Народная Русь (Коринфский)/Август-собериха

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Перейти к навигации Перейти к поиску
Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа — Август-собериха
автор Аполлон Аполлонович Коринфский
Опубл.: 1901. Источник: А. А. Коринфский, Народная Русь. — М., 1901., стр. 340—350; Переиздание в совр. орфографии. — Смоленск: Русич, 1995.

Народная Русь
Предисловие
I. Мать — Сыра Земля
II. Хлеб насущный
III. Небесный мир
IV. Огонь и вода
V. Сине море
VI. Лес и степь
VII. Царь-государь
VIII. Январь-месяц
IX. Крещенские сказания
X. Февраль-бокогрей
XI. Сретенье
XII. Власьев день
XIII. Честная госпожа Масленица
XIV. Март-позимье
XV. Алексей — человек Божий
XVI. Сказ о Благовещении
XVII. Апрель — пролетний месяц
XVIII. Страстная неделя
XIX. Светло Христово Воскресение
XX. Радоница — Красная Горка
XXI. Егорий вешний
XXII. Май-месяц
XXIII. Вознесеньев день
XXIV. Троица — зелёные Святки
XXV. Духов день
XXVI. Июнь-розанцвет
XXVIL. Ярило
XXVIII. Иван Купала
XXIX. О Петрове дне
XXX. Июль — макушка лета
XXXI. Илья пророк
ХХХII. Август-собериха
ХХХIII. Первый Спас
XXXIV. Спас-Преображенье
XXXV. Спожинки
XXXVI. Иван Постный
XXXVII. Сентябрь-листопад
XXXVIII. Новолетие
XXXIX. Воздвиженье
XL. Пчела — Божья работница
XLI. Октябрь-назимник
XLIL. Покров-зазимье
XLIII. Свадьба — судьба
XLIV. Последние назимние праздники
XLV. Ноябрь-месяц
XLVI. Михайлов день
XLVII. Мать-пустыня
XLVIII. Введенье
XLIX. Юрий холодный
L. Декабрь-месяц
LI. Зимний Никола
LII. Спиридон солноворот
LIII. Рождество Христово
LIV. Звери и птицы
LV. Конь-пахарь
LVI. Царство рыб
LVII. Змей Горыныч
LVIII. Злые и добрые травы
LIX. Богатство и бедность
LX. Порок и добродетель
LXI. Детские годы
LXII. Молодость и старость
LXIII. Загробная жизнь
[340]
XXXII.
Август-собериха

Кроме особых, нарочитым узорочьем приукрашенных, цветистых сказов о трех Спасах (См. гл. ХХХIII — XXXV): медовом — первом, втором — яблочном и третьем — Спожинках, умудренная многовековым опытом народная Русь сохранила — частию в изустной передаче, отчасти же и в письменной кошнице своих бытоведов — немало различных преданий, поверий, примет и крайне любопытных обычаев, относящихся к тому же, обогащенному народной молвью августу-месяцу.

Стоит месяц август межевым столбом на грани лета и осени, приходя на светлорусское раздолье привольное после семи старших братьев-месяцев (до XV-гo века приходил он на Русь шестым, затем — до 1700 года шел за двенадцатый). «Заревом»-месяцем и «зорничком» называли его отдаленные предки русского пахаря, «серпенем» величали малороссы, поляки да чехи со словаками; у сербов слыл он за «прашник» и «женч», у кроатов — за «кимовец» и «великомешняк»; «коловоцем» прозывали его иллирийские славяне. «Август-густарь, густоед-месяц», — говорит русский мужик-простота в некоторых великороссийских губерниях, своеобразно объясняя словопроисхожде-ние его имени и не подозревая даже, что было это последнее дано предосеннему месяцу в честь прославленного современниками древнеримского императора Августа[1]. [341]

Хоть и появляется в этом месяце во многих местах на Руси «хлебец-новина», но работы у деревенского хлебороба хоть отбавляй. «Мужику в августе три заботы», — замечает крылатое народное слово, — «три заботы: и косить, и пахать и сеять!», «Август — каторга, да после будет мятовка (раздолье, обилие пищи): мужицкое горло — суконное бердо, все мнет!» Сиверкой-холодком потягивает на август с идущего ему навстречу сентябрьского «бабьего лета», но — по народной примете: «В августе вода холодит, да серпы греют!», «Август-батюшка работой-заботой мужика крушит, да после тешит!».

