Ворон (По; Фёдоров)
Ворон | To M. L. S. → |
Оригинал: англ. The Raven, опубл.: 1845. — Перевод опубл.: 1923. Источник: Эдгар По. Поэмы и стихотворения в переводах с оксфордского издания 1909 г. Вас. Федорова. — Москва: Первина, 1923. |
Как-то ночью одинокой
я задумался глубоко
Над томами черной магии,
забытой с давних пор.
Сон клонил, — я забывался…
Вдруг неясный звук раздался,
Словно кто-то постучался —
постучался в мой затвор…
— „Это гость, — пробормотал я, —
постучался в мой затвор,
Запоздалый визитер…“
Ясно помню тот декабрьский
Лютый ветер, холод адский,
Эти тени — по паркету
черной бахромы узор, —
Как меня томило это,
как я с книгой ждал рассвета
В страшной скорби без просвета —
без просвета по Линор,
По утраченной недавно
светлой, ласковой Линор,
Невозвратной с этих пор.
Вдруг забилось неприятно
сердце в страхе под невнятный
Шорох шопотный пурпуровых
моих тяжелых штор;
Чтоб унять сердцебиенье,
сам с собою без смущенья
Говорил я, весь — волненье:
— „То стучится в мой затвор
Запоздалый гость, — смущенно
он стучится в мой затвор,
Этот поздний визитер“.
Взяв себя немного в руки,
крикнул я в ответ на стуки:
— „О , пожалуйста, простите, —
я сейчас сниму затвор!
Задремал я… рад… приятно…
но стучались вы невнятно,
Было даже непонятно —
непонятно: стук ли, вздор?..
А теперь я различаю —
это точно — стук, не вздор!..
Дверь открыл: ночной простор.
Никого! В недоуменьи,
с новым страхом и в смущеньи
От неведомых предчувствий,
затаившийся, как вор,
Я смотрел, на все готовый,
в сумрак холода ночного,
И шепнул одно лишь слово,
слово-шопот, в ночь, „Линор“…
Это я сказал, но где-то
эхо вторило: „Линор“…
Тихий, жуткий разговор.
Я захлопнул дверь. Невольно
сердце сжалось острой болью.
Сел… и скоро вновь услышал
тот-же звук: тор-тор… тор-тор…
— „А-а, — сказал я: — так легка мне
вся загадка: стук недавний —
Дребезжанье старой ставни…
только ветер… мелочь… вздор…
Нет, никто там не стучался, —
Просто ставни… зимний вздор…
Мог бы знать и до сих пор“.
Быстро встал, — окно открыл я.
Широко расставив крылья,
Крупный ворон — птица древняя —
в окно ко мне, в упор,
Вдруг вошел, неторопливо
всхохлил перья, и красивым
Плавным взлетом, горделиво,
— словно зная с давних пор, —
Пролетел, на бюст Паллады сел…
как будто с давних пор
Там сидел он, этот Ворон.
Сколько важности! Бравады!
хохотал я до-упаду:
— „Ну, нежданный гость, привет вам!
Что-ж, садитесь! Разговор
Я начну… Что много шума
натворил ты здесь, угрюмый
Ворон, полный древней думы?
— Ну, скажи — как бледный хор
Называл тебя? — в Аиде
бестелесных духов хор?
Ворон крикнул: Nevermore“.
Я вскочил от удивленья:
новое еще явленье! —
Никогда не приходилось
мне слыхать подобный вздор!
— Вы забавны, Ворон-птица, —
только как могло случиться
Языку вам обучиться
и салонный разговор
Завязать, седлая бюсты?
Что-ж, продолжим разговор,
Досточтимый Nevermore“…
Но на белом четко-черный
он теперь молчал упорно,
Словно душу всю излил
в едином слове ворон-вор!
И опять понурый, сгорблен,
я застыл в привычной скорби,
Все надеясь: утро скорбь
утишит… Вдруг, в упор,
Неожиданно и властно,
с бюста белого, в упор
Птичий голос: „Nevermore“
Вздрогнул я: ответ угрюмый
был в том крике мне на думы!
Верно ворону случалось часто
слышать, как повтор,
Это слово… звук не нежный…
Знать, его хозяин прежний,
Зло обманутый в надеждах,
повторял себе в укор,
Обращаясь безотчетно к ворону,
ронял укор
Безысходным Nevermore.
