Переправа главных сил армии на среднем Дунае, немыслимая в присутствии мониторов, требовала или окончательного их уничтожения, или же таких мероприятий, которые поставили бы броненосцы в невозможность вредить нам на всём протяжении реки от Рущука до местечка Корабии, как крайнего пункта расположения русских войск вверх по Дунаю. Поэтому Великий Князь Главнокомандующий отдал приказание капитану 1-го ранга Новикову, известному ещё по своим севастопольским заслугам, заградить во что бы то ни стало Дунай на данном пространстве и постараться уничтожить как мониторы, так и все вообще неприятельские военные суда. В помощь капитану Новикову был командирован адъютант Главнокомандующего, полковник Струков, а старшим по Новикове офицером на флотилии находился гвардейского экипажа капитан-лейтенант Тудер. Сколь ни трудно казалось исполнение этого поручения, тем не менее к нему было приступлено 7 июня, в 11 часов вечера, когда из деревни Малу-ди-Жос выступила наша флотилия, в числе десяти паровых катеров и шести вёсельных шлюпок (шестёрок) с минами. Флотилия направилась вверх по течению к местечку Парапан (в 15-ти верстах выше Рущука) и с первым проблеском рассвета (8-го числа) приступила к минным заграждениям, заняв низменный остров Мечку частью высаженных стрелков и казаков. Башибузуки, занимавшие возвышенный турецкий берег, тотчас же открыли по рабочим шлюпкам ружейный огонь, значительно мешавший нашим морякам и минёрам; поэтому, для наибольшего прикрытия работ, к берегу противника были выставлены два баркаса с тридцатью отличнейшими стрелками из лучших уральских казаков и пехотинцев.
Турки, извещённые в Рущуке о происходящих работах, выслали на восходе солнца блиндированный пароходо-фрегат против нашей флотилии, работавшей у острова Мечки. Пароход открыл по шлюпкам огонь и нанёс им некоторое повреждение, впрочем вскоре исправленное. Встреченный огнём нашей осадной батареи у Парапана, он вскоре удалился, но ненадолго. Паровой шлюпке «Шутке»[1] ещё в начале работ было приказано расположиться за восточным углом острова Мечки, как для наблюдений за проливом между Мечкой и островом Диналуи, так и для препятствования турецким мониторам и пароходу, в случае, если бы они попытались приблизиться к нашим работам. Около пяти часов утра, уже при полном дневном свете, лейтенант Скрыдлов, командовавший «Шуткою», заметил приближение пароходо-фрегата, вооружённого одним большим и четырьмя меньшими орудиями. Пароходо-фрегат шёл против течения. Капитан Новиков, желая во что бы ни стало продолжать работы, приказал «Шутке» атаковать противника. Лейтенант Скрыдлов тотчас же на всех парах пустился навстречу неприятельскому пароходу. С ним находился, в качестве охотника, бывший морской офицер, наш известный художник В. В. Верещагин. С парохода немедленно же открыли по «Шутке» усиленный ружейный и картечный огонь, и только тогда Скрыдлов, стоявший на руле (причём блиндаж прикрывал его грудь и голову), заметил, что за пароходом в некотором расстоянии следует ещё монитор, также открывший огонь по «Шутке». В надежде увернуться от грозного, хотя и ничтожного по размерам противника, пароход стал уходить, забирая ближе к турецкому берегу, чтобы завернуть в небольшую бухту, и рассчитывая, что таким образом быстроходная шлюпка, вероятно, пронесётся мимо. Но Скрыдлов вовремя переменил своё направление и, под градом пуль, полетел вдогонку за противником. В это время Верещагин заметил, что Скрыдлов вздрогнул, словно бы его всего передернуло, и догадался, что он ранен, но молчит, чтобы не