IV. С половины XIV до половины XV века
Однако, удельный порядок сам же подготовил и почву для новых успехов.
В 1147 г. становится известным на границе между Суздальским и Чернигово-Северским краем село Москва, которое в 1156 г. делается городом, окруженным деревянными стенами.
Как городок новый и расположенный где-то на окраине, до середины XIII в. Москва не имеет постоянного княжения. Лишь по смерти Александра Невского в 1263 г. Москва становится стольным городом особого княжества, и малолетний сын Александра, Даниил, является родоначальником московского княжеского рода: сразу стол московский попадает в достойные руки наследников Св. Александра Невского!..
Как и все удельные князья, князья московские, начиная с их родоначальника, стремятся к приобретениям, увеличению и расширению удела.
Округлив же свои владения, они в начале XIV в. начинают усиленно заниматься устройством внутренних дел.
Северная Русь смотрит на них как на образцовых хозяев, на Московское княжество — как на самый благоустроенный удел.
Счастливое положение Москвы в узле дорог и на реке еще более способствовало ее процветанию. Мало-помалу у московских князей накопились большие средства. В связи с тем росло и их общее значение.
К половине XV в. Московское княжество, благодаря богатству своих князей, уже превосходило любое из великих княжеств на Руси, а за исполнение приказания хана — с его войсками наказать тверского князя за восстание — московский князь Калита в 1328 г. получил великокняжеский стол, который уже с тех пор и не выходил из рук московского князя.
Ближайшим следствием получения московским князем великокняжеского стола была приостановка татарских нашествий. Это привлекло на сторону московских князей всеобщую любовь и населения Северо-восточной Руси.
Вторым следствием является объединение Руси, с его первым проблеском, союзом князей, во главе которого стал князь Калита. Одновременно московский князь, получив великокняжеский стол, получил и право собирать с Руси дань ханам, а в 1353 г., второй сын Калиты, Иван, получил от хана и судебную власть над всеми князьями Северной Руси.
Все изложенные мероприятия освящены были обращением Москвы в духовную столицу Руси (в 1326 г. митрополит Петр поселился в Москве), — и это еще больше способствовало тяготению всех частей земли русской к Москве.
В итоге, подчинив себе Русь, князья московские обратили Московское княжество в цельное прочное русское государство, а московского великого князя, только старшего по званию из удельных, — в единственного, т. е. единодержавного русского государя.
Благодарное потомство свято чтит подвиги князей московских и дало им название «собирателей Руси».
По мере усиления Московского княжества, дружины удельных князей сливаются с дружиной великокняжеской, и скоро остается, в сущности, одна эта последняя дружина.
Затем установление единства в дружинах дает и возможность великому князю сосредоточить под своим начальством значительное войско.
Кроме того, в состав вооруженных сил Руси входили городовые полки, которые в каждом уделе составлялись из горожан или, как их называли, «жильцов». Здесь начинают упоминаться и «городовые казаки», т. е. вольные люди, которые за деньги служили князьям по городам. С XIV в. на восточных и южных окраинах Руси появляется особый род войска «пограничное земское ополчение»[1], так называемая «засечная стража». Ее обязанность — охранение и оборона пограничных засек, прикрывающих границу.
Сельские ополчения, т. е. земледельцы, созывались лишь в самых исключительных случаях по одному человеку с определенного количества земли (сохи). Отсюда название — «посошные люди».
Наемные дружины по-прежнему состояли из литовцев, поляков и иногда монголов, но появление их уже более редко, — верный признак возрождения нашего к жизни…
Главным и бесспорно лучшим родом войск под продолжавшимся влиянием татар окончательно сделалась конница. Ее составляли чины и лица княжеских дворов, дворяне и дети боярские из числа тех, которые имели средства и возможность служить на конях.
Но у нас существует и пехота, которая хотя и образовалась из воинов, по бедности не имевших возможности завести и содержать коней, — но все же она постоянно входила в состав полевых войск, и, например, Дмитрий Донской даже сожалел о том, что в 1380 г. в Куликовской битве у него было мало пехоты. Между тем в Западной Европе в это время пехоте не придавали никакого значения, и она была там в полном пренебрежении.
