаго свѣта голосъ этотъ прозвучалъ...
„И упалъ я въ страхѣ наземь...

XXIII.
„Старикомъ я сталъ
„Оть былаго не осталось даже и слѣда,
„И пошла на Денбороговъ за бѣдой бѣда...
„Тутъ жена моя скончалась, нивы градъ побилъ,
„Богъ несчастіемъ и горемъ домъ нашъ посѣтилъ.
„Я пиры давалъ на славу прежнею порой,
„А теперь на кружку пива и на хлѣбъ дневной
„Старику насилу хватитъ... Съ горемъ и съ трудомъ
„Трачу немощныя силы, трачу съ каждымъ днемъ...
„Вотъ жена семнадцать лѣтъ ужъ спитъ въ землѣ сырой,
„Я дряхлѣю, подрастаеть сынъ мой молодой...
„Онъ, быть можетъ, поддержалъ бы нашъ старинный родъ,
„Гербъ нашъ поднялъ бы высоко онъ опять, но вотъ
„Голосъ мрачнаго предвѣстья услыхали мы...
„Вновь грозитъ зловѣщій призракъ изъ могильной тьмы,
„Вставъ съ угрозой передъ юнымъ на разцвѣтѣ лѣтъ...
„Что-же ксендзъ, ты въ привидѣнья вѣришь или нѣтъ?“
- „Вѣрю, - молвилъ дефиниторъ, - вѣрю всей душой.
„Что нибудь да тяготѣетъ надъ твоей семьей:
„Гибнетъ все въ хозяйствѣ вашемъ; градъ вамъ нивы бьетъ,

„То какой-то страшный призракъ спать вамъ не даетъ...
„Можетъ, то проступокъ предковъ, грѣхъ минувшихъ дней...
„Знаешь, грѣхъ отца ложится на главу детей...
„Гербъ Денбороговъ, быть можетъ, въ давнемъ и въ быломь
„Нешляхетскаго поступка оскверненъ пятномъ...“
„Какъ такъ! Что сказать ты хочешь?"
— „Панъ, постой, постой!
„Я старикъ и ксендзъ и возрастъ не позволитъ мой
„Съ шляхтой въ сабли забавляться, свой всему чередъ.
„Кто мечемъ воюетъ, самъ же отъ меча умретъ.
„Такъ въ Писаніи Священномъ самъ Господь гласитъ.
„Панъ злословить не хотѣлъ я твой гербовный щитъ...
„Не сердись же, изъ прiязни говорю тебѣ,
„Чтобъ спасти твой родъ, что гибнетъ въ злой своей судьбѣ.
„Сѣмя зла хотя и мало — плодъ его великъ.
„Не сердись же...“ добродушно продолжалъ старикъ,
И улыбка пробѣжала по его устамъ, —
„Разскажу теперь, позволь мнѣ, я, что видѣлъ самъ.
„Помолившись на ночь Богу, легъ вчера я спать;
„Не спалось мнѣ, и отъ скуки сталъ я размышлять -
„И о домѣ Денбороговъ, и о давнихъ дняхъ,
„И зачѣмъ покойный ротмистръ завѣщалъ свой прахъ
„На межѣ предать могилѣ посреди полей,
„Думалъ я о вашей тяжбѣ съ родомъ Брохвичей,

„Почему загробный призракъ бродитъ по ночамъ...
„И унесся я къ забытымъ, прожитымъ годамъ,
„Вспомнилъ все, что о минувшемъ разсказалъ ты мнѣ,
„Что изъ лѣтописей зналъ я самъ о старинѣ.
„Эти мысли овладѣли такъ моей душой,
„Что приснились мнѣ и ротмистръ, и казацкій бой.
„Снилось - полчища другъ съ другомъ въ бой идуть, и вотъ
„Рати Яна Казиміра прадѣдъ вашъ ведетъ.
„На враговъ героевъ юныхъ грянулъ смѣлый рой,
„И ведетъ подъ браннымъ стягомъ ихъ старикъ сѣдой.
„Вотъ какой-то Запорожецъ цѣлитъ самопалъ...
„Выстрѣлъ... ротмистръ зашатался и, какъ снопъ упалъ.
„Но безъ крика и безъ стона... только тусклый взоръ.
„Приподнявъ забрало шлема, онъ вперилъ въ упоръ...
„Кровь съ чела его сочится черною струей...
„Вотъ становится все дальше смертоносный бой,
„Тамъ вдали и дымъ, и пламя, блещутъ палаши...
„Слушай панъ, что снилось дальше мнѣ въ ночной тиши.

XXIV.
СОНЪ ДЕФИНИТОРА.

„Стелется по полю дымъ пеленою,
„Пушки грохочутъ вдали и гремятъ,
„Вотъ на пригоркѣ къ кому-то толпою
„Ратники съ помощью братской спѣшатъ.

