Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 3/VI

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[156]
VI
Провинциальные почтмейстеры. — Временное почтмейстерство Андрея Виниуса. — Восстановление почты Марселисов и их неудачи. — Известия Кильбургера о состоянии почты в 1674 г. — Указ 4 дек. 1675 г. — Итоги истории почт в эпоху Марселисов.

Семидесятые годы XVII века внесли уже много нового в дело развития почт; все вопросы, которые почему-либо не были приняты во внимание при учреждении почт, постепенно дали о себе знать, и организаторы дела стараются их решить тем или иным способом: то внося перемены в самое дело, то действуя на исполнителей.

Московский почтмейстер[1] (мы, впрочем, видели, что Леонтий Марселис вовсе не был единоличным хозяином предприятия) имел на противоположных концах почтовых дорог контрагентов, тоже почтмейстеров, ему подчиненных (про них говорилось — „тот, кто приемом и отпуском почты там-то ведает“). Такими провинциальными почтмейстерами у [157]Марселисов были: в Новгороде — переводчик Як. Ив. Гитнер, во Пскове — переводчик Ефим Фентер (Фентуров), в Мигновичах — поручик Елизарий Жуков. Мы видели, с какой энергией вели дело первые два; что касается последнего, то уже с самого начала он обнаруживал непонимание дела. 11 июля 1670 г., послан был Смоленскому воеводе, кн. И. А. Хованскому, указ — прислать Елизария Жукова в Москву, а на его место назначить другое лицо. Указ этот пришлось повторить 12 августа — вероятно, в Смоленске хотели дать возможность Жукову дослужить год, до 31 августа; но напоминание заставило отправить его в Москву 20 августа. На его место Ординым-Нащокиным был назначен поручик рейтарского строю Фаддей Афан. Крыжевский[2]. Что касается самого Смоленска, то из позднейших документов[3] узнаем, что в 1667—1672 г.г. в Смоленске ведал почту переводчик Христофор Синорацкой, пожалованный в переводчики из шляхты; а с 1672 г. — Иван Кулбацкой, пожалованный из рейтар. Они получали жалованье из казны — по 20 руб. в год да корму по гривне на день.

____________

[158]

В 1672 г. появился царский указ о том, чтобы для посылки государевых грамот о всяких делах все учреждения пользовались существующими почтами от Москвы до Риги через Новгород и Псков и до Вильны через Смоленск; точно также воеводы и приказные люди всех этих мест должны были пользоваться этими почтами для всякой официальной переписки, за исключением особо важных дел. Это распоряжение было вызвано желанием облегчить работу казенных ямщиков, но, несомненно, оно способствовало развитию почтовых сношений. Для отправления государевых грамот и писем из Москвы было назначено 2 дня в неделю: на Ригу почта отправлялась во вторник, а на Вильну в четверг[4].

В интересах хронологической последовательности, рассмотрим здесь события, происшедшие в кратковременное почтмейстерство Виниуса.

В начале (не позже апреля) 1672 г. почта у Марселисов неожиданно была отнята. Велено было ведать почту переводчику Посольского приказа, дьяку Андрею Виниусу; но с 22 октября того же года, когда Виниус был командирован послом за границу, почту было велено ведать Петру Петровичу Марселису — сыну[5].

Кратковременное заведование почтами Андрея Виниуса не прошло бесследно для имеющихся в наших архивах документов. В Госуд. Архиве находим переписку[6] по следующему случаю.

20 апреля 1672 г. переводчик Андрей Виниус извещал в Посольском приказе: 19 апреля пришел [159]к нему на двор пешим ямщик Хотеловского яму Алешка Коток с почтовыми сумками. Одна сумка с новгородскими письмами оказалась распечатанной. Почтарь рассказал, что суму эту он принял в таком виде у Зимнегорского ямщика Данилка Савельева и попал с нею в беду. Ни в Вышнем-Волочке, ни в Торжке, ни в Твери сум у него не приняли, а в Клину не дали ему даже подвод, и он от Клина до Москвы шел пешком; почта, конечно, получена была с большим запозданием. В подорожной записи у ямщика обозначено, что Крестецкий ямщик Ивашка Анкудинов принял сумы в целости, а Зимнегорскому ямщику передал одну суму с оторванными печатями.

