Гимн Солнцу (Бальмонт)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки


Гимнъ Солнцу

  1. «Жизни податель…»
  2. «О, какъ, должно быть, было это Утро…»
  3. «Я все въ тебѣ люблю. Ты намъ даешь цвѣты…»
  4. «Свѣжей весной…»
  5. «Я тебя воспѣваю, о, яркое жаркое Солнце…»
  6. «Люблю въ тебѣ, что ты, согрѣвъ Франциска…»
  7. «О, Міроздатель…»

Весь цикл на одной странице:


[9]
ГИМНЪ СОЛНЦУ.

1.

Жизни податель,
Свѣтлый создатель,
Солнце, тебя я пою!
Пусть хоть несчастной
Сдѣлай, но страстной,
Жаркой и властной
Душу мою!

Жизни податель,
Богъ и Создатель,
10 Страшный сжигающій Свѣтъ!
Дай мнѣ—на пирѣ
Звукомъ быть въ лирѣ,—
Лучшаго въ Мірѣ
Счастія нѣтъ!

2.


О, какъ, должно быть, было это Утро
Единственно въ величіи своемъ,
Когда въ рубинахъ, въ нѣгѣ перламутра,
Зажглось ты первымъ творческимъ лучомъ.

[10]


Надъ Хаосомъ, гдѣ каждая возможность
Предчувствовала первый свой расцвѣтъ,
Вo всемъ была живая полносложность,
Все было „Да“, не возникало „Нѣтъ“.

Въ ликующемъ и пьяномъ Океанѣ
10 Тьмы темъ очей глубокихъ ты зажгло,
И не было нигдѣ для счастья грани,
Любились всѣ, такъ жадно и свѣтло.

Дѣйствительность была равна съ мечтою,
И такъ же близь была свѣтла, какъ даль.
15 Чтобъ пѣсни трепетали красотою,
Не надо было въ нихъ влагать печаль.

Все было многолико и едино,
Все нѣжило и чаровало взглядъ,
Когда изъ перламутра и рубина
20 Въ то Утро ты соткало свой нарядъ.

Потомъ, вспоивъ столѣтья, милліоны
Горячихъ, огнецвѣтныхъ, страстныхъ дней,
Ты жизнь вело чрезъ выси и уклоны,
Но въ каждый взоръ вливало блескъ огней.

25 И много разъ ликъ Міра измѣнялся,
И много протекло могучихъ рѣкъ,
Но громко голосъ Солнца раздавался,
И пѣсню крови слышалъ человѣкъ.

„О, дѣти Солнца, какъ они прекрасны!“—
30 Тотъ возгласъ перешелъ изъ устъ въ уста.
Въ тѣ дни лобзанья вѣчно были страстны,
Въ лицѣ красива каждая черта.

[11]


То въ Мексикѣ, гдѣ въ таинствахъ жестокихъ
Цвѣли такъ страшно красные цвѣты,—
35 То въ Индіи, гдѣ въ душахъ свѣтлоокихъ
Сложился блескъ ума и красоты,—

То тамъ, гдѣ Аписъ,[1] весь согрѣтый кровью,
Склонивъ чело, на немъ являлъ звѣзду,
И, съ нимъ любя безстрашною любовью,
40 Лобзались люди въ храмахъ, какъ въ бреду,—

То между сновъ пластической Эллады,
Гдѣ Діонисъ[2] царилъ и Аполлонъ,[3]
Вездѣ ты лило блескъ въ людскіе взгляды,
И разумъ Міра въ Солнце былъ влюбленъ.

45 Какъ не любить свѣтило золотое,
Надежду запредѣльную Земли.
О, вѣчное, высокое, святое,
Созвучью нѣжныхъ строкъ моихъ внемли!

3.


Я все въ тебѣ люблю. Ты намъ даешь цвѣты,
Гвоздики алыя, и губы розъ, и маки,
Изъ безразличья темноты
Выводишь Міръ, томившійся во мракѣ,
Къ красивой цѣльности отдѣльной красоты,
И въ слитномъ Хаосѣ являются черты,
Во мглѣ, что предъ тобой, вдругъ дрогнувъ, подается,
Встаютъ—они и мы, глядятъ—и я и ты,
Ростетъ, поетъ, сверкаетъ, и смѣется,
10 Ликуетъ празднично все то,
Въ чемъ лучъ горячей крови бьется,
Что ночью было какъ ничто.

[12]

Безъ Солнца были бы мы темными рабами,
Внѣ пониманія, что есть лучистый день,
15 Но самоцвѣтными камнями
Теперь мечты горятъ, намъ зримы свѣтъ и тѣнь.

Безъ Солнца облака—тяжелыя, густыя,
Недвижно-мрачныя, какъ тягостный утесъ,
Но только ты взойдешь,—воздушно-золотыя,
20 Они воздушнѣй дѣтскихъ грезъ,
Нѣжнѣй, чѣмъ мысли молодыя.

Ты не взойдешь еще, а Міръ уже поетъ,
Надъ соснами гудитъ звенящій вѣтеръ Мая,
И влагой синею поишь ты небосводъ,
25 Всю мглу Безбрежности лучами обнимая.