„Живо шатромъ полотно раскидали,
„Съ сдержаннымъ говоромъ около стали,
„А подъ шатромъ, головой на сѣдлѣ,
„Съ раной смертельной на блѣдномъ челѣ,
„Панцырный ротмистръ лежитъ, умирая.
„Кровь запеклась, окропивъ его ликъ,
„Блещетъ на персяхъ кольчуга стальная.
„Съ думой усы свои крутитъ старикъ.
„Вкругъ воцарилось нѣмое молчанье:
„Трое изъ шляхты покинули бой.
„Пишетъ одинъ изъ нихъ - знать, завѣщанье.
„Щупаетъ пульсъ, - видно докторъ, - другой.
„Третій поникъ, на лицѣ же кручина, -
„Я отгадалъ въ немъ печальнаго сына.
— „Что же ксендза нѣтъ?" старикъ простоналъ,
„И продолжалъ, помолчавши немного, -
„Давеча я бернардина видалъ...
„Только одинъ онъ, а раненыхъ много...
„Кто-жъ мнѣ предъ смертью грѣхи разрѣшитъ?
„Кто-жъ съ небесами мой духъ примиритъ?“
— „Пане, пусть это тебя не тревожитъ,
„Только душой обратись къ небесамъ,
„Богъ твою исповѣдь выслушать можетъ,
„Богъ разрѣшитъ и грѣхи твои самъ.
„Исповѣдь сердца вручи Всеблагому.
„Милость сраженному въ полѣ бойцу!
„Шляхтичъ писавшій такъ молвилъ больному.

„Ротмистру кровь приступила къ лицу,
„Слезы въ рѣсницахъ сѣдыхъ засверкали,
„Очи на небо возводитъ старикъ.
„Воспоминаніемъ, полнымъ печали,
„Вдругъ озарился торжественно ликъ,
„И простоналъ онъ: „довольно грѣшилъ я,
„Но милосердъ къ слабымъ людямъ Господь...
„Горе и скорби покорно сносилъ я.
„И искушенья старался бороть...
„Мнѣ, я надѣюсь и вѣрю, Всевышній
„Много грѣховъ милосердо проститъ,
„Только единственный грѣхъ и давнишній
„Душу мою передъ смертью томитъ...
„Камнемъ тяжелымъ онъ душу мнѣ давитъ,
„Онъ тяжелѣй и ужаснѣе всѣхъ...
„Господи! милость Твоя да оставитъ
„И да проститъ мнѣ содѣянный грѣхъ!
„Слушайте братья, пока еще время.
„Вамъ, умирая, я все разскажу
„И передъ дверь могильною бремя -
„Бремя тяжелое съ сердца сложу.
„Сынъ мой, замѣть мое каждое слово
„И искупи преступленье отцово!"

^* _* ^*

„Буенъ и пылокъ я въ юности былъ
„Что на войнѣ, что за дружеской чаркой,

„А утомясь тою жизнiю жаркой,
„Отдыхъ въ статутѣ Литвы находилъ.
„Кромѣ дуэлей, попоекъ веселыхъ.
„Я развлеченій друтихъ не знавалъ,
„Много я дѣлалъ насилій тяжелыхъ,
„Юности въ этомъ самъ чертъ помогалъ.
„Это грѣхи все не малые были,
„Впрочемъ, въ то время всѣ такъ же грѣшили...
„Ксендзъ-исповѣдникъ за нихъ укорялъ,
„Совѣсти голосъ намъ то же шепталъ...
„А хоть душа и внимала укору,
„Но въ молодую горячую пору
„Силъ удержаться для юноши нѣтъ,
„А какъ отца моего схоронили,
„Сталъ надъ помѣстьемъ хозяиномъ я.
„Шумно я зажилъ, гремя и блистая
„Роскошью пышныхъ богатыхъ пировъ,
„Чтобъ не идти за другими вослѣдъ.
„Годы обычнымъ чредомъ уходили,
„Бѣшено юность кипѣла моя,
„Славилась псарня моя дорогая,
„Не было лучше моихъ скакуновъ.
„Меда столѣтняго крѣпче не знали,
„Ухарскій усъ такъ никто не крутилъ,
„Если-жъ аккорды мазурки звучали,
„Ловкостью всѣхъ на балу я дивилъ...
„Горе тому, кто при встрѣчѣ со мною

„Въ сторону тотчасъ съ пути не свернетъ...
„Горе трикраты — кто дерзкой рукою
„Поля клочекъ отъ меня заберетъ,
„Даму отбить среди танцевъ рѣшится...
„Грубо ли кто мнѣ отвѣтитъ порой,
„Мигъ — и ушей злополучный лишится
„На поединкѣ кровавомъ со мной...
„Небо на горе сосѣда мнѣ дало:
„Панъ Мацей Брохвичъ соперникъ мнѣ сталъ,
„Не уступалъ онъ ни въ чемъ мнѣ, бывало,
„Даже красотокъ моихъ отбивалъ.
„Были мы равными съ паномъ сосѣдомъ,
„Лихо на сабляхъ онъ бился со мной.
„Скоро война запылала со Шведомъ,
„Время ли ссориться между собой?
„Вѣрно свой долгъ исполняя отчизнѣ,
„Брохвичу руку я подалъ, какъ братъ:
„Кстати ли ссоры обыденной жизни
„Въ часъ, какъ враги край родимый громятъ?
„Шляхта стремительно въ бой поскакала,
„Сь Брохвичемъ сѣли и мы на коней.
„Эта война вамъ извѣстна не мало,
„Мнѣ говорить же не время о ней.
„Только скажу, что вернулся я рано,
„Мой же сосѣдъ продолжалъ воевать.
„Стой-ка! — подумалъ я, — можно для пана
„Ныньче отличную штучку сыграть...

