Бедные люди (Гюго; Чюмина)/1900 (ДО)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Бѣдные люди
авторъ Викторъ Гюго (1802—1885), пер. Ольга Николаевна Чюмина (1864—1909)
Оригинал: фр. Les Pauvres gens. — Изъ цикла «Переводы изъ иностранныхъ поэтовъ», сб. «Стихотворенія 1892—1897». Перевод опубл.: 1897. Источникъ: О. Н. Чюмина. Стихотворенія 1892—1897 / Удостоены почетнаго отзыва Императорской Академіи Наукъ — Изданіе второе. — С.-Петербургъ: Книжный магазинъ «Новостей», 1900. — С. 200—207.



[200-201]
Бѣдные люди.
1.

Ночь. Въ бѣдной хижинѣ, разсѣивая мракъ,
Бросаетъ отблески чуть тлѣющій очагъ
На шкафъ съ посудою и рядомъ грубыхъ полокъ,
На старую кровать, что прикрываетъ пологъ,
На множество вдоль стѣнъ развѣшенныхъ сѣтей
И на матрацъ въ углу, гдѣ пятеро дѣтей
Заснули крѣпкимъ сномъ. Закрывъ лицо руками,
Въ тревогѣ женщина припала на кровать
Усталой головой и плачетъ… Это—мать.
10 Она то молится дрожащими устами,
То поблѣднѣетъ вся и въ ужасѣ замретъ…
Она одна съ дѣтьми и внемлетъ океану,
Который небесамъ и ночи и туману
Свои рыданія отчаянныя шлетъ.


2.

Хозяинъ на морѣ. Ставъ рано рыболовомъ,
Онъ пріучилъ себя къ случайностямъ суровымъ
Въ борьбѣ съ природою. Закинуть надо сѣть
Въ грозу ли, въ бурю ли: не дать же умереть
Малюткамъ съ голоду! И въ море за уловомъ
Онъ отправляется одинъ, съ закатомъ дня,
Хозяйка въ хижинѣ хлопочетъ у огня,
Починиваетъ сѣть; когда же ночью поздно
Все успокоится вокругъ нея—она
10 Усердно молится. Глухая ночь темна.
У самыхъ буруновъ, гдѣ бѣшено и грозно
Во мракѣ слышится прибой сѣдыхъ валовъ,
Покрытыхъ пѣною—всего удачнѣй ловъ.
Мѣстечко самое не болѣе трехъ саженъ,
15 Но какъ онъ долженъ быть и ловокъ, и отваженъ,
Какъ долженъ знать рыбакъ, и вѣтеръ и приливъ,
Чтобъ отыскать его, когда пора ненастью
Осеннему придетъ и дикихъ бурь порывъ
Проносится во тьмѣ и стонетъ между снастью.
20 Онъ думаетъ о ней, о дѣтяхъ, а жена
Тоскуетъ, ждетъ его, тревогою полна
И мысли ихъ летятъ другъ къ другу, словно птицы.


3.

Да, Жанна молится, и чайки рѣзкій крикъ
Смущаетъ сердце ей, и передъ нею вмигъ,
Являются картинъ зловѣщихъ вереницы
И тѣни блѣдныя погибшихъ моряковъ.
А время тянется и мѣрный бой часовъ,
Какъ пульса ровное и мѣрное біенье,
Отсчитываетъ дни, недѣли и мгновенья
И года времена, и цѣлый рядъ годовъ.
И открывается, при звукѣ ихъ удара,
10 На протяженіи всего земнаго шара—
Гдѣ—колыбелей рядъ, гдѣ—рядъ нѣмыхъ могилъ.
Она задумалась и душу ей стѣснилъ
Невыносимый гнетъ. Нужда, одни лишенья…

[202-203]

Дѣтишки бѣгаютъ зимою босикомъ,
15 Ѣдятъ ячменный хлѣбъ, да и того кускомъ
Порою дорожатъ… А вѣчныя мученья…
И вѣтеръ такъ шумитъ, какъ въ кузницѣ мѣха!
Ей кажется порой, что въ ураганѣ черномъ
Созвѣздья кружатся, какъ туча искръ надъ горномъ.
20 О, Боже праведный, ну долго-ль до грѣха!..
Да, наступаетъ часъ, когда въ разгарѣ пляски
У полночи глаза сверкаютъ изъ-подъ маски
Весельемъ оргіи, и наступаетъ часъ,
Когда, одѣта мглой и въ сумракѣ таясь,
25 Ждетъ полночь рыбака среди морской пучины,
Чтобъ натолкнуть его на острыя вершины
Подводныхъ скалъ, предъ нимъ явившихся изъ мглы.
О, ужасъ! Крикъ его громадные валы,
Нахлынувъ, заглушатъ,—и, въ бездну увлеченный,
30 Увидитъ берегъ онъ, закатомъ озаренный,
И пристань старую съ заржавленнымъ кольцомъ…
И Жанна бѣдная, съ измученнымъ лицомъ,
Терзается душой отъ этихъ думъ…


4[1].