отвлекать команду от её главного дела. Матросы все пригнулись ко дну шлюпки, а минёр, у которого пуля уже пробила шапку, жался кое-как за машиной. Через минуту «Шутка» была уже у борта противника. В Верещагине и в эту минуту прежде всего сказался художник, наблюдавший общий эффект картины. Он рассказывал потом — какой панический ужас искривил лица турок, как их капитан, вместе с несколькими офицерами, опрометью кинулся с мостика вниз, как завопила и заметалась по палубе вся команда и, словно стадо баранов, хлынула и прижалась вдруг к противоположному борту. Удар миною нанесён был около самого колеса, но… взрыва, к общему удивлению, не последовало. Оказалось, что электрический проводник перебит пулею. Тогда Скрыдлов дал команду «рви по желанию!» Для непосвящённых в технику дела, это следует пояснить: на каждой миноноске существуют мины: носовая, кормовая и одна или две маленькие; — последние на случай нападения шлюпок противника; к каждой мине ведут два проводника, из коих второй служит запасным. Первая мина взрывается по предварительному расчёту времени и места удара; если же это почему-либо не удалось, то последующий взрыв делается уже «по желанию», т. е. куда и как придется, соображаясь с обстоятельствами последнего момента. Но, к несчастью, и запасный проводник оказался тоже перебитым. На удар же кормовою миною нельзя было рассчитывать, потому что её подбивало течением под самый катер, который и мог от этого взлететь на воздух прежде противника. Тогда нашим смельчакам уже не оставалось ничего более, как только уходить поскорее — и они направились к Малу-ди-Жос, мимо восточного края Мечки. Турки, столь легко отделавшись от смертной опасности, открыли вслед по «Шутке» ещё более учащённый огонь, которым значительно повредило корпус шлюпки, так что она стала наполняться водою. Скрыдлов и Верещагин стояли по бокам штурвала, две ручки которого были разбиты пулями — на высоте их груди. В это время Верещагин был ранен пулею насквозь в правую ягодицу. «Шутка» начинала уже тонуть; поэтому пришлось под жестоким огнём остановиться на несколько времени у берега Мечки, чтобы подвести под киль парус, который мог хоть на сколько-нибудь предохранить судно от дальнейшего наполнения водою. Скрыдлов лично участвовал в этой работе и предварил всю команду, что если броненосец перережет им дорогу раньше, чем они успеют справиться с работой и обогнуть окраину острова, то придётся выскочить на отмель и самим взорвать «Шитку». Но, к счастью, монитор не приближался, ограничиваясь только пальбою издали — и таким образом наша шлюпка, без дальнейших приключений, возвратилась к флотилии, работавшей над погружением мин. У Скрыдлова оказалось три раны — в обе ноги и в правую руку, — по счастью, без раздробления костей. По отводе «Шутки» на место её стоянки у Малу-ди-Жос, он, вместе с Верещагиным и тремя ранеными в этом же деле матросами, был отправлен в журжевский госпиталь. Несмотря на то, что не удалось взорвать пароход, дело это всё-таки остаётся одним из блистательных, по беззаветной храбрости и решимости исполнителей; поэтому Скрыдлов и награждён орденом св. Георгия 4-й степени. Кроме того, для дальнейшей практики наших миноносок, это дело даёт следующий вывод: при дневном свете нельзя решаться (исключая, конечно, последней крайности, в безвыходном положении) на атаку сильнейшего противника одною только шлюпкой; надо иметь их, по крайней мере, две, чтобы рассчитывать на успех после того, как первая будет приведена почему-либо в невозможность исполнить свое назначение.