Август не июль; его не «приберихой», а — наоборот — «соберихой» да «припасихой»-месяцем в посельском быту зовут. «Что соберет мужик в августе — тем и зиму-зимскую сыт будет!» — гласит старое присловье, вылетевшее на широкий светлорусский простор из уст деревенского люда. «Овсы да льны в августе смотри!», «Август-ленорост, припасает бабе льняной холст!» — можно услышать в любой поволжской деревне. «В августе и жнет баба, и мнет баба, а все на льны оглядывается!» — приговаривают дотошные краснословы: «Бывает, что и жато, и мято, да ничего не добыто!». От речистых людей пошли и другие поговорки обо льнах да о бабьей заботе: «Не домнешь мялкой (снаряд, которым мнут лен и конопель, очищая волокно) — так не возьмешь и прялкой!», «Не домнешь — так за прялкой вспомянешь!», «Без черев собачка, да — вяк, вяк; без зубов тетка Матрена, да кости гложет!»

Хоть и «густоедом» зовется август-месяц, а половина [342]его под постом ходит. Но «Успенский пост — мужика досыта кормит!» Поспевает к этому времени не только хлеб, но и всякая овощ: где позаботятся бабы огород вовремя засадить, там — и огурцы, и редька, и свекла, и репа, не говоря уже о луке, — все поможет «поститься — не голодая, работать — не уставая». «Не до жиру, быть бы живу!» — говорят в народе, прибавляя к этому: «От первого от Спаса накопит и мужик запаса!», «В августе баба хребет в поле гнет, да житье-то ей мед: дни короче — дольше ночи, ломота в спине — да разносол на столе!»

Первый Спас меда заламывает; он, по народному присловью, и бабьи грехи замаливает: «На Спаса в ердани купаться — незамоленые грехи простятся». Потому-то бледной тенью седой старины и дошло от царей московских до нашего забывчивого безвременья «происхожденское купанье», до сих пор совершающееся в глухой пошехонской округе Ярославской губернии и в некоторых других памятливых уголках деревенской Руси после крестного хода на воду в день Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня (1-го августа). В старину на этот праздник погружались в освященные воды реки и мужчины, и женщины, и старые, и малые — одновременно, в одном и том же месте; теперь, — там, где сохранился этот обычай, — женщины и девушки входят в реку поодаль, наособицу; в других же местах купают в этот день только лошадей.

Во второй августовский день Православная Церковь воспоминает «перенесение мощей Стефана святаго» и «Василия юрода (блаженнаго) дивна московскаго». Умалчивая о последнем, перехожие калики — певцы убогие — распевают о Стефане-Первомученике свой особый стих-сказ. В Краснинском уезде Смоленской губернии записан следующий, хотя и затемненный-затуманенный явным наслоением книжного склада, но и теперь не вполне лишенный светлой народной окраски, разнопев этого неведомо когда и кем сложенного духовного стиха: «Прославляем сего веры. Фарисеи, лицемеры, начатки ему стяжаху, против мудрости стати не можаху, фарисеи и саддукеи зрят на него сидяще; видев Стефан лице Божье, как ангела светяща; ложныя тамо свидетельства поставивше на соборище, восприемше восхитоша, и ведоша на сонмище. На высоком месте святой Стефан стояше; много крупным каменьем на Стефания меташа; к небу лицем нарекашеся, сердцем распаляшеся: — Се Бог, виждь, небо твердо, то мы вам поведаем. — От Аврама даждь нам крест! — сей подробном [343]глаголаше; колесовыя дьякона ризы стеляху, горьким зелием и каменьем Стефана побияху. — Покуда вы, иудеи, одне вы слепо ходите? Бог явився и воплотився, вы же его не видите? — Приведоша Стефана к ложному свидетельству; простре Стефан руце свои, небо ему отверзашеся; узрев Стефан Господа Иисуса, одесную седяща: — Боже, Боже, прими дух мой, в руце свои, Царю Христе, на веки веков!»