О, жены
Суровыхъ рыбаковъ, ужасны ваши стоны
Въ тѣ ночи темныя, когда игрушкой волнъ,
Бросающихъ его, бываетъ жалкій чолнъ!
А Жанны мужъ—одинъ! Туманъ и тьма, и скалы,
И некому помочь… Ребята слишкомъ малы…
Ты хочешь, чтобъ они большими стали, мать?
Когда же имъ придетъ пора сопровождать
Отца ихъ, ты сама не скажешь ли въ печали:
10 — О, еслибъ долѣе они не подростали!—
Она беретъ фонарь. Теперь и до зари
Недалеко уже, пора взглянуть на море,
Спокойнѣй ли оно, и въ сумрачномъ просторѣ
Не засіяютъ ли на мачтѣ фонари?
15 И вотъ она идетъ. Но вѣтеръ предразсвѣтный
Еще не поднялся и бѣлой полосы
На горизонтѣ нѣтъ. Печальные часы!
Повсюду мракъ царитъ глухой и безпросвѣтный
Накрапываетъ дождь. Въ окошкахъ свѣта нѣтъ,
20 И, какъ дитя, въ слезахъ рождается разсвѣтъ…
Она идетъ. Предъ ней убогая лачуга,
Полуразвалина. На крышѣ треплетъ вьюга
Солому жалкую, дверь ходитъ ходуномъ,
Ни свѣта, ни огня. Какъ будто вымеръ домъ.
25 И Жанна думаетъ:—А что вдова? Бѣдняжка!
Я слышала, на дняхъ ей было очень тяжко.
Провѣдать бы ее.
Она стучится въ дверь.
Отвѣта нѣтъ, лишь вихрь, какъ разъяренный звѣрь.
30 И злится, и реветъ. Больна, а дѣтокъ двое
И, чай, голодныя? Вдовѣ житье плохое.
Она стучится вновь.—Сосѣдка!—Все молчитъ,
— Не откликается… Должно быть, крѣпко спитъ…
Но тутъ, какъ будто бы изъ чувства состраданья
35 Дверь, глухо заскрипѣвъ, открылася сама.


6.

Она вошла туда. Кругомъ царила тьма
И доносилося прибрежныхъ волнъ рыданье.
Дождь лилъ потоками сквозь щели въ потолкѣ.
При свѣтѣ фонаря, дрожавшаго въ рукѣ,
Теперь пришедшая могла увидѣть ясно
Фигуру женщины, недвижной и ужасной,
Лежащей въ глубинѣ—фигуру мертвеца,
Съ чертами блѣднаго, застывшаго лица
И тусклымъ взоромъ глазъ! Да, полную здоровья

[204-205]

10 Когда-то женщину!… Вонъ тамъ, у изголовья,
Съ кровати свѣсилась холодная рука,
Позеленѣвшая, какъ бы ища защиты
И помощи… Въ чертахъ—глубокая тоска
И нищеты печать… Уста полуоткрыты,
15 Съ которыхъ въ ужасѣ слетѣлъ предсмертный крикъ
Въ послѣдній, роковой, неотвратимый мигъ.
И тутъ же въ хижинѣ, тутъ у ея постели,
Малютки—братъ съ сестрой заснули въ колыбели!
Сама несчастная предъ смертію своей
20 Ихъ платьемъ и платкомъ заботливо укрыла,
Стараяся о томъ, чтобъ имъ теплѣе было,
Межъ тѣмъ какъ холодно одной лишь будетъ ей.


7.

Какъ мирно спятъ они, какъ ровно ихъ дыханье!
Казалось бы, ничто не можетъ ихъ покой
Нарушить,—даже видъ архангела съ трубой
Въ день Страшнаго Суда: невиннымъ наказанья
Страшиться нечего и нѣтъ для нихъ судьи.

Сквозь крышу ветхую вездѣ дождя ручьи
Ужъ просочилися, и капля дождевая
Порою падаетъ на блѣдное чело,
Какъ крупная слеза. Въ разбитое стекло
10 Стучится буйный вихрь, уныло завывая,
И тьма глядитъ въ него, зловѣщая, нѣмая.
Живите, радуйтесь, весенній рвите цвѣтъ
И наслаждайтеся! Все суета суетъ;
Какъ въ темный океанъ текутъ рѣчныя воды—
15 Такъ все кругомъ: пиры и торжество свободы,
И дѣти малыя, и мать во цвѣтѣ лѣтъ,
Веселье шумное и пѣсни, и улыбки,
Лобзанія любви, восторги и ошибки—
Въ могильномъ сумракѣ найдутъ себѣ конецъ.


8.