Работа продолжалась, и для её прикрытия парапановская наша батарея не раз открывала огонь, оказавший флотилии действительную услугу. Видя, что монитор с пароходом не в состоянии существенно воспрепятствовать занятиям наших минёров, турки решились выслать из Рущука конную батарею, под прикрытием пехотного батальона. Это было в два часа дня. Капитан Новиков, работавший на горизонте воды, не заметил подхода этой батареи, которая успела хорошо маскировать своё движение, благодаря особенностям местности возвышенного берега. Тогда свиты Его Величества генерал-майор Скоболев 2-й, исполнявший должность начальника штаба при парапановском отряде, и полковник Струков, с полковником Мольским[2], генерального штаба штабс-капитаном Сахаровым и несколькими хорошими стрелками, бросились с нашего берега в лодках на выручку флотилии. Дунай, разлившийся почти на две версты, отнял немало времени, пока Скобелев и Струков успели доплыть до острова Мечки. В это время турецкая батарея уже заняла позицию и снималась с передков; наши же лодки не могли подчалить к берегу, так как этому мешали густые тростники. Видя, что нашей минёрной флотилии, слишком драгоценной в настоящую минуту, угрожает почти неизбежная гибель, Скобелев, Струков и штабс-капитан Сахаров бросились за борт и, частью вплавь, частью по грудь в воде, успели достичь до паровых катеров, где и предупредили Новикова об опасности. Капитан Новиков вынужден был моментально сняться и идти с пятью паровыми шлюпками вверх по течению, поручив Струкову передать Тудеру, чтобы этот последний тоже немедленно снимался и шёл с остальными пятью паровыми катерами вниз по течению. Раздумывать было некогда: спасение катеров и минёров с опытными офицерами было важнее всего, а потому все наши паровые катера быстро скрылись из глаз противника. Но у берега на отмели оставались ещё наши шестерки и до 140 матросов и стрелков, с тремя ранеными. Первою заботою Скобелева и Струкова было теперь спасение оставшихся на отмели, в чём они и успели, при помощи своих людей и с содействием штабс-капитана Сахарова и полковника Мольского. Отойти по воде шестёрки не могли иначе, как только обогнув остров Мечку, что потребовало бы, сравнительно, значительного времени. Поэтому Скобелев решил перетащить их на руках через западную косу этого острова. Подплыв к берегу, дружно схватились все они за шестёрки и на руках стали перетаскивать их через отмель, как вдруг снаряд, упавший в первую же лодку, разорвал её вдребезги, ранив при этом нескольких человек. Удалось перетащить и спустить на воду только две лодки, а две остальные были оставлены на берегу, так как турецкий огонь по косе положительно был нестерпим. Невозможность посадить всех людей на эти суда заставила отступать просто пешком, по горло в воде, отстреливаясь от турецкой батареи. Людям велено было рассыпаться в воде, дабы по возможности менее служить целью выстрелам противников. Впрочем, суета турецких артиллеристов лишила их прицел надлежащей меткости, при дальнейшем нашем отступлении по сю сторону косы. Генерал Скобелев и полковник Струков, стоя по плечи в воде, размещали в лодках всех раненых и оставшихся людей. Тем из них, для которых не хватило места, они бросали пробковые матросские пояса, а не умевшим держаться на воде подавались связанные между собою ружейные ремни, с помощью которых люди эти буксировались за лодками. Осмотр всего берега убедил, наконец, что там не оставлено никого из наших, и только после этого оба начальника, распоряжавшиеся размещением людей на судах, позволили себе вылезть из воды и последними сели в лодки. Они уже приплыли к нашему берегу, как вдруг с турецкой стороны донёсся отчаянный крик человека, умолявшего о помощи. Сознавая, что оставленному грозит неминуемая погибель, Скобелев со Струковым перепрыгнули в лёгкую вёсельную шлюпку и под не умолкавшим турецким огнём поплыли на ту сторону. Там, действительно, оказался один из наших, гвардейского экипажа матрос Шульский, который, не желая оставлять своё ружьё, положенное на землю во время работы, пошёл разыскивать его по берегу и не заметил, когда отплыли лодки. Увидев, что для его спасения плывёт наша шлюпка, он сам бросился в воду с отысканным ружьём, и поплыл к ней навстречу. В это время два крупповские орудия стреляли с берега по Парапану.
Потери дня, сверх понесённых на «Шутке», заключались в одном убитом казаке и в десяти раненых матросах и стрелках. Кроме того, три шлюпки значительно повреждены артиллерийским огнём противника.