К прежним образцам оружия и снаряжения в 1389 г. в последний год княжения Дмитрия Донского прибавились первые образцы огнестрельного оружия, которые проникли через посредство Новгорода и Пскова, торговавших с Ганзейскими городами, а также, быть может, от шведов, датчан, ливонских рыцарей и литовцев.
При Василии I в Москве начали изготовлять порох, который до Петра Великого носит название «зелия», а каменные стены Москвы были вооружены «арматами» (огнестрельные орудия).
Все вообще огнестрельные орудия были сначала очень длинны и тяжелы, употреблялись все вместе, и совокупность их с самого начала называлась нарядом или снарядом, что соответствовало западно-европейскому названию «артиллерия». Находились они сначала только в больших городах.
Каждые два-три года служилые люди, дети боярские подвергались пересмотру по областям для определения их числа и сколько каждый из них мог выставить служителей и лошадей.
Собранные войска делились на конные и пешие дружины или полки.
Полки городовые назывались по городам: Киевский, Новгородский и т. д.
Полки княжеские носили имена князей, например, полк Изяслава, Юрия и т. д.
Слово «полк» имеет смысл только боевого подразделения рати.
Городовые полки по-прежнему называются тысячами.
Полки вообще делились на сотни и десятки.
Во главе рати и полков стояли или князья, или ратные воеводы из больших бояр. Из их же среды выбирались вообще все старшие войсковые начальники. Помощниками воевод были бояре путные, которые ведали передвижениями рати или полка, а также и самого князя. Позднее бояре путные заменяются окольничими, которые несут службу при князьях в их походах. Если же во главе рати или полка стоял боярин, то его ближайшим сотрудником и помощником являлся всегда окольничий.
Таким образом, путные дворяне, а потом окольничие являются прообразом государевой свиты и старших офицеров генерального штаба.
Когда требовались известное образование и способность вести переписку, окольничие заменяются писцами, — позднее дьяками.
Во главе городовых полков стояли тысяцкие.
Ратные воеводы назначались лишь на известный поход.
Тысяцкие сначала были постоянные и в мирное время, но это было невыгодно великим князьям. Почувствовав себя достаточно сильными, они уничтожили тысяцких (Дмитрий Донской): этим они стали ближе к войскам.
Единоначалие окончательно установилось лишь усилением московского князя: он и являлся главным начальником. Иногда же, по соглашению союзных князей, назначался общий воевода для посылаемых на войну ратей.
Походное движение русских войск того времени совершалось по одной или нескольким дорогам и отличалось бо́льшим порядком и устройством, нежели прежде, а также более тщательным охранением.
Рать высылала вперед Сторожевой или Передовой полк. За ним шли главные силы, по порядку: полк Правой руки, Большой полк и полк Левой руки. Сзади Большого полка следовал Тыльный (засадный, запасной) полк.
Сторожевой полк вперед и в стороны высылал конные сторожи (разведочные части).
Обозы, — вообще весьма многочисленные, — шли при войсках.
Для отдыха войска располагались обыкновенно на открытом воздухе или в шалашах и землянках, защищаясь от непогоды войлоками.
Для боя строились; впереди — Передовой полк, за ним: посредине — «чело», на крыльях — полки Правой и Левой руки. Наконец, Тыльный или Засадный полк служил общей поддержкой и располагался обыкновенно за важнейшей частью, иногда укрыто за местными предметами.
В зависимости от обстановки построение могло меняться.
Перед боем князь обращался к войску с воодушевляющей речью, подавал знак к началу боя и обыкновенно первый со своим двором бросался в бой.
Главное значение принадлежало коннице.
Действия пехоты были вспомогательные. Она преимущественно оборонялась за окопами, повозками или местными предметами. В открытом же поле легкая пехота действовала в рассыпном строе, стреляя из луков, а тяжелая — сначала производила удар копьями, а затем бралась за мечи, топоры и т. п.
В бою применяли охваты, засады, притворные отступления и прочие хитрости, — как и ранее…
Преследование производилось одним Передовым полком. Главные силы оставались на месте боя, подбирали раненых и пленных, погребали своих убитых и праздновали победу «стоянием на костях», а затем или следовали за Передовым полком, или направлялись в другую сторону.
Для обороны южных и восточных границ Восточной Руси укрепляли пограничные города и выводили «засечные черты» значительного протяжения (засеки в лесах шириной от 16 до 30 саж. и земляные валы со рвами впереди, — на открытых местах с небольшими сомкнутыми укреплениями — острожками или городками, — огражденными валами с толстым тыном и рвом; между ними для проезда — заставы с «надолбами»).
В XIV веке появляются пограничные станицы, заселенные городовыми казаками и даже наемными татарами, в виде особой пограничной стражи, а деревянные ограды городов заменяются каменными стенами. (Впервые в Москве Дмитрием Донским в 1367 г. помощью иностранных строителей, главным образом из Италии).
Укрепленный город имел внешнюю ограду — окольный град, или острог, — состоявшую из стены, называемой заборолом, и башен (вежи).
Внутри, на высоком месте, помещался детинец, или днешний, т. е. внутренний город, называемый вышгородом, а со времени каменных стен — кремлем.
С конца XIV в. стали употреблять при осаде и обороне городов новые огнестрельные орудия.
Подготовки войск в мирное время не было, но они отличались преданностью князьям, простотой жизни, выносливостью в походе, трудах и лишениях, мужеством и храбростью в бою, смелостью в открытом поле, упорством в обороне за городскими стенами или за окопами. Недостаток заблаговременной выучки искупался непрерывным боевым опытом.
Вообще, военное дело Восточной Руси шло все выше, и это явилось, главным образом, следствием единения Руси под единой княжеской властью, начертав нашей Родине и дальнейшие ее шаги вперед на пути освобождения народа и его славы.
И вот эта слава пришла, — пришла мощно, величаво, в бессмертном подвиге великого князя Дмитрия Донского и его сподвижников на Куликовском поле 1380 г.
Великий князь Дмитрий Иоаннович (1350—1389 г.г.) занял стол Московский 11 лет от роду. По праву называя себя великим князем, он воплощал в себе надежды на возрождение отечества, и, опираясь на заветы предков: Святослава, Владимира Св., Ольги Св., Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, Александра Невского, Симеона Гордого и др., со всеми русскими людьми вместе горел желанием стряхнуть татарское иго, видя для того один путь: дальнейшего сплочения Руси для смертного боя с «погаными».
Девятнадцать лет Дмитрий готовится к великой борьбе. Ни на мгновение не оставляет своей мысли. Во имя нее крушит непокорных князей, поднимает дух народа и ратей мелкими успехами над татарами, в 1376 г. подводит под свою «высокую руку» Казань и наконец наносит в 1378 г. на р. Воже самому хану орды первый крупный удар. В итоге — почти вся С.‑В. Русь идет за великим князем, духовенство за него, в народе и войске воскрешена исконная доблесть, а битва на Воже закрепляет мысль о пользе единства для возможности бить самих татар.
Но и ставший у власти в орде Мамай замыслил за битву на Воже тоже немалое дело. Ударом в сердце, в Москву, решил он снова разбить Русь на составные части и тем лишить ее возрождающего самоуправления. Он собирает, по летописям, 300 тыс. человек, где конники-татары усилены своей и лучшей наемной пехотой. Правда, рать неоднородна, дух ее — не прежних непобедимых татар. Но, во всяком случае, грозная эта сила в июне 1380 г. двинулась через Волгу к кочевью в устьях реки Воронежа. Отсюда, держась у воды и обильных пастбищ, столь нужных конной рати, Мамай мог броситься на Москву и восточнее Дона (Ногайский шлях, через земли Рязанские) и западнее него (шлях Крымский, через устье р. Лопасни, у так называемых «4 церквей» и «Сенькиной переправы»[2]
Короче, пользуясь внутренним положением между двумя путями на Москву, Мамай мог внезапно избрать любой из них. Ясно, что значила тогда для Дмитрия разведка.
Но Мамай обеспечил себя и в политике. Он получил прямое содействие литовского князя Ягайлы и склонил к союзу князя Рязанского, Олега, соперника Москвы.
Соединение все трое назначили 1 сентября у слияния Дона и Непрядвы (Крымский шлях), — так как сюда было всем почти одинаково, по 130—140 верст.
По соединении у Мамая было бы 380 тыс. человек, но и во всяком случае — охватывающее Москву с трех сторон положение могло быть всегда использовано.
Однако были и слабые стороны союза: различие стремлений, разность войск, трудность их ведения, — что и сказалось позднее сильно.
Узнав о сборах Мамая и Ягайлы, но еще не зная об измене князя Олега, Дмитрий объявил сбор ратей своей земле и дружественным и покорным князьям. Одновременно указано было привести в готовность пограничные крепости (Коломну, Тулу и др.). «Людны, конны и оружны» спешили радостно все «под высокую руку» великого князя. Князь нижегородский, тесть Дмитрия, хотя и не явился сам, но прислал своих дворян.
Решение великого князя было необычайно просто и ясно: как и всегда наши предки, идти навстречу врагам, где бы они ни были, и нанести им уничтожающий удар. Но кого же бить первого?
Для такого вождя, как Дмитрий Донской, было ясно: опаснейшего врага, Мамая, — и притом решительно и быстро, до соединения его с другими. Это природа так называемых внутренних операционных линий.
Решительность великий князь обеспечил силою и духом войск, личным начальством и выбором доблестных, опытных помощников.
Быстроту — конным составом ратей, искусным выбором направления и быстрым, правильным движением. Далее, сразу мы видим образцовую разведку.
«Крепкая сто́рожа» Родиона Ржевского, Андрея Волосатого и Василия Тупика двинута на юг — до встречи с татарами. Ей указано «добывать языка»; вспомним правило Наполеона: — «главное, побольше пленных». Сторо́жа уходит более 200 верст от Москвы, но донесения обеспечены в кратчайший срок, а вскоре выдвигается и мощная поддержка, — вся отборная конница Семена Мелика. В то же время идут и разведки к Литве и Рязани.
Наконец, — быстрота сосредоточения. Великий князь не теряет времени на подход всех сил. Точным расчетом сосредоточение идет с движением вперед, — высокий образец в истории военного искусства! Припомним, кстати, Александра Невского против шведов…
20 августа великий князь, побывав для личного благословения у Св. Сергия Радонежского, идет на Коломну, — обычный «перевоз» татар на Оке по Ногайскому шляху. Поразительная скорость движения, — в три дня 90—115 верст, — достигнута отчасти выбором трех дорог.
В Коломне 2 дня смотры ратей (по сказаниям, 150—200 тыс. человек). С утвердившейся гордостью взирал князь на них, а они были полны счастья видеть во главе молодого, непобедимого вождя, образца красоты, силы и смелости.
Но здесь же и удар: измена Олега Рязанского. Меняет ли Дмитрий решение? Нет, он лишь с удвоенным напряжением бросается на важнейшего врага, Мамая. Но так как через Рязань идти нельзя, — это задержит главные действия, — то избран другой ближайший доступ, Крымский шлях, с переправой на Оке у устьев Лопасни. 26-го великий князь идет спешно дальше, даже не ожидая отставших ратей, — это Суворовское «атакуй, с чем бог послал»…
Для безопасности и скрытности от Олега великий князь ведет все силы по западному берегу Оки.
Быстрота же опять 30 верст в сутки, хотя вся рать идет по одному пути.
Замечателен также указ: довольствие возложить на то подрядчиков (гостей), а в «Рязани» — «ни един волос не тронуть».
27-го вечером великий князь у «четырех церквей» и «Сенькиного брода». Ягайло — в Одоеве, Олег — у Старой Рязани, Мамай — на пути к устью Непрядвы. Расстояния до них 130—140 верст… Какой выбор места!..
