Тихо поднялись съ бивуака лейбъ-казаки. Ни генералъ- марша, ни сбора не играли. Надо было пройдти не на Боготъ, а напрямикъ, кратчайшимъ путемъ къ Каракіою (онъ же и Каригуй) и сдѣлать при этомъ часть пути какъ разъ мимо турецкихъ секретовъ и аванпостовъ. Проводникомъ назначенъ былъ генеральнаго штаба капитанъ Сухомлиновъ, заранѣе изучившій въ неоднократныхъ рекогносцировкахъ окрестности Плевны. Переходъ предстоялъ, какъ говорили, не изъ безопасныхъ, а потому казакамъ велѣли вынуть изъ чехловъ берданки и вообще каждую минуту быть наготовѣ. Дивизьонъ выдѣлилъ изъ себя одинъ взводъ въ авангардъ и выслалъ передовой и боковые патрули. Какъ кошки, беззвучно крались казаки: безъ всякаго лязга и звяканья, безъ разговоровъ — одинъ лишь топотъ копытъ глухо раздавался. Трубокъ не курили. Луна стояла высоко, почти надъ головою. Вершины холмовъ были ясны, но по низинамъ, въ лощинахъ, густой серебряный туманъ носился и обманывалъ зрѣніе: казалось, будто это рѣка съ нѣсколькими затонами, или какія-то озера дремлютъ подъ луною. Прошли мимо табора бѣглецовъ-болгаръ изъ Плевны. Здѣсь мужчины, женщины и дѣти спали въ открытомъ полѣ, вокругъ гаснущихъ костерковъ, по видимому, нисколько не заботясь о томъ, что они находятся въ сферѣ самыхъ дѣйствительныхъ турецкихъ выстрѣловъ. Каждую минуту небо на горизонтѣ озарялось какъ будто слабою вспышкою зарницы, вслѣдъ за которою черезъ нѣсколько секундъ доносилось два раздѣльныхъ глухихъ гула — одинъ отъ выстрѣла, другой отъ разрыва, но звукъ послѣдняго отдавался гораздо глуше и дальше. По крайне неудобной, каменистой, идущей зигзагами и узкой дорогѣ спустились мы въ глубокій оврагъ, на днѣ котораго съ шумомъ стремится по камнямъ быстрая рѣчка и залегла, спавшая мертвымъ сномъ, деревня Тученица. Сторожевыя собаки оглашали всю окрестность нестерпимо-тоскливымъ воемъ и лаемъ. Въ бродъ перешли Тученицкую рѣчку и съ трудомъ поднялись на верхъ, по столь же неудобной, кремнистой тропинкѣ. Съ казаками слѣдовали двѣ троечныя подводы[1], и по правдѣ надо изумляться, какъ это онѣ могли благополучно спуститься и выбраться изъ этой трущобы. Тученицкій оврагъ очень красивъ; извиваясь нѣсколькими изгибани, онъ доходитъ непосредственно до самой Плевны. Прошли мимо болгарскаго кладбища, которое въ лунномъ свѣтѣ можно было узнать по торчащимъ изъ земли бѣловатымъ осколкамъ плитняка, занѣняющимъ здѣсь намогильные кресты и памятники. Вправо, сквозь туманъ, виднѣлась на громадномъ пространствѣ настоящая иллюминація: цѣлыя линіи, цѣлыя улицы и проспекты большихъ и малыхъ огней вереницами мигали по гребнямъ и на склонахъ вершинъ. Это были костры нашихъ бивуаковъ. Миновавъ кладбище, лейбъ-казаки свернули съ боготской дороги вправо, на узкій проселокъ, пролегающій среди чащи обширныхъ кустарниковъ. Иглы терна и шиповника царапали ноги лошадей и руки всадниковъ. Кустарники эти растутъ здѣсь въ перемежку съ дубнякомъ и дикимъ лавромъ, котораго присутствіе можно узнать по его ароматическому запаху. За этимъ кустарникомъ, впереди, какъ говорили, начинается опасное мѣсто: вправо около деревень Кришина и Брестовца стоятъ турецкіе аванпосты, да и гребень Рыжей горы, по которому двигался конвойный дивизьонъ, вполнѣ доступенъ ружейному огню съ передовыхъ непріятельскихъ позицій. Но движеніе по сомнительному мѣсту совершилось однако безъ всякихъ приключеній. Иллюминація бивуаковъ осталась позади, а вскорѣ мы пересѣкли ловчинское шоссе, и когда проходили мимо Брестовца и деревушки Учинъ-долъ, то на востокѣ заалѣла первая полоса разсвѣта.
Съ казаками ѣхали нѣсколько лицъ главной квартиры, адъютанты и ординарцы Главнокомандующаго и, между прочимъ, австрійскій военный агентъ, генеральнаго штаба капитанъ Каломанъ Болла Чафордъ-де-Іобагаза, который участвовалъ во всѣхъ почти дѣлахъ подъ Плевной, присутствовалъ на батареяхъ, за личную храбрость награжденъ крестомъ св. Владиміра 4-й степени и за время пребыванія въ нашей средѣ успѣлъ пріобрѣсти себѣ расположеніе многихъ русскихъ; его зовутъ здѣсь Каломаномъ Ивановичемъ и говорятъ съ нимъ по русски, такъ какъ онъ вполнѣ понимаетъ и очень порядочно изъясняется на нашемъ языкѣ.
Мы приближались къ Каракіойскому ущелью, близь котораго расположенъ на бивуакѣ Бугскій уланскій полкъ и батарея конной артиллеріи. Широкая и фантастическая картина развертывалась предъ нами съ того гребня, по которому шли лейбъ-казаки. Цѣлыя перспективы отдѣльныхъ тумановъ поднимались изъ низинъ, пронизанныя розовыми лучами восходящаго солнца, и сквозь эти туманы смутно вырисовывались прихотливыя верхушки рощицъ, садовъ, деревушекъ, и опять казалось, будто тамъ, среди этихъ какъ бы курящихся полосъ тумана, залегаютъ острова и затоны обширной рѣки, — и опять чрезъ нѣсколько минутъ все это измѣнялось, исчезало, или принимало новыя фантастическія формы; все это были призраки, создаваемые разнообразнымъ движеніемъ тумановъ. Лица главной квартиры остались на уланскомъ бивуакѣ дожидаться прибытія Великаго Князя. Бугскіе уланы расположились довольно удобно: вмѣсто палатокъ, они устроили себѣ уютные соломенные шалаши, на манеръ малороссійскихъ «куреней», и тамъ имъ тепло и сухо. Шалаши вытянуты поэскадронно, въ четыре линіи, образуя между собою правильныя улицы, гдѣ стоятъ въ коновязяхъ верховыя лошади и торчатъ воткнутыя въ землю пики съ красно-бѣлыми флюгерами. Чистота и порядокъ на бивуакѣ — отмѣнные. Уланы пріютили насъ у своихъ костровъ и радушно согрѣли чаемъ. Вскорѣ дали знать, что «Его Высочество изволитъ ѣхать». Лица главной квартиры и конвойный дивизьонъ присоединились къ поѣзду Главнокомандующаго, проѣхавшаго нижнею (боготскою) дорогою, и спустились въ Каракіойское ущелье. Мѣсто это необычайно красиво: высокія, совершенно отвѣсныя глыбы каменныхъ скалъ стоятъ словно развалины какого-то исполинскаго замка; внизу, въ глубинѣ ущелья, струится рѣчка Черничка и лѣпятся по парапетамъ скалъ утонувшія въ зелени хаты деревеньки Каракіой; черепичныя кровли, бѣлыя стѣны, небольшія восточныя веранды у многихъ домиковъ и надъ ними бѣлая игла минарета — все это очень красиво, мирно, уютно… Дорога, пробитая по краю скалы и лишь въ послѣдніе дни разработанная русскими руками, идетъ надъ самымъ обрывомъ, отъ котораго ограждаютъ ее срубленныя изъ молодаго лѣса и наскоро прилаженныя перила. Благодаря русскимъ саперамъ, спускъ въ глубину ущелья и подъемъ изъ него въ настоящее время довольно удобны не только для пѣшаго или верхоконнаго, но даже и для колеснаго движенія. За ущельемъ дорога идетъ кружно, въ объѣздъ сосѣднихъ овраговъ, по нѣсколькимъ пологимъ холмамъ, — сначала сквозь кукурузныя поля, а потомъ чрезъ колючіе кустарники, покрывающіе всѣ скаты и лощины въ такомъ изобиліи, что движеніе на два шага въ сторону отъ тропинки становится уже окончательно невозможнымъ: шиповникъ, тернъ, боярышникъ и розовые кусты, перепутанные побѣгами всевозможныхъ ползучихъ и вьющихся растеній, представляютъ изъ себя очень красивую, но непроторную преграду. Дорога, 12-го октября, была еще не разработана; но въ этотъ день для ея устройства уже пришла въ деревню Кебель часть одного изъ саперныхъ батальоновъ.