Итак, несмотря на нападения монитора и парохода, и на непрерывный огонь пехоты и батареи, стрелявшей с расстояния трёхсот сажень, заграждение было окончено. Мичман Нилов успел положить мины даже под самым турецким берегом и молодецки исполнил это отважное предприятие, под градом пуль, причём на его шлюпке были ранены: механик унтер-офицер Александров и матрос-минер Письменный. Мичману Нилову угрожала самая серьёзная опасность, но в это время капитан Новиков вышел вперёд на своём катере и стал в оборонительное положение против монитора, что и помогло ему выручить Нилова, а этому последнему исполнить свое дело. Хотя наши паровые катера понесли в этот день повреждения настолько значительные, что вся ночь была употреблена на их починку, зато два турецкие монитора, несмотря на все затруднения, были заперты у Рущука.
Но кроме этого, надо было лишить турецкие суда возможности свободно плавать по Дунаю на пространстве от Парапана до Турну. Для этого предстояло уничтожить два броненосца, стоявшие у Никополя, или преградить Дунай выше и ниже Никополя: ниже — если переправа будет совершена где-нибудь между этою крепостью и Рущуком, и выше — если она состоится, согласно первоначальному предположению, у Никополя. Но, во всяком случае, враждебные действия броненосцев должны были быть парализованы, и потому в ночь с 8-го на 9 июня капитан Новиков с шестью катерами отправился вверх по Дунаю и ещё до рассвета был встречен в одном из узких рукавов реки неприятельским монитором, который открыл по катерам огонь из орудий, с целью воспрепятствовать их дальнейшему проходу. Но Новиков, преследуя свою задачу, промерил под огнём неизвестный ему рукав и смело двинулся вперёд, встречаемый и провожаемый огнём со всех береговых турецких постов. Он едва мог тащить на буксире повреждённые катера, и наконец в шесть часов утра 9-го числа пришел в Зимницу, где и сошёлся с полковником Струковым, который с казаками всё время следил по берегу за движением катеров, для поддержки их в случае надобности.
Исправив в Зимнице свои повреждения, флотилия с 9-го на 10 июня отправилась далее вверх, всё больше и больше удаляясь вперёд от своей сухопутной поддержки. Не было того турецкого поста, который не преследовал бы её огнём. Она старалась держаться преимущественно нашего берега, но фарватер иногда вынуждал её идти вплоть к берегу противника.
10-го числа катера капитана Новикова прибыли к деревне Фламунде, против Никополя, и были там нагнаны полковником Струковым с береговым отрядом, приготовившимся к поддержке Новикова, на случай возможного нападения с турецкого берега, где постоянно находилось у пристани до 500 человек башибузуков, которые уже неоднократно пытались делать высадки на румынскую сторону. Под выстрелами этих башибузуков, флотилия зашла за остров Инзулу и стала под прикрытием нашего отряда и полевых орудий. Сюда же к 12 июня были перевезены сухим путём на биндюгах и те паровые шлюпки, что оставались у Малу-ди-Жос.
Береговые батареи противника были так сильны, а фарватер так близок к возвышенному турецкому берегу, что дальнейший проход к Никополю оказался невозможным. Поэтому Новиков, имея в виду малочисленность наших паровых шлюпок и крайнюю в них необходимость для переправы армии, решился поберечь их и взялся за трудную работу по устройству заграждений у Корабии только с одними гребными лодками. Захватив с собою ограниченное число самых необходимых людей, он, вместе со Струковым, отправился в Корабию сухим путём, и тут, с 11-го на 12 июня, ночью приступил к работам над минным заграждением, даже без потребного числа офицеров… Успели только кое-как набрать там и сям несколько рыбачьих лодок, посадили на них гребцами двадцать казаков донского № 31-го полка, поспешно собранных с разных постов, и с малым числом моряков-минёров тотчас же принялись за дело. Казаки оказались лихими мастерами своего дела не только на коне, но и на воде. Без паровых катеров — как уже сказано — и без якорей приходилось держаться на самой быстрине Дуная, при глубине от 6-ти до 10-ти сажен, и погружать опасные для самих себя мины.
