Перейти к содержанию

Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/II.21. Религия малайцев/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Народовѣдѣніе — Малайцы и мадагассы.
авторъ Фридрихъ Ратцель (1844—1904), пер. Д. А. Коропчевскій (1842—1903)
Оригинал: нем. Völkerkunde. — Перевод опубл.: 1904. Источникъ: Ф. Ратцель. Народовѣденіе. — четвертое. — С.-Петербургъ: Просвещеніе, 1904. — Т. I.

[454]

21. Религія малайцевъ.
„Демонизмъ, въ которомъ культъ предковъ играетъ значительную роль.“
Бастіанъ.
Содержаніе: Поклоненіе природѣ или вѣра въ предковъ? Преобладаніе вѣры въ предковъ. — Такъ называемыя изображенія фетишей. — Вѣра въ души негритосовъ. Доказательства высокой древности ея. — Сложное ученіе о душахъ. — Почитаніе черепа и костей. — Поклоненіе старымъ горшкамъ. — Культъ деревьевъ. — Почитаніе животныхъ. Люди-тигры. Суевѣріе относительно тигровъ. — Множественность духовъ. — Добрые и злые духи. — Видимые и невидимые духи. — Амулеты и реликвіи. Ганканъ альфуровъ. — Малайское ученіе о божествахъ. — Обоготвореніе людей. — Неопредѣленность высшаго существа. — Батара Гуру. — Основа сиваизма и буддизма. — Калоэ. — Военный богъ. — Морской духъ. — Солнце и луна. — Духъ землетрясенія. — Миѳологическія сказанія. — Представленіе о загробномъ мірѣ. — Сословіе жрецовъ. Колдуны. Жрицы. — Вѣра и обманъ. — Мѣста поклоненія.

Религіозное почитаніе предковъ и живая вѣра въ высшихъ и безчисленныхъ низшихъ духовъ, вмѣстѣ съ различными видами колдовства и разнообразными суевѣріями, составляютъ ядро древнѣйшихъ религіозныхъ представленій малайцевъ наряду со многими другими народами. Отъ малайца не ускользаютъ различныя особенности природы, но его наблюденія ведутъ лишь къ тому, чтобы населять природу духами, началомъ которыхъ служитъ почитаніе душъ, и пріобрѣтать амулеты и фетиши — предметы поклоненія или страха. Амулетомъ становится всякій предметъ, найденный на какомъ-либо мѣстѣ, гдѣ нельзя было ожидать найти его; охотникъ проситъ камень на дорогѣ: „помоги мнѣ наловить дичи“; если просьба его исполняется, камень для него и для всей деревни становится фетишемъ. Фетишемъ становится