По извету Андрея Виниуса была послана царская грамота Новгородскому воеводе, кн. И. П. Пронскому с предложением: послать на Крестецкий ям „кого пригож“ и допросить ямщика Анкудинова, каким образом он оторвал печати, не вынимал ли из той сумки каких писем и кто его подучил это сделать. Если он скажет, что никто его не подучал, и писем он не вынимал, а „учинил то случаем, без хитрости“, — то предписывается бить его батогами нещадно, а ямщикам снова „учинить заказ“.

Новгородский воевода послал подъячего Петра Иванова для розыска. На допросе 4 мая Анкудинов сказал: почту он принял у Заечевского почтаря в исправности и поехал на Зимнегорский ям. На мосту, не доезжая Яжелбиц (роковое место!), его лошадь споткнулась и легла на мост, и у одной сумки печати смялись гораздо“. В таком виде он отдал сумки Зимнегорскому ямщику. Тот спрашивал его: „для чего у тебя печати у одной сумки не целы?“ и Анкудинов рассказал ему, как было дело. А печатей он не отрывал, писем не вынимал и никто его ничему не научал, — учинилось это без хитрости; тот мост „плох гораздо“, и у сумки печати „помялись гораздо“. [160]

Ямщика били батогами. Царю была послана 10 мая отписка соответствующего содержания.

Но этим случаем переписка кратковременного почтмейстерства Виниуса не исчерпывается. Кн. Пронский, по челобитью ямщиков, решился еще раз поставить вопрос о прогонах. Ямщики подали челобитную следующего содержания. Построены на Московской и Псковской дорогах от Новгорода ямы для гоньбы, и держат они на тех ямах по три мерина. За это они получают государева жалованья на выть по 25 руб. в год да прогонов на 100 верст по 5 алтын. С учреждением почтовой гоньбы выбрано из их среды по 3 человека на ям почтарей, даны им форменные кафтаны. Для этих почтарей ямщики выделяют из ямских денег по 6, 7 и 10 руб. в год, а сами за эту прибылую гоньбу из казны иичего не получают, прогонов им не дают, и они разорились. Они просят назначить им за почтовую гоньбу прогонные деньги. Кн. Пронский препроводил ямских старост с челобитьем в Москву, и 17 мая 1672 г. последовала царская грамота, давшая, на этот раз, определенный ответ: давать за почтовую гоньбу прогонные деньги на 2 лошади по указу; за простойные дни денег не давать. Из поверстной книги были выписаны расстояния: от Вышнего-Волочка до Новгорода и до Псковского Загорского яму летним путем 355 верст; прогонов на 1 подводу за это расстояние 17 алт. 4½ деньги, на 2 подводы 1 р. 2 алт. 1 деньга. Зимним путем — 345 верст, прогонов на 1 подводу — 17 алт. 1½ деньги, на 2 подводы — 1 р. 7 ден. Вопрос о том, в одну ли сторону давать прогоны или в обе, решен — давать прогоны только в одну сторону.

Ямские охотники Запольской и Новинской слобод в Новгороде просили разрешить им гонять почту всем по очереди, вместо выборных. 13 сент. 1672 г. [161]последовала резолюция: гонять поочередно, лишь бы мешкоты не было.

Выше нам пришлось убедиться, что долго тянувшееся дело о Мшаском яме также было подвинуто к разрешению при Виниусе.

26 сентября вышневолоцкие и хотеловские ямщики подали челобитную на новоторжских, что те пригоняли в Вышний-Волочок почту в пятницу с утра, а теперь пригоняют в субботу и даже в воскресенье, от этого челобитчикам чинится убыток (от простоя в ожидании?), и они просят учинить по этому поводу указ, чтобы и им „в опале не быть“. Как раз несколько дней спустя, 7 октября, и Гитнер подал заявление, что не пришла ожидаемая почта из Москвы, и что вследствие этого письма на шведский рубеж не поспеют. Кн. Пронский послал приказчика Кузьму Меркульева на Московскую дорогу, а кстати дал ему к Новоторжскому воеводе письмо с жалобой на его ямщиков и с угрозою, что если они будут поступать не по указу, то „в. г-рю будет челобитье, и мы учнем писать“.


По отъезде Виниуса за границу, Петр Марселис-сын не сумел справиться с делом, которое крепко держали в руках его брат и отец. О неприятностях, которые с ним случились, рассказывал впоследствии его преемник, тот же Андрей Виниус, следующее.