И вотъ твой яркій дискъ на Небеса взошелъ,
Превыше вѣчныхъ горъ, горишь ты надъ богами,
И люди Солнце пьютъ, ты льешь вино струями,
Но страшно ты для глазъ, привыкшихъ видѣть долъ,
30 На Солнце лишь глядитъ орелъ,
Когда летитъ надъ облаками.

Но, не глядя на ликъ, что ослѣпляетъ всѣхъ,
Мы чувствуемъ тебя въ громахъ, въ нѣмой былинкѣ,—
Когда, желанный намъ, услышимъ звонкій смѣхъ,
35 Когда увидимъ лучъ, средь чащи, на тропинкѣ.

Мы чувствуемъ тебя въ рѣкѣ полночныхъ звѣздъ,
И въ глыбахъ темныхъ тучъ, разорванныхъ грозою,
Когда межь нихъ горитъ, манящей полосою,
Воздушный семицвѣтный мостъ.

[13]

40 Тебя мы чувствуемъ во всемъ, въ чемъ блескъ алмазный,
Въ чемъ свѣтъ коралловый, жемчужный иль иной.
Безъ Солнца наша жизнь была бъ однообразной,
Теперь же мы живемъ мечтою вѣчно-разной,
Но болѣе всего ласкаешь ты—весной.

4.


Свѣжей весной
Все-озаряющее,
Насъ опьяняющее
Цвѣтомъ, лучомъ, новизной,—
Слабые стебли для жизни прямой укрѣпляющее,—
Ты, пребывающее
Съ нимъ, неизвѣстнымъ, съ тобою, любовь, и со мной!

Ты теплое въ радостно-грустномъ Апрѣлѣ,
Когда на зарѣ
10 Играютъ свирѣли,
Горячее въ лѣтней порѣ,
Въ палящемъ Іюлѣ,
Родящемъ зернистый и сочный приливъ
Въ колосьяхъ желтѣющихъ нивъ,
15 Что въ свѣтѣ лучей утонули.
Ты жгучее въ Африкѣ, свѣтъ твой горитъ
Смертельно, въ часъ полдня, вблизи Пирамидъ,
И въ зыбяхъ песчаныхъ Сахары.
Ты страшное въ нашей Россіи лѣсной,
20 Когда, воспринявши палящій твой зной,
Рокочутъ лѣсные пожары.
Ты въ отблескахъ мертвыхъ, въ предѣлахъ тѣхъ странъ,
Гдѣ бѣлою смертью одѣтъ Океанъ,
Что люди зовутъ Ледовитымъ,—
25 Гдѣ стелются версты и версты воды
И вѣчно звенятъ и ломаются льды,
Бѣлѣя подъ вѣтромъ сердитымъ.

[14]

Въ Норвегіи блѣдной—полночное ты;
Сіяньемъ полярнымъ глядишь съ высоты,
30 Горишь въ сочетаньяхъ нежданныхъ.
Ты тусклое тамъ, гдѣ взростаютъ лишь мхи,
Цѣпляются въ тундрахъ, глядятъ какъ грѣхи,
Въ краяхъ для тебя нежеланныхъ.
Но Солнцу и въ тундрахъ предѣльности нѣтъ,
35 Они получаютъ зловѣщій твой свѣтъ,
И, если есть черныя страны,
Гдѣ люди въ бреду и въ видѣньяхъ весь годъ,
Тамъ день есть межь днями, когда небосводъ
Мигъ правды даетъ за обманы,
40 И тотъ, кто томился весь годъ безъ лучей,
Въ мигъ правды богаче избранниковъ дней.

5.


Я тебя воспѣваю, о, яркое жаркое Солнце,
Но хоть знаю, что я и красиво и нѣжно пою,
И хоть струны Поэта звончѣй золотого червонца,
Я не въ силахъ исчерпать всю властность, всю чару твою.

Если бъ я родился не Пѣвцомъ, истомленнымъ тоскою,
Если бъ былъ я звенящей блестящей свободной волной,
Я украсилъ бы берегъ жемчужиной—искрой морскою—
Но не зналъ бы я, сколько сокрыто ихъ всѣхъ глубиной.

Если бъ я родился не стремящимся жаднымъ Поэтомъ,
10 Я расцвѣлъ бы какъ ландышъ, какъ бѣлый влюбленный цвѣтокъ,
Но не зналъ бы я, сколько цвѣтовъ раскрывается лѣтомъ,
И душистые сны сосчитать я никакъ бы не могъ.

Такъ, тебя воспѣвая, о, счастье, о, Солнце святое,
Я лишь частію слышу ликующій жизненный смѣхъ,
15 Все люблю я въ тебѣ, ты во всемъ и всегда—молодое,
Но сильнѣе всего то, что въ жизни горишь ты—для всѣхъ.

[15]


6.


Люблю въ тебѣ, что ты, согрѣвъ Франциска,[4]
Воспѣвшаго тебя, какъ я пою,
Ласкаешь тѣмъ же свѣтомъ василиска,[5]
Лелѣешь нѣжныхъ птичекъ и змѣю.