Но что же долго такъ она въ лачугѣ бѣдной
Замѣшкалась. Зачѣмъ лицо ея такъ блѣдно
И словно смущено? Съ собою, наконецъ,
Что унесла она? Походкой торопливой,
Не озираяся, тревожно, боязливо,
Зачѣмъ спѣшитъ она по улицѣ села?
Что прячетъ у себя за пологъ, на постели?
Какое воровство свершить она могла?


9.

Когда она домой вернулася—бѣлѣли
Утесы черные, и Жанна, сѣвъ на стулъ,
Глядѣла предъ собой печально робкимъ взоромъ,
Какъ будто совѣсти терзалася укоромъ.
И маятника стукъ, и дальній моря гулъ
Съ ея безсвязными сливалися рѣчами…
— Мой бѣдный муженекъ! Онъ цѣлыми ночами
На ловлѣ… Господи! Ну, что мнѣ скажетъ онъ?
Работой онъ и такъ по горло заваленъ—
10 Вѣдь пятеро дѣтей, а тутъ я навязала
Заботу новую… Своей-то, видно мало!
Идутъ?.. Не онъ-ли? Нѣтъ, все тихо… никого.
Ужъ если и прибьетъ—сама скажу: за дѣло!
Никакъ идутъ и дверь на петляхъ заскрипѣла?..
15 Нѣтъ, я ослышалась. Мнѣ боязно его
И увидать теперь…—Вся отдаваясь думамъ,
Сидѣла женщина, и даже рѣзкій крикъ
Морского ворона ни разу не достигъ
Ушей ея…
20 Но вдругъ дверь отворилась съ шумомъ,
А съ нею въ хижину разсвѣта лучъ проникъ,
И съ неводомъ въ рукѣ, намокшимъ и тяжелымъ,
Рыбакъ вошелъ туда, и ей съ лицемъ веселымъ
Сказалъ здороваясь:—Ну, вотъ и я, жена!

[206-207]


10.

— Ты!—Жанна вскрикнула и, радости полна,
Къ нему прильнула вся въ своемъ порывѣ страстномъ,
И на лицѣ его, довѣрчивомъ и ясномъ,
Она могла прочесть, какъ любитъ онъ ее.
— Ну, время безъ толку потратилъ я свое,
Да радъ еще, къ тебѣ вернувшись и къ ребятамъ.
И вѣтеръ же какой! Вѣдь сладу нѣтъ съ проклятымъ!
Сорвало съ якоря… Я продырявилъ сѣть…
Вотъ ночка выдалась! Чуть-чуть не доглядѣть—
10 И захлестнуло бы! А безъ меня ты что же
Подѣлывала тутъ?—Невольно смущена,
Какъ виноватая, вся вздрогнула она.
— Я? Право, ничего особаго… Все тоже:
Чинила, штопала, да все тебя ждала
15 И безпокоилась. А, знаешь, умерла
Сосѣдка-то… Вчера, должно быть, въ эту пору,
Какъ вы уѣхали, и дѣтки безъ призору
Остались у нея! Мадлена и Гильомъ.
Одинъ еще совсѣмъ не ходитъ, а другая
20 Лишь стала говорить… Нужда у нихъ большая.—
Рыбакъ нахмурился. Съ задумчивымъ лицомъ
Онъ сбросилъ свой колпакъ и почесалъ въ затылкѣ.
— Не ладно, чортъ возьми! Повытянемъ всѣ жилки…
У насъ пять человѣкъ, теперь же будетъ семь.
25 И такъ ужъ иногда безъ ужина совсѣмъ
Ложились мы! Ну, что-жь! Все это въ Божьей волѣ.
Я здѣсь не виноватъ. Зачѣмъ онъ отнялъ мать
У червяковъ такихъ? Къ рыбацкой нашей долѣ
Привычнымъ надо быть, чтобъ это понимать.
30 Не скажешь эдакимъ: ступайте сами въ море!
Жена, иди туда. Проснутся—да, на горе,
Перепугаются какъ разъ еще! Повѣрь,
Сама покойница стучится въ нашу дверь,
Чтобъ взяли мы дѣтей. Отыщется и этимъ
35 Пристанище—не то мы Господу отвѣтимъ.
Пускай ростутъ себѣ. Они по вечерамъ,
Какъ наши малыши, ласкаться будутъ къ намъ.
И зная, что кормить ихъ надо со своими,
Господь на долю ихъ и лишнее пошлетъ.
40 Прибавится труда, конечно, и заботъ,
Но мы управимся. Жена, ступай за ними.
Но что съ тобою? Ты была въ другіе дни
Сговорчивѣй… А здѣсь, при эдакомъ-то дѣлѣ…

— Вотъ!—Жанна молвила, и пологъ у постели
45 Отдернула рукой дрожащей:—Вотъ они!




Примѣчанія

  1. Части 4 и 5 объединены переводчиком. (прим. редактора Викитеки)