Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 5/I
| ← Глава 5. Почтовое дело при Виниусах | Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве — Глава 5. I | Глава 5. II → |
| Источник: Козловский И. П.. Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве. — Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1913. — Т. 1. — С. 301—312. |
Со вступлением в управление Рижскою и Виленскою почтами Андрея Андреевича Виниуса, почтовое дело вступает в новую эпоху своего существования, гораздо более продолжительную, чем предыдущие. В момент своего назначения почтмейстером, 4 декабря 1675 года, А. А. Виниус, кроме многих случайных поручений, которые на него возлагались, был, в чине московского дворянина, переводчиком Посольского приказа и скоро стал именоваться дьяком этого приказа. Занимая официальное положение в таком важном учреждении, он в сущности превращал почтовое дело в правительственное учреждение. Умный и ловкий человек, он сумел извлечь из этого большие выгоды и наоборот — устранить невыгодные стороны этого обстоятельства — чересчур большое вмешательство правительства в руководимое им предприятие. Ему иногда помогало еще то обстоятельство, что непосредственные его начальники, лица, заведовавшие Посольским приказом, были или люди высокопросвещенные по тому времени, всячески ласкавшие иностранцев, вроде Арт. Серг. Матвеева, кн. Вас. Вас. Голицына, или даже родственники Виниуса (думный дьяк Ем. Игн. Украинцов). Кн. В. В. Голицын весьма интересовался почтовым делом и сношениями внешними и внутренними вообще; он, напр., настойчиво требовал восстановления приходившей в упадок Виленской почты, ему принадлежит почин в деле устройства Сибирской почты; Ем. Игн. Украинцову Виниусы обязаны учреждением Архангелогородской почты. Правда, правительство уже понимало многие детали почтового дела и вмешивалось в его распорядок довольно энергично; но Виниусом очень дорожили, как знающим и опытным дельцом, и потому допускали соблюдение им собственных интересов.
Когда А. А. Виниус стал быстро подвигаться в своей служебной карьере, заведование сложным почтовым делом стало ему не под силу, и вот „за его службу“ 8 июля 1695 года Рижская и Виленская почты были переданы его сыну, Матвею. Указ об этом был подписан думным дьяком Украинцовым[1]. Но Матвей Виниус был личностью довольно бледною, и настоящим хозяином предприятия был всё-таки его отец, который в некоторых случаях открыто проявляет свое участие в почтовых делах, и Петр Великий, отнимая у Матвея Виниуса почты в 1701 г., писал по этому поводу самому Андрею Андреевичу и имел в виду именно наказать отца, а не сына.
Наиболее существенная разница в положении Виниусов, как почтмейстеров, по сравнению с Марселисами, заключается именно в том, что у Виниусов не могло возникать столкновений с приказом, где Андрей Андреевич играл видную роль. Это давало возможность Виниусам упрочивать и развивать дело во всех отношениях. За те 25 лет, когда Виниусы стояли во главе почтового дела, было заключено несколько новых почтовых договоров, основан ряд новых почт, частных и правительственных, организация дела была усовершенствована и роль этого предприятия для политической, культурной и экономической жизни государства обозначилась весьма ярко и именно — в лучшую сторону.
По должности почтмейстера Виниусы не получали жалованья; зато, подобно своим предшественникам, они употребляли в свою пользу сборы с отправителей и получателей, а иногда даже с казны. Ямщики за доставку почты получали жалованье и прогоны то из Посольского приказа, то из других (об этом ниже будем говорить подробно). Были случаи, что правительство обязывало Виниусов платить прогоны почтарям; но зато всегда в таких случаях делалась оговорка: в случае превышения расходов почтмейстера над его доходами, правительство должно возместить ему убытки. Этого последнего ни разу не случилось, потому что единственный серьезный расход — уплата заграничным почтмейстерам за правительственную корреспонденцию, всегда предупредительно, и даже авансом, оплачивался правительством. Позже, впрочем, уплата прогонов ямщикам всё чаще и чаще начинает производиться из средств предпринимателей.