За днем Стефана-Первомученика стоят в неписаном простонародном изустном месяцеслове «Антоны-вихревеи» (3-е августа, день св. Антония Римлянина, чудотворца новгородского), «Семь Отроков — сеногной» с «Евдокеями-огурешницами» (4-е августа). «Семь Отроков» (Дионисий, Иоанн, Антонин, Максимилиан и другие три) — по народной примете — «семь дождей несут»; «Евдокея-огурешница», заставляющая собирать огурцы, в то же самое время напоминает бабам с ребятами и о поспевшей в залесье малине-ягоде («Авдотьи-малиновки»). Пятое августа, — «Евстигнеев день», когда, по завету дедов-прадедов, заклинала русская деревня Мать-Сыру-Землю ото всякого лиха, ото всякой оскверняющей её нечисти, — канун Спаса-Преображенья (Второго Спаса).

«Преображения день светло совершаем,
Христа славу си явлиша песнми величаем!»

— гласит из народных уст стих духовный, приглашая православный люд к достойному чествованию великого праздника Господня.

Второй Спас (6-е августа), по народному слову, «яблочком разговляется». Следом за этим, отмеченным особыми приметами днем — «Пимена-Марины, не ищи в лесу малины: девки лес пройдут, дочиста оберут!» Восьмого августа «Мироны-ветрогоны, пыль по дороге гонят, по красном лете стонут». За «Миронами» — «апостол Матфий божественный, иже вместо падшаго Иуды причтенный». Десятый день августа «соберихи-зорничника» — Лаврентьев день: на него воспоминаются, по православному месяцеслову, два Лаврентия — св. архидиакон-мученик да блаженный калужский.

Об одиннадцатом августа в Рязанской губернии записано И. И. Сахаровым любопытное предание, идущее от времен татарщины. В этот день, по словам старых рязанцев, в селах-деревнях, что стоят по берегам рек Вожи и Быстрицы, на так называемых «перекольских могилках», воочию совершается чудо-чудное. Слышен бывает на болоте свист, доносится с болотины песня: «а и кто свистит, а и [344]кто поет — никто не ведает». Происходит диво-дивное. Выбегает из болота на «могилки» белая лошадь, — выбежит, все могилки обегает, к речам Матери-Сырой-Земли прислушивается, земь копытом бьет-раскапывает, над зарытыми в её недрах покойничками плачет. «Зачем она бегает, что слушает, о чем плачет, никто не знает, не ведает»… Погасает вечер, темень ночная опускается на грудь земную; появляются над могилками огоньки блудящие, с могилок на болотину перебегают. «Как загорят они, так видно каждую могилку, а как засветят, то видно, что и на дне болота лежит, да уж так видно — что в избе лавка!..» Выискивались смельчаки, пытливым умом-разумом наделенные, — выискивались, пытались подкараулить-поймать дивного коня белого; находились и охотники — изловчиться-уловить огонек с могилки, дознаться-доведаться: чей свист раздается, что за песня звенит-разливается по затишью вечернему. Не тут-то было! Коня белого и ветер не догонит, не то что человек: если и можно подобрать этому незнаемому-неведомому коню какое прозвище, так разве одно — «Догони-ветер». Но конь в руки не даётся; а от свисту да от «песни» — только оглохнешь, коли дознаваться станешь — кто да что; за огнем пойдешь — в трясину заведет, в трясину-болотину, в топь невылазную. Ходит по вожским да по быстрицким деревням старый сказ, хорт — что клюкою, старой памятью людей, в старине сведущих подпирается. И ведет этот рязанский сказ староскладную речь, не сказку, не песню, а быль-побывальщину. Было в давние времена на перекольских могилках за трое суток до Успения Пресвятой Богородицы, четверо суток спустя после Спаса-Преображения, кровавое побоище. Бились не на живот, а на смерть, сражались русские христианские князья со злым басурманином, с татарами. Длилась битва, лилась кровь — с обеих сторон. И вот, начали ломить-одолевать басурманские рати силу русскую. Но, откуда ни возьмись («как ни отсюдова, ни оттудова») — взялся, выехал на белом коне богатырь облика нездешнего, неведомого вида незнаемого, а за богатырем — сотни-рати богатырские. Начал-почал бить-колоть богатырь зло татаровье — «направо и налево и добил их чуть не всех». И добил бы всех, да «тут подоспел окаянный Батый», — подоспел, богатыря наземь свалил-убил, а коня загнал в болотину. С той стародавней поры, по словам вещего предания, «белый конь ищет своего богатыря, а его сотня удалая поет и свищет, авось — откликнется удалой богатырь»… [345]

