Март-позимье
«Сшибет рог зиме» Власий — пастырь стад небесных, покровитель земных; подоспеет ему на подмогу Василий-капельник (28-е февраля), а там — на смену февралю-бокогрею и март-месяц из-за гор-горы — из-за чужедальних стран, с теплого моря-океана — на светлорусское раздолье широкое выйдет, красна-солнышка лучами честному люду улыбнется. Март — «no-зимний» месяц, с него на Руси «пролетье»-весна заканчивается.
Март — прозвище не русское, занесенное в старину к народу русскому от византийцев. В годы пращуров звался этот месяц на Руси «сухым» и «березозолом»; первый день его именовался «новичком», потому что с него — до начала XV-гo века, когда при великом князе Василии Димитриевиче[1], новолетие было перенесено на сентябрь, — велся счет новому году, а самый месяц стоял в ряду других первым.
Первое, марта, день, посвященный, по православному месяцеслову, памяти св. Евдокии, в простонародном изустном дневнике слывет за «Евдокею-плющиху». Снеговые сугробы в этом месяце подтаивают и, оседая, во многих местах распадаются на «плюшки»-делянки. «Авдотья-плющиха снег плющит!», — говорят в народе, справляющем в день «Евдокеи-подмочи порог» первую встречу весны. «Евдокея красна — и весна красна!», «Евдокея весну сряжает!» — продолжают свой причет об этом дне народные приметы. — «Откуда на Евдокеи ветром повеет, оттуда он подует весной и летом. Коли Евдокея с дождем, то быть лету мокрому. На Евдокеи погожо — все лето пригожо!»… Первое марта — первые оттепели весенние; с первых оттепелей деревенская детвора первые «веснянки»-песни запевает. Но случается, — и нередко, — что и «март морозом на нос садится», что «и на Евдокею мороз прилучится». Потому-то и приговаривают перед первым марта деревенские приметливые люди: «Тепло светит солнышко, да Авдотьей поглядывает — либо снег, либо дождь. Евдокея умоется — и нас обмоет. На Евдокеи снег — будет урожай, теплый ветер — мокрое лето, ветер с полуночи — холодное лето!». Народное погодоведение занесло в свой неписанный дневник, что иногда «Евдокея встоячь собаку снегом заносит», даром что она, плющиха, «снег настом плющит». Сельскохозяйственный деревенский опыт говорит, что, если на Евдокею холодно — скот придется кормить две лишних недели (по весне). А если «у Евдокеи вода», то — «у Егорья теплого (23-го апреля) трава», «Коли курочка в Евдокеи напьется (снеговой талой воды), то и овечка на Егорья (травы) наестся!». «Ни в марте воды — ни в апреле травы!».
С первого марта — первые весенние вихри крутятся, ветер начинает свистать, отчего Евдокею-плющиху и прозвали в некоторых местностях — «свистуньей». Но как ни крутись вихри-бураны, как ни сори март на землю снегом, а весна, подбирающаяся к русскому приволью, свое дело твердо знает: не обмануть её, красной, никаким затеям лукавым отживающей свои последние деньки зимы. Проведет плющиха по снегу свои плюшки, — начнут по деревням (в иных губерниях с 1-го марта, а в иных — несколько позднее) «кликать весну». Молодежь посельская сходится на пригорки за околицею, а детвора взлезает на амбары и сараи; и те, и другие кликали в старину, а местами и в наши дни кличут:
Что ты нам принесла?
Теплое солнышко…
Весна-красна!
Что ты нам принесешь?
Красное летечко…» и т. д.
А теплое солнышко — сплошь да рядом пригревает, под эту песенку, совсем по-весеннему, — словно и впрямь собирается уже вести красное летечко с травой-муравой шелковою, со цветами пестрыми духовитыми, с ягодами сладкими да со страдой-работою, со жнитвом, с покосом. «С Евдокеи» — снег, по старинному поверью, приобретает особую, целительную, силу; старухи-знахарки собирают его в облюбованных местах по пригоркам, обогретым солнышком до проталин, и дают после, из тщательно сохраняемых ото всякого лихого глаза кувшинов, болящему сельскому люду, — на пользование против самых разнообразных недугов-болестей.
Март-месяц считался некогда на деревенской Руси поканчиваю-щим сроки зимним наймам батраков и в то же время починающим весенние договоры. В старину так и договаривались: «С Евдокеи по Егорья», «С Евдокеи до Петрова дни» и т. д. Кое-где такой обычай сохранился и до сих пор, хотя в большинстве случаев эти сроки переносятся теперь на 23-е апреля — к «запасающему коров» Егорью-вешнему.
Подмочит, по народному присловью, Евдокея порог у хаты, — подарит чем когда захочет — либо снегом, либо дождем… Не успеет народ православный и оглянуться, не хватит времени старым людям приметливым обсудить все свои приметы, — как Герасим-грачевник (4-е марта) на Русь первых вешних птиц, грачей, с теплых стран впереди себя пригонит. Коли грачи прямо на старые гнезда летят, — весна, по примете, будет дружная: полая вода сбежит вся разом. В этот день бегают деревенские малые ребята к роще, занятой прошлогодними грачиными гнездами — «грачей следить».
Но, — говорят в народе, — «Герасим-грачевник не одного грача на Русь ведет, а и со Святой Руси кикимору гонит». В этот день, по старинному поверью, только и можно устрашать этого врага рода человеческого. «Кикиморы» — нечто вроде древнегреческих фурий: это — духи, витающие в воздушных пространствах, кующие свои ковы на люд крещеный и наслаждающиеся своей мстительностью за былые, неведомые миру обиды. Если кикимора облюбует чей-нибудь двор, — беда грозит хозяевам неминучая, — гласит суеверие, если не озаботятся они на Герасимов день поклониться об изгнании непрошенной гостьи знахарю. Изгнание совершается с особыми заговорами, — причем хозяева, перебираясь накануне обряда к соседям, оставляют в распоряжение знахаря свою хату. Он обметает все углы, выгребает золу из подпечка, «домовничает» в избе до самого вечера, — после чего и объявляет, что нечистая сила ушла восвояси на веки вековечные. Этот старинный обычай уцелел в народном обиходе только в самой захолустной глуши деревенской.
И. П. Сахаровым записано любопытное сказание об изгоняемых на Герасима-грачевника кикиморах. Оно довольно обстоятельно повествует об этой нечисти лукавой. По его словам, живет нечистая сила на белом свете — сама по себе: «ни с кем-то она, проклятая, не роднится: нет у нее ни родимого брата, ни родимой сестры, нет у ней ни родимого отца, ни родимой матери, нет у ней ни двора, ни кола, а перебивается, бездомовая, где день, где ночь»… Единственной радостью у нее является все губить да крушить, назло идти, миром мутить. Есть между этой силою нечистою «молодцы молодые зазорливые», прикидывающиеся то человеком, то змеем. «По поднебесью летят они, молодые молодцы, по-змеиному, по избе-то ходят они no-человечью»… Бывает, что соблазняют они своей «несказанной красотой» красных девушек. «И от той ли силы не чистыя зарождается у девицы детище», — продолжает сказание. «Проклинают отец с матерью его ещё до рождения, клянут-бранят клятвой великою: не жить ему на белом свете, не быть ему в урост человека, гореть бы ему век в смоле кипучей, в огне неугасимом». С этого заклятья «детище пропадает из утробы матери». Уносит его нечистая сила за тридевять земель в тридесятое царство, где оно нарекается «кикиморой» и начинает жить «у кудесника в каменных гоpax», расти в холе-неге на беду роду человеческому. К семи годам вырастает заклятое детище, научается всем премудростям, волшебству всякому. «Тонешенька, чернешенька та кикимора, а голова-то у ней малым-малешенька, с наперсточек, а туловища не спознать с соломиной». Но, несмотря на все свое убожество, видит она «далеко по поднебесью, скорей того бегает по сырой земле, не стареет целый век». И все-то ей, кикиморе, знаемо да видимо. Выбегает он в урочные годы на белый свет, на пагубу люду крещеному. И вот «входит кикимора во избу, никем, не знаючи, поселяется она за печку, никем не ведаючи; стучит-гремит от утра до вечера, со вечера до полуночи свистит и шипит по углам, со полуночи до бела света прядет кудель конопельную, сучит пряжу пеньковую»… Дело кончается тем, что забравшаяся — незвано и непрошено — в хату гостейка выживет из теплого, насиженного-належенного жилья всех хозяев своими причудами: «ничто-то ей, кикиморе, не по сердцу, а и та печь не на месте, а и тот стол не в том углу, а и та скамья не по стене». И принимается все она швырять-бросать, перестанавливать. «А и после того, — заканчивается сказание, — она, лукавая, мутит миром крещеным: идет ли прохожий по улице, а и тут она ему камень под ноги; едет ли посадский на торг торговать, а и тут она ему камень в голову. С той поры великия пустеют дома посадские, зарастают дворы травой-муравой»… Только сведомый во всяких кудесах знахарь, — да и тот всего один день в году, на Герасима-грачевника, — и может избавить хозяев дома от такого постоя безданного-безпошлинного. Старые люди советуют молодым — не жалеть на этот случай посулов-даров для знахаря-ведуна, умеющего по-своему разделываться со всяким наваждением. Не худо, впрочем, по их словам, служить, кроме того, и молебны памятуемому в этот день святому угоднику Божию.