„Темною ночью всю дворню собралъ я.
„Далъ ей дубины, лопаты ей далъ;
„Землю дружинѣ копать приказалъ я
„Тамъ, гдѣ окопъ пограничный стоялъ.
„Скоро лопаты усердной дружины
„Вѣхи съ межами безслѣдно снесли.
„И изъ за жалкой одной десятины
„Отнялъ я десять сосѣдней земли!
„Новыя вѣхи вставали при этомъ
„Тотчасъ подъ самымъ сосѣдскимъ дворомъ.
„Небо же только блеснуло разсвѣтомъ,
„Плуги мои ужъ ходили кругомъ,
„Спѣлое жито съ корнями взрывая
„Въ дикомъ хозяйствѣ на нивѣ чужой,
„Гдѣ же граница была межевая,
„Старую насыпь сравняли съ землей...
„Прежнихъ границъ не осталось и знака,
„Даже ихъ слѣдъ уничтоженъ до тла.
„Слишкомъ ужъ явно забралъ я однако
„Землю сосѣда - мнѣ дума пришла.
„Какъ закрѣпить мнѣ что забрано мною,
„Если потянетъ сосѣдъ меня въ судъ?
„Сталъ размышлять я, а бѣсы толпою
„Адский совѣтъ уже мнѣ подаютъ...
„Былъ при дворѣ у сосѣда дубовый
„Маленькiй домикъ; окопанъ былъ онъ,
„Съ крѣпкимъ замкомъ и постройки здоровой -

„Памятникъ дѣдовскихъ давнихъ временъ,
„Въ стилѣ старинной причудливой моды;
„Гербъ красовался надъ нимъ родовой.
„Въ башняхъ подобныхъ въ военные годы
„Дѣды имущество крыли порой.
„Шляхтичъ сосѣдъ мой, ― прости мнѣ, о Боже!
„Бѣдность въ наслѣдство одну получилъ.
„Только бумаги, всѣхъ перловъ дороже ―
„Праотцевъ память въ той башнѣ хранилъ.
„Вѣдомо вамъ, что такое наследство
„Шляхтичъ, лелѣетъ дороже всего:
„Въ немъ ― съ доказательствомъ права шляхетства
„Право владѣнья имѣньемъ его.
„Въ этихъ пергаментахъ древнихъ сокрыта
„Чести твоей дорогая защита,
„И обезпечутъ они за тобой
„Предковъ шляхетство и гербъ родовой.
„Если пергаментъ твой кто уничтожитъ,
„Чести лишить и имѣнія можетъ...
„Я же дерзнуть святотатно посмѣлъ,
„Боже!.. на собственность эту святую!..
„Еслибъ хоть бой между нами кипѣлъ...
„Еслибъ завелъ я съ нимъ распрю лихую,
„Смѣло, по рыцарски... Нѣтъ, потерялъ
„Честь я шляхетскую... въ помощь призвалъ
„Нищаго... Низко подкупленный мною,
„Башню поджегъ онъ во мракѣ ночномъ,

„И разлетѣлись воздушной толпою
„Древнія хартіи, листъ за листомъ...

„Ночь была темная, сталъ у окна я.
„Взоромъ тревожнымъ во мракѣ блуждая...
„Вонъ въ отдаленьи пожаръ запылалъ...
„То документы распались золою ―
„Стало моимъ все, что отнято мною!
„Дрогнула совѣсть... безъ чувствъ я упалъ.
„Скоро сосѣдъ мой домой воротился,
„Тотчасъ въ поджогѣ меня обвинилъ.
„Я же безстыдно и нагло кичился.
„Самоувѣренъ съ нимъ въ тяжбѣ я былъ.
„Полемъ его я владѣлъ безъ помѣхи:
„Въ темную ночь переставлены вѣхи.
„Зная, что дѣлъ моихъ нѣтъ и слѣда,
„Сталъ я безъ страха предъ ликомъ суда...
„Въ пользу мою нашу тяжбу рѣшили,
„Онъ же не могъ доказать грабежа,
„Все, что я отнялъ, все мнѣ присудили,
„Вплоть до границы, гдѣ встала межа.
„Думы хоть втайнѣ меня и терзали,
„Голосъ же совѣсти я заглушилъ.
„Еслибъ отдать все―то всѣ бы узнали,
„Что у сосѣда я домикъ спалилъ...
„Онъ же, упавъ въ нищету и лишенья,
„Ползалъ по судьямъ лѣтъ десять потомъ,

„Умеръ, сдавъ Господу право отмщенья,
„И позабыли всѣ вскорѣ о немъ".