1) Виленский почтмейстер Рейнгольд Бисинг, „выманя у Петра Марселиса собольми многое число, и после того засчитал ему провоз с грамоток дорогою ценою, и тех денег с половину за ним, Бисингом, пропало“.

2) Виленская почта вообще стала приходить в упадок, Пока русский резидент, Василий Тяпкин, был [162]в Варшаве, а польский — в Москве, переписка по этой почте была оживленною; но с возвращением домой резидентов, оставались лишь „немецкие“ грамотки торговых людей, а эти грамотки у Виленского почтмейстера начали пропадать[7], и тогда торговые иноземцы стали писать за границу только через Ригу. Упадок Виленской почты доходил до того, что иногда она отходила всего 1 — 2 раза в месяц. Всё это охладило к делу неопытного почтмейстера, и он стал, очевидно, весьма небрежно относиться к делу.

Ко времени Петра Марселиса-сына относятся почти истлевшие листки, очевидно, из записной книги Новгородской Приказной избы[8]. Эти листки представляют копии грамот новгородским воеводам:

1) кн. И. П. Пронскому, от 20 ноября 1672 г., с извещением, что в Разряд прислана память из Посольского приказа: в. г-рь указал посылать его грамоты и всякие дела и отписки „кроме нужных зело“ по уставленой почте, которою должен ведать Петр Марселис, и отсылать почту из Москвы во вторник; [163]

2) Петру Вас. Шереметеву, от 11 июля 1673 г., которою назначается давать прогоны на 10 вер. по 3 деньги на подводу из приказов — Посольского, Малороссийского, Новгородского и из Съезжей избы;

3) тому же Шереметеву о прогонах (дата исчезла);

4) Мих. Алегук. Черкасскому со следующими сообщениями: 4 дек. 1675 г. велено ведать Рижскую и Виленскую почту переводчику Посольского приказа Андрею Виниусу; этот новый почтмейстер заявил 9 декабря, что новгородские ямщики гоняют почту неисправно. Даты этой грамоты также нет.

К этому же времени относятся сведения о почте в Московском государстве, записанные Кильбургером (1674 г.)[9]. Согласно с только что приведенными сведениями, он сообщает, что почта в Новгород, Псков и Ригу отходит из Москвы по вторникам. Из Москвы до Риги, по его словам, она идет от 9 до 11 дней. Возможно, конечно, что в 1674 г. почта, действительно, ходила быстрее, чем прежде; но припомним, что еще в мае 1669 г. считалось верхом аккуратности прибытие почты из Риги в Москву на 11 — 12-й день. Весовая плата у Кильбургера приведена иная, чем та, которая, как указано нами выше, была при открытии почты. За золотник, по его словам, из Москвы в Новгород приходится платить 6 коп. (прежде — 8 коп.); во Псков — 8 коп. (прежняя цена); в Ригу — 10 коп. (прежде — 8 коп.). Приходит эта почта в Москву по четвергам.

Про Виленскую почту Кильбургер сообщает, что она отходит в среду вечером (вероятно, последний срок для приема писем был вечер среды; а отходила она в четверг). С этою почтою можно отправлять письма во все места Германии через Кенигсберг. [164]За письма, отправляемые в Гамбург, платится до Берлина по 25 к. за золотник. Почта эта ходит 21 день (от Москвы до Гамбурга[10]?), а, следовательно, двумя днями скорее Рижской в Гамбург. В Москву она приходит в среду поутру. Между Новгородом и Нарвою нет обыкновенной почты; но почти каждую неделю находятся случаи отсылать туда письма.

Период управления почт семьей Марселисов заканчивается указом 4 декабря 1675 года. По этому указу (дошедшему до нас не в подлиннике, а в многочисленных приказных выписках) велено „почты Виленскую и Рижскую, которые ведал Петр Марселис, ведать Посольского приказа переводчику Андрею Виниусу для того. В прошлом во 177 (1668) году, по договору иноземца Леонтья Марселиса с Рижским и Виленским почтовыми мастеры, велено приходить почте из-за Литовского и из-за Свейского рубежей к Москве еженедельно в указные дни, а ныне та почта учала приходить к Москве не против того постановления, за указным в неделе числом приходит, минув день или два, и в той почтовой гоньбе в. г-ря делам чинится мешкота“.

