Темнокарихъ очей взглядъ мнѣ въ душу запалъ,
Онъ умомъ и спокойствіемъ дѣтскимъ сіялъ;
Въ немъ зажглась для меня новой жизни звѣзда,
Не забыть мнѣ его никогда, никогда!
15 Я исцѣлился бы. Но въ нихъ, вѣдь, ядъ разлитъ
И раны сердца мнѣ онъ, какъ огнемъ, палитъ!
IV.
Царицей думъ и чувствъ моихъ ты стала,
Тебя я первую—послѣднюю люблю!
Тебя само мнѣ небо указало, 20 Люблю тебя, люблю и въ вѣкъ не разлюблю!
V.
Увялъ букетъ, тобой мнѣ данный,
Но вѣрю, вновь—благоуханный
Воскреснетъ въ пѣсняхъ онъ моихъ.
Узнай и встрѣть привѣтомъ ихъ!
VI.
25 Тебѣ не понятны ни волнъ рокотанье,
Ни звучныхъ аккордо̀въ, ни пѣсенъ рыданье,
Ни запахъ душистый весеннихъ цвѣтовъ,
Ни пламя сверкающихъ въ небѣ міровъ,
Ни пѣніе пташекъ, встрѣчающихъ лѣто, 30 Такъ гдѣ же понять тебѣ душу поэта?
Ея не сравнить и съ пучиной морскою,
Въ ней звуки рождаются сами собою,
Весеннихъ цвѣтовъ ароматъ въ ней разлитъ,
Священное пламя въ ней вѣчно горитъ! 35 Въ ней борются духи безсмертныхъ желаній
Со смертью—предѣломъ земныхъ упованій!
VII.
Старинное гласитъ преданье:
Жемчужины созданье
Бѣдняжкѣ-устрицѣ, живущей въ глубинѣ, 40 Лишь жизни стоитъ—не дороже!
Любовь! Какъ перлъ была дана ты мнѣ
И стоишь мнѣ того же!