Приступим теперь к обозрению событий из истории почт в эпоху Виниусов. Начнем с заграничных сношений.
Новому почтмейстеру необходимо было обновить заграничные связи. В 1677 г. был им заключен новый почтовый договор со вдовою рижского почтмейстера Якова Беккера — Маргаритою Гизе. До 1684 г. этот договор был в силе, хотя Виниус был очень недоволен своей контрагенткой. Упадок Виленской почты (вследствие разных причин) способствовал тому, что прочностью связей с Ригою особенно приходилось дорожить.
В начале июня 1683 г. почтмейстер Новгородка Шведского, Аврам Петерсон, заявил, что шведская почта ожидает псковскую на рубеже по 2 — 3 дня. Решено было отпускать почту из Москвы вместо вторника в понедельник и послать строгие предписания по Новгородской дороге об ускорении гоньбы. В 1684 г. начались с Ригою открытые столкновения. 14 мая Виниус жаловался вообще на медленность Рижской почты, а между прочим упомянул, что и заграничная почта на этом пути почему-то шла от Риги до Пскова не 7 — 8 дней, а 10. Это последнее обстоятельство заставило его просить, чтобы псковский воевода написал об этом рижскому губернатору: пусть тот велит одному из местных почтмейстеров, Штейну, ставить почту на рубеже, согласно прежним договорам, на 3-й день. Желание Виниуса было исполнено. Шведский король сам обратил внимание на это дело и велел назначить комиссию для разбора дела[2].
Виниус вступил на путь борьбы неохотно. У него с Маргаритой Гизе отношения вообще были плохие. Она „чинила ему многие обиды“: сверх договора брала лишнюю плату, присылала связки разрезанными, чего нигде не водится, почту и куранты ставила на рубеж не в уреченный срок. Долго он не заявлял жалоб, боясь перерыва почтовых сношений, но, наконец, решился. Заключив новый договор с почтмейстером Юрьева-Ливонского, Андреем Максом, Виниус обратился с ходатайством к правительству — чтобы псковский воевода вступил по этому поводу в сношения с рижским генерал-губернатором. Необходимо было просить ген.-губернатора сделать распоряжение о пересылке всех писем, адресованных в Россию — в Юрьев. От Виниуса потребовали сказку, что замедления почты и сокращения вестей от этого не последует.
14 октября 1684 г. во Псков была послана по этому поводу грамота[3]. Дело почему-то замедлилось, и 10 февраля 1686 года Виниус снова должен был обратиться к правительству с просьбой — возобновить сношения с Рижским ген.-губернатором, потому что Андрей Макс без его именного указу не может взять на себя доставку на рубеж почты, „опасаясь той вдовы“, Маргариты Гизе. Во Псков было послано новое распоряжение по этому поводу[4]. Псковский воевода, бояр. кн. М. Г. Ромодановский написал ген.-губернатору Кристергорну письмо (26 февраля) соответствующего содержания. Кристергорн отвечал (6 марта), что опасаться Маргариты Гизе нечего, потому что он, ген.-губернатор, уже письменно сделал распоряжение Максу заключить договор с Виниусом; теперь он снова делает официальное распоряжение, чтобы юрьевский почтмейстер укрепил договор с Виниусом и вел дело аккуратно, чтобы жалоб на него не было, а если он будет в отъезде, чтобы его доверенные люди не расстраивали дела с Рижскою почтою. По мнению Кристергорна необходимо также, чтобы и Виниус не вступал ни с кем иным в договор без ведома Макса. Виниусу не следует, намекал Кристергорн, „искать своей корысти“ в почтовом деле, а надо „полюбиться“ с Максом и быть с ним в союзе. При этом ген.-губернатор просит извинения у Ромодановского, что обо всей этой переписке он дал знать королю. Сам он признает почту через Ригу и Юрьев очень важною и для своих дел, потому что если посылать письма в Москву через Вильну, то они идут 24 дня, а от Риги до Москвы через Юрьев — 9 дней[5].
Договор Виниуса с Максом до нас не дошел; однако ж из позднейших документов узнаем, что зарубежный почтмейстер присылал почту в Печорский посад и его почтарь принимал почту здесь, у псковского ямщика; за пересылку зарубежному почтмейстеру давалось вперед ежегодно 290 ефимков любских, кроме провозной платы от Риги до Мемеля, которая вносилась по весу каждый раз особо.
В августе 1686 г. Виниусом был заключен новый договор с рижским почтмейстером[6], сменившим Маргариту Гизе. Этим почтмейстером был, по-видимому, Штейн.
Первые сведения о существовании перлюстрации на Рижской почте дошли до нас от 1687 г. Шведский посланник при Московском дворе, Христоф фон-Кохен, писал рижскому ген.-губернатору 23 сент. 1687 г.: „так как русские зорко следят за корреспонденциею и письмами и самое заведование почтами поручено Русскому (?), то я буду отправлять письма к Вашему Превосходительству в конверте на имя частного лица в Риге, которое будет каждый раз доставлять их Вашему Пр-ву“[7].
От 1691 года дошло до нас интересное дело о пересылке по почте посылки „с наложением платежа“. Почтмейстеру Виниусу было поручено правительством купить заграницею некоторые медикаменты. Виниус написал заказ в Гамбург, Андрею фон-Зому. Этот последний исполнил поручение и послал ящик с лекарствами и письмом на латинском языке следующего содержания: „лета 1691 г. мая в 22 день в Амбурхе взять на господине Андрее Виниюсе за лекарства, которые по ево прошению у городового аптекаря куплены, а в ящике под ево Андреевым клеймом запечатаны, и в Любок посланы, и тамо Яков Фохт приняв, послал с карабелщиком Гопнером в Ригу к почтодержавцу к Штейну в употребление ево Андреево, и за те лекарства издержано даже до посылки в Любок: аптекарю по щету заплачено за те лекарства 149 марков 15 шелегов, да за ящик, и вывозных пошлин; и в Любке издержано провозу, и за грамотки о том писанные, всего 10 марков 5 шелегов. Всего 160 марков 4 шелега, по 3 марка или по 48 шелегов в ефимок, итого 53 ефимка 24 шелега, а ефимки считать по 56 копеек, и в платеж прислал он, Андрей, 30 ефимков; донять 23 ефимка 20 шелегов и те досталные денги заплатить на Москве Кондратью Канегитеру; под тем подписано: Андрей Фансом (руку?) приложил“. Приписано: „Да из Любка провозу и пошлин в Риге 3 рубли 14 алтын, и всего за те лекарства в Амбурхе издержано, и провозу, и пошлин в Риге, заплачено 33 рубли 10 алтын“.
Вероятно, получено было в Москве нечто вроде „повестки“ на эту посылку из Риги, потому что 24 июля Посольский приказ послал грамоту во Псков окольничему и воеводе М. В. Собакину с предписанием: послать в Ригу к почтмейстеру Штейну и сыну его Якову „кого пригож“, чтобы получить ящик и „за печатью довезть до Пскова с бережением“, а изо Пскова послать в Москву. Воевода послал подьячего Савву Меньшого Емчужникова и этот последний привез из Риги во Псков „ящик с лекарствы, обвязан в рогоже за двемя красными почтовыми печатми“. Ящик этот был послан в Москву с псковским помещиком Ив. Вельяминовым 30 сентября и представлен в Посольский приказ 21 октября. 26 октября лекарства были „взнесены к в. г-рям в Верх“ и приняты боярином Львом Кир. Нарышкиным. 16 ноября последовал указ заплатить почтмейстеру Андрею Виниусу 33 руб. 10 алтын[8].