^* _* ^*

„Съ каждой минутой слабѣлъ, умирая.
„Ротмистръ и смолкнулъ, дыша тяжело.
„Рана, на лбу его блѣдномъ зіяя,
„Кровью сильнѣй окропила чело.
„Кровь запеклась надъ сѣдыми усами.
„Трупъ... лишь въ очахъ тлѣетъ искра одна.
„Вотъ шевелитъ онъ нѣмыми устами...
„Хочетъ сказать... грудь усилій полна...
„И продолжалъ онъ, оправившись снова.
„Тихо чуть слышное, слабое слово:
― „Сынъ мой! все теперь ты знаешь ― грѣхъ исправь ты мой.
„Вы же Богу помолитесь, братья, надо мной.
„Безъ ксендза, безъ утѣшенья здѣсь мнѣ умереть...
„Не въ могилѣ освященной прахъ мой будетъ тлѣть...
„Сынъ! чтобъ духъ мой успокоить ты меня зарой
„Въ полѣ возлѣ старой груши, тамъ былой порой
„Были вѣхи, и сосѣда тамъ уже поля.
„Десять моргеновъ направо ― то его земля.
„Эту землю возвратить ты долженъ Брохвичамъ.
„Горе, если прахъ отцовскiй не схоронишь тамъ!
„Тамъ взамѣнъ межи, стоявшей давнею порой,

„Пусть моя могила станетъ полевой межой.
„Если-жъ тотъ завѣтъ оставитъ сынь мой безъ слѣда,
„Братья, пусть онъ станетъ съ вами предъ лицомъ суда.
„Весь разсказъ до слова судьямъ передайте мой,
„Я жъ его передъ небеснымъ обличу судьей.
„Сынъ!.. отдай чужую землю... заклинаю я...
„Тамъ... подъ грушею... могила... слышите... моя...
„Такъ сказавши, испустилъ онь тихій, слабый стонъ,
„Кровь струиться перестала... больше не жилъ онъ.
„Всѣ колѣни преклонили, обратясь къ нему,
„Я жъ съ молитвою очнулся".

XXV.
― „Видно по всему,
„Ксендзъ почтенный, что все это было не во снѣ...
„Пѣсню старую ты снова запѣваешь мнѣ,
„Чтобы отдалъ Брохвичамъ я долю ихъ полей,
„Хоть она за нашимъ родомъ съ позабытыхъ дней,
„Во владѣньи нашемъ... это ясно, будто днемъ"..
― „Не сердись же, пане Павле, дѣло здѣсь не въ томъ,
„Наяву все это было, или сонъ пустой,
„И по праву ты, безъ права ль завладѣлъ землей,
„Но тебѣ я, какъ священникъ, дамъ вопросъ одинъ:
„Какъ достойный, честный шляхтичъ, роду вѣрный сынъ,
„Уважающій высоко свой гербовый щитъ,
„Правнукъ доблестнаго старца, что въ могилѣ спитъ,

„Отвѣчай мнѣ, — чести ложью вѣкъ ты не пятналъ,
„Отдалъ землю сынъ ротмистра, какъ онъ завѣщалъ?
„И подъ самой грушей тѣло имъ погребено?“
— „Ну теперь ручаться въ этомъ, пане, мудрено...
„Этотъ сынъ - панъ Петръ Денборогъ, то есть прадѣдъ мой,
„Былъ тогда, при Янѣ третьемъ, Рѣчицкимъ главой...
„Миръ ему... Скупой довольно человѣкъ онъ былъ,
„И отца, весьма быть можетъ, онъ похоронилъ
„Не подъ грушею, а съ десять моргеновъ лѣвѣй.
„Гдѣ отецъ поставилъ вѣхи самъ рукой своей...
„Какъ узнать, — съ тѣхъ поръ уплыли цѣлые вѣка, —
„Гдѣ росла въ то время груша, гдѣ текла рѣка?
„Все изглаживаетъ время вѣчною волной...
„Лишь свидѣтелемъ архивъ нашъ старый родовой
„Въ томъ, что сынъ Петра, Матеушъ, ключникъ при дворѣ,
„Споръ граничный съ Брохвичами велъ о той порѣ."
„Кто же выигралъ въ томъ спорѣ?“ Ксендзъ отца спросилъ,
— „Да никто... А споръ остался, какъ и прежде былъ...
„Знаешь, панъ, какъ адвокаты тяжбу иногда
„Цѣдятъ цѣлыми годами въ рѣшето суда,
„Крючкотворству же приказныхъ не видать конца...
„Справка... свѣрка... вызовъ къ мѣсту нужнаго лица...
„Переводится бумага, и за годомъ годъ,
„Время мчится незамѣтно, а процессъ ползетъ...