Часовъ около десяти утра Главнокомандующій прибылъ къ лагерю лейбъ-гвардіи Волынскаго нолка, расположенному укрыто отъ высотъ, находящихся еще въ рукахъ непріятеля, а именно на южномъ склонѣ одной изъ возвышенностей, неподалеку отъ рѣки Вида и близь села Медована, которое остается въ полутора верстахъ влѣво отъ лагернаго мѣста. Бивуакъ волынцевъ былъ почти пустъ, такъ какъ весь полкъ находился впереди, на укрѣпленной наскоро позиціи, занимая возвышенность, прилегающую своею западною подошвою къ деревнѣ Тренинѣ (она же Трнина). Шагахъ въ полутораста впереди волынскаго лагеря, на гребнѣ возвышенности, стоитъ высокій курганъ, котораго искусственное, насыпное происхожденіе несомнѣнно уже по одному наружному его виду: онъ имѣетъ совершенно правильную форму круто приподнятаго полушарія и, по времени своего происхожденія, относится — надо полагать — къ эпохѣ великаго переселенія пародовъ, если еще не ранѣе. Это — навѣрное могила какого-либо номаднаго царя, полководца, или воиновъ, погибшихъ въ какомъ нибудь сраженіи, происходившемъ на этомъ мѣстѣ. Курганъ очень высокъ и подняться на него стоитъ не малаго труда, потому что нога скользитъ по мелкой сухой травѣ, какъ по паркету. На самой вершинѣ поставленъ сторожевой постъ изъ двухъ часовыхъ; подобные же посты окружаютъ и весь волынскій лагерь, позади котораго стоитъ шатеръ и карета походнаго телеграфа[2]. Конвой съ развернутымъ значкомъ Главнокомандующаго остановился не доходя кургана, на вершину котораго взошелъ Великій Князь съ сопровождавшими его лицами. Трудно было бы найдти болѣе удобный наблюдательный пунктъ: отсюда хорошо былъ видѣнъ горячій артиллерійскій бой, уже кипѣвшій впереди, около деревни Горняго Дубняка. Общая картина завидскихъ и заплевненскихъ позицій была, въ своемъ родѣ, великолѣпна. Для уясненія ея нужно себѣ представить необозримую равнину, которая вдали, въ бѣлесоватой мглѣ, совсѣмъ сливается съ горизонтомъ. Но тусклая черта этого слитія отбросилась очень далеко… Сожженная солнцемъ трава придаетъ всему пространству впереди видъ желтѣющей нивы, по которой тамъ и сямъ разбросаны зеленовато-сѣрыми пятнами дубовые лѣски и деревни: Дольній Дубнякъ, оба Митрополья, Горній Дубнякъ и другія, а налѣво, почти уже на самой чертѣ горизонта, едва различаемое во мглѣ — селеніе Телишъ. Направо — одна за другою поднимаются и одна изъ-за другой выглядываютъ нѣсколько высотъ, замыкающихъ проѣздъ по лощинѣ въ Плевну. Изъ этой лощины выбѣгаетъ на степь нѣкоторою частію своихъ садовъ и нѣсколькими, очень красивенькими издали домиками — деревня Тренина, надъ которою красуется цѣлый рядъ пирамидальныхъ тополей. Налѣво отъ кургана, въ лощинѣ, залегло, тоже очень красивое съ виду, село Медованъ съ бѣлымъ минаретомъ. Мѣстами сверкаютъ на солнцѣ извилины Вида, густо опушенныя садами и дубовыми рощами. На первомъ планѣ, впереди предъ холмомъ, разбросались по откосу нѣсколько плодовыхъ деревьевъ: грецкій орѣхъ, шелковица, груша и слива, а въ перемежку съ ними, словно курчавое руно, разстилаются пространныя полосы, поросшія мелкимъ дубнякомъ и терновникомъ. На переднихъ склонахъ устроено нѣсколько нашихъ батарей, обстрѣливающихъ подступы къ Виду и часть шоссе, вмѣстѣ съ ближайшею къ берегу проѣзжею дорогой. Вся эта позиція была занята нашимъ гвардейскимъ Волынскимъ полкомъ, а высоты, прилегающія къ Тренинѣ — тремя батальонами и шестью орудіями отряда генералъ-маіора Бремзена. Мѣстность завидскаго плоскогорья играла уже въ классическія времена важную стратегическую роль; доказательствомъ тому служатъ многочисленныя римскія сооруженія, которыя встрѣчаются у Дубняка, Чирикова и Луковицы. Римляне должны были охранять большую дорогу, которая шла почти по тому же направленію, какъ и теперь, отъ Дуная черезъ Плевну къ Ѳракійской столицѣ Сердикѣ, нынѣ Софіи[3]. Передъ Дольнимъ Дубнякомъ разъѣзжали, очень ясно видные въ бинокль, регулярные турецкіе кавалеристы и стояли парные аванпосты па сѣрыхъ коняхъ. Мѣстами, на желтыхъ пространствахъ равнины и около сѣроватыхъ пятенъ деревень виднѣются тоненькія черныя черточки и полоски; если бы онѣ не двигались и время отъ времени не закрывались клубами и полосами дыма, то наблюдатель, незнакомый съ дѣломъ, могъ бы скорѣе принять ихъ за какіе нибудь полевые рвы или заборы, чѣмъ за войска — до такой степени эти черточки, эти цѣпи, роты, эскадроны и цѣлыя колонны войскъ кажутся миніатюрными, въ сравненіи съ громадно-широкимъ просторомъ общей картины этой мѣстности, носящей столь мирный, сельскій характеръ, что съ нимъ — на первый взглядъ — какъ-то не вяжется даже самое представленіе о войнѣ и боѣ. Въ началѣ трудно было опредѣлитъ гдѣ турки, гдѣ наши; черточки, виднѣвшіяся на равнинѣ, дѣйствовали, казалось, безъ всякой связи между собою: наши — въ тылу и на флангахъ турокъ, а турки у нашихъ… Но это только такъ казалось, да и то не долго. Дѣло 12-го октября явилось результатомъ обдуманнаго плана и заключалось въ слѣдующемъ: войска отряда, ввѣреннаго генералъ адъютанту Гурко[4], должны были перейдти изъ мѣстъ своего расположенія на плевно-софійское шоссе, съ цѣлію овладѣть непріятельскою укрѣпленною позиціею у Горняго Дубняка и утвердиться на ней, чтобы сомкнуть блокаду Плевны, лишивъ гарнизонъ ея всякой возможности получать изъ Софіи и Орханіэ новыя подкрѣпленія и запасы. Послѣ занятія обоихъ Дубняковъ, 10-го сентября, турки укрѣпили эти пункты весьма сильно, и въ особенности Горній Дубнякъ. Изъ предварительныхъ нашихъ рекогносцировокъ, произведенныхъ по распоряженію генерала Гурко, выяснилось, что на самомъ возвышенномъ мѣстѣ горно-дубняцкой позиціи турки построили довольно обширный редутъ съ высокимъ кавальеромъ внутри. Къ востоку отъ него находился другой редутъ, меньшихъ размѣровъ. Какъ тотъ, такъ и другой были окружены цѣлымъ рядомъ передовыхъ ложементовъ, вынесенныхъ довольно далеко впередъ. Къ сѣверу и востоку отъ укрѣпленій мѣстность совершенно ровная, открытая съ едва замѣтнымъ склономъ къ Виду. Къ юго-востоку, въ разстояніи около двухсотъ сажень отъ восточнаго редута, растетъ молодой, очень густой лѣсокъ, и въ немъ находится довольно обширная поляна (въ разстояніи отъ вышесказаннаго редута около 800 сажень), которую турки тоже укрѣпили фронтомъ къ Чирикову и Крушевицѣ. Къ югу и западу турецкая позиція спадаетъ крутымъ склономъ въ узкую лощину, не болѣе 250-ти шаговъ шириною. Эти результаты предварительныхъ рекогносцировокъ ясно свидѣтельствовали, что турки придавали горно-дубняцкой позиціи большую важность и готовили на ней упорное сопротивленіе. Но кромѣ сопротивленія, котораго слѣдовало ожидать на самой позиціи, операція выхода гвардейскаго корпуса на софійское шоссе усложнялась еще тѣмъ, что въ весьма близкомъ разстояніи отъ Горняго Дубняка, въ укрѣпленныхъ позиціяхъ при Телишѣ и Дольнемъ Дубнякѣ, были другіе турецкіе отряды, которые могли подать руку помощи горно-дубняцкому гарнизону. Хотя эти отряды были и немногочисленны, но въ весьма близкомъ разстояніи за ними находились: съ одной стороны — армія Османа, съ другой, къ югу отъ Телиша — армія Шефкета, которая, по слухамъ, предполагалась въ 25 таборовъ. Въ виду такой обстановки, необходимо было, во-первыхъ, выставить въ обѣ стороны довольно сильные заслоны и, во-вторыхъ, вести атаку горно-дубняцкой позиціи, по возможности, быстрѣе. Но для того, чтобы еще болѣе отвлечь вниманіе противника отъ этой главной нашей цѣли, предположено было сдѣлать въ этотъ же день, одновременно съ боемъ, двѣ демонстраціи: одну непосредственно противъ Плевны, для чего огонь осадныхъ батарей долженъ былъ усилиться до высшей степени, войска же лѣваго и праваго фланговъ (т. е. Скобелевъ и Румыны) показывать полную готовность къ немедленной атакѣ, причемъ Скобелевъ долженъ былъ занять Рыжую гору; другая же демонстрація предполагалась противъ селенія Телишъ, лежащаго по софійскому шоссе, верстахъ въ десяти за Горнимъ Дѵбнякомъ. Для исполненія этой послѣдней демонстраціи предназначались: лейбъ-гвардіи Егерскій полкъ и 2-я бригада 2-й гвардейской кавалерійской дивизіи[5], съ ихъ батареями, всего 4 батальона, 8 эскадроновъ, 8 пѣшихъ и 6 конныхъ орудій. Войска эти должны были выступить со своихъ бивуаковъ въ 6¼ часовъ утра и двинуться въ промежутокъ между позиціями непріятеля у Горняго Дубняка и Телиша; на ихъ же обязанности, согласно диспозиціи, лежало охраненіе тыла и лѣваго фланга 2-й бригады 2-й гвардейской пѣхотной дивизіи, т. е. полковъ Павловскаго и Финляндскаго.
Что касается Горняго Дубняка, какъ дѣйствительнаго пункта нашей атаки, то противъ него были сосредоточены слѣдующія части:
Гвардейская стрѣлковая бригада съ ея артиллеріею и казаками (4 батальона, 16 пѣшихъ орудій и 3 сотни) должна была атаковать Горній Дубнякъ съ востока, т. е. со стороны Плевны; полкамъ лейбъ-гвардіи Московскому и Гренадерскому, съ 16 пѣшими орудіями, предстояло — двинувшись правѣе лѣсовъ, лежащихъ между Горнимъ Дубнякомъ и селеніемъ Чуриковымъ (на р. Видѣ, оно же Чириково), атаковать со стороны этого послѣдняго селенія, т. е. съ юга; полкамъ же Павловскому и Финляндскому съ ихъ артиллерію (8 батальоновъ и 16 орудій) вести атаку со стороны Телиша, т. е. съ юго-запада. Три полка 1-й гвардейской пѣхотной дивизіи: Преображенскій, Семеновскій и Измайловскій, съ ихъ батареями (32 орудія) и одною сотнею казаковъ, должны были, выступивъ съ бивуака въ половинѣ седьмаго часа утра, перейдти рѣку Видъ по двумъ бродамъ и расположиться въ резервномъ порядкѣ по дорогѣ изъ Чирикова къ Крушевицѣ, въ разстояніи около двухъ верстъ отъ Чирикова, фронтомъ къ сторонѣ Дубняка Дольняго. Полкамъ же лейбъ-гвардіи Уланскому Его Величества и Гродненскому гусарскому предназначено составить изъ себя кавалерійскій резервъ, и для этого расположиться между Горнимъ Дубнякомъ и Чириковымъ. Медованскій кавалерійской отрядъ[6] имѣлъ задачею движеніе къ Дольнему Дубняку, съ цѣлію не допустить противника, занимающаго эту деревню, выдти изъ нея на помощь защитникамъ горно-дубняцкой позиціи. Точно такое же назначеніе относительно Дольняго Дубняка, только съ противоположной стороны, имѣлъ сводный кавалерійскій корпусъ, стоявшій на бивуакахъ при Семеретъ-Трестеникѣ. Кавказская же казачья бригада, съ шестью конными орудіями, ввѣренная флигель-адъютанту полковнику Черевину, должна была къ 7½ часамъ утра прибыть къ позиціи у Горняго Дубняка и, дѣйствуя противъ нея съ запада, заполнить пространство между 2-ю бригадою 2-й гвардейской пѣхотной дивизіи и стрѣлковою бригадою, способствуя атакамъ этихъ частей, въ случаѣ надобности, своею поддержкою. Накопецъ, отрядъ генералъ-маіора Чернозубова (7 сотень и 6 конныхъ орудій), занимавшій селеніе Горнее Митронолье, долженъ былъ приблизиться къ софійскому шоссе, въ районѣ между Дольнимъ Дубнякомъ и р. Видомъ. Въ случаѣ, если бы турецкія войска вышли на помощь своимъ изъ Плевны, генералъ-маіоръ Чернозубовъ долженъ былъ стараться задержать или, по возможности, замедлить ихъ движеніе къ Горнему Дубняку.
Три полка 1-й гвардейской пѣхотной дивизіи предполагалось держать въ резервѣ, пока не будетъ взята горно-дубняцкая позиція; но послѣ овладѣнія ею, полкамъ этимъ предстояло тотчасъ же двинуться впередъ на софійское шоссе, занять на немъ позицію фронтомъ къ Дольнему Дубняку и прикрыть собою войска въ Горнемъ Дубнякѣ, которыя немедленно же приступаютъ къ возведенію укрѣпленій.
Таково, въ главныхъ чертахъ, было предположеніе для предстоящаго боя. Обозы, за исключеніемъ патронныхъ ящиковъ и лазаретныхъ фургоновъ, равно какъ и солдатскіе ранцы были оставлены на мѣстахъ бивуачнаго расположенія войскъ; для скорости же въ передачѣ приказаній и донесеній между всѣми отрядами, а отъ нихъ къ деревнямъ Медовану и Чирикову, были устроены летучія почты.
Артиллерійскій бой съ трехъ сторонъ вокругъ Горняго Дубняка загорѣлся въ началѣ девятаго часа. На разстояніи въ 800 сажень отъ противника всѣ войска отряда генерала Гурко успѣли къ этому времени занять мѣста согласно диспозиціи. Вскорѣ послѣ этого подошла и колонна флигель-адъютанта полковника Черевина, которая открыла огонь по турецкимъ укрѣпленіямъ съ четвертой стороны, и такимъ образомъ около 972 часовъ утра вокругъ непріятельской позиціи образовалось кольцо артиллерійскаго огня, причемъ концентрическая стрѣльба сначала 54-хъ, а потомъ 60-ти орудій должна была наносить страшный уронъ непріятелю, у котораго имѣлись только три пушки. И дѣйствительно, дѣйствіе гвардейской артиллеріи по укрѣленіямъ было чрезвычайно удачно. Снаряды, послѣ двухъ-трехъ пробныхъ выстрѣловъ, ложились совершенно вѣрно по назначенію, но ружейный огонь нашъ почти вовсе не достигалъ цѣли и это потому, что укрѣпленія турокъ на этотъ разъ весьма удачно маскировались накиданными на нихъ кукурузными стеблями, а по гребню брустверовъ и ложементовъ были устроены изъ кукурузы же особые заслоны, въ видѣ невысокихъ плетней, сквозь которые просовывались въ щели одни лишь ружейные стволы, тогда какъ головы стрѣлковъ совершенно не были видны. Въ одномъ только мѣстѣ наши берданки успѣли нанести противнику самое существенное пораженіе; это именно — на одной изъ батарей, брустверъ которой турки не успѣли еще окончить, такъ что онъ прикрывалъ собою артиллерійскую прислугу едва лишь въ половину груди: всѣ, до одного, артиллеристы были здѣсь перебиты нашими пулями. Сосредоточенные залпы гвардейскихъ орудій, сыпавшіе массу разрывныхъ снарядовъ въ Горній Дубнякъ, вскорѣ успѣли на столько ослабить артиллерійскій огонь противника, что генералъ Гурко уже въ началѣ одиннадцатаго часа счелъ возможнымъ приступить къ штурму. Стройно и бодро, какъ на простомъ красносельскомъ ученьи, двинулись впередъ молодцы гвардейцы, прикрытые своими густыми цѣпями. Командиры, отъ генераловъ до послѣдняго субалтернъ-офицера, были впереди, показывая солдатамъ первый примѣръ воинской доблести. Начальникъ 2-й гвардейской пѣхотной дивизіи графъ Павелъ Андреевичъ Шуваловъ все время находился въ цѣпи, такъ что изъ лицъ его штаба и свиты только два человѣка къ концу боя остались цѣлыми. Первый приступъ увѣнчался частнымъ успѣхомъ: лейбъ-гренадерскій полкъ овладѣлъ восточнымъ редутомъ и всею линіею передовыхъ ложементовъ. Турки, не выдержавъ удара, бросились въ свой главный редутъ и оттуда отразили огнемъ лейбъ-гренадеровъ, преслѣдовавшихъ непріятеля по пятамъ. Лейбъ-гренадерамъ пришлось пока возвратиться во взятый ими восточный редутъ и въ передовые ложементы.
Одновременно съ лейбъ-гренадерами, другія части вели атаку на главный редутъ. Но во время этого движенія турки открыли вдругъ такой убійственный огонь, что держаться противъ него въ открытомъ полѣ не было никакой возможности. Вскорѣ всѣ лошади подъ начальствующими лицами были перебиты. Много офицеровъ тотчасъ же выбыло изъ строя. Около полудня, оба бригадные командира 2-й гвардейской пѣхотной дивизіи, свиты Его Величества генералъ-маіоры Зедделеръ и Розенбахъ были тяжело ранены, оба въ животъ пулями[7]. Пришлось пріостановиться, и такимъ образомъ финскіе стрѣлки съ батальономъ Императорской Фамиліи залегли въ ложементахъ, отбитыхъ лейбъ-гренадерами, въ разстояніи отъ 750 до 900 шаговъ отъ главнаго редута; Московскій полкъ залегъ за окопами вправо отъ восточнаго редута. Павловскій и Финляндскій полки, атаковавшіе главный редутъ съ юго-западной стороны изъ лощины, залегли — первый въ различныхъ мѣстныхъ укрытіяхъ съ юга, а второй въ мертвомъ пространствѣ на крутомъ скатѣ узкой лощины. Артиллерія продолжала усиленную канонаду со своихъ первоначальныхъ позицій; но такъ какъ съ занимаемыхъ ею мѣстъ линія передовыхъ окоповъ совершенно сливалась на взглядъ съ линіею главнаго редута, вслѣдствіе чего не только невозможно было слѣдить за правильностію цѣли, но случалось даже, что снаряды, попадая въ передовые ложементы, били своихъ, то генералъ Гурко, лично подъѣхавшій къ передовымъ ложементамъ, чтобы поближе разсмотрѣть главный редутъ, приказалъ нашимъ батареямъ придвинуться на ближайшее разстояніе. Вслѣдствіе этого, батареи, подъѣхавъ почти къ самой линіи занятыхъ нами окоповъ, открыли огонь съ разстоянія около 400 сажень отъ главнаго редута. Сверхъ того, найдя нужнымъ усилить боевую линію, въ особенности въ виду потерь, понесенныхъ среднею и лѣвою колоннами, генералъ Гурко послалъ Преображенскому и Семеновскому полкамъ приказаніе стать на шоссе заслономъ къ Дольнему Дубняку, на мѣсто 1-го и 2-го стрѣлковыхъ батальоновъ, которымъ двинуться въ боевую линію вмѣстѣ съ Измайловскимъ полкомъ. Два батальона сего послѣдняго были направлены на фронтъ, обращенный къ Плевнѣ, т. е. на восточный, а остальные два на поддержку средней и лѣвой колоннъ, т. е. на южный и западный фронты. Спустя нѣсколько времени была повторена попытка штурма, также не увѣнчавшаяся успѣхомъ, благодаря свинцовому дождю, которымъ турки начинали обдавать нашихъ гвардейцевъ, едва тѣ поднимались съ земли для движенія. Тѣмъ не менѣе нѣкоторыя изъ нашихъ частей и при второй попыткѣ успѣли выиграть небольшое пространство впереди своего фронта. Когда, около двухъ часовъ дня, генералъ Гурко подъѣхалъ къ артиллерійской позиціи средней колонны, то главный редутъ былъ уже со всѣхъ сторонъ окруженъ нашими войсками, которыя, большею частію, успѣли приблизиться къ нему на разстояніе отъ 400 до 100 шаговъ. Артиллерія со всѣхъ четырехъ сторонъ продолжала черезъ головы своихъ посылать къ туркамъ снаряды.
Во время вторичной попытки атаки, часть лейбъ-гвардіи Павловскаго полка успѣла взобраться на брустверъ, но была отбита. Раздосадованные новою неудачею, павловцы не хотѣли отойдти назадъ и засѣли въ самомъ рву редута. Между тѣмъ, часть нашей артиллеріи, расположенная съ противоположной стороны селенія, не зная, что павловцы и лейбъ-гренадеры дѣлаютъ новую попытку, продолжала осыпать укрѣпленіе снарядами. Такимъ образомъ, наши гранаты нерѣдко попадали въ тотъ самый ровъ, гдѣ засѣли павловцы, и одна изъ нихъ смертельно ранила осколками флигель-адъютанта полковника Рунова и штабсъ-капитана Ширмана; причемъ и нѣсколько человѣкъ нпжнихъ чиновъ также поплатились болѣе или менѣе серьезными ранами. Трудно было вынести изо рва на ближайшій перевязочный пунктъ этихъ офицеровъ, но молодцы солдаты, послѣ нѣсколькихъ попытокъ, успѣли наконецъ преодолѣть всѣ затрудненія и, сами подвергаясь смертной опасности, доставили-таки къ санитарамъ обоихъ своихъ начальниковъ.
Около двухъ часовъ дня было получено свѣдѣніе, что лейбъ-Егерскій полкъ потерпѣлъ кровавую неудачу подъ Телишемъ. Опасаясь, что вслѣдствіе этого обстоятельства телишевскій гарнизонъ можетъ подоспѣть на выручку къ горно-дубняцкому, генералъ Гурко пришелъ къ необходимости кончать дѣло скорѣе. Поэтому онъ рѣшилъ двинуть всѣ войска на штурмъ, единовременно со всѣхъ сторонъ, чуть лишь успѣютъ подойдти измайловскіе батальоны, что̀ могло случиться около трехъ часовъ по полудни, а для того, чтобы штурмъ дѣйствительно могъ быть сдѣланъ всѣми частями одновременно, генералъ установилъ слѣдующій условный сигналъ: когда всѣ распоряженія будутъ отданы, онъ велитъ произвести три залпа съ батарей лѣвой колонны; послѣ этихъ залповъ произвести три залпа съ батарей средней колонны; наконецъ, послѣ этихъ залповъ произвести три залпа съ батарей правой колонны, послѣ чего всѣ войска должны броситься на штурмъ.
Не смотря на осеннюю пору, день былъ ясенъ и солнечные лучи припекали сильно; люди уже значительно утомились и потому въ половинѣ третьяго часа, въ ожиданіи скораго подхода измайловцевъ и гвардейскаго сапернаго батальона, тоже притянутаго изъ резерва къ участію въ предстояіцемъ штурмѣ, войскамъ былъ данъ кратковременный отдыхъ, такъ сказать, передышка отъ перестрѣлки.
Сдѣлавъ эти распоряженія, генералъ Гурко поѣхалъ въ лѣвую колонну, чтобы передать ихъ графу Шувалову. Но далеко не успѣлъ еще пройдти условленный срокъ (три часа по полудни), такъ что графъ Шуваловъ даже не успѣлъ передать своимъ войскамъ надлежащія распоряженія, какъ вдругъ съ правой стороны раздались три залпа. Впослѣдствіи оказалось, что они были даны одною изъ батарей по недоразумѣнію. Гвардейская стрѣлковая бригада, составлявшая правую колонну, тотчасъ бросилась на штурмъ, между тѣмъ какъ до павловцевъ и финляндцевъ еще не успѣло даже дойдти распоряженіе объ условномъ сигналѣ штурма. Такимъ образомъ предположенія о единовременной атакѣ рушились.
Свинцовый дождь снова захлесталъ по стрѣлковой бригадѣ. Видя, что вмѣсто общаго штурма, теперь неминуемо послѣдуетъ рядъ отдѣльныхъ разновременныхъ попытокъ съ разныхъ сторонъ, и желая какъ нибудь поправить дѣло, дабы выручить стрѣлковъ, генералъ Гурко послалъ во всѣ колонны приказаніе идти на штурмъ, не дожидаясь условнаго сигнала. Но не смотря ни на что, одновременность удара уже не могла быть возстановлена.
Лейбъ-гренадеры наступали съ музыкою и распущенными знаменами. Въ это время съ противоположной стороны деревни, на одномъ изъ брустверовъ неожиданно появился бѣлый флагъ, какъ провозвѣстникъ того, что противникъ сдается. Понятно, что ни лейбъ-гренадеры, ни турки, бывшіе противъ нихъ, не могли видѣть этого знака, а потому здѣсь продолжался еще упорный бой и огонь, въ то время, какъ въ другихъ мѣстахъ, откуда флагъ хорошо былъ видѣнъ, пальба уже прекратилась. Между тѣмъ, слыша, что гдѣ-то позади и въ сторонѣ все еще дерутся, турки, не смотря на флагъ, открыли снова огонь. Это обстоятельство, бывшее простымъ недоразумѣніемъ — и послужило поводомъ, что между нашими войсками распространился слухъ, будто непріятель злоупотребилъ бѣлымъ флагомъ. Тѣмъ не менѣе, вслѣдствіе этого вольнаго или невольнаго недоразумѣнія, штурмъ и на этотъ разъ оказался отбитымъ. Но войска наши, считая этотъ фактъ за измѣну основнымъ правиламъ воинской чести, пришли въ остервененіе и предпочитали лучше умереть на мѣстѣ, чѣмъ отступить хотя на шагъ. То, что́ могло быть дѣломъ недоразумѣнія, казалось имъ умышленнымъ коварствомъ. И не мудрено, такъ какъ турки позволили себѣ на Шипкѣ злоупотребить бѣлымъ флагомъ, а это хорошо извѣстно каждому русскому солдату.
Ожиданія генерала Гурко вполнѣ оправдались: дѣйствительно, послѣдовалъ цѣлый рядъ отдѣльныхъ, совершенно разобщенныхъ между собою атакъ, которыя были отбиваемы жесточайшимъ огнемъ противника. Ни одной части не удалось вскарабкаться на брустверъ, за исключеніемъ горсти павловцевъ, еще раньше засѣвшихъ во рву укрѣпленія; остальныя войска, продвинувшись впередъ, опять кое-какъ залегли за разными мѣстными закрытіями, причемъ нѣкоторыя приблизились даже на сорокъ шаговъ къ редуту. Одинъ лишь Финляндскій полкъ, встрѣтившій совершенно открытое мѣсто, вынужденъ былъ вернуться назадъ, въ мертвое пространство лощины, потерявъ во время этой атаки своего командира, генералъ-маіора Лаврова, который былъ смертельно раненъ.
Такимъ образомъ, къ четыремъ часамъ дня выяснилась неудача всѣхъ отдѣльныхъ попытокъ. Пришлось прекратить и артиллерійскій огонь, потому что снаряды, направляемые съ трехъ сторонъ на редутъ, при относительно близкомъ расположеніи батарей, иногда давали перелетъ и били своихъ болѣе, чѣмъ турокъ.
Генералъ Гурко послалъ ординарца просить къ себѣ графа Шувалова. Надо было рѣшить, что теперь дѣлать? Пытаться ли на новый штурмъ, или отвести войска, чтобы продолжать артиллерійское обстрѣливаніе редута? Но засвѣтло выводить людей изъ ихъ настоящаго расположенія было невозможно: это значило бы подвергнуть ихъ опять громаднымъ и совершенно напраснымъ потерямъ, да и самый фактъ отступленія дурно повліялъ бы на духъ частей. Оставалосъ — во всякомъ случаѣ, дождаться на мѣстѣ, пока стемнѣетъ, а потомъ, смотря по обстоятельствамъ, одно изъ двухъ: либо отступить, либо рискнуть еще разъ. Генералъ Гурко склопялся въ пользу этой послѣдней попытки.
Къ исходу пятаго часа вокругъ Горняго Дубняка наступило полное затишье. Ни мы не стрѣляли, ни турки. Вскорѣ начало смеркаться, и пользуясь этимъ временемъ, два батальона Измайловскаго полка, со своимъ полковымъ командиромъ, свиты генералъ-маіоромъ Эллисомъ 2-мъ, проползли на животѣ еще шаговъ около полутораста и очутились саженяхъ въ двадцати отъ редута.
На совѣщаніи съ графомъ Шуваловымъ вопросъ былъ порѣшенъ въ пользу еще одной попытки въ сумерки, сообразно чему генералъ Гурко отдалъ надлежащія распоряженія и вернулся на холмъ, близь Горняго Дубняка, гдѣ хотѣль дождаться вечера. Но не долго длилось его ожиданіе. Около шести часовъ вечера лейбъ-гренадеры, съ музыкою и распущенными знаменами, по собственному увлеченію, вдругъ отчаянно ринулись на новый приступъ. Удержать ихъ не было никакой возможности: доблестный полкъ, съ неумолкаемыми криками «ура», стремился впередъ, какъ неудержимый потокъ, какъ огненная лава. Не прошло и минуты, а передовые люди его уже карабкались на брустверъ, въ направленіи одного изъ исходящихъ угловъ редута. Еще мгновеніе — и они уже были тамъ, внутри. Турки опять выкинули бѣлый флагъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и стрѣльбу продолжали: безпорядочный бѣглый огонь мѣстами мѣшался у нихъ съ совершенно правильными ружейными залпами. Здѣсь уже произошла какая-то путаница: одни изъ турецкихъ офицеровъ, кидаясь въ ряды и кучки, убѣждали своихъ солдатъ прекратить огонь и бросать оружіе, тогда какъ другіе настойчиво и грозно приказывали стрѣлять, и всѣ вообще грозили имъ за ослушаніе саблями и револьверами, били ихъ и плашмя, били и кулаками, рубили и лезвіемъ. Очевидно, это была уже паника и какое-то опьянепіе, угаръ. Всѣ они, что называется, ошалѣли. А между тѣмъ внутри редута пошла отчаянная штыковая работа. Заслышавъ звуки «атаки» икрики «ура», — со всѣхъ сторонъ разомъ, какъ одинъ человѣкъ, поднялись и всѣ остальныя штурмующія части. Почти одновременно съ лейбъ-гренадерами, ворвались въ редутъ измайловцы, павловцы и другіе. Бой холоднымъ оружіемъ былъ ужасенъ. Въ нѣсколько минутъ груды непріятельскихъ труповъ, одинъ на другомъ, валялись уже во рвахъ, на брустверахъ и внутри укрѣпленія. Запылали, зажженные выстрѣлами, соломенные шалаши турецкихъ солдатъ, расположенные внутри редута — и зарево большаго пожара ярко и трепетно освѣтило всю эту ужасную кровавую картину. Раненые, убитые, лошади, овцы, буйволы, оружіе, всякаго рода припасы — все это горѣло. Пальба уже прекратилась, но воздухъ продолжалъ оглашаться трескомъ ружейнаго огня: это лопались раскалившіяся въ пламени массы разсыпанныхъ патроновъ. Черезъ нѣсколько времени лейбъ-гренадерское знамя побѣдоносно развѣвалось на гребнѣ взятаго укрѣпленія.
Начальствовавшій въ Горнемъ Дубнякѣ Ахметъ-Хивзи-паша, видя, что, вопреки его желанію сдаться, бой все еще продолжается, самъ взялъ въ руки бѣлый флагъ и вышелъ съ нимъ впередъ, на брустверъ. Когда это было усмотрѣно, съ нашей стороны тотчасъ же подали сигналъ «слушайте всѣ», затѣмъ «отбой» — и послѣ этого дѣло немедленно прекратилось по всѣмъ линіямъ.
Какая радость, какое торжество охватило всѣ воинскія части, когда узнали онѣ, что Горній Дубнякъ взятъ и гарнизонъ его сдается военноплѣннымъ! Тысячи шапокъ полетѣли вверхъ, или очутились на штыкахъ высоко поднятыхъ ружей: «ура», какъ буря, носилось по всей окрестности; гвардейцы привѣтствовали, поздравляли другъ друга съ первымъ своимъ боемъ и первою гвардейскою побѣдою въ нынѣшнюю войну. Когда генералъ Гурко въѣхалъ въ толпу, кишившую въ редутѣ, солдаты, словно дѣти, въ радостномъ восторгѣ кинулись къ нему и хватали его стремя, колѣни, поводья.
— Скажите Государю, что мы сдержали свое слово!.. Пущай не сумлѣвается!.. Поддержимъ старую славу! — кричали они со всѣхъ сторонъ генералу.
Вдругъ появляется какой-то павловскій дѣтина, верхомъ на сѣрой маленькой турецкой лошадкѣ, ноги чуть не по землѣ волочатся, шапка на затылкѣ, курносая рожа осклаблена широчайшею улыбкою, мундиръ изорванъ въ клочья, въ рукѣ окровавленный штыкъ.
— Урра-а, ваши превосходительствы, ур-ра! — кричитъ онъ, потрясая своимъ штыкомъ, въ то время какъ маленькая лошаденька упрямится, брыкается подъ нимъ, бьетъ передомъ и задомъ, тщетно стараясь сбросить съ себя ражаго дѣтину.
— Ты что̀? Откуда? спрашиваютъ его.
— А я, ваши превосходительствы, я, значитъ, шабашевалъ!
— Какъ шабашевалъ?
— А все его же! Тѣхъ, значитъ, которые сдаваться не желали и стрѣлили въ нашихъ… Я ихъ сначала прикладомъ — ну, раскололся… сейчасъ эт-то отомкнулъ штыкъ и пошелъ имъ шабашевать… Осталися оченно довольны!
Общій веселый смѣхъ и «ура» товарищей привѣтствовали этого молодчину.
Вотъ гурьба измайловцевъ, и впереди ихъ кучка офицеровъ — они подводятъ къ генералу какого-то рядоваго, въ рукахъ котораго развѣвается турецкое знамя — розовое съ бахрамою, кистями и золотыми надписями изъ Корана; — докладываютъ, что этотъ рядовой съ боя взялъ знамя у непріятеля.
— Какъ зовутъ? спрашиваетъ генералъ.
— Лейбъ-гвардіи Измайловскаго полка, 2-й роты, рядовой Иванъ Овчинниковъ.
— Молодецъ!.. Спасибо!.. Доложу Главнокомандующему и Государю Императору.
И опять побѣдное «ура» гремитъ въ воздухѣ; и толпы гвардейцевъ заранѣе поздравляютъ будущаго георгіевскаго кавалера.
Когда подвели плѣннаго пашу, генералъ Гурко протянулъ ему руку и черезъ переводчика выразилъ, что ему пріятно пожать руку противника, который защищался столь рѣшительно и храбро. Въ отвѣтъ на это Ахметъ-Хивзи слегка развелъ руками и нѣсколько грустно улыбнулся. Онъ видимо былъ взволнованъ и подавленъ горемъ. Вслѣдъ за пашою былъ представленъ начальникъ его штаба, назвавшійся австрійцемъ. Но впослѣдствіи оказалось, что онъ вовсе не австріецъ, а только жилъ въ Вѣнѣ въ послѣднее время предъ войною, въ качествѣ одного изъ состоящихъ при военной турецкой агентурѣ; происхожденія же сомнительнаго, чуть ли не изъ евреевъ, хотя позднѣе и увѣрялъ, что онъ венгерецъ.
Вмѣстѣ съ пашою сдались 53 офицера (въ томъ числѣ одиннадцать регулярныхъ кавалерійскихъ, съ цѣлымъ кавалерійскимъ полкомъ) и 2,235 нижнихъ чиновъ. Взято четыре орудія, знамя, до пяти тысячъ ружей и множество патроновъ. Чтобы судить, до какой степени изобилія доходитъ у турокъ снабженіе патронами, достаточно сказать, что большія коробки и ящики, наполненные ими, мы находили повсюду — и въ ложементахъ, и въ землянкахъ, въ домахъ, сараяхъ и на улицахъ; кромѣ того, по всѣмъ ближайшимъ дорогамъ они были растеряны или просыпаны цѣлыми кучами, словно щебень, такъ что двигаться между ними верхомъ было даже не безопасно, до нѣкоторой степени, для лошади. На всѣхъ патронахъ англійскія клейма. Большинство плѣнныхъ — народъ очень видный, бравый, одѣтый довольно порядочно, хотя и очень легко относительно осенняго времени; впрочемъ, въ средѣ ихъ является не малая смѣсь: есть шестнадцатилѣтніе мальчики, есть и старики чуть ли не шестидесяти лѣтъ, и таковыхъ не мало. Эскадронъ лейбъ-гвардіи Уланскаго Его Величества полка окружилъ своимъ конвоемъ всю эту толпу и повелъ ее изъ Горняго Дубняка.
Какъ только штурмъ укрѣпленной позиціи увѣнчался успѣхомъ, полки Преображенскій и Семеновскій, еще раньше двинутые изъ резерва на софійское шоссе, окопались траншеями по обѣимъ его сторонамъ, верстахъ въ трехъ отъ взятой нами позиціи, фронтомъ къ Дольнему Дубняку, и возвели брустверы для полевыхъ орудій. Такимъ образомъ, обладаніе Горнимъ Дубнякомъ было еще болѣе обезпечено за нами со стороны Плевны. Оставалось узнать въ подробности результаты демонстративныхъ дѣйствій противъ Телиша, и потому генералъ Гурко отправился къ этому селенію.
Телишъ лежитъ при самомъ шоссе, верстахъ въ десяти позади Горняго Дубняка, въ юго-западномъ направленіи, и составляетъ одинъ изъ сильнѣйшихъ укрѣпленныхъ этаповъ на пути къ Орханіэ, устроенныхъ стараніями Шефкетъ-паши въ теченіи сентября мѣсяца. Назначеніе лейбъ-егерскаго полка и 2-й бригады 2-й гвардейской кавалерійской дивизіи съ ихъ артиллеріею, согласно диспозиціи — заключалось въ охраненіи тыла и лѣваго фланга Павловскаго и Финляндскаго полковъ. Флигель-адъютанту полковнику Челищеву, командовавшему этимъ отрядомъ, было приказано: удерживать непріятеля, могущаго оказать со стороны Телиша содѣйствіе турецкимъ войскамъ, занимавшимъ позицію у Горняго Дубняка, а если возможно, то и овладѣть Телишемъ.
Выславъ лейбъ-гвардіи Драгунскій полкъ съ двумя конными орудіями на Ракитскія высоты, для обезпеченія лѣваго фланга и тыла своей колонны, полковникъ Челищевъ, въ девять часовъ утра, подъ прикрытіемъ лейбъ-гусаровъ, сталъ дебушировать изъ балки и строить боевой порядокъ, имѣя въ первой линіи 4-й и 3-й батальоны. Рекогносцировка позиціи обнаружила, что телишевскія укрѣпленія состоятъ изъ двухъ редутовъ и нѣсколькихъ ложементовъ, вынесенныхъ впередъ этихъ укрѣпленій. Шоссейная дорога проходила сквозь главный редутъ, раздѣляя его на двѣ почти равныя половины; второй редутъ находился западнѣе перваго, коего восточный фасъ былъ выбранъ пунктомъ атаки. Артиллерія наша, въ половинѣ десятаго часа утра, открыла огонь съ разстоянія въ 500 сажень. На всемъ этомъ пространствѣ мѣстность предъ укрѣпленіемъ не представляла никакихъ закрытій, такъ что лейбъ-егеря съ первой же минуты стали терпѣть значительный уронъ отъ ружейнаго огня противника, направляемаго преимущественно изъ двухъ передовыхъ ложементовъ. Позиція турокъ далеко еще не была обстрѣлена нашими гранатами, какъ первая линія лейбъ-егерей, раньше десяти часовъ утра, уже двинулась въ атаку, побуждаемая къ тому желаніемъ избавиться отъ безполезныхъ потерь издали. Ложементы были взяты съ перваго натиска, но тутъ огонь противника сталъ наносить лейбъ-егерямъ еще бо́льшія потери, что̀ и побудило ихъ тотчасъ же броситься на штурмъ главнаго редута. Тогда батальоны второй линіи, желая поддержать товарищей, тоже бросились на штурмъ, безъ приказанія, по собственному своему почину, но не дойдя ста шаговъ отъ редута, вынуждены были залечь гдѣ попало, такъ какъ свинцовый дождь, бившій изъ редута въ полъ-человѣка, рѣшительно не позволялъ безнаказанно подняться на ноги. Это пассивное положеніе нѣсколько измѣнилось только въ ту минуту, когда турки вздумали сдѣлать вылазку. Тутъ наши поднялись и приняли ихъ въ залпы. Вылазка была отбита, и если бы въ эту минуту, не теряя мгновенія, лейбъ-егеря бросились на редутъ вслѣдъ за противникомъ, то быть можетъ дѣло увѣнчалось бы успѣхомъ, хотя по сравнительному количеству силъ разсчитывать на успѣхъ вообще было трудно. Къ сожалѣнію, въ это самое время было получено донесеніе отъ лейбъ-драгунскаго полка, что съ юга обнаружено движеніе нѣсколькихъ таборовъ пѣхоты вмѣстѣ съ артиллеріею. Тогда, опасаясь появленія свежихъ непріятельскихъ силъ, полковникъ Челищевъ приказалъ лейбъ-егерямъ отойдти назадъ, что и было исполнено не торопливо и въ полномъ порядкѣ. Атака лейбъ-егерскаго полка была стремительна, отважна, настойчива, но черезъ-чуръ запальчива и поспѣшна. Такимъ образомъ, если въ чемъ можно упрекнуть этотъ полкъ, то развѣ въ избыткѣ нетерпѣливаго порыва, который увлекъ его на штурмъ, раньше чѣмъ артиллерія могла хотя сколько нибудь подготовить самую возможность атаки. Семь убитыхъ, шестнадцать раненыхъ, трое контуженныхъ штабъ и оберъ-офицеровъ и 935 человѣкъ нижнихъ чиновъ, выбывшихъ изъ строя, достаточно свидѣтельствуютъ о беззавѣтной храбрости лейбъ-егерей, не считавшихъ количества вражескихъ силъ и не задумывавшихся предъ глубокими рвами и высокими брустверами телишевскихъ укрѣпленій. Флигель-адъютантъ полковникъ Мебесъ, однимъ изъ первыхъ взобравшійся на брустверъ, былъ изрубленъ на мѣстѣ. Кровопролитный штурмъ былъ отбитъ, но главная цѣль достигнута; лейбъ-егеря, благодаря ихъ самоотверженію, окончательно лишили телишевскій гарнизонъ возможности выдти на помощь своимъ товарищамъ въ Горнемъ Дубнякѣ и ударить въ тылъ финляндцамъ и павловцамъ.
