Два Веронца (Шекспир; Миллер)/1902 (ДО)/Действие первое
Два Веронца — Дѣйствіе первое | Дѣйствіе второе → |
Оригинал: англ. The Two Gentlemen of Verona. — См. Содержаніе. Перевод созд.: 1591, опубл: 1623/1902. Источникъ: В. Шекспиръ. Два Веронца // Полное собраніе сочиненій Шекспира / подъ ред. С. А. Венгерова — СПб.: Брокгаузъ-Ефронъ, 1902. — Т. 1. — (Библіотека великихъ писателей). |
Эхъ, перестань, мой дорогой Протей:
Отъ домосѣдства умъ не разовьется.
Да, если бы оковами любви
Привязанъ не былъ ты ко взорамъ милой,
Со мной тебя я попросилъ бы ѣхать,
Чтобъ видѣть странъ далекихъ чудеса,
А не корпѣть безъ пользы, сидя дома,
И тратить юность въ праздности безцѣльной.
Но ты влюбленъ — успѣхъ твоимъ мечтамъ!
Себѣ того бъ желалъ, люби я самъ.
Такъ ты ужъ въ путь? Прощай, другъ Валентинъ!
И вспомни обо мнѣ, коль на пути
Увидишь ты предметъ, достойный зрѣнья;
И если счастье встрѣтится тебѣ,
То подѣлись со мною, а въ минуты
Опасности, когда ее ты встрѣтишь,
Себя моимъ молитвамъ поручай:
Я буду твой молельщикъ[1], Валентинъ.
По книгѣ о любви молить мнѣ станешь счастья?
Молиться буду я съ любимой книгой.
По глупой книгѣ о любви глубокой:
Какъ Геллеспонтъ проплылъ младой Леандръ.
Пѣснь глубока, а чувство было глубже:
Онъ по уши ушелъ въ него.
Но ты въ него съ ушами погрузился,
А Геллеспонта вѣдь не переплылъ.
Съ ушами? я? Хоть ихъ-то пощади[2]!
Тебѣ, вѣдь, этимъ не поможешь.
Что?
Любовь, гдѣ скорбь встрѣчаетъ лишь презрѣнье,
Надорванное сердце — взглядъ жеманный,
Гдѣ мигъ блаженства стоитъ двадцати
Ночей безсонныхъ, скучныхъ, безконечныхъ;
Достигъ и, можетъ быть, достигъ несчастья,
А потерялъ — такъ снова нажилъ горе.
Она — разсудкомъ добытая глупость,
Иль глупостью подавленный разсудокъ.
Такъ я глупецъ по-твоему?
Имъ, если все по-твоему пойдетъ.
Бранишь любовь; но я вѣдь не любовь.
Она твой господинъ, ты — рабъ покорный;
А тотъ, надъ кѣмъ владычествуетъ глупость,
Не можетъ быть причисленъ къ мудрецамъ.
Поэты говорятъ: какъ въ лучшей почкѣ
Цвѣтка гнѣздится червь, такъ и любовь
Вселяется и въ самый свѣтлый умъ.
Но вѣдь они же говорятъ: какъ почка,
Не распустившись, гибнетъ отъ червя,
Такъ отъ любви въ безуміе впадаетъ
И юный, нѣжный умъ; онъ въ почкѣ сохнетъ,
Теряетъ цвѣтъ еще весною ранней,
И съ нимъ плоды всѣхъ будущихъ надеждъ.
Но что жъ я трачу время на совѣты
Тебѣ, поклоннику желаній нѣжныхъ?
Прощай, пора мнѣ: ждетъ меня отецъ[3],
Чтобъ видѣть, какъ я сяду на корабль.
Я провожу тебя туда же, другъ.
Нѣтъ, дорогой Протей, простимся здѣсь.
Ты извѣстишь меня письмомъ въ Миланѣ
О здѣшнихъ новостяхъ и объ успѣхахъ
Въ своей любви въ отсутствіе мое;
А я на то письмомъ тебѣ отвѣчу.
Желаю всякихъ благъ тебѣ въ Миланѣ.
Тебѣ того же дома. Ну, прощай. (Уходитъ).
Онъ гонится за славой, я — за чувствомъ;
Друзей онъ бросилъ, чтобъ себя возвысить;
Я бросилъ для любви себя, друзей.
Ты, Юлія, меня преобразила:
Занятья бросилъ я, теряю время,
Съ умомъ въ раздорѣ, свѣтъ весь презираю,
Коснѣю въ лѣни, сердце надрываю.