Обвинение, как видим, ничего нового в себе не заключает. Насколько Марселисы были действительно виноваты в запаздывании почт, сказать, как мы видели, трудно. Много раз грозила им беда, но они умели устранять ее; теперь их время кончилось. Думаем только, что, при желании, богатый Марселис мог бы удержать это дело за собою; но оно, очевидно, показалось ему чересчур обременительным. По крайней мере, после временного отнятия у Марселисов почты (в 1672 г.), они не приложили никакого старания к делу и не позаботились предотвратить новую и уже окончательную отставку.

────────────────────
[165]

История почт в эпоху Марселисов (1668—1675 г.г.) дает нам уже достаточно материала для выводов о значении первых почт в истории русской культуры. Выводы эти следующие.

1) Московское правительство, поняв необходимость устройства правильных почтовых сношений с Западною Европою, по необходимости обратилось к содействию иностранных предпринимателей; но среди московских государственных деятелей того времени были такие, которые умели быстро схватить сущность дела и понять, как светлую, так и темную его сторону. Таковым был А. Л. Ордин-Нащокин, пришедший к мысли, что такое дело, как почта, должно быть организовано как можно шире, но обязательно под контролем правительства.

2) Довольно скоро правительство поняло значение почты и для внутренних сношений. Развивавшийся государственный механизм требовал большого количества исполнительных органов, и сношения провинциальных органов управления со столичными нуждались в правильной постановке и регулярности. Вследствие этого в конце рассматриваемого периода появляются правительственные почты, устанавливающие сношения Москвы с разными городами.

3) К сожалению, для устройства заграничных сношений исполнителей приходилось искать среди иноземцев, обладавших знаниями и капиталом. Такие предприниматели, конечно, избавляли правительство от многих забот, хлопот и издержек, но старались из дела по возможности извлекать больше пользы для самих себя. Отсюда тот факт, что первые почты сразу становятся предприятием коммерческим.

4) Это последнее обстоятельство вынуждает правительство стремиться поскорее избавиться от почтовой монополии предпринимателей. Оно уже не разрешает им открытия новых почт; свои же почты устраивает [166]с помощью чиновников. Хотя первые шаги правительственной почты были неудачны, но правительство не отказалось делать такие попытки и в будущем, сознавая всю важность почт для государственных и административных целей.

5) Но правительственные почты не могли обслуживать народонаселения; поэтому для последнего были доступны только почты предпринимателей. Коммерческий характер этих почт вредил их культурному значению. Таксировка писем и посылок была чрезвычайно высокою, и это не давало возможности лицам среднего состояния пользоваться услугами этого учреждения.

6) Экономическое значение предпринимательских почт в эту пору для русского купечества было тоже более отрицательным, чем положительным. Они давали возможность иностранным купцам с большею энергией овладевать рынком и подчинять себе слабую экономически и культурно среду русского купечества. В рассматриваемый период еще нет следов того, чтобы русское купечество пользовалось услугами почты для своих коммерческих целей. К этому времени, гораздо более, чем к последующему, относятся знаменитые слова Посошкова о вреде почт[11]. [167]

7) Климатические условия, слабая населенность страны, отдаленность жилых мест друг от друга, некультурность почтовых гонцов и среды, их окружавшей, — очень мешали развитию почтовых сношений; но, в свою очередь, последние должны были послужить важным средством для смягчения именно этих условий жизни русского народа, волею-неволею устанавливая общение между разобщенными местностями. Регулярная перевозка писем, непонятная народу и не оцененная им, устанавливала регулярные сообщения городов и местностей и этим незаметно оказывала великую услугу в истории развития народа.