И вот отсюда-то и выслан на поддержку «крепкой сторо́жи» лучший конник, Мелик, с его конницей: образцовая замена, а не смена разведки… Часто ли видим это теперь?!.
Мелику тоже указано «добыть языка». Успех в этом Мелика открывает Дмитрию замыслы союзников.
28-го начала переправу рать. Еще не хватало братьев Ягайлы, Андрея и Дмитрия. Но великий князь снова не ждет, а, двинув против Мамая и всю прочую конницу, отставших (до 40 тыс. человек) присоединяет к пехоте на ходу.
Дальше движение идет вдоль реки Дона, от его истоков у Иван-озера. Оно осторожнее, т. е. и медленнее. Только к 5 сентября конница близ устьев Непрядвы (130 верст — около 20 верст в сутки), а к 7-му — пехота (около 15 верст). Мамай 5-го — в трех переходах (у Кузьминой гати). Ягайло идет медленно, равняясь на Мамая. Олег недвижен у Рязани.
Положение великого князя выясняется 5 сентября. Оно легче, чем думали, но все же он между двух огней, — Ягайлой и Мамаем, — с их полуторным перевесом сил.
И снова решение великого князя неизменно: он справедливо говорит, что победа над Мамаем (главный враг) заставит уйти Ягайлу (второстепенный враг), — даже если бы Ягайло и имел свои частные успехи!..
Бессмертен военный совет 7 сентября, не с целью искать решения, а с целью вдохновить сподвижников и сообщить им свою железную волю.
Вот слова Дмитрия на совете:
«Любезные друзья и братья, ведайте, что я пришел сюда не затем, чтобы на Олега смотреть или реку Дон стеречь, но дабы русскую землю от пленения и разорения избавить или голову свою за всех положить: честная смерть лучше плохого живота. Лучше бы мне не идти против безбожных татар, нежели пришед, ничто сотворив, возвратиться вспять. Ныне же пойдем за Дон[3] и там или победим и всё от гибели сохраним, или сложим свои головы за святые церкви, за православную веру и за всю братию нашу христиан».
Здесь что ни слово, то глубочайший тактической смысл. А как велик и возвышен конец, с жертвой собой «за веру и отечество»!..
Мудрено ли, что 30-летний, «взором дивен зело», дотоле непобедимый вождь увлек всех за собою, особенно когда подошло вторичное благословение на бой от св. Сергия через двух иноков-богатырей, Пересвета и Ослябю, а для боя избран день Рождества Пр. Богородицы, покровительницы «крестьян» (христиан).
Историки трепетно следят уже за переходом Дмитрия через Оку. Переход же за Дон — это то же, что движение Суворова на Макдональда или удар Бонапарта от Мантуи на австрийцев, — но еще с наступательной переправой в виду превосходного врага, — и все это во имя его уничтожения, хотя бы и ценою собственной гибели, но только непременно со славою…
Три моста и несколько бродов остались связью с родиной после смелой переправы, на заре 8-го, всего верстах в восьми от Мамая. Сначала положение тылом к Непрядве открывало мосты, крутой овраг западнее реки Н. Дубяка разрезывал наши силы, и татары могли охватить нас. Но лишь сошел туман, Дмитрий, переведя войска восточнее, между верховьями Н. Дубяка и Смолки, совершенно сознательно более обеспечил мосты и фланги[4]. Здесь же пологий склон к противнику давал выгоды конному удару. Однако другой край лощины, — «Красный холм» с его обширным обзором, — был уже во власти татар, и положение их тактически было более выгодно, а река в тылу была для нас все же огромной опасностью.
Но вот «Засадный полк» наш идет в Зеленую Дубраву. Вся обстановка изменилась сразу. Мосты охранены, и татарам создана ужасная ловушка на их уничтожение.
Построение наше к бою высоко замечательно: при линейности строев бой из подвижных уступов, т. е. из глубины. То же видим у Александра Невского на озере Чудском, Петра под Полтавой, Суворова под Нови, — драгоценная наша черта, куда-то утраченная ныне.
Но мало того. За полком Левой руки Дмитрия Ольгердовича — своя частная поддержка. Однако еще выше схвачена природа засады…
Она требует особой скрытности, пока не время действовать, и особой быстроты, когда оно пришло.
Для первого — дан зрелый, опытный в боях с татарами воевода Дмитрий Боброк.
Для второго — молодой, пылкий князь Владимир Андреевич, любимец войск, двоюродный брат Дмитрия Иоанновича.
Выбор обоих — знаменует значение в глазах великого князя засады (резерва), которое важно особенно в конном бою, где побеждает всегда тот, у кого хоть частица свежих сил в руках для последнего удара.
Обеспечась от охвата, имея заманкой врагу мосты и засадный полк — для завершения сражения, Дмитрий затем сам наносит встречный удар значительно сильнейшему Мамаю. То же сделали Суворов на Требии, Бонапарт под Риволи…
Подняв еще выше дух войск последней беседой и став в одежде простого воина перед Передовым полком, Дмитрий со словами: «Бог нам прибежище и сила», — первый ринулся на врага вслед за схваткой Пересвета с татарином-богатырем. Великий Петр, Суворов, Багратион, Скобелев тоже всегда становились во главе войск в самое важное мгновение!..
Дальнейший ход боя общеизвестен. Неудача татар, — развернувшихся против нашего глубокого построения из уступов длинной сплошной «линией» и думавших взять сразу бурным порывом, — на нашем правом крыле (охват) и против Большого полка («Чела», — прорыв), — т. е. неудача, в сущности, оттянуть внимание наше от мостов, — сменяется диким напором на полк Левой руки. Все более теснили здесь нас татары к Непрядве. Все более рвался помочь Засадный полк, и молодой вождь его обливался слезами. Только Боброк говорил: «Еще не приспел час». Но вот солнце стало в глаза татарам, а ветер, изменяясь, понес им пыль в лицо. Боброк воскликнул «Теперь дерзайте, друзи братие, во имя отца и сына, и святого духа», — и Засадный полк, «аки стая соколов на стаю журавлей», бросился в тыл татарам: участь боя была решена…
В этом ходе я особо отмечаю высоко-опасное положение до удара Засадного полка. Но вождь верил войскам, сам умел действовать, и исход не мог быть иной…
Преследование 50 верст довершило гибель врага. Мамай бежал первым, воскликнув: «Велик бог христианский!» Ягайло, простояв верстах в 40, быстро ушел. Олег так и оставался у Рязани…
Блеск великой победы, «подобной которой еще не было на Руси», омрачался, однако, отсутствием великого князя, «начальника нашей славы». Но вот долгие поиски увенчались успехом. Без чувств, избитый лежал он у срубленного дерева[5]. Пробуждение его было радостно. Его встретили слова Владимира Андреевича: «Наше древо Ярославле, новый Александре, сия победа тебе, государю, честь поведается». Каковы же, были понимание и уважение своей святой старины у этих людей, с каким наследием пришли они на Куликово поле!..
Но я добавлю еще одно.
К беспримерному стратегическому и тактическому смыслу Куликовской битвы примыкает и государственный ее смысл. Добытый взаимным доверием вождя и войск небывалый успех хотя и не привел сразу к спадению татарского ига, и татары еще не раз разоряли «оскудевшую людьми Москву», — но все же Куликовская битва навеки осталась таким же поворотом в истории России и ее соседей, каким позднее была Полтава.
Как Полтава подготовила переход к императорской России, так Куликово поле подготовило нам царскую Русь.
Стремления великих князей московских нашли здесь свое освящение, и к словам Дмитрия о смерти «За веру и отечество» прибавилось скоро высокое дополнение, — слово «царь».
Вместе с тем, по мнению историка Соловьева, Куликовская битва размежевала запад от востока и имела в мировой истории такое же значение, как Каталаунская битва. Добавлю от себя, как Ледовое побоище Александра Невского 1242 г. и как Грюнвальдский бой 1410 г., отодвинувшие запад от нас и создавшие нам простор для нашего исторического здесь развития…
Следствием победы Дмитрия Донского на Куликовом поле было постепенное превращение Московского великого княжества в единое русское царство. Честь окончательно завершить это выпала на великого правителя и даровитого вождя, Иоанна III, с именем коего и связано спадение татарского ига.