Остается три дня до Успения: Никитин, Максимов да Михеев. На Михея (14 августа) дуют ветры-тиховеи — к ведреной осени; Михей с бурей — к ненастному сентябрю, — гласят деревенские приметы. Михеев день Успенский пост кончает, осеннему мясоеду навстречу идет, бабьим летом бурей-ветром перекликается.

Успение Пресвятой Богородицы — великий праздник, изукрашенный в народном представлении целым рядом особых поверий, примет и сказаний (см. гл. XXXIV).

«Большая Пречистая», — как зовется в народной Руси этот день, — «август-месяц на два полена рубит»: делит пополам. За Успеньем − 16 августа, Третий Спас — «Спожинки».

С Успенского заговенья вплоть до «Ивана-Постного» (29-го августа, дня усекновения честныя главы св. Иоанна Крестителя) идет пора «молодого бабьего лета», время осенних хороводов. «Кому работа, а нашим бабам и в августе — праздник!» — замечает деревня по этому поводу, кивая устало головушкой победною на бабью беззаботность веселую, никаким потовым-«страдным» трудом никогда не крушимую.

Спожинки пройдут, через день — вслед за ними — «Досевки»: 18-е августа, память святых Фрола и Лавра. Начинаются вечерние бабьи «засидки». Памятует трудовой люд старое присловье о том, что «с Фролова дня засиживают ретивые, а с Семена (1-го сентября) ленивые», — памятуя, не хочет попасть в разряд последних. В Симбирской губернии, да и в некоторых других на Флора и Лавра — лошадиный праздник. В этот день крестьяне прикармливают лошадей с утренней зорьки свежим сеном да овсом, убирают-заплетают им гривы пестрыми лоскутками. В обедню гонят коней к церковной ограде, — скачут во всю прыть верхами на них ребята малые, пыль столбом вьется вдоль по улице. Отойдет обедня, отпоют попы молебен чествуемым святым покровителям коней, — выходят за ограду кропить приведенных лошадей «свяченой» водою. Это, по уверению благочестивых людей, держащихся старинных преданий, охраняет коней ото всякого лиха. «Умолил Фрола-Лавра — жди лошадям добра!» — катится по дорогам прямоезжим, перекатывается и путями окольными-проселочными, из конца в конец всей великой Руси вещая молвь — крылатое слово народное: «Фрол-Лавер до рабочей лошадки добер!» Конеторговцы-табунщики твердо помнят старинный наказ-обычай — «до Фрола-Лавра не выжигать молодым коням тавра (клейма)». [346]

«На Феклу (19-го августа) дергай свеклу!» — примечают огородники: «на то она, матушка, и прозывается свекольницею!» В степных местах следят в этот день за тем, с какой стороны ветер дует. «Если с полуден на Феклу тянет — пошли овсы наспех, с теплых морей подул ветер на овес-долгорост!» В старой Москве гулял честной люд православный в этот день под Донским монастырем; туляки, о которых сложились в народе прибаутки — «Живет в Туле да ест дули!», «Бей челом на Туле — ищи на Москве!», — ходили на предосенней Феклиной гулянке веселыми ногами «у Николы за валом».