Спидъ. Здравствуйте, господинъ Протей! Видѣли ли вы моего господина?
Протей. Онъ только-что ушелъ, чтобъ отправиться въ Миланъ.
Ну, если онъ отправился въ Миланъ,
Такъ я теперь потерянный баранъ[4].
Да, вотъ баранъ тотчасъ и заблудился,
Едва пастухъ отъ стада отлучился.
Спидъ Значитъ, вы изъ этого выводите, что господинъ мой пастухъ, а я баранъ.
Протей Вывожу.
Спидъ Значитъ, мои рога — сплю ли я, или не сплю — его рога.
Протей Глупый выводъ, вполнѣ достойный барана.
Спидъ Стало-быть, и онъ тоже дѣлаетъ меня бараномъ?
Протей Разумѣется, а господина твоего пастухомъ.
Спидъ Нѣтъ, это я могу отвергнуть однимъ доводомъ.
Протей А я пойду дальше, и докажу это другимъ.
Спидъ Пастухъ ищетъ барана, а не баранъ пастуха; здѣсь же, напротивъ, я ищу моего хозяина, а онъ меня не ищетъ; слѣдовательно — я не баранъ.
Протей Баранъ, изъ-за корма, слѣдуетъ за пастухомъ, но пастухъ изъ-за пищи не слѣдуетъ за бараномъ. Ты, изъ-за жалованья, бѣгаешь за господиномъ, но господинъ твой изъ-за жалованья не бѣгаетъ за тобою: ergo — ты баранъ.
Спидъ Еще одно такое же доказательство, и я закричу: бэ-э-э.
Протей Однако, послушай: передалъ ли ты мое письмо Юліи?
Спидъ. Да, синьоръ — я, заблудшій баранъ, передалъ письмо ваше ей, потерянной овечкѣ[5]; а она, потерянная овечка, не дала мнѣ, заблудшему барану, ничего за всѣ мои труды.
Протей. Пастбище то слишкомъ мало для цѣлаго стада барановъ.
Спидъ. Если оно слишкомъ мало, такъ вамъ бы ужъ лучше приколоть овечку.
Протей. Не туда попалъ; лучше запереть тебя въ хлѣвъ.
Спидъ. Лучше бы вы, не запираясь, выдали мнѣ фунтъ стерлинговъ на хлѣбъ, за передачу письма.
Протей. Опять совралъ: я говорю тебѣ не о хлѣбѣ, а о хлѣвѣ[6], о закутѣ.
Да, какъ ни складывай — хлѣбъ да закутъ,
Все жъ мнѣ приходится мало за трудъ.
Протей. Что жъ она сказала? (Спидъ киваетъ головой). Кивнула, болванъ?
Спидъ. Да.
Протей. Да? что — да? кивнула, или что ты болванъ?[7]
Спидъ. Вы не такъ поняли, сударь. Я говорю: „она кивнула“; вы спрашиваете: „кивнула ли она?“ я отвѣчаю: „да!“ Смекаете?
Протей. Смекаю — и по смѣтѣ выходитъ въ итогѣ, что ты болванъ?
Спидъ. Вы сдѣлали смѣту, такъ возьмите себѣ за труды и итогъ.
Протей. Нѣтъ, зачѣмъ же обижать тебя? Онъ твой за переносъ письма.
Спидъ. Вижу, сударь, что мнѣ приходится много переносить отъ васъ.
Протей. Что же, напримѣръ?
Спидъ. Да писемъ — и не получать за это ничего, кромѣ, „болвана“.
Протей. Ты быстро смекаешь.
Спидъ. Но все-таки не на столько, чтобы догнать вашъ неповоротливый кошелекъ.
Протей. Ну, довольно. Развязывай-ка скорѣе свой языкъ. Что она тебѣ сказала?
Спидъ. Развяжите-ка скорѣе кошелекъ, тогда и ваши деньги и ея слова будутъ за разъ переданы по назначенію.
Протей. Ну, вотъ тебѣ за труды. Что жъ она сказала?
Спидъ. Видите ли, сударь — я полагаю, что вы едва ли склоните ее къ любви.
Протей. Какъ? Развѣ она дала тебѣ это понять?
Спидъ. Ну, нѣтъ — она мнѣ ничего не дала, ни даже червонца за передачу письма. А если она была такъ жестока ко мнѣ за передачу вашихъ мыслей, то я боюсь, что она поступитъ такъ же жестоко и съ вами, при передачѣ вамъ своихъ мыслей. Не дарите ее ничѣмъ, кромѣ камней: она тверда, какъ сталь.
Протей. Такъ она ничего не сказала?
Спидъ. Какъ есть — ничего; не сказала даже: „вотъ тебѣ за трудъ“. Но вы доказали свою щедрость мелкою монетой, и я прошу васъ, изъ признательности, доставлять впередъ свои письма собственноручно. Затѣмъ не премину передать вашъ поклонъ моему господину. (Уходитъ).
Ступай, спаси корабль вашъ отъ крушенья;
Онъ не потонетъ, если ты на немъ:
На сушѣ смерть назначена тебѣ[8],
Я жъ долженъ взять посла себѣ другого;
Боюсь, она пренебрегла письмомъ,
Увидя олуха — моимъ посломъ. (Уходитъ).
Скажи, Лючетта, — мы теперь однѣ —
Совѣтуешь ли мнѣ любви предаться?
Въ просакъ вамъ какъ-бы не попасть, синьора.
А кто изъ всѣхъ блестящихъ кавалеровъ,
Которые вокругъ меня толпятся,
По-твоему достѣйнѣе любви?
Прошу васъ ихъ назвать — и я скажу,
Что думаю о каждомъ, безъ утайки.
Что скажешь о прекрасномъ Эгламурѣ?
Онъ ловкій и любезный господинъ,
Но будь я — вы, не увлеклась бы имъ.
А нравится ль Меркаціо тебѣ?
Богатство — да, а самъ онъ — такъ себѣ.
А о Протеѣ какъ твое сужденье?
Я поглупѣла нынче, безъ сомнѣнья!
Какъ мнѣ понять такое восклицанье,
При имени Протея?
Что я ничто — и мнѣ ли всѣхъ судить,
И мнѣ-ли всѣхъ достоинства цѣнить?
Но ты судила же о всѣхъ другихъ.
По моему, онъ лучшій между нихъ.
А почему?
Изъ всѣхъ онъ лучшій, ибо лучше всѣхъ.
По-твоему, его мнѣ полюбить?
Да, если чувствомъ должно дорожить.
Но онъ одинъ не трогалъ мнѣ души.
За-то одинъ васъ любитъ отъ души.
Любовь ли то, когда онъ все молчитъ?
Подавленный огонь сильнѣй горитъ.
Кто про любовь ни слова, тотъ не любитъ.
Не любитъ тотъ, кто про любовь всѣмъ трубитъ.
Но какъ узнать, что въ сердцѣ у него?
Прочтите это.
„Къ Юліи!“ Отъ кого.
Вамъ скажетъ смыслъ.
Кто жъ далъ тебѣ письмо?
Пажъ Валентина, посланный Протеемъ;
Хотѣлъ вручить онъ вамъ, но я взяла,
Простите мнѣ, что такъ была смѣла.
Ахъ, стыдъ какой! Посланница любви!
Любовныя записки принимаетъ!
Какъ смѣешь ты шептаться, разставлять
Мнѣ западню? Достойное занятье!
И для него вполнѣ годишься ты.
Возьми письмо, отдай его назадъ.
Иль болѣе ко мнѣ не возвращайся.
Словечко за любовь — не преступленье.
Ступай!
Уйду: вамъ нужно размышленье.
А все-таки хотѣлось бы прочесть
Письмо; но стыдно воротить Лючетту,
Простивъ ей то, за что ее бранила.
Но какъ она глупа, что не умѣла
Меня заставить прочитать письмо.
Изъ скромности, вѣдь, говорятъ нерѣдко
Дѣвицы „нѣтъ“, сказать желая „да“.
Какъ своенравна глупая любовь!
Ребенокъ такъ капризный щиплетъ няньку
И вслѣдъ за тѣмъ, смирясь, цѣлуетъ прутъ.
Сейчасъ я съ бранью прогнала Лючетту,
А какъ хотѣлось удержать ее!
Со строгостью нахмурила я брови,
А на душѣ веселье улыбалось.
Такъ въ наказанье жъ позову ее,
И глупый свой поступокъ тѣмъ исправлю.
Лючетта, гдѣ же ты?
Что вамъ угодно?
Не поданъ ли обѣдъ?
Чтобъ поданъ былъ: вы сердце бы сорвали
Тогда на немъ, а не на мнѣ.
Что тамъ
Ты подняла поспѣшно?
Ничего.
Зачѣмъ же нагибалась?
За бумажкой,
Которую сама я уронила.
Въ ней ничего нѣтъ?
Ничего ко мнѣ.
Такъ пусть лежитъ для тѣхъ, кому нужна.
Кому нужна, ужъ не солжетъ она[9],
Когда онъ самъ не исказитъ въ ней смысла.
Письмо въ стихахъ отъ твоего предмета?
Его я пропою, лишь положите
На музыку — вы въ этомъ мастерица.
На всякій вздоръ не подберешь мотива;
Пропой его на голосъ „Свѣтъ любви“[10].
Веселый тонъ нейдетъ для пѣсни грустной.
Она грустна? а какъ ея припѣвъ?
Хорошъ, когда вы сами пропоете.
А что же ты?
Ну, покажи! Голубушка, что-жъ это?
Лишь не сбивайтесь съ тона и пропойте
Все до конца. Вашъ тонъ мнѣ не по вкусу.
А почему?
По мнѣ онъ слишкомъ рѣзокъ.
Ахъ, дерзкая!
Ну вотъ вы и ошиблись,
И рѣзкимъ дискантомъ нарушенъ строй!
Для полноты вторить вамъ долженъ теноръ.
Твой грубый басъ всю стройность нарушаетъ.
Конечно, я пою вѣдь за Протея.
Довольно: ты мнѣ вздоромъ надоѣла.
Вотъ образецъ любовной чепухи!
Оставь меня. Не трогай лоскутовъ:
Ты мнѣ въ досаду хочешь ихъ собрать.
Досадно ей; а вѣдь была бы рада,
Чтобъ досадили ей другимъ письмомъ.
И я могла сердиться за письмо?
О, руки гадкія! вы разорвали
Слова любви. Вы точно злыя осы,
Что поѣдаютъ сладкій медъ, а пчелъ
Язвятъ въ награду жаломъ смертоноснымъ
За-то клочекъ я каждый расцѣлую.
Здѣсь „доброй Юліей“ меня зоветъ онъ.
О, злая Юлія! смотри: въ отмщенье
На камни я твое бросаю имя,
И гордость всю твою топчу ногой.
А здѣсь „любовью раненый Протей“…
Бѣдняжка, грудь моя тебя пригрѣетъ,
Пока отъ раны ты не исцѣлишься;
Теперь ее замкну я поцѣлуемъ.
Но два-три раза здѣсь Протея имя
Написано? Ахъ, тише, добрый вѣтеръ!
Не уноси ты слова у меня,
Пока всѣхъ буквъ въ письмѣ не соберу я.
Мое лишь имя пусть уноситъ вихрь
На страшную, нависшую скалу,
И сдуетъ въ волны яростнаго моря!
Но вотъ его два раза имя въ строчкѣ;
„Протей отвергнутый, Протей влюбленный!
„Къ прекрасной Юліи…“ Но это прочь…
Иль нѣтъ, не оторву; его такъ мило
Онъ сблизилъ съ; грустнымъ имененемъ своимъ.
Сложу ихъ лучше вмѣстѣ — и теперь
Цѣлуйтесь, ссорьтесь, дѣлайте, что любо.
Обѣдъ готовъ, и батюшка вашъ ждетъ.
Сейчасъ. Пойдемъ.
Останутся разсказчиками здѣсь?
Такъ подними, коль ими дорожишь.
Меня бранили вы, что ихъ сбирала,
А все жъ я подниму ихъ, чтобъ они
Не простудились.
Вижу я, что ими
Ты дорожишь[11].
Что вамъ угодно видѣть —
Вы можете; но вижу все и я,
Хоть вы меня считаете слѣпою.
Ну, хорошо. Пойдемъ, пойдемъ, болтунья!
Скажи, Пантино, про кого мой братъ
Такъ строго говорилъ на галлереѣ?
Про своего племянника Протея.
Что жъ именно?
Ему даете время тратить дома,
Когда, при меньшей знатности, другіе
Къ отличіямъ дѣтей своихъ готовятъ:
Одни — на бой, чтобъ счастье испытать,
Другіе — въ море для открытій новыхъ,
Тѣ — для науки въ университеты.
Онъ полагаетъ, что вашъ сынъ на каждомъ
Изъ этихъ поприщъ могъ бы отличиться,—
И требовалъ, чтобъ я васъ убѣдилъ
Протея дома больше не держать;
Что въ старости ему упрекомъ будетъ,
Что въ юности онъ свѣта не видалъ.
Ну, убѣждать тебѣ меня не нужно;
Самъ думалъ я объ этомъ цѣлый мѣсяцъ.
Я вижу, что онъ время тратитъ даромъ
И что не станетъ мужемъ совершеннымъ,
Пока не искусится въ школѣ жизни.
Трудами мы пріобрѣтаемъ опытъ,
А время совершенствуетъ его.
Скажи, куда бы намъ его отправить?
Я полагаю, вамъ не безъизвѣстно,
Что юный Валентинъ, его товарищъ,
Теперь при императорѣ.
Да, знаю.
Не дурно бы его туда жъ отправить.
Онъ храбрость испытаетъ на турнирахъ,
Узнаетъ свѣтскій тонъ, сойдется съ знатью.
И, вообще, научится занятьямъ,
Приличнымъ роду и годамъ его.
Вполнѣ съ твоимъ совѣтомъ я согласенъ;
И, чтобъ ты видѣлъ, какъ онъ мнѣ по вкусу,
Не медля, я послѣдую ему
И, лишь представится удобный случай,
Отправлю я Протея ко двору.
Извѣстно ль вамъ,что завтра донъ-Альфонсо
И нѣсколько дворянъ хорошей крови
Туда же ѣдутъ, съ цѣлью предложить
Свои услуги цезарю?
Вотъ кстати!
Отличные сопутчики! Вотъ съ ними
Поѣдетъ и Протей. Но вотъ и онъ,
О, счастіе! о, милыя черты!
Ея рука здѣсь высказала душу:
Вотъ клятвы вѣрности, залогъ любви:
О, еслибъ наше счастье увѣнчали
Родители согласіемъ своимъ!
О, ангелъ! Юлія!
Что за письмо читаешь ты, Протей!
Письмо отъ Валентина — строчки двѣ
Не болѣе. Его мнѣ передалъ
Нашъ общій другъ, прибывшій отъ него.
Дай мнѣ прочесть, что новаго онъ пишетъ?
Нѣтъ новаго покамѣстъ ничего:
Онъ пишетъ только, батюшка, что счастливъ,
Что всѣми онъ любимъ, что императоръ
Къ нему благоволитъ, и что желалъ-бы,
Чтобъ я съ нимъ раздѣлилъ его успѣхи.
А ты съ его желаніемъ согласенъ?
Но ваша воля, батюшка, дороже
Мнѣ, чѣмъ желанье друга моего.
Она съ его желаніемъ согласна,
И не дивись, что быстро я рѣшаю.
Что я рѣшилъ, перерѣшать не стану.
Я положилъ, что вмѣстѣ съ Валентиномъ
Ты поживешь при цезарскомъ дворѣ,
И сколько отъ родныхъ онъ получаетъ,
То получать ты будешь отъ меня
Такъ завтра же готовься ты къ отъѣзду;
Не возражай — я все уже обдумалъ.
Такъ скоро я собраться не успѣю;
Прошу васъ отложить хоть на два дня.
Все нужное пошлется за тобою.
Къ чему отсрочка? Завтра ты поѣдешь.
Пойдемъ, Пантино — на тебѣ лежитъ
Обязанность скорѣй его отправить.
Огонь я обошелъ, чтобъ не обжечься,
И въ море угодилъ, гдѣ утопаю.
Я Юліи письма отцу не выдалъ,
Боясь, что онъ любовь мою осудитъ;
Но изъ моихъ отвѣтовъ злополучныхъ
Построилъ онъ преграду для любви.
О, какъ весна любви моей походитъ
На перемѣнчивый апрѣльскій день:
Все такъ свѣтло — вдругъ облако находитъ,
И меркнетъ все; на всей природѣ — тѣнь.
Синьоръ Протей, васъ батюшка зоветъ;
Прошу васъ, торопитесь: онъ спѣшитъ.
О, покорися, сердце! но въ отвѣтъ
Твердитъ оно безъ устали: нѣтъ, нѣтъ!
Примѣчанія
[править]- ↑ beadsman) — нанимаемый за деньги человѣкъ для чтенія молитвъ — обычай католич. королей и вельможъ. Въ пьесѣ много указаній на католическіе обычаи, такъ какъ дѣйствіе происходитъ въ Италіи. Стр. 9. Я буду твой молельщикъ (по англ.