Два обстоятельства, совершенно непредвиденные, заставили дважды снимать всю линию выставленных лодок. Первое заключалось в том, что от тяжести людей и мин у нас, на самой середине Дуная, затонула одна лодка и все остальные должны были броситься к ней на помощь, а вторую тревогу произвёл показавшийся вдали дым, принятый за дым наступающего монитора. Это, действительно, был неприятельский броненосец, шедший по направлению от Рущука, вероятно, тот самый, который в ночь с 8-го на 9 июня стрелял по флотилии Новикова, во время хода последней в одном из узких рукавов Дуная вверх, к Зимнице, по окончании заграждений у Мечки. Броненосец этот не без повреждений прошёл к Никополю, под огнём всех наших турну-магурельских орудий. Пропустив его, минная флотилия снова принялась за дело.
Зная опасность, грозившую тем людям, которые работали у турецкого берега, где в неприятельском лагере было расположено до тысячи человек, полковник Струков высадился на турецкий берег и выставил там цепь из 12-ти пластунов и 15-ти казаков-охотников, которые должны были предупредить минёров в случае нападения с берега. Давно уже встало солнце, когда турки заметили, наконец, наши работы и выслали две роты, открывшие по рабочим огонь, но, к счастью, в это время погружалась уже наша последняя мина. Быстро снятая с турецкого берега, сторожевая цепь благополучно отплыла к нашей стороне, под прикрытие корабийской береговой батареи, которая двумя-тремя удачными выстрелами из орудий большого калибра остановила подступавшие всё ближе к своему берегу турецкие роты. Второй ряд заграждений вполне успешно был положен к семи часам вечера 12 июня, и таким образом двум мониторам, стоявшим у Никополя, был отрезан путь отступления вверх к Виддину.
Пока собирались залагать мины при Корабии, — под Никополем, 11-го числа, происходил бой монитора с паровыми катерами, оставленными у Фламунды под начальством мичмана Нилова. Монитор, выйдя из никопольской пристани, пошёл вниз, к нашим катерам, с очевидным намерением атаковать их. Генерал-майор Леонов, командовавший фламундским сухопутным отрядом, тотчас же получил об этом донесение со сторожевого поста. Не теряя ни одной минуты, он дал знать об этом обстоятельстве мичману Нилову и выставил на позицию четыре орудия 15-й конной батареи, под командой штабс-капитана Коломейцова. Шлюпки, перевозимые сухим путём из Малу-ди-Жос, ещё не прибывали на место назначения, а из пяти миноносок, остававшихся у Фламунды, только две могли быть немедленно приспособлены к делу, так как остальные ещё не успели исправить свои повреждения. Мичман Нилов тотчас же снарядился с этими двумя шлюпками и, не выжидая начала действий со стороны противника, сам пошёл навстречу монитору. Чуть лишь показался Нилов на фарватере, как с монитора открыли по обеим шлюпкам сильный ружейный и картечный огонь. Впереди летела шлюпка «Мина», под командой гардемарина Аренса; ей предстояло первою атаковать монитор, но минный проводник был перебит гранатою, которая повредила и самую шлюпку, так что Аренс вынужден был отступить. Тогда наступила очередь мичмана Нилова, шедшего на шлюпке «Шутка». Он правил на носовую часть монитора и вдруг чуть не наткнулся на подставленную ему носовую мину. Необычайно счастливый случай уберёг «Шутку» от гибели, по-видимому, неизбежной. Нилов, благополучно проскользнув мимо носа, стал резать корму монитора в расстоянии одной сажени. Капитан этого судна — судя по наружности, типичный рыжебородый англичанин — насмешливо снял фуражку и отвесил ему поклон. Нилов ответил тоже поклоном и пустил в него из револьвера три пули, из которых последняя ранила капитана, так что он отскочил назад уже без поклонов. Идучи к корме мимо правого борта монитора, «Шутка» вдруг получила пробоину в свою правую часть от осколка чуть ли не одной из наших же гранат, которые очень метко направлялись с берега четырьмя орудиями конной артиллерии прямо на палубу монитора. Это обстоятельство замедлило ход миноноски и дало возможность неприятельскому броненосцу «положить право на борт» и таким образом отвести свою корму от удара нашей мины. Тогда Нилов пошёл по левому борту монитора, но «Шутка», наполовину залитая водою, хлынувшею в пробоину, уже лишилась прежнего хода, и минный шест её только на несколько вершков не дохватил до неприятельского борта. Избавясь от опасности, монитор дал задний ход, потом сделал заворот и на всех парах ушёл к Никополю. Отступлению его немало способствовал чрезвычайно меткий огонь дивизиона 15-й конной батареи: не попали в цель только три первые гранаты, остальные же почти все разрывались на палубе, причём была погнута и насквозь прострелена труба монитора. Подвиг мичмана Нилова признан блистательным. В награду за него юноша-офицер получил георгиевский крест 4-й степени, а гардемарину Аренсу пожалован знак отличия военного ордена.