20-е августа — свят-Самойлин день (память св. пророка Самуила): «Самойло-пророк сам Бога о мужике молит». За ним следом — апостолу Фаддею честь. «Кто Фаддей — тот своим счастьем (в этот день) владей!» — приговариваютречистые краснословы-бахари: «Баба Василиса, со льнами торопися — готовься к потрепушкам да к супрядкам!» 22-е августа в глазах деревенского суеверия является днем, в который следует на гумнах, находящихся невдалеке от леса, оберегать снопы от потехи Лесовика. «От этой нежити не оберечься — так пропадешь!» — гуторит народ. Где только их нет? «Был бы лес — будет и леший!». Не будь Лешему ворогом Домовой — не было бы с ним сладу: не сидится лесному хозяину на одном месте. Слывет он немым, да голосист на диво: недаром, — по рассказам знавшихся с ним людей — поет без слов, бьет в ладоши, свищет, аукает, хохочет, плачет, филином-птицей гукает. Попадается ему навстречу мужик-простота, — обойдет его Лесовик, собьет с дороги, заведет в трущобу непроходимую, если тот не догадается вывернуть на себе рубаху наизнанку. Остороголовый («голова клином»), мохнатый, с зачесанными налево волосами, без бровей и без ресниц, надев серый кафтан, застегнутый на правую сторону, подкрадывается он по лесной опушке к гуменникам и начинает развязывать и раскидывать снопы: все перекидает с одного гумна на другое, никто и не разберется после, — если не принять надлежащих, особо на этот случай полагающихся предохранительных мер. В сахаровском «Народном дневнике» рассказывается, что в старину в Тульской губернии выходили старики на караул к гуменной загороди. Снаряжаяся в ночное стоянье, надевали они тулуп, выворачивая его шерстью наверх; голову устрашители лесного хозяина обматывали полотенцем; вместо обыкновенного подога-посоха бралась в руки [347]кочерга. Перед тем, как начать береженье гумна, знающие люди с молитвою ко св. Северьяну, памятуемому в этот день, очерчивали кочергою круг и посредине садились наземь. Это, по народному слову, заставляло Лесовика чуть не за версту обходить стороной оберегаемое место.