Рижская почта имела ветвь далее на запад, во владения курфюрста Бранденбургского. Ближайшим важным пунктом этих владений был Мемель. С мемельскими почтмейстерами Виниусам пришлось также приходить в столкновение. 28 апр. 1691 года курфюрст издал новый почтовый тариф, который был разослан по всем его городам. Из-за этого тарифа и возникло первое недоразумение у московского почтмейстера с мемельским. Этот последний, по имени фон-Боммель, начал с того, что брал плату за письма в большем размере, чем раньше. Виниус пожаловался, и курфюрсту была послана грамота по этому поводу. В ответной своей грамоте курфюрст заявил, что ему ничего не было известно о прибавках, которые делает мемельский почтмейстер. А между тем фон-Боммель, в письме к Виниусу (15 дек. 1692 г.) сообщил ему, что именно курфюрст распорядился ввести новый почтовый тариф с 1 янв. 1693 г.; от сообщения скоро дошло и до дела: почтмейстер стал брать за каждую грамотку по 5 грошей лишних. 3 мая Виниус по этому поводу снова вошел с челобитной в Посольский приказ. В челобитной этой он пишет следующее. До 1 янв. 1693 г. мемельский почтмейстер брал с него за те грамотки, что надо было отправлять через Гамбург, — по 31 грошу, а за те, что надо было посылать через Клеве — 33 гроша; теперь же, по указу курфюрста, или по своему произволу, он берет на 5 грошей больше, как с писем, так и с курантов. Этой прибавки московские торговые иноземцы платить не захотели. Виниус просил послать грамоту к курфюрсту, чтобы тот велел porto взимать по прежнему тарифу, как брал кенигсбергский почтмейстер Штурм. Виниус надеялся, что малое количество московской корреспонденции, а главное — „в. г-ря соседственное прошение“ помогут убедить курфюрста. В заключение Виниус говорит, что „от таких новых накладов почта, придя в напрасное отягчение, разорится“ (а между тем в предшествующих строках говорилось о малом количестве писем в Мемель).
По этой челобитной сделана была „выписка“ из дел, касающихся рижской почты. Но 8 мая Виниус подал дополнительную челобитную, чтобы в грамоте к курфюрсту было добавлено: велеть мемельскому почтмейстеру зачесть вперед излишне переплаченные ему до сих пор деньги. Постановлено было послать к курфюрсту грамоту соответствующего содержания. Грамота Фридриху III была послана 19 мая 1693 года. В этой грамоте, по изложении дела, заявляется, что если курфюрст исполнит просьбу царей об удовлетворении желаний Виниуса, то таковое доброхотство государи примут „любительно“ и в такой же мере и со своей стороны укажут „воздать“; а „почта — дело потребное и во всех государствах установленное“, „и чтоб для общего добра везде ходила безо всякого отягчения и остановки“[9].
Что происходило по поводу этой грамоты заграницей, судить трудно. Бранденбургские курфюрсты гордились своею почтою. „Великий курфирст“ писал императору еще в 1652 г.: „мои почты устроены с такою заботливостью и таким старанием, что могут служить примером для всех других почт“. Теперь, при своей ответной грамоте, курфюрст Фридрих III прислал протокол вскрытия в Берлине пришедшей из Москвы через Мемель почты. Протокол этот составлен 1 июля 1693 года курфюрстским секретарем и дворовым почтмейстером М. Геннертом в присутствии 3 присяжных курфюрстских почтовых писарей. Вскрытая почта заключала в себе 4 пакета: 1) толстый пакет на имя Гендрика фон-Зома Дирихсона, в Гамбург, весом в 2 лота; по вскрытии, в нём оказалось 4 письма: 2 — самому адресату, и 2 — иным лицам; 2) пакет к Ягану и Осипу Вольфам в Лондон с надписью „провоз заплатить в Амстердаме“; в этот пакет также было вложено письмо иному лицу; 3) пакет к Т. Сандерсу в Лондон; 4) пакет к Ягану Неатану в Амстердам, в котором также оказалось вложенным письмо иному лицу. Вкладывание разных писем в один пакет во владениях курфюрста воспрещалось и на этом вопросе курфюрст сосредоточил всё свое внимание. В своей ответной грамоте курфюрст пишет следующее.