Точно такимъ же успѣхомъ и притомъ съ самыми ничтожными потерями сопровождались дѣйствія побочныхъ нашихъ кавалерійскихъ отрядовъ: медованскаго, митропольскаго и семеретъ-трестеникскаго. Ловкими маневрами и демонстраціями противъ Дольняго Дубняка они воспрепятствовали гарнизону сего послѣдняго, а равно и плевненскимъ силамъ подоспѣть на помощь атакованнымъ въ Горнемъ Дубнякѣ.
Другая демонстрація этого дня, какъ уже сказано, была предпринята противъ самой Плевны, или вѣрнѣе сказать, противъ укрѣпленныхъ турецкихъ позицій по предъ-видскую сторону Плевны. Со всѣхъ нашихъ батарей гремѣли страшные залпы девятидесяти орудій, засыпа̀вшихъ разрывными снарядами турецкіе редуты. По телеграфу сообщалось на каждую батарею, когда и куда именно, т. е. во сколько минутъ такого-то часа и на который пунктъ должны быть направлены общіе залпы. Такимъ образомъ, орудія наши дѣйствовали сосредоточенно и сообща, какъ бы соединенныя механически однимъ электрическимъ токомъ. Потрясающій эффектъ этихъ залповъ необходимо долженъ былъ держать въ постоянномъ страхѣ весь плевненскій гарнизонъ, такъ какъ на турецкихъ укрѣпленіяхъ не было того пункта, защитники коего могли бы хотя минуту быть увѣренными, что къ нимъ вотъ-вотъ сейчасъ не посыплется, въ буквальномъ смыслѣ, дождь гранатъ, который принесетъ съ собою цѣлый адъ смерти и разрушенія. Въ особенности много вреда наносила новая, въ одну ночь возведенная и вооруженная сорока орудіями батарея. Мѣсто расположенія ея — на правомъ берегу Тученицкаго оврага, какъ разъ противъ кришинскихъ редутовъ и ложементовъ, которые сплошь находятся подъ страшною анфиладою ея огня. Назначеніе этой батареи заключается спеціально въ дѣйствіи противъ кришинскихъ укрѣпленій, и точно: дѣйствительность и сила ея залповъ 12-го октября были таковы, что разрушая всѣ работы противника во вновь возводимомъ редутѣ, вынудили его наконецъ отказаться отъ всякаго продолженія этихъ работъ, заставили замолчать его батареи и, кромѣ одного укрѣпленія, совершенно очистить кришинскую позицію, за окончательною невозможностію держаться на ней. Буря залповъ гремѣла надъ Плевною съ полудня до четырехъ часовъ, прерываясь за все это время только дважды, и каждый разъ не болѣе, какъ на пятнадцать минутъ, а именно: въ часъ по полудни и въ половинѣ третьяго, а въ тоже время густыя колонны на лѣвомъ и правомъ флангахъ нашей позиціи показывали туркамъ полную готовность къ штурму. Такимъ образомъ, плевненскій гарнизонъ былъ парализованъ относительно возможности подать Горнему Дубняку своевременную помощь. Впрочемъ, часовъ около пяти по полудни, плевненскіе турки попытались-таки сдѣлать нѣкоторую рекогносцировку въ направленіи софійскаго шоссе. Въ означенное время, на гребнѣ высоты, лежащей противъ тренинской возвышенности, занятой тремя батальонами изъ отряда генерала Бремзена, появилась вдругъ колонна турецкой пѣхоты съ артиллеріею. Постоявъ нѣкоторое время на гребнѣ своей высоты, непріятель пустилъ двѣ-три гранаты въ направленіи медованскаго кургана, на которомъ присутствовалъ Великій Князь Главнокомандующій; неизвѣстно, что именно было ихъ цѣлію: медованскій ли курганъ, позиція ли волынцевъ, или же тренинская позиція трехъ батальоновъ Бремзеновскаго отряда, такъ какъ гранаты ни до кургана, ни до волынцевъ не долетѣли, а легли на склонѣ тренинской возвышенности, позади позиціи трехъ батальоновъ, не причинивъ впрочемъ никакого ущерба. Наши послали въ отвѣтъ тоже одну или двѣ гранаты, но этимъ и ограничилось все дѣло: турки ушли обратно въ Плевну.
Въ началѣ шестаго часа Его Высочество оставилъ медованскій курганъ и отправился въ селеніе Боготъ, куда съ 12-го октября переведена главная квартира. Начиная отъ каракіойскаго спуска, мы возвращались уже по другой дорогѣ, а именно по Ральевскому ущелыо, которое составляетъ собственно вѣтвь ущелья Каракіойскаго. Вѣтвь эта тянется на нѣсколько верстъ, и узкая дорога, пролегающая по дну ея, неудобна на столько, на сколько это возможно лишь въ Турціи: глубокія рытвины, ямы, обсыпи, бугры и провалы встрѣчаются чуть не на каждомъ шагу, да кромѣ того приходится разъ двѣнадцать, по крайней мѣрѣ, пересѣкать въ бродъ кремнистое русло рѣчки, которая, какъ змѣя, причудливо извивается по оврагу. По обѣ стороны ущелья, какъ стѣны, высятся отвѣсныя каменныя глыбы, къ которымъ подступы обильно покрыты мѣстами кустарникомъ и деревьями, что́ придаетъ много красоты суровому пейзажу. Когда мы втянулись въ ущелье, вечеръ совсѣмъ уже стемнѣлъ, а это еще болѣе затрудняло движеніе. Впрочемъ, ѣхали все время довольно крупною рысью. Эскадронъ лейбъ-казаковъ шелъ въ авангардѣ, часть за коляскою Главнокомандующаго, а остальные замыкали поѣздъ экипажей свиты. Луна уже взошла, но изъ глубины оврага не было ее видно, и о присутствіи ея можно лишь было догадываться по особенному свѣту темно- синяго неба, на которомъ вырисовывались темныя очертанія каменныхъ глыбъ и деревьевъ, растущихъ на вершинахъ, по краямъ оврага. Но кромѣ вѣтвей и зубчатыхъ зигзаговъ скалъ, тамъ на верху иногда довольно явственно чернѣлись на фонѣ яснаго неба, насыщеннаго луннымъ свѣтомъ, своеобразные силуэты большихъ горныхъ совъ, которыя неподвижно сидѣли по карнизу съ обѣихъ сторонъ оврага и тоскливо оглашали его своимъ дикимъ непріятнымъ стономъ и гуканьемъ.
Во второй половинѣ ущелья, т. е. ближайшей къ Боготу, красиво залегаетъ довольно длинное село Ральево, надѣленное богатою растительностію. Здѣсь, благодаря потемкамъ и невозможной дорогѣ, скопились обозы 3-й гвардейской дивизіи, слѣдовавшіе къ своимъ частямъ изъ Богота. Эта масса фуръ, полуфурковъ, ящиковъ, телѣгъ и лазаретныхъ линеекъ до такой степени загромоздила узкую дорогу, что Великому Князю пришлось дожидаться почти полчаса, пока явилась какая нибудь возможность продвинуться нѣсколько впередъ и продолжать дальнѣйшій путь мимо безконечнаго ряда вытянутыхъ въ линію всевозможныхъ транспортовъ. Было уже безъ малаго десять часовъ вечера, когда Его Высочество пріѣхалъ въ Боготъ. Здѣсь, въ одномъ изъ крайнихъ дворовъ была уже поставлепа юрта и около нея накрытъ на воздухѣ длинный обѣденный столъ. Великій Князь сообщилъ всѣмъ ожидавшимъ Его лицамъ объ успѣхахъ дня, и вѣсть о взятіи Горняго Дубняка была встрѣчена всеобщею радостію, какъ вѣроятное и очень возможное «начало конца» плевненской драмы.