Весь во власти черной тени,
в жажде предосуществлений,
Я теперь хотел жестоко
с этой птицей жуткий спор
Завязать, — придвинул кресло
ближе к бюсту… и воскресла —
— Там в мозгу моем, воскресла
словно грозный приговор
Логика фантасмагорий
странно слитых в приговор
С этим криком Nevermore…
И теперь меня глубоко
волновали птицы рока —
Птицы огневые очи
устремленные в упор.
Свет от лампы плавно лился,
он над вороном струился…
Я мучительно забылся, —
мне казалось: с вечных пор
Этот черный хмурый ворон
здесь, со мной, с извечных пор
Со зловещим Nevermore.
Словно плавное кадило
в кабинете воскурило
Финнами, и туманы
наплывали с алых штор.
Простонал я: „Дух угрюмый,
что томишь тяжелой думой?
Обмани предвечным шумом
крыльев черных, и Линор
Позабыть совсем дай мне —
дай забыть мою Линор!
Крикнул ворон „Nevermore“.
— Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
За душой моею выслал Ад
тебя? — Хватай же, вор!
Ветер… злая ночь… и стужа…
В тихом доме смертный ужас
Сердце рвет он, этот ужас,
строит склеп мне выше гор…
Ну, хватай! Ведь после смерти
позабуду я Линор!
Крикнул ворон „Nevermore“
— Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
Там, где гнутся своды неба,
есть же божий приговор!
Ты скажи — я жду ответа —
там, за гранью жизни этой
Прозвучит ли речь привета
иль пройдет хоть тень Линор —
Недостижной здесь навеки,
нежной, ласковой Линор?
Крикнул ворон „Nevermore“.
В непереносимой муке
я стонал: „О, пусть разлуки
— Будет знаком это слово,
мой последний приговор!
— Вынь из сердца клюв жестокий,
ворон, друг мой, — одиноко
— Улетай в Аид далекий,
сгинь в неведомый простор,
— Населенный привиденьями
аидовый простор!“
Крикнул ворон „Nevermore“.
И зловещий, и сердитый,
все сидит он и сидит он,
Черный ворон на Палладе,
охраняя мой затвор…
И от лампы свет струится…
И огромная ложится
От недвижной этой птицы
на пол тень… И с этих пор
Для души моей из мрака
черной Тени — с этих пор —
Нет исхода — Nevermore.
Ворон с некоторыми незначительными варьяциями перепечатан в февр. книжке Amer Whib Review 1845 и в июньской Broadway Iournal в том же году.
1) Уильям Элиот Гриффис в Home Journal от 5 ноября 1884 сообщает, что Эдгар По упоминал о поэме, называемой Ворон, еще летом 1842 в разговоре с г-жей Барайт, которой и показывал рукопись тем-же летом.
2) Розенбах, в сообщении сделанном в American от 26 февр. 1887, относит написание Ворона на зиму 1843—44 года. Он читал Ворона задолго до напечатания у Грахама. По, передавая эту поэму жаловался на крайнюю нужду в деньгах, говоря, что его жена и теща едва ли не умирают с голода. Компания — Грахам, Годли, Мак-Микель и др. — поэму забраковали, но все же собрали 15 долларов из чувства сострадания.
3) Ф. Г. Фэйрфильд в октябрьской книжке Scribner’s Magazine за 1875: „По после обеда отправлялся из Нью-Йорка в свой фордамский уголок, где его не тревожил городской шум, пил там чай и работал до поздней ночи. В ту пору его жена, Виргиния, была при смерти; материальное положение было из рук вон плохо — не хватало даже на лекарства. В один из этих тяжелых вечеров, уже в одиннадцатом часу, Эдгар вышел из дому, забрел в свой уголок, и набросал Ворона. Этот набросок он принес тогда же для просмотра Г-же Клем, и в ту же ночь обработал всю поэму“.
Фэйрфильд прибавляет: — „Это рассказал мне один знакомый, со слов г-жи Клем, в конце 1865 г.; летом 1867 я имел случай повстречаться с самой г-жей Клем и проверить истинность рассказа. Помимо версии г-жи Клем, Фэйрфильд приводит еше рассказ капитана Дю-Соль, бывшего в ту пору в весьма дружеских отношениях с Эдгаром, согласно которому Ворон написан среди веселой компании собиравшейся в погребке Уэльша на Анстрите за кружкой пива.
Дью-Соль говорит, что вся поэма была написана строфа за строфой в один вечер с перерывами для шуток и советов по поводу каждой отдельной строфы.
Выслушивая отдельные замечания, По соответственным образом поправлял или дополнял отдельные места. Таким образом вся поэма являет собой коллективное стихотворение.
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |