Черезъ нѣсколько дней послѣ этого эпизода въ саду, Бландина пришла къ Кельмарку, собиравшемуся писать, въ одиночествѣ, въ своей мастерской.
Долгое время она колебалась, пока рѣшилась на тотъ шагъ, который она считала неминуемымъ, и огромное значеніе котораго она не отрицала.
Однако, хотя она страшно мучилась, она хотѣла только предостеречь Кельмарка, предупредить его противъ послѣдствій его чрезмѣрной любви къ этому противному бродягѣ.
Она отказывалась еще вѣрить своимъ собственнымъ ушамъ о необыкновенномъ оттѣнкѣ этой страсти; она старалась видѣть въ ней только нѣкоторую неумѣренность увлеченія, въ особенности, потому, что знала экзальтированность графа, любознательность, экспансивность, какое-то безуміе, которое онъ вносилъ во всѣ свои предпріятія, въ малѣйшія дѣла, при своей чрезмѣрно впечатлительной натурѣ.
Когда она вошла, ея блѣдность и ея разстроенное лицо поразили графа де Кельмарка. Послѣ того, какъ онъ попросилъ ее присѣсть, и освѣдомился о причинѣ ея прихода, она проговорила безъ всякихъ ораторскихъ предосторожностей, но съ сжатымъ сердцемъ, слѣдующее:
— Я сочла своимъ долгомъ предупредить васъ, графъ, что въ округѣ всѣ очень заняты продолжительнымъ пребываніемъ сына Говартца здѣсь, въ Эскаль-Вигорѣ. Еслибъ онъ только бывалъ въ замкѣ, это было бы еще ничего, но, Анри, я боюсь, что вы, дѣйствительно, афишируете себя напрасно съ этимъ маленькимъ крестьяниномъ передъ ему подобными, внѣ дома…
— Бландина, — сказалъ Кельмаркъ, отстраняя свои бумаги, бросая перо и соскакивая съ мѣста, возмутившись смѣлостью этого вмѣшательства.
— О, простите меня, господинъ Анри, — отвѣчала она, — я знаю хорошо, что ваши поступки меня не касаются. Но все равно, люди такъ болтливы! Они видятъ, что этотъ юноша неразлучно находится съ вами, и это заставляетъ работать ихъ фантазію и ихъ нерасположеніе…
— Вотъ еще о чемъ я стану безпокоиться! — воскликнулъ графъ, съ намѣреннымъ смѣхомъ. — Что вы думаете, какое мнѣ дѣло до всего этого? Въ самомъ дѣлѣ, Бландина, вы меня удивляете, обращая вниманіе на эти вульгарныя сплетни… Дѣйствительно, вы выказываете слишкомъ много чести этимъ несчастнымъ завистникамъ…
— Однако, господинъ Анри, — продолжала она съ немного меньшею увѣренностью, я смиренно сознаюсь вамъ, что считаю удивленіе деревенскихъ жителей довольно основательнымъ. Откровенно говоря, несмотря на достоинства этого маленькаго Гидона, онъ вовсе не подходящее общество для васъ… Согласитесь сами! Вы видаетесь только съ нимъ, или вы удаляетесь съ этими бродягами, изъ Кларвача на другой конецъ острова… Вы никого больше не приглашаете въ замокъ изъ вашихъ прежнихъ друзей… Все это не естественно и даетъ пищу всякимъ сплетнямъ… Къ тому же, недоброжелательные и мрачные крестьяне могли бы имѣть право удивляться…
— Бландина! — прервалъ ее графъ, ледянымъ и высокомѣрнымъ тономъ. — Съ которыхъ поръ вы начинаете контролировать мои поступки, и вмѣшиваться въ мои пріемы гостей?
— О, не сердитесь, господинъ Анри, — сказала она, охваченная сильнымъ страданіемъ отъ этого холоднаго тона и уничтожающаго взгляда, — я знаю, что я только ваша бѣдная служанка, но я васъ сильно люблю, — продолжала она въ слезахъ, — я вамъ такъ предана. Я не хотѣла бы раздражать васъ пустяками… но ваша репутація, ваше знаменитое имя для меня дороже и священнѣе, чѣмъ моя собственная совѣсть… Моя сильная любовь къ вамъ внушаетъ мнѣ эти слова. Ахъ, Анри, если-бъ вы знали.
Рыданія мѣшали ей продолжать.
— Бландина, проговорилъ съ большею нѣжностью графъ, сочувствуя ея страданію, что съ вами? Повторяю вамъ, я не понимаю васъ… Объяснитесь, наконецъ…
— Хорошо, графъ, деревенскіе жители не только смѣются надъ вашею странною любовью къ этому маленькому пастуху, но нѣкоторые доходятъ до того, что, считаютъ, какъ будто вы отстраняете его отъ его обязанностей по отношенію къ своимъ… И чего только не придумываютъ. Словомъ, всѣ дурно смотрятъ на вашу близость съ какимъ-то несчастнымъ маленькимъ коровникомъ…
— А вы сами, развѣ вы не стерегли тоже коровъ? Какая вы стали гордая! съ жестокостью произнесъ графъ.
— Я горжусь тѣмъ, что принадлежу вамъ, графъ, затѣмъ графиня…
Бландина колебалась.
— Моя бабушка? спросилъ графъ.
— Ваша святая бабушка, моя покровительница, воспитала меня до васъ, но въ особенности, она научила меня любить васъ! Прибавила она, съ какою-то мукою въ голосѣ, которая потрясла сердце Кельмарка.
— Да, да, я знаю это, моя бѣдная Бландина я тоже люблю тебя и я преданъ тебѣ!.. Вотъ почему я очень удивляюсь, что ты заодно съ этими завистниками и недоброжелателями… Я ни въ чемъ не могу упрекнуть себя, понимаешь-ли. Покровительство, которое оказывала тебѣ моя бабушка я теперь переношу на этого юношу. И это ты теперь упрекаешь меня въ томъ добрѣ, котораго я желаю этому несчастному и обиженному ребенку?
Ахъ, Бландина, я тебя больше не узнаю… Гидонъ очень привязчивый мальчикъ, съ необыкновенной натурой… Онъ заинтересовалъ меня съ того самаго дня, когда я увидѣлъ его въ первый разъ…
— Въ этотъ проклятый вечеръ серенады!
Графъ сдѣлалъ видъ, что не слышалъ этихъ горькихъ словъ и продолжалъ:
— Мнѣ понравилось воспитывать его, учить, создавать изъ него сына моего разума, раздѣлить съ нимъ мои знанія. Что же въ этомъ дурного? Я люблю его…
— Вы любите его слишкомъ!
— Я люблю его, какъ мнѣ нравится любить его…
— О, Анри! братья — близнецы не такъ сильно привязаны одинъ къ другому, какъ вы обожаете этого нехорошаго пастушка… Но, послушайте меня, не сердитесь на то, что я вамъ скажу: я даже не думаю, что-бы вы когда-либо любили какую-нибудь женщину такъ, какъ вы любите этого противнаго мальчишку… Вы узнаете все… Въ тотъ вечеръ, я прокралась въ кусты позади скамьи, гдѣ вы сидѣли вдвоемъ…
Я услыхала страстныя и ужасныя слова, которыя вы произносили ему голосомъ… ахъ, такимъ голосомъ, который разрывалъ мнѣ душу на части!.. Я еще оставалась тамъ, когда вы цѣловали его долго въ уста, когда послѣ того, какъ вы опустились передъ нимъ на колѣни, онъ страстно прижался къ вашей груди…
— Ахъ, съ бѣшенствомъ произнесъ Кельмаркъ, какъ вы низко пали, Бландина!.. Вы шпіоните! Поздравляю васъ!
И боясь отдаться сильному гнѣву, бросивъ на нее враждебный взглядъ, онъ хотѣлъ выйти изъ комнаты.
Но она бросилась къ его ногамъ и взяла его за руки:
— Простите меня, Анри, но я больше не могла, я хотѣла знать!.. Сначала я отказывалась вѣрить моимъ глазамъ и ушамъ… О, сжальтесь! Будьте милосердны къ себѣ, графъ! Вы имѣете враговъ.
Пасторъ Бомбергъ слѣдитъ за вами и сгораетъ желаніемъ погубить васъ! Не ждите того момента, когда какая-нибудь неосторожность поможетъ ему. Перестаньте компрометировать себя. Другіе, кромѣ меня, могли бы прослѣдить за вами въ тотъ вечеръ. Откажитесь отъ этого несчастнаго юноши; отошлите его въ его коровникъ и стойло! Еще есть время… Побойтесь скандала! Освободитесь отъ этого шалуна прежде, чѣмъ всѣ вслухъ заговорятъ о томъ, что приходитъ многимъ въ голову и о чемъ шепчутся втихомолку.
— Никогда! воскликнулъ Кельмаркъ, съ какою-то почти дикою силою. Никогда, слышите-ли? Повторяю вамъ, я ничего не сдѣлалъ дурного, напротивъ, я хочу только добра этому ребенку. Къ тому же, я никогда не перестану любить его!
— Хорошо, въ такомъ случаѣ, я уѣду, сказала она, поднимаясь. Если этотъ негодный пастухъ вступитъ еще разъ въ Эскаль-Вигоръ, я покидаю васъ.
— Какъ угодно! Я не удерживаю васъ!
— О, Анри, взмолилась она снова, возможно-ли это? Вы не испытываете ко мнѣ ни малѣйшаго добраго чувства! Онъ прогоняетъ меня! Боже мой!
— Нѣтъ, я не прогоняю васъ, но я не хочу, чтобы мнѣ ставили условія. Если тѣ, которые думаютъ, что любятъ меня, не соглашаются жить мирно, соперничаютъ между собою, я разстаюсь съ той, которая высказала угрозы и устроила враждебный заговоръ противъ другого, для меня дорогого существа. Вотъ и все. Я жилъ и всегда буду жить свободнымъ въ своихъ симпатіяхъ и чувствахъ! Къ тому же, продолжалъ онъ, взявъ ее за руку, и смотря на нее съ неяснымъ выраженіемъ гордости и презрѣнія, вспомните, о чемъ я предупреждалъ васъ, прежде чѣмъ зарыться здѣсь. Я хотѣлъ разстаться съ вами. Развѣ вы забыли ваше обѣщаніе: „я буду только вашей вѣрной управительницей и ни въ чемъ не буду надоѣдать вамъ“. Я уступилъ вашимъ мольбамъ, но я предвидѣлъ, что вы когда-нибудь раскаитесь, что связали свою судьбу съ моей… То, что произошло, подтверждаетъ мои слова. Я думаю, достаточно такого объясненія… Послушайте, Бландина, не сердитесь, но на этотъ разъ мы должны разстаться.
Что прочла она столь мучительнаго и обиднаго во взглядѣ графа?
— Нѣтъ, нѣтъ, я не хочу, воскликнула она. Я повторяю мое прежнее обѣщаніе. Ты увидишь Анри. Я сдержу свое слово… О, не лишай меня навѣки твоего присутствія и твоего сердца!
Хорошо! согласился Кельмаркъ, попытаемся еще разъ, но ты должна сблизиться съ Гидономъ Говартцемъ. Это существо, которое я люблю больше всего на свѣтѣ; юноша необходимъ мнѣ, какъ воздухъ, которымъ я дышу; онъ одинъ примирилъ меня съ жизнью… Въ особенности, никогда ни одного намека передъ нимъ на то, что происходило между нами. Берегись высказать малѣйшую ненависть, сдѣлать малѣйшій упрекъ этому ребенку. Еслибъ съ нимъ случилось несчастье, и я потерялъ бы его, еслибъ онъ измѣнилъ мнѣ тѣмъ или другимъ способомъ, я покончилъ бы съ собой. Поняла ли ты меня?
Она махнула головой въ знакъ покорности, рѣшая подвергнуть себя худшимъ пыткамъ, но изъ его рукъ и передъ его взоромъ.