Но не дешево обошелся намъ этотъ важный стратегическій успѣхъ. Масса турецкаго ружейнаго огня вывела у насъ изъ гвардейскаго строя 155 офицеровъ и 4,345 нижнихъ чиновъ убитыми, ранеными и контуженными[8]. Въ особенности чувствительна потеря начальствующихъ лицъ. Генералъ-маіоры баронъ Зедделеръ и Розенбахъ получили тяжелыя раны въ животъ; командиръ лейбъ-гвардіи Финляндскаго полка, генералъ-маіоръ Лавровъ раненъ тоже въ животъ и на другой день къ вечеру скончался; начальникъ штаба 2-й гвардейской пѣхотной дивизіи, генеральнаго штаба полковникъ Скалонъ раненъ; командующій лейбъ-гренадерскимъ полкомъ, флигель-адъютантъ полковникъ Любовицкій получилъ двѣ раны, но не оставилъ строя; командиры отдѣльныхъ батальоновъ: гвардейскаго сапернаго, флигель-адъютантъ полковникъ Скалонъ, 1-го стрѣлковаго Его Величества, флигель-адъютантъ полковникъ Эбелингъ, 3-го стрѣлковаго Финскаго, флигель-адъютантъ полковникъ Рамзай — ранены; командиръ кубанскаго эскадрона Собственнаго Его Величества конвоя, полковникъ Жуковъ раненъ пулею въ грудь навылетъ, но къ счастію не смертельно; командиры: 6-й батареи 1-й гвардейской артиллерійской бригады, полковникъ Семеновъ раненъ и 1-й батареи 2-й гвардейской бригады, полковникъ Арсеньевъ — контуженъ, причемъ послѣдній остался въ строю. Одна эта убыль начальниковъ отдѣльныхъ частей — не говоря уже объ убыли въ полкахъ батальонныхъ и ротныхъ командировъ — сама по себѣ краснорѣчивѣе всего свидѣтельствуетъ о мужественной отвагѣ, съ какою командиры вели, а солдаты шли на штурмъ турецкихъ укрѣпленій. Разсказываютъ, напримѣръ, что когда подъ командующимъ лейбъ-гренадерскимъ полкомъ, Ю. В. Любовицкимъ, была убита лошадь, онъ, раненый двумя пулями, продолжалъ пѣшкомъ вести свой полкъ въ атаку. Тутъ былъ убитъ наповалъ шедшій рядомъ съ нимъ полковой барабаніцикъ; тогда полковникъ Любовицкій снимаетъ съ него барабанъ, надѣваетъ его на себя и, продолжая идти на приступъ впереди всего своего полка, самъ бьетъ ему «наступленіе» — и черезъ нѣсколько минутъ лейбъ-гренадерское знамя побѣдоносно развѣвалось уже на брустверѣ взятаго редута.
Примѣчанія[править]
- ↑ Одна изъ нихъ очередная почтовая «Военнаго Летучаго Листка».
- ↑ Со времени принятія генералъ-адъютантомъ Тотлебеномъ управленія ходомъ осады и блокады Плевны, всѣ русскія и румынскія позиціи соединены между собого телеграфною проволокой, и на каждой позиціи, смотря по ея важности и значенію, имѣется особая станція для немедленной передачи приказаній въ отрядъ и его сосѣднія части.
- ↑
Вотъ что говоритъ Канитцъ:
«Во время посѣщенія мною въ 1871 году большаго селенія Дольній Дубнякъ, я насчиталъ въ немъ 230 болгарскихъ домовъ, 50 турецкихъ, 10 цыганскихъ и 24 черкесскихъ. Для постройки ихъ послужили отчасти остатки римскихъ сооруженій, но большая часть послѣднихъ и теперь разбросаны по дорогѣ. Мнѣ попадались капители колоннъ, пьедесталы, релъефы, остатки фронтоновъ и т. д., украшенные надписями и различными рисунками. При скудости древнихъ источниковъ, трудно опредѣлить, какая здѣсь находилась римская колонія. Изъ Дольняго Дубняка идетъ дорога, плотно прилегающая къ ручью того же имени, притоку Вида, въ Горній Дубнякъ. Послѣднее селеніе расположено въ прекрасно обработанной долинѣ, возвышающейся на 125 метровъ надъ уровнемъ океана и на 45 метровъ надъ Видомъ. Въ селеніи находится красивая (?) церковь и школа; въ немъ живутъ 142 болгарскихъ семейства, 56 турецкихъ и 20 цыганскихъ. Въ числѣ селеній, расположнныхъ у Плевны, оба Дубняка пользуются наибольшимъ благосостояніемъ, и турки, и христіане здѣшніе жаловались не столько на высокія подати, сколько на сосѣдство черкесовъ. Послѣдніе живутъ въ селеніяхъ Азизіэ и Телишѣ вмѣстѣ со вновь поселенными здѣсь татарами, миролюбію которыхъ всѣ воздаютъ должную похвалу. У Горняго Дубняка большая дорога, ведущая въ Софію, раздѣляется. Южная вѣтвь ея направляется въ Чириково и идетъ далѣе по Виду, черезъ Торосъ, въ Тетевень. Главная же вѣтвь идетъ въ юго-западномъ направленіи мимо Телиша въ Радомирцы и Луковицу. Плоскогоріе между Плевною, Чириковымъ, Луковицею и Телишемъ чрезвычайно пригодно для дѣйствія большихъ массъ и въ особенности кавалеріи. Здѣсь рѣшена была участь Болгаріи пять столѣтій тому назадъ».
- ↑ 1-я и 2-я гвардейскія пѣхотныя дивизіи, съ ихъ артиллеріею, гвардейская стрѣлковая бригада, лейбъ-гвардіи саперный батальонъ, 2-я гвардейская кавалерійская дивизія и сводный кавалерійскій корпусъ (бывшій генералъ-лейтенанта Крылова) съ ихъ артиллеріею.
- ↑ Полки лейбъ-гвардіи Драгунскій и Гусарскій Его Величества.
- ↑ Дивизьонъ Казанскаго драгунскаго полка и Кіевскій гусарскій полкъ, съ 16-ю конною батареею, подъ начальствомъ флигель-адъютанта полковника барона Корфа.
- ↑ Замѣчательна роковая случайность раны генерала Розенбаха. Въ 1863 году, во время усмиренія польскаго мятежа, въ первомъ же дѣлѣ, въ которомъ довелось тогда участвовать Розенбаху, онъ былъ раненъ пулею въ животъ; рана эта оказалась тѣмъ болѣе тяжелою, что пулю не удалось вынуть; она такъ и осталась въ тѣлѣ; но больной выздоровѣлъ. Прошло 14 лѣтъ, и вотъ въ первомъ же дѣлѣ, гдѣ довелось участвовать генералу Розенбаху, онъ опять раненъ въ животъ и, какъ говорятъ, почти въ то же самое мѣсто, куда попала первая пуля.
- ↑ Считая въ этомъ числѣ общій итогъ убитыхъ и раненыхъ, также и лейбъ-гвардіи Егерскаго полка. Вотъ подробный разсчетъ убыли по каждой гвардейской воинской части:
Убыль штабъ и оберъ-офицеровъ. Убыль нижнихъ чиновъ. Названіе части. Убито. Ранено. Контуж. Всего. Убито. Ранено. Всего. Собственнаго Его Величества конвоя — 2 — 2 1 4 5 Лейбъ-гвардіи Драгунскаго полка 1 — — 1 — — — Лейбъ-гвардіи Гусарскаго полка — 1 — 1 1 12 13 Лейбъ-гвардіи Измайловскаго полка 1 6 1 8 47 235 282 Лейбъ-гвардіи Егерскаго полка 7 16 3 26 ? ? 935 Штаба 2-й гвард. пѣхотной дивизіи — 2 1 3 — 1 1 Лейбъ-гвардіи Московскаго полка 3 13 2 18 148 545 693 Лейбъ-гвардіи Гренадерскаго полка 2 21 5 29 316 526 842 Лейбъ-гвардіи Павловскаго полка 6 13 — 19 173 551 724 Лейбъ-гвардіи Финляндскаго полка 4 12 1 17 211 220 431 1-го стрѣлк. Его Величества батальона 1 3 — 4 16 71 87 2-го стрѣлковаго батальона — 1 — 1 17 53 70 3-го стрѣлковаго Финскаго батальона — 5 2 7 30 90 120 4-го стрѣлк. Императорской Фамиліи 1 2 2 5 6 19 25 Лейбъ-гвардіи сапернаго батальона — 2 3 5 4 67 71 1-й гвард. артиллерійской бригады — 2 — 2 2 7 9 2-й гвард. артиллерійской бригады 1 — 3 4 5 29 34 5-й гвардейской конной батареи — 1 — 1 3 3
Итого 28 102 23 153 977 2,433 4,345 Кромѣ того, бригадныхъ генераловъ — 2 — 2 А всего 155 Общая убыль генералами, офицерами и нижними чинами =4,500 Примѣчаніе къ таблицѣ: Въ штабѣ 2-й гвард. пѣхотной дивизіи одинъ раненый нижній чинъ — топографъ штаба гвардейскаго корпуса.