────────────────────

  1. Титул этот входит в частое употребление лишь при Виниусах; по отношению к Марселисам он употребляется редко (см. напр. т. II, стр. 108). Чаще всего говорилось — „иноземец, который почту ведает“. Другие способы выражения: „поверенной шляхетной начальник над почтою“ (ibid., стр. 13), „начальнейший над почтою“ (ibid., стр. 20); „почтовые державцы“ (ibid., стр. 55).
  2. Фаддей Крыжевский известен, как деятельный агент правительства по сношениям с Малороссией. Киевский воевода Шереметев еще в 1668 г. пользовался им для поручений, посылая его в Москву со всякой корреспонденцией. Ордин-Нащокин в 1669 г. посылал его к архиеп. Лазарю Барановичу, гетманам Многогрешному и Дорошенке, причем ему приходилось не только передавать письма, но вести и устную беседу. По мнению В. О. Эйнгорна, на этот раз Крыжевский, распространяя слухи о возможности отдачи правобережной Украины полякам, не оправдал доверия Ордина-Нащокина („Очерки из ист. Малороссии в XVII в.“, т. I, 649—651); но этот боярин и после весьма милостиво относился к Крыжевскому. Здесь неуместно рассматривать такие дела, но заметим всё-таки, что, по нашему мнению, Крыжевский во всём поступал согласно желаниям Нащокина, а этот боярин сам играл опасную игру.
  3. М. Архив М. Ин. Дел, Почтовые дела, карт. 9.
  4. П. С. 3., I, № 534. Выписка о перв. завед. почт, 31—32. В делах Госуд. Архива (Разр. XXVII, д. № 288) есть грамота царя Новгор. воеводе кн. И. П. Пронскому именно такого содержания, но помеченная 11 окт. 1671 г.
  5. Об этих переменах узнаем из позднейших документов (Том II, № 51, стр. 70).
  6. Разр. XXVII, дело № 288.
  7. В позднейших документах (М. А. М. Ин. Д., Почт. д., карт. 9) читаем: „при Петре Марселисе чрез Виленскую почту почтари (какие?) торговые грамотки позадерживали, а иные н вовсе пропадали“. В любопытной переписке с Московским правительством, с А. С. Матвеевым в частности, Тяпкин неоднократно жаловался на то, что ему посылают слишком мало писем, просил с каждою почтою писать ему хотя понемногу. В письмах Тяпкина находим также характерные заметки о польской почте того времени. „Варшавский почтомайстер“ писал Тяпкин в начале 1674 г.: „две почты, не сказав мне, отпустил: сказал нам, что отпустится почта в среду; я изготовил письма и послал в среду рано к почтомайстеру, а он уже почту отпустил еще в понедельник! Всё это они делают для своих лакомых подарков, которых много надобно в год, если придется всех дарить. Думаю, что их резидент не очень много передарил наших; а здесь, услужит каким нибудь пустяком, пустую вестишку принесет и уже смотрит, чтоб ему дали; таких лакомых и лживых людей и между погаными трудно найти. Я не только Варшавскому, но и Минскому, и Виленскому почтомайстеру добрые подарки дал, чтобы только писем наших не задерживали“ (см. у Соловьева).
  8. Госуд. Архив, Разряд XXVII, дело № 315.
  9. Op. cit., стр. 148—150.
  10. Brückner, Europäis. Russl., стр. 90.
  11. Немцы пожаловали к нам, писал Посошков в 1701 году: „прорубили из нашего государства во все свои земли диру, что вся наша государственная и промышленная дела ясно зрят. Дира ж есть сия: зделали почту, а что в ней в. г-рю прибыли, про то Бог весть, а колько гибели от той почты во всё царство чинится, того и исчислить невозможно. Что в нашем государстве ни сделается, то во все земли разнесется; одни иноземцы от неё богатятся, а русские люди нищают. Потому товары, кои у нас в Руси готовятся к городу, а здешние иноземцы в свои земли непрестанно пишут, почему кои товары купятся и каковы товары, добры или плохи, и коих много, и коих мало. Такожде пишут и о своих товарах, кои здесь подобрались и коих залишком. И кои их товары подобрались, тех они и вывезут, а коих слишком, тех и не везут, и цену, какову похотят, такову и поставят. А наши бедные к городу приедут с товарами, и приезжие иноземцы цену их и знают, почему кои товары куплены и коих колько есть; и станет у него торговать самою ценою малою, потому что про цену подлинно знают, и много ль коих товаров пасено, знают же. И почты ради иноземцы торгуют издеваючись, а русские люди — жилы из себя изрываючи. А если бы почты иноземской не было, то б и торг ровный был: как наши русские люди о их товарах не знают, такожде и они о наших товарах не знали ж бы, и торг бы был без обиды. Идет на год от почты в казну по сту рублев и то почитают в. г-рю в прибыль, а в то место изъяну чинят на многие тысячи. Наипаче ж того, что чаю, всякие вести выносятся на весь свет, и если совершенно вести всякие, кроме торговых статей, во все земли разносятся, то не то, что по сту рублев, ни по сту тысяч не доведется за почту брать“. Вывод из всего вышесказанного Посошков делает такой: „мне; г-рь, мнитца, что лучше б та дыра загородить накрепко; а крепче того нельзя, что почта, буде мочно, то отставить ее вовсе“ (Сочинения И. Посошкова, изд. Погодиным, М. 1842, стр. 273—274).