12 июня, вечером, из Никополя вышел другой монитор и пошёл было вверх по реке. Наша осадная батарея встретила его огнём и вскоре заставила вернуться к Никополю. Это была уже последняя попытка никопольских броненосцев, которые после сего раза остались на месте своей стоянки в полном бездействии.
С 13-го на 14 июня капитан Новиков вернулся к своей флотилии, а с 14-го на 15-е приступлено к заграждению Дуная ниже Никополя, у деревни Фламунды. К утру нашим рабочим снова пришлось выносить огонь крупповских орудий, вывезенных на возвышенный берег, и тем более, что на этот раз мины и десант перевозились на тяжелоходных понтонах, которые беспрестанно сносило течением, так что не раз приходилось ловить их паровыми катерами; но несмотря на все затруднения, минное заграждение успешно было положено и под Фламундой, чем и завершилось вполне общее заграждение Дуная. Мины (галванические и герцовские) положены в два, а в некоторых местностях и в три ряда, и таким образом вся сила турецких броненосцев на Дунае окончательно парализована. Вследствие этого заграждения, достигнутого геройством наших моряков, инженеры получили возможность вывести на Дунай сооружённые в реке Ольте понтоны и плоты для постройки больших мостов между Зимницею и Систовым (Свиштов), а главные силы русской армии приобрели способы совершить переправу на среднем Дунае. Капитан 1-го ранга Новиков за успешное заграждение среднего Дуная, сопряжённое со столькими серьёзными опасностями и трудами, награждён орденом св. Георгия 3-й степени[3]
Примечания[править]
- ↑ Паровая шлюпка «Шутка» построена по заказу Государя Наследника Цесаревича, за 9,573 рубля, английским заводчиком Торнейкрафтом в 1874 году, и отличается особенною быстротою хода. Шлюпка построена из стали, длина её = 53 фута, ширина 6 футов и 6 дюймов, углубление 2 фута и 6 дюймов, машина в 12 сил. Во время атаки на ней находились, кроме Скрыдлова и Верещагина, механик прапорщик Болеславский и 7 нижних чинов.
- ↑ Командир 54-го пехотного Минского полка.
- ↑ Капитан 1-го ранга М. Д. Новиков служил во флоте во время крымской войны и за оборону Севастополя, 28 декабря 1856 года, награждён орденом св. Георгия 4-й степени. По окончании войны лейтенант Новиков перешёл в сухопутные войска, откуда в 1874 году вышел в отставку, с чином подполковника. На георгиевском празднике, в ноябре 1876 года, М. Д. Новиков обратил на себя внимание Государя Императора и тогда же всеподданнейше заявил желание вновь поступить на службу, в случае открытия военных действий. При объявлении нынешней войны, он был принят на службу во флот с чином капитана 2-го ранга и, по прибытии на Дунай, произведён в следующий чин для сравнения с сверстниками.