„Такъ напрасно бѣдный Брохвичъ все рѣшенья ждалъ,
„Понапрасну въ дверь Фемиды изъ всѣхъ силъ стучалъ...
„Достучаться въ эти двери онъ не могъ никакъ:
„Сыпалъ деньгами Денборогъ, Брохвичъ былъ бѣднякъ —
„И Матеушъ пересилилъ, взысканый судьбой...
„Сынъ его ― панъ Тимотеушъ ― мой отецъ родной,
„Бывший стольникомъ Слонимскимъ, какъ-то въ добрый часъ
„Тяжбу сдѣлкой полюбовной вздумалъ кончить разъ,
„Но раздумалъ очень скоро ― мысль ему пришла,
„Что давно все позабыто, давность протекла...
„А поля цвѣли такъ пышно вкругъ со всѣхъ сторонъ,
„Что себѣ haereditatem^[13] ихъ оставилъ онъ...
„Отъ отца же во владѣнье я ихъ получилъ"
― „О, какъ небо милосердо! ― ксендзъ проговорилъ, ―
„Какъ ты счастливъ, пане Павле, радуйся душой,
„Можешь подвигъ совершить ты честный и святой:
„Грѣхъ прошедшихъ поколѣній, грѣхъ, что былъ великъ,
„Передъ Господомъ ты можешь уничтожить въ мигъ.
„Гнѣва Божьяго разсѣять тучу можешь ты,
„Что готова разразиться громомъ съ высоты...
„Этотъ подвигъ благородный только соверши
„Тяжкій камень угрызеній упадетъ съ души...
„Посмотри, какъ будетъ сладко, какъ отрадно ей,
„Лишь отдашь чужую землю... “

— „Ну, мой панъ, ей, ей,
„Было всѣмъ бы удивленье отъ такихъ щедротъ...
„И сама вдова сосѣда вовсе ихъ не ждетъ...
„Что сказали-бъ сами тѣни праотцевъ моихъ,
„Еслибъ древнее наслѣдье получивъ отъ нихъ, -
„Что завѣщано хранить мнѣ, даръ ихъ родовой,
„Я урѣзалъ и умалилъ дерзкою рукой"...

XXVI.
Тутъ торжественно и тихо дефиниторъ всталъ
И отца за обѣ руки съ братскимъ чувствомъ взялъ.
Въ этотъ мигъ онъ весь былъ полонъ свѣтлой красоты.
„Пане, если тѣни предковъ вспоминаешь ты,
„Такъ скажу тебѣ: ужели въ силахъ ты, мой другъ,
„Обрекать ихъ на томленье въ лонѣ адскихъ мукъ?
„Призракъ ротмистра ты видѣлъ самъ во тьмѣ ночной...
„Развѣ онъ вкусилъ за гробомъ до сихъ поръ покой,
„Видно, мучается сильно онъ за грѣхъ свой тамъ
„И потомковъ умоляетъ, ходя по ночамъ,
„Чтобъ скорѣе возвратили роду Брохвичей,
„Что насильно онъ когда-то взялъ рукой своей...
„Развѣ, думаешь, всѣ тѣни твоего родства, -
„Панъ Слонимскiй стольникъ, ключникъ, Рѣчицкій глава,
„Силой выиграли дѣло предъ святымъ судомъ?
„За сиротъ не покарали ихъ на свѣтѣ томъ!
„А загробныхъ тѣхъ мученій, что пришлись отцамъ.

„Не раздѣлишь за могилой развѣ ты и самъ?
„Христіанинъ, честный шляхтичъ, вѣрный сынъ и внукъ -
„Ты награбленнымъ уже ли дорожишь, мой другъ?
„Развѣ такъ бы христіанинъ, шляхтичъ поступалъ?
„Полно... Полно..." - весь въ волненьи мой отецъ сказалъ.
Эти рѣчи растопили холодъ сердца въ немъ...
Онъ нахлынувшия слезы вытеръ рукавомъ
И сказалъ: „святая правда! истина сама!
„Только есть impedimenta, есть препятствій тьма:
„Primo: землю возвращая, обличу вину
„Тѣмъ я предковъ, завладѣвшихъ ею въ старину...
„За грѣхи ихъ передъ свѣтомъ мнѣ держать отвѣтъ...
„A secundo^[14]: вѣхъ тогдашнихъ ужъ и слѣда нѣтъ.
„Гдѣ тогда границы были? Какъ теперь узнать?
„Я готовъ отдать чужое, жаль свое отдать.
„Въ третьихъ... ротмистра могилу... предковъ прахъ святой
„Неужели мнѣ оставить на землѣ чужой?
„А притомъ въ хозяйствѣ нашемъ, бѣдномъ и плохомъ,
„Десять моргеновъ не шутка... Ужъ и такъ нашъ домъ
„Разоренъ давно подъ гнетомъ горя и кручинъ...
„Да и какъ на эту щедрость поглядитъ мой сынъ?
„Онъ вѣдь мой прямой наслѣдникъ... Чѣмъ онъ будетъ жить?"
— „Передъ честностью все въ мірѣ должно уступить,“
Молвилъ ксендзъ благочестиво „въ милости своей