Иоанн III, человек умный, твердой воли, решительный, умеющий действовать по обстановке и при всем том осторожный и выдержанный, — с успехом продолжил дело своих предшественников, покорив даже «Великий Новгород». Мало того, он в том же духе воспитал и своего сына Василия III. В итоге к смерти Василия III Москва уже прочно владела землей от Печоры и Северного Урала до устьев Невы и Наровы и от Васильсурска на Волге до Любеча на Днепре.
При восшествии на Великокняжеский стол Иоанна III Москва имела площадь около 15.000 кв. миль. Приобретения Иоанна III и его сына увеличили площадь до 40.000 кв. миль.
Вообще, говорит профессор Ключевский, завершение собирания Северо-восточной Руси превратило Московское княжество в народное великое Русское государство, а великого князя московского — в народного великорусского государя. Но раз это так, то и войско, эта плоть от плоти и кровь от крови народа, тоже сделалось народным русским войском со всеми его достоинствами: почитанием своей веры, беззаветной преданности своему царю и любовью к отечеству. Наши предки, выращенные в славе Куликовской битвы, в могучих наступательных шагах вообще Руси Московской после 1334 г., и имели с избытком эти качества. Но кроме того, в них работой веков и поколений под давлением татарского ига и стремления стряхнуть его появилось чувство самосознания, чувство принадлежности к великому народу. Они понесли в себе величайший залог исторических успехов, — повышенную народную гордость. Все окружающее они начали считать ниже себя, а себя самих избранниками для великой мировой деятельности. Судьба и не обманула их…
Первый шаг к тому — при несомненном влиянии второй жены Иоанна III, Софии Палеолог, в 1480 г. получает, наконец, 100 лет спустя после Куликовской битвы полное свое осуществление спадение татарского ига.
Второй шаг — свободная Русь вошла, как равная между равными, на путь международный и завела внешние сношения с Польшей, Литвой, Швецией, орденами Тевтонским и Ливонским, императором германским и др.
Приобретя средства и почувствовав силу, Иоанн III coзнал, что значение его как государя возросло.
Второй его брак с племянницей последнего византийского императора, Софией Фоминичной Палеолог, привел к мысли, что София, выйдя замуж за московского князя, сделала его преемником византийских императоров и передала ему все заботы о православном востоке.
Отсюда, между прочим, стремление иметь многочисленное и хорошо устроенное войско, — частью в постоянной готовности, — для поддержания значения государей и для выполнения предназначенных великих исторических задач.
Иоанн III уже имел возможность передать власть своему преемнику так, что удельные братья Василия III потеряли всякое значение. Да и было пора.
«Удельные предания были еще слишком свежи и кружили слабые головы при всяком удобном случае. Удельный князь был крамольник если не по природе, то по положению: за него цеплялась всякая интрига, заплетавшаяся в сбродной придворной толпе». (Профессор Ключевский).
Но кроме удельных начал, надо было бороться еще и с положением, которое мало-помалу заняло в Московской Руси боярство.
- ↑ По одному человеку с 20 дворов.
- ↑ «Шляхами» назывались направления путей татар, по коим они шли к нашим границам через так называемое «Дикое поле». Их было 4 основных: Бокаевский (через окрестности Полтавы), Муравский (через окрестности Тулы), Крымский и Ногайский (вдоль Дона). Несколько ветвей дополняли эту сеть. Ее значение сохранилось долго. Так, битва Витовта с Едигеем 1408 г. и Полтава 1709 г. — на одном месте…
- ↑ Прием Святослава в Доростоле: нет отступления!
- ↑ В виду присутствия Ягайлы Дмитрий мог откинуть первоначально свой тыл на Крымский шлях, став между двумя врагами. Затем, когда обстановка выяснилась, он снова переменил операционную линию на поле сражения и вернулся опять на Ногайский шлях.
- ↑ «Вельми язвлен, лежаще».