23-е и 24-е августа — «Евтихеевы дни». Церковь Православная чествует в эти дни двух Евтихеев — преподобного да священномученика. Посельщина-деревенщина примечает, что, если об эту пору доспеет ягода-брусника, то и со жнитвом овса надо торопиться. На 23-е августа, кроме Евтихия, падает, между прочим, память святого Луппа-мученика. «На Луппа льны лупятся!» — гласит народная молвь. По примете сельскохозяйственного опыта, лен две недели цветет, четыре недели спеет, а на седьмую — семя летит. «Хорошо, — замечает деревня, — коли Евтихий будет тихий, а то не удержишь льняное семя на корню: все дочиста вылупится!» В Сибири с Луппова дня начинаются во многих местах первые заморозки — «лупенские», за которыми идут вслед и другие: покровские, катерининские да Михайловские. За шесть суток до конца августа-«соберихи» приходит на Русь Титов день. «Святой Тит последний гриб растит!» — говорят в среднем Поволжье. «Грибы грибами, а молотьба — за плечами!» — приговаривают в Симбирской губернии, напоминая, к слову, об известном прибаутке: «Тит, Тит! Иди молотить! — Зубы болят! — Тит, Тит, иди кисель есть! — А где моя большая ложка?..» С Титова на Натальин (26-е августа) день варят ввечеру бабы овсяный кисель. День Адриана и Наталии зовется «овсяницами»; с этой поры начинают дружно косить в полях овсы: «Ондреян с Натальей овсы закашивают». В старые годы в этот день ввечеру носили мужики сноп овсяный (связанный из первого скошенного овса) на барский двор. При этом пелись впроголос особые песни. Теперь этого обычая нигде не соблюдают, но — по старой памяти — кое-где ещё ставится наособицу первый сноп: захватывается сиоля в избу, где и помещается в «большой кут», под образа. Возвратившись с работы из поля, хозяйка поспешно собирает ужин, приготовленный заранее. Садятся за стол православные и начинают угощаться толокном, замешенным на кислом молоке («дежень»), да овсяным киселем или блинами. «Ондреян толокно месил, Наталья блины пекла!» — приговаривает хозяйка. — «Спасибо за сладкий дежен, за сытые блины!» — вставая из-за стола, обращаются к ней угощавшиеся: — «А нет ли ещё грешневой [348]кашки?» — «Грешневая не выросла, не хотите ли берёзовой!» — отвечает она смешливым ребятам-подросткам, убирая со стола. С этого дня толокно уходит из домашнего обихода запасливых хозяев. «В овсяной покос — толокном паужинай!» — говорят они, на красные словца не скупяся: «Скорое кушанье толокно — замеси да и в рот понеси!», «Хвалился пест, что толокно ест!», «Толокном Волги не замесишь!», «Поел пест толокна, да и не хвалит: нынче толокно, завтра толокно, всё одно — прискучит и оно!», «Было бы толоконце, а толоконнички-то всегда найдутся!» и т. д.

27-го августа — «Двое Пименов с Анфисой об руку стоят, к Савве-скирднику навстречу вышли!» На Савву-скирдника (28-го августа) зачинают-починают по степным местам убирать последний сжатый хлеб в скирды. Поставить скирды для мужика-хлебороба — дело привычное, нетрудное. «У хорошего хозяина — копна со скирдой спорит, а у лежебока — скирдешка с копенку!», но — «В хорошие люди попасть — не скидерку скласть!», «Пскович — Савва (псковский чудотворец) скирды справит, на ум направит!» Обычай класть скирды в каждой местности — свой, наособицу. 29-го августа — «Иван Постный», — день, посвящённый Православной Церковью воспоминанию об усекновении честной главы св. Иоанна, Крестителя Господня.

За Иваном Постным — Александр Невский. Об этом благоверном князе, русском святом, ходит по православной Руси немало сказаний народных. В одном из них, записанном в Орловской губернии, повествуется о победах св. Александра Невского[2]. Песнотворец- [349]стихосказатель погрешил в этом песенном сказе, и немало, против строгой, запечатленной в летописях правды, но остался вполне верен исконному русскому духу.

«Уж давно-то христианская вера во Россеюшку взошла, как и весь-то народ русский покрестился во нее, покрестился, возмолился Богу Вышнему», — начинается этот сказ. Далее приводятся слова, которыми русский народ-сказатель «возмолился»:

«Ты создай нам, Боже,
Житье мирное, любовное;
Отжени ты от нас
Врагов пагубных;
Ты посей на нашу Русь
Счастье многое!..»

Повествование продолжается со спокойствием летописи: «И слышал Бог молитвы своих новых христиан: наделял он их счастием многим своим. Но забылся народ русский, в счастии живя: он стал Бога забывать, а себе-то гибель заготовлять. И наслал Бог на них казни лютыя, казни лютыя, смертоносныя: он наслал-то на Святую Русь нечестивых людей — татар крымскиих»… Война всегда казалась мирному народу-пахарю «смертоносной казнью», хотя в лихие годины и поднимался он весь от мала до велика на защиту родины. «…и двинулось погано племя от севера на юг», — ведет свою повесть безвестный сказатель: «как сжигали-разбивали грады многие, пустошили-полонили земли русския. Добрались-то они до святаго места, до славнаго Великаго Новгорода»… Эти слова указывают на северное — новгородское — происхождение приводимого сказания. «Но в этом-то граде жил христианский народ: он молил и просил о защите Бога Вышняго. И вышел на врагов славный новгородский князь, новгородский князь Александр Невский. Он разбил и прогнал нечестивых татар; возвратившись с войны, он во иноки пошел, он за святость своей жизни угодником Бога стал»… За этим, особенно погрешающим летописной правде местом сказания следует моление, с которым, по слову сказателя, «притекают грешнии народы» ко св. Александру Невскому: «Ты, угодник Божий, благоверный Александр! Умоляй за нас Бога Вышняго, отгоняй от нас врагов пагубных! [350]И мы тебя прославляем: слава тебе, благоверный Александр, отныне и до века!» На том сказ и заканчивается.