„Не оставитъ тѣхъ, кто честенъ, щедрый Царь царей!
„Даже лучше Христа ради по міру сбирай,
„А всегда redde quod debes, ― должное отдай!
„Но тебѣ не угрожаютъ бѣдность и нужда:
„Средство есть отдать сосѣду землю безъ вреда,
„Нерушимой честь оставивъ праотцевъ твоихъ,
„Что никто и знать не будетъ о насильи ихъ...
„Сынъ же твой... мы такъ устроимъ, жертвуя землей,
„Что и слова онъ не пикнетъ, будетъ радъ душой...
„Словомъ, съ небомъ примиришься, а упавшій домъ
„Зацвететъ довольствомъ полнымъ снова, какъ въ быломъ,
„Въ небесахъ найдетъ отраду ротмистра душа,
„На землѣ жъ ты не истратишь одного гроша.“

XXVII.
— „Что жъ за способъ это дивный? Чтобъ я сдѣлать могъ?
— „Честь шляхетская безъ пятенъ, честь моя въ залогъ,
„Verbum nobile^[15], что слова не нарушу я...
„Дай совѣтъ... на все готовъ я... вотъ рука моя!
„Эти совѣсти упреки... призракъ гробовой,
„Что тревожитъ насъ, вставая изъ земли сырой,
„И надъ сыномъ мрачно вѣетъ въ цвѣтѣ дней его...
„Эти скорби, разоренье дома моего...
„Это все терзаетъ сердце мнѣ ножа острѣй...
„Дай совѣтъ мнѣ... “

— „Пусть наслѣдникъ вотчины твоей
„Сынъ достойный твой доскажетъ начатое мной:
„Хочетъ мира съ Брохвичами, иль вражды былой?
„Если къ миру больше склоненъ, - пусть научитъ онъ,
„Какъ устроить, чтобъ не вышелъ никому уронъ,
„Чтобъ законъ исполнить Божій и законъ людей,
„Для отрады и покоя дорогихъ тѣней... "
— „Какъ же сдѣлать? Недоступно моему уму...
„Если я не догадаюсь, такъ ужъ гдѣ жъ ему?
„Старцы опытнѣе юныхъ и умнѣй всегда,
„Такъ учили езуиты въ прежніе года.
„Что бы Троцкій воевода, что бы онъ сказалъ,
„Еслибъ старшаго умнѣе вдругъ мальчишка сталъ!
― „О, промолвилъ дефиниторъ, я согласенъ въ томъ,
„При своемъ да будетъ старость, юность—при своемъ.
„Горькимъ опытомъ данъ разумъ намъ среди скорбей,
„Юность видитъ чистымъ сердцемъ и порой яснѣй.
„Если жъ камень преткновенья попадется намъ,
„Въ сердце юное заглянемъ — кладъ безцѣнный тамъ!
„Ну, смѣлѣй же, пане Яне: съ чистою душой
„Съ чистымъ сердцемъ, дай совѣтъ намъ, дѣтский и благой.
„Бредъ горячечный случайно твой подслушалъ я
„И узналъ, гдѣ рана сердца, гдѣ печаль твоя...
„Что жъ, любовь твоя невинна и чиста вполнѣ..."
Такъ съ привѣтливой улыбкой ксёндзъ промолвилъ мнѣ,
И подвелъ, за руку взявши, онъ къ отцу меня.

Я жъ, блѣднѣя и краснѣя, голову склоня,
Съ большимъ страхомъ, чѣмъ при встрѣчѣ съ тѣнью мертвеца,
Полный трепетнымъ смущеньемъ, палъ къ ногамъ отца.
— „Милый батюшка, прости мнѣ, робко я сказалъ,
„Что тебя я не спросившись, волю сердцу далъ...
„Дочку Брохвича люблю я... Въ домъ вдовы, порой,
„Я завертывалъ съ охоты по пути домой...
„Такъ радушно принимали тамъ меня всегда...
„Въ нихъ старинной непріязни даже нѣтъ слѣда,
„И давно они забыли нашихъ предковъ зло...
— „Каково! Прошу покорно... вотъ куда пошло!..
(Тутъ съ улыбкою, но строго мой отецъ прервалъ)
„Онъ влюбился... и въ кого же? Вотъ не ожидалъ –
„Въ дочь сосѣда... съ кѣмъ издавна, больше двухъ вѣковъ,
„Мы враждуемъ... Что за тонкій, хитрый женскiй ковъ!
„Уловить птенца, въ которомъ нашъ и гербъ и родъ
„Заключили всю надежду! Вотъ ловушка, вотъ!..
„А!.. брататься съ Брохвичами! Нѣтъ, голубчикъ, нѣтъ!
„Per non sunt^[16] изволь отбросить свой безумный бредъ!“
— „Нѣтъ, отецъ мой! отвѣчалъ я съ тихою мольбой,
„Только съ сердцемъ можно вырвать жаръ сердечный мой...
„Далъ я слово... и останусь непоколебимъ...
„Полюбилъ я первый... Ею тоже я любимъ...
„Чувство жаркое, святое намъ сердца зажгло,