Он ознакомился с теми обвинениями, которые возводит почтмейстер Виниус на мемельского почтмейстера. Никаких перемен в тарифе он, курфюрст, не вводил и никому не позволит вводить. Но им сделано одно важное распоряжение: чтобы почтмейстеры, ради своих выгод, принимая и оценивая письма отдельно, не смели потом запечатывать их в общие конверты, чтобы пересылка стоила дешевле и избыток оставался бы в их пользу. Виниус также позволяет себе такой прием. Курфюрст просит: велеть Виниусу все письма посылать отдельно, с реестром, как это делают свейские почтмейстеры. Мемельский почтмейстер, по словам курфюрста, берет столько, сколько обозначено в печатном тарифе и его почтовые распоряжения совершенно соответствуют порядку в других странах. Свейские почтмейстеры без всяких возражений платят, сколько полагается. Курфюрст обещает, что он никогда не позволит повышения тарифа, а, напротив, употребит все меры к облегчению сношений. В доказательство своих слов о поступках Виниуса курфюрст велел к своей грамоте приложить вышеупомянутый протокол[10].
Такой ответ должен был вызвать со стороны Виниуса обстоятельные разъяснения, которые он и изложил в своей новой челобитной, 12 декабря того же года.
Курфюрст отвечает г-рям, что о прибавке тарифной платы ему ничего не известно и никогда он не давал приказания повышать тарифа. А между тем фон-Боммель именно писал, что плата возвышается с 1 янв. 1693 г. по приказанию курфюрста. Печатный лист, теперь присланный, представляет тариф, установленный курфюрстом 28 апреля 1691 года. Значит, Боммель, после издания этого тарифа, почти 2 года не приводил его в исполнение. Отсюда видно, что этот тариф к данному случаю не относится, а если Боммель теперь вздумал его применять, то это уже произвол. Желая вывернуться, он теперь начал дело о связках. Устроил так, что связка Виниуса была распечатана в Берлине. За эту связку было уплачено по весу, согласно печатному тарифу; такие связки, без особого подозрения, распечатывать не полагается. Указ курфюрста, чтобы не класть в один пакет нескольких писем, действителен только для его подданных, а у иностранных почтмейстеров они должны принимать связки и письма так, как они есть. Распечатывание связок есть „непристойность большая и нарушение не только почтового, но и международного права“. Если бы посылаемые связки всегда распечатывались, то никто не стал бы посылать писем по почте. К этому Виниус прибавляет, что, при распечатывании связок в Берлине, в них оказались грамотки, которые были посланы из Москвы отдельно, а запечатаны вместе с другими в Мемеле! И вот при таких условиях курфюрст, введенный в заблуждение, не только ничего не отвечает на жалобу о повышении платы, а допустил еще и распечатывание связок, против всякого права. Где же ему, Виниусу, в таких случаях искать защиты, как не у в. г-рей? И вот теперь он просит это его разъяснение приобщить к делу и дать ему возможность, в случае повторения обид, снова подать в. г-рям челобитную.
Пока на этом дело и кончилось. Почта продолжала ходить безостановочно.
- ↑ Т. II, № 84. Матвей Виниус еще 18 окт. 1693 г. получил заведование новооткрытою Архангелогородскою почтою, не без участия того же Украинцова.
- ↑ Н. Бантыш-Каменский, Обзор внешн. сношений России, т. IV, 201.
- ↑ Т. II, стр. 88.
- ↑ Т. II, стр. 110.
- ↑ Ibidem, стр. 121—123. Ответ Кристергорна пришлось переводить в Москве, так как во Пскове переводчик не знал шведского языка.
- ↑ Т. II, стр. 460.
- ↑ Рус. Старина, 1878, сент., стр. 122. Соколов, С.-Петерб. почта, 118.
- ↑ Материалы по ист. медицины в России, изд. Новомбергским, т. IV, стр. 555—557.
- ↑ Т. II, № 87.
- ↑ Т. II, № 88. Срв. также Бантыш-Каменский, VI, 22.