За Александровым — Куприянов день (31-е августа). Собирают на этот день журавли свое первое вече на болотине, в лесной чаще: уговор держать — каким путем-дорогою на теплые воды лететь. Куприянов день — канун сентября. А «батюшка-сентябрь не любит баловать»: ветры-«сиверы» со полуночи дуют.

Примечания

  1. Август (Кай Юлий Цезарь Октавиан) — первый римский император, сын Кая Октавия и Атии — младшей сестры Юлия Цезаря; он родился 23 сентября в 63 г. до Р. Хр., был (в 45 г.) усыновлен Юлием Цезарем и — по его завещанию — наследовал его богатства и возымел тогда же (в 44 г.) намерение стать преемником и его власти. Но это удалось нескоро. Борьба республиканской, свергшей Цезаря партии с партией Антонин, мстившей за смерть диктатора, кончилась победою последней, но победа не явилась обеспечением мира. Борьба не угасала. Она вызвала войну против Антония, победителем которого явился Кай Октавиан, заключивший после того триумвират с ним и его другом, Лепидом, и разбивший республиканское войско. Новое столкновение с Антонием, новый союз и снова — разрыв. В 31-м году Октавиан, после рада войн и побед, оказался единственным властителем Римского государства, в 29-м — народ и сенат чествовали его триумфом, к 27-му он освободился от всех соперников и притворно сложил власть диктатора, в благодарность за что и получил имя Августа (angustus — священный), сохранив его впоследствии в виде императорского титула. Целый ряд новых победоносных войн, во все стороны раздвинувших пределы Рима, приобрел ему любовь народа и сосредоточил в его руках полное владычество над государством. Форма правления Августа и явилась тою, с какой связано понятие о монархической власти. При нём Рим достиг высокой степени могущества и благосостояния. Время его и теперь слывет за «золотой век Августа».
  2. Вел. кн. Александр Ярославович, прозванный — за свои победы над шведами на берегах Невы — Невским и сопричтенный Православной Церковью к лику святых, был вторым сыном вел. князя Ярослава Всеволодовича. Он родился 30 мая 1220 года, занимал престол великокняжеский (Владимирский) с 1252 года. До вступления на стол Мономахов, он был князем Новгородским. На его долю выпал подвиг охранять родную Русь от воинственных набегов шведов, ливонских немцев и литовцев в то самое время, когда остальная Русь стонала под напором татарского нашествия. 5-е апреля 1242 года — день самой славной битвы кн. Александра: знаменитого «Ледового побоища», нанесшего тяжкий урон северо-западным врагам народа русского. После смерти отца (в 1246 году) он проявил в отношении к татарским ханам политическую мудрость. Последним делом св. Александра Невского было выхлопотанное им освобождение русского народа от повинности выставлять для татарских полчищ военные отряды. Кончина благоверного князя, стяжавшего себе память заступника Земли Русской, последовала 14 ноября 1263 г. Он скончался на пути из Золотой Орды — в Городце Воложском — и был погребен во Владимире. Мощи св. Александра Невского открылись в 1380 году. В 1724 году, по воле Императора Петра I-го, они были перенесены в Петербург, где до сих пор почивают в Троицкой церкви Александро-Невской лавры.