„И оно, какъ небо лѣтомъ, чисто и свѣтло..."
― „Ну, умѣла же красотка парня уловить!..
„Но... прошу покорно... какъ же съ изреченьемъ быть,
„Что пока хотя одинъ есть въ свѣтѣ человѣкъ,
„Въ миръ Денбороги не вступятъ съ Брохвичами вѣкъ?
„Что тутъ дѣлать?“
― „Что жъ! Мы дѣти? Ксендзъ проговорилъ,
„Если кто-нибудь такую фразу сочинилъ, —
„И топтать, ей слѣпо ввѣрясь, все святое въ грязь?
„Денборога не унизитъ съ Брохвичами связь —
„Оба рода чистой шляхты съ давней старины,
„(А къ тому же оскорбленье съ вашей стороны)
„Родъ ихъ точно такъ же честью вѣчно дорожилъ,
„И никто тамъ хитрой сѣтью Яна не ловилъ...
„Нѣтъ, старушка же, напротивъ, только поняла,
„Что взаимно оба сердца имъ любовь зажгла,
„То, какъ честная шляхтянка, дочери своей
„Тотчасъ съ строгостью внушила, что не должно ей
„Переписываться съ Яномъ, даже говорить,
„Развѣ только самъ Денборогъ вздумаетъ просить
„У нея руки для сына. Панъ, всему чередъ ―
„И за правду, и за кривду небо воздаетъ...
„Пане Павле, Божьей кары бойся, разумѣй ―
„Грѣхъ прошедшихъ поколѣній на главѣ твоей,
„Домъ твой гибнетъ, и готова ― небо да спасетъ! ―

„Ветвь послѣдняя засохнуть, не принесши плодъ...
„Серде юное истлѣетъ въ пламени своемъ...
„Что жъ, тебѣ пріятно будетъ, какъ въ дому пустомъ
„Предъ тобой, блуждая, встанетъ полночью глухой
„Съ грознымъ стономъ redde, redde... призракъ роковой?"
― „О, мой ксендзъ!“ отецъ воскликнулъ вдругъ, весь полный слезъ,
„Мудрый ксендзъ! и езуитамъ ты бы честь принесъ!
„Даже Троцкій воевода, это услыхавъ,
„Даже онъ бы согласился, что вполнѣ ты правъ!
„Боже! счастіе даруй имъ! Я желаю самъ —
„Пусть Денбороги протянутъ руку Брохвичамъ!“
Говоря такъ, отъ восторга мой отецъ рыдалъ
И меня и въ лобъ, и въ губы горячо лобзалъ...
Надо мною онъ молитву жарко возносилъ:
„Боже! Ты, что къ Денборогамъ милосердымъ былъ,
„На дитя мое родное благодать пролей.
„Направляй его повсюду по стезѣ Твоей!
„Пусть онъ съ честію поддержитъ родъ старинный свой!"
Тутъ ксёндза отецъ мой обнялъ въ радости живой.
Старцы въ радости сердечной плакали, и вотъ,
Засверкалъ по нашимъ кубкамъ старый добрый медъ.

XXVIII.
Такъ миновали всѣ скорби чредою.
Къ Брохвичамъ вскорѣ поѣхалъ отецъ,

Дочку и мать полюбилъ онъ душою,
Радуясь счастію нашихъ сердецъ.
Сколько судьба даровала въ мгновенье:
Юности — счастіе, предкамъ — покой
И стародавней враждѣ примиренье!
Медъ и вино заструились рѣкой.
Вмѣстѣ съ домами и спорныя нивы
Наша любовь воедино слила,
Юные были, какъ въ небѣ, счастливы,
Старость ихъ счастьемъ блаженна была.
То предаваясь молитвѣ, то картамъ,
Если же счастье отцу повезетъ,
О воеводѣ завѣтномъ съ азартомъ,
Выпивъ медку, онъ бывало начнетъ.

Спорныя земли когда заорали,
Рѣдко насъ набожный ксендзъ навѣщалъ,
Если жъ мы старца порой упрекали
Въ томъ, что дѣтей онъ своихъ забывалъ,
Онъ говорилъ намъ, что всѣ ему дѣти —
Въ каждомъ селѣ и деревнѣ — вездѣ...
Много несчастныхъ на Божіемъ свѣтѣ,
Кто жъ имъ поможетъ въ нуждѣ и бѣдѣ?
Тамъ межъ сосѣдей взаимная ярость,
Этого давитъ отчаянья гнетъ,
Тамъ же больная, убогая старость, ―
Кто пособитъ ей и травъ принесетъ?

Кто-нибудь пищи небесной алкаетъ,
Кто-нибудь въ двери за хлѣбомъ стучитъ,
Всѣмъ помогаетъ онъ, всѣхъ утъшаетъ.
Трудится, пашетъ, молитву творитъ.

XXIX.
Мы же съ любовью и Божіимъ страхомъ
Зажили. Ротмистръ во мракѣ ночей
Больше не бродитъ. Надъ памятнымъ прахомъ
Нынѣ часовня подъ сѣнью вѣтвей.
Горе ли, радость ли въ домѣ порою.
Тамъ мы колѣни склоняемъ съ мольбою.
Голодъ, война ли, засуха ль въ поляхъ,
Богъ милосердый намъ благостно внемлетъ
И на спасенье десницу подъемлетъ.
Или отраду даруетъ въ скорбяхъ.

____________
ЭПИЛОГЪ.

Вотъ все то, что панъ Денборогъ мнѣ повѣдалъ самъ.
Отъ себя теперь два слова я прибавлю вамъ.
Время шло, старикъ Денборогъ умеръ въ свой чередъ,
Разсказавъ про воеводу новый анекдотъ.

Но, очищенъ покаяньемъ отъ грѣховъ своихъ
И предъ смертью удостоясь блага тайнъ святыхъ,
Въ лонѣ праотцевъ гербовныхъ, кинувъ міръ земной,
Вмѣстѣ съ Троцкимъ воеводой онъ вкусилъ покой,
Такъ какъ Брохвичъ, что когда то ротмистромъ здѣсь былъ,
У небесъ ему навѣрно милость умолилъ.
И теперь благословляютъ оба съ высоты
Двухъ гербовъ соединенныхъ древніе щиты.
Дубъ — краса лѣсовъ литовскихъ на одномъ щитѣ,
На другомъ олень рогатый въ дикой красотѣ.
И растутъ три малыхъ внука, старыхъ пней ростки,
Рѣзвы, быстры, какъ олени, крѣпки, какъ дубки.

Время шло; земля сырая и ксендза взяла.
И давно его могила дерномъ поросла.
Молодые Денбороги и народъ толпой
Ту могилу окропляютъ теплою слезой.
Вѣру свѣтлую, что ярко такъ пылала въ немъ
И любовь святую къ ближнимъ, бившую ключемъ
Въ добромъ старцѣ, долго, долго паствѣ не забыть.
Онъ въ сердцахъ у насъ незримо долго будетъ жить.

Гробъ за гробомъ поглощаетъ кости стариковъ.
Уходи, былое время въ глубину вѣковъ...
Ты же, утро просвѣщенья въ блескѣ золотомъ
Разсвѣтай скорѣй предъ нами радостнымъ лучемъ...

А когда твой лучъ заблещетъ въ небѣ высоко
И освѣтитъ все, что тьмою скрыто глубоко,
И когда мы въ этом блескѣ взглянемъ въ мракъ могилъ,
Боже, дай, чтобъ предъ отцами стыдъ насъ не покрылъ!
Горе жъ намъ тогда, о Боже, горе, если тамъ
Ликъ прапрадѣда угрюмый глянетъ въ очи намъ,
И торжественно раздастся замогильный гласъ,
Провѣщавъ: „redde quod debes, старый долгъ на васъ!
„И уму и силамъ вашимъ завѣщали мы
„Край родной, спускаясь въ лоно замогильной тьмы.
„Что по смерти вашихъ предковъ вами свершено?
„Гдѣ плоды преуспѣянья? Гдѣ и въ чемъ оно?
„Въ вѣкъ вашъ новый, просвѣщенный расцвѣсти пора
„На поляхъ цвѣтамъ, въ сердцахъ же сѣменамъ добра...
„Встарь любили мы процессы, тяжбы и дѣла,
„Въ васъ любовь святая къ братьямъ вѣрно расцвѣла?
„Вы къ рабамъ освобоженнымъ, бросивъ гоноръ свой,
„Вѣроятно, братски теплы любящей душой,
„Бросивъ чарку, что клонила насъ къ лихимъ дѣламъ,
„Вѣрно, молитесь вы жарче, чище небесамъ
„А Господь вѣдь по заслугамъ милуетъ людей, —
„Такъ и небо ваше, значитъ, чище и свѣтлѣй?.."

О, какъ тяжко этотъ голосъ слышать изъ могилъ:
Нашъ посѣвъ еще колосьевъ въ полѣ не пустилъ,
А хотя вкругъ насъ и зеленъ, и широкъ просторъ, —
Въ низкой травкѣ хлѣбъ и куколь различитъ ли взоръ?

Такъ простите жъ, что несмѣлой робкою рукой
По струнамъ пѣвецъ бряцаетъ надъ землей родной.
Какова то будетъ жатва? Роковой вопросъ:
Пѣсню радости ли грянуть, или пѣсню слезъ?

1. luxus - роскошь.
2. Curtum visum
3. servus―cлуга.
4. Такъ начинается одна изъ Виргилiевыхъ одъ.
5. Тебя Бога хвалимъ.
6. Concedo ― соглашаюсь.
7. Potestatem paternam ― родительскую власть.
8. terra ― земля; amo ― люблю; puer, bene ― хорошо, мальчикъ. Pronomen, nomen, verbum ― мѣстоименіе, имя существительное, глаголъ.
9. Фамилія Денборогъ состоитъ изъ двухъ словъ: dęb - дубъ и róg - рогъ.
10. Venator ― охотникъ, ловчій
11. Redde quod detes ― отдай что долженъ.
12. jure naturali - по естественному праву.
13. haereditatem ― въ наслѣдство.
14. impedimenta - пpeпятствія; primo, secundo ― во-первых, во-вторыхъ.
15. Verbum nobile ― честное слово.
16. per non sunt ― совсѣмъ.