За «Грачевником» на Русь — «Сороки» (9-е марта) идут. Сорок мучеников, воспоминаемых в этот день Православною Церковью, по простонародному присловию, торят путь-дорогу сорока утренникам (морозам) из которых — каждый все легче и мягче другого. По примете, если все сорок утренников пройдут подряд, быть всему лету теплому да ведряному, для уборки всякого полевого жита сподручному. В этот день прилетает вторая птица весенняя — жаворонки, а по старинному крылатому слову, не только они, а сорок птиц прилетают, сорок пичуг на Русь пробираются. «Сколько проталинок — столько и жаворонков!» — приговаривают деревенские погодоведы завзятые, для которых обступающая их отовсюду природа является открытою, хотя и никем не писанной книгою.
В ознаменование прилета звонкоголосых певцов полей, пекутся издавна в каждой семье, памятующей обычаи старины, по сорока жаворонков из теста («сороки святые — колобаны золотые»). На девятый день марта месяца — вторая встреча весны. В этот день, по народному дневнику, зима кончается, день с ночью меряется-равняется (равноденствие). С этого дня отсчитывают деревенские мужики-«гречкосеи» сорок морозов-утренников и, благословись, засевают гречу-дикушу, не опасаясь за всходы. Деревенская детвора с нетерпением ждет прихода «Сороков»: для нее это — день, лакомый ещё более, чем Власьев с его пышками. Помнятся ребятам сдобные, да обмазанные ещё вдобавок медом (или патокой сладкою), жаворонки; памятны и затейливые игры, приуроченные с незапамятных пор к этому дню, знаменующему собой приближение весны. Весела детвора на «Сороки», что вешний жаворонок, оглашающий чернеющиеся ранними проталинами поля, готовые сбросить с себя зимние покровы, первой песнею победы тепла над стужею.
«Ты запой, запой, жавороночек, |
Так величают пташку, несущую с собой тепло, красные девушки словами старинной песни, которую ещё и посейчас можно услышать в средневолжских губерниях, там, где за старину деревня крепче, чем по другим — подгородным — местам, держится.
С 12-м марта (днем Григория, папы римского) связана в народе примета о тумане. «Если утром туман Григорию дорогу застит», — говорит деревенский люд, — «быть большому урожаю на коноплю да на лен белый, на волокнистый!». В этот день в обычае разбрасывать по двору горсть-другую конопляного да льняного семени: на корм птицам. Опытные хозяева особенно зорко присматривают на Григорьев вечер за лошадьми: есть поверье, что, коли, — не дай Бог, — занедужится коню об эту пору, то все лето быть ему «не в своей силе».
За Григорием-римским — «Алексей с гор вода» на пятые сутки (17-го марта) идет: «Алексей — человек Божий, с гор вода, с холмов потоки». С этого дня ничто уже не может, по народной примете, остановить или задержать могучий наступательный ход весны-красной.
Бегут с гор вешние воды, шумят они, разбегаются по ложбинам ручьями быстрыми, поят ручьи поля, снегом крытые; все больше да больше проталин становится — куда ни кинешь взгляд. И солнышко ярче греет, и жаворонки, умильные Божьи пташки, заливаются — что ни день — все голосистее, — так и рассыпают серебро своих трелей над нивами земными с высоты полей небесных. «Дарья — грязная пролубница» обломает 19-го марта бережки у прорубей; посинеет лед, начнет его пучить-вздымать: вот-вот, того и гляди, тронется!.
Конец подходит позимнему март-месяцу, — Благовещенье, великий праздник (25-е марта), на двор глядит, чтобы завершить своим приходом последнее звено пестрой цепи предвесенних народных праздников — больших и малых — и начать собою вешние. У Благовещенья — свои вести-приметы, свои особые поверья, свои исконные обычаи стародавние.
Примечания
- ↑ Василий II-й Димитриевич, сын кн. Димитрия Ивановича Донского, великий князь всея Руси, родился в 1371-м, вступил на престол в 1389-м году. До самой кончины своей, последовавшей в 1425-м году, он вел борьбу с удельными князьями русскими. При нём был целый ряд мелких походов татар на Русь, один из которых связан с осадою Москвы (в 1408 г.). Василий II-й был женат на Софии, дочери литовского князя Витовта.