- ↑ Стр. 9. Съ ушами? я? Хоть ихъ ты пощади. Въ оригиналѣ непереводимая игра словомъ over boots, какъ усиленіемъ выраженія «over shoes»: вода доходила ему не только выше ботинокъ, но выше сапогъ (по поводу Леандра, погрузившагося въ любовь, а ради нея и въ воду); Протей же понимаеть boots — въ смыслѣ пытки, извѣстной подъ названіемъ «испанскихъ сапогъ», и говоритъ: nay give me not the boots — не подвергай меня пыткѣ испанскихъ сапогъ. Игра словъ продолжается дальше въ выраженіи «it boots thee not» — тебѣ не подобаетъ.
Найтъ въ своемъ «Pictorial edition of Shakespeare’s Works» даетъ нижеслѣдующее изображеніе этой пытки, нарисованное по книгѣ Millaeus’а «Praxis criminis persequendi» (Парижъ, 1541). - ↑ Стр. 10. Ждетъ меня отецъ. По-англійски: my father at the road — на рейдѣ. Шекспиръ впадаетъ тутъ въ грубую ошибку, принимая Верону за приморскій городъ, изъ котораго отправляются моремъ въ Миланъ.
- ↑ Стр. 10. Такъ я теперь потерянный баранъ. По англ. игра словъ: shipped (сѣлъ на корабль) и sheep (овца).
- ↑ Стр. 11. Спидъ. Да, синьоръ; я, заблудшій баранъ, передалъ письмо ваше ей, потерянной овечкѣ…
Въ подлинникѣ, вмѣсто «потерянная овечка», стоитъ — перетянутая баранина (laced mutton). Во времена Шекспира это было обыкновенное прозвище женщинъ легкаго поведенія, такъ что улица въ Клеркенвеллѣ, населенная такого рода особами, называлась «Бараній переулокъ» (mutton lane). - ↑ Стр. 11. Протей. …лучше заперетъ тебя въ хлѣвъ.
Спидъ. Лучше бы вы, не запираясь, выдали мнѣ фунтъ стерлинговъ на хлѣбъ…
Протей. Опятъ совралъ: я говорю тебѣ не о хлѣбѣ, а о хлѣвѣ…
Тутъ непереводимая игра переносными и двойными значеніями словъ: to pound — запирать, загонять въ хлѣвъ, pound — фунтъ стерлинговъ, pinfold — загонъ, хлѣвъ, pin — булавка и to fold — складывать. - ↑ Стр. 11. Протей. Что-жъ она сказала? (Спидъ киваетъ головою). Кивнула, болванъ?
Спидъ. Да.
Протей. Да? что — да? кивнула, или что ты болванъ?
Здѣсь опять непереводимая игра созвучіями словъ to nod кивать и J да (вм. новѣйшаго yes), со словомъ noddy болванъ. - ↑ Стр. 11.
Ступай, спаси корабль вашъ отъ крушенья
Онъ не потонетъ, если ты на немъ:
Сухая смерть назначена тебѣ.
Намекъ на извѣстную пословицу: кому суждено быть повѣшену, тотъ но утонетъ. - ↑ Стр. 13. Кому нужна, ужъ не солжетъ она. Игра словъ: to lie лежать и лгать. Юлія говоритъ: пусть бумажка лежитъ. Лючетта возражаетъ, что бумажка не лжетъ.
- ↑ Стр. 14. Юлія. Пропой его на голосъ «Свѣтъ любви»..
«Свѣтъ любви» такъ начиналась одна плясовая пѣсня, бывшая въ большомъ ходу во времена Шекспира, судя по частому упоминанію о ней у поэтовъ стараго времени. Первоначальныя слова этой пѣсни не дошли до насъ; что жо касается музыки, то, по указанію нѣкоторыхъ комментаторовъ Шекспира, она очень хороша, осли ее играть тихо н съ выраженіемъ. Шекспиръ упоминаетъ объ этой пѣснѣ также въ «Много шуму изъ ничего» (дѣйствіе III, сцена IV) и въ «Безплод. усиліяхъ любви»» (Д. III, сц. IV). - ↑ a month’s mind — поминаніе мертвыхъ черезъ мѣсяцъ послѣ смерти (католич. обрядъ), въ болѣе широкомъ смыслѣ преданность, привязанность. Стр. 15. Вижу я, что ими ты дорожишь — по-англ.