Мѣняешь безконечно сочетанья
Людей, звѣрей, планетъ, ночей, и дней,
И насъ ведешь дорогами страданья,
Но насъ ведешь къ Безсмертію Огней.

Люблю, что тотъ же самый свѣтъ могучій,
10 Что насъ ведетъ къ немеркнущему Дню,
Струитъ дожди, порвавши сумракъ тучи,
И пріобщаетъ нѣжныхъ дѣвъ къ огню.

Но, если, озаряя и цѣлуя,
Касаешься ты мыслей, губъ, и плечъ,
15 Въ тебѣ всего сильнѣе то люблю я,
Что можешь ты своимъ сіяньемъ—сжечь.

Ты явственно на стоны отвѣчаешь,
Что выборъ есть межь сумракомъ и днемъ,
И ты невѣсту съ пламенемъ вѣнчаешь,
20 Когда въ душѣ горишь своимъ огнемъ.

Въ тотъ яркій день, когда владыки Рима
Въ послѣдній разъ вступили въ Карѳагенъ,[6]
Они на пирѣ пламени и дыма
Разрушили оплотъ высокихъ стѣнъ,—

25 Но гордая супруга Газдрубала,[7]
Наперекоръ побѣдному врагу,
Взглянувъ на Солнце, про себя сказала:
„Еще теперь я побѣдить могу!“

[16]


И, окруживъ себя людьми, конями,
30 Какъ на престолъ взошедши на костеръ,
Она слилась съ блестящими огнями,
И былъ тріумфъ—несбывшійся позоръ.

И вспыхнуло не то же ли сіянье
Для двухъ, чья страсть была сильнѣй, чѣмъ Міръ,
35 Въ любовникахъ, чьи жаркія лобзанья
Черезъ вѣка почувствовалъ Шекспиръ.

Плѣнительна, какъ солнечная сила,
Та Клеопатра,[8] съ пламенемъ въ крови,
Плѣнителенъ, предъ этой Змѣйкой Нила,
40 Антоній,[9] сжегшій умъ въ огнѣ любви.

Полубогамъ великаго Заката
Ты вспыхнуло въ вѣкахъ пурпурнымъ днемъ,
Какъ намъ теперь, закатностью богато,
Сіяешь алымъ красочнымъ огнемъ.

45 Ты ихъ сожгло. Но въ свѣтлой мглѣ забвенья
Землѣ сказало: „Снова жизнь готовь!“—
Надъ ихъ могилой—легкій звонъ мгновенья,
Пылаютъ маки, красные, какъ кровь.

И какъ въ великой грезѣ Македонца[10]
50 Царилъ надъ всей Землею умъ одинъ,
Такъ ты одно царишь надъ Міромъ, Солнце,
О, міровой закатный нашъ рубинъ!

И въ этотъ часъ, когда я въ нѣжномъ звонѣ
Слагаю пѣснь высокому Царю,
55 Ты жжешь костры въ глубокомъ небосклонѣ,
И я свѣтло, сжигая жизнь, горю!

[17]


7.


О, Міроздатель,
Жизнеподатель,
Солнце, тебя я пою!
Ты въ полногласной
Сказкѣ прекрасной
Сдѣлало страстной
Душу мою!

Жизни податель,
Богъ и Создатель,
10 Мудро сжигающій—Свѣтъ!
Радъ я на пирѣ
Звукомъ быть въ лирѣ,—
Лучшаго въ Мірѣ
Счастія нѣтъ!


Примѣчанія

  • Циклъ из семи стихотвореній.
  1. Апис — священный бык в древнеегипетской мифологии, имевший собственный храм в Мемфисе. (прим. редактора Викитеки)
  2. Дионис — в древнегреческой мифологии бог растительности, виноградарства, виноделия, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза. (прим. редактора Викитеки)
  3. Аполлон — в греческой мифологии златокудрый, сребролукий бог — охранитель стад, света, наук и искусств, бог-врачеватель, предводитель и покровитель муз, дорог, путников и мореходов, предсказатель будущего. (прим. редактора Викитеки)
  4. Франциск Ассизский — католический святой, учредитель названного его именем нищенствующего ордена, сочинил
    стихотворный «Гимн Солнцу». (прим. редактора Викитеки)
  5. Василиск — мифическое создание с головой петуха, туловищем и глазами жабы и хвостом змеи. (прим. редактора Викитеки)
  6. Карфаген — финикийское государство со столицей в одноимённом городе. (прим. редактора Викитеки)
  7. Гасдрубал Боэтарх — карфагенский полководец, руководитель обороны Карфагена во время Третьей Пунической войны. (прим. редактора Викитеки)
  8. Клеопатра — последняя царица эллинистического Египта из македонской династии Птолемеев (Лагидов). (прим. редактора Викитеки)
  9. Марк Антоний — древнеримский политик-цезарианец и военачальник. (прим. редактора Викитеки)
  10. Александр Македонский — македонский царь, полководец, создатель мировой державы, распавшейся после его смерти. (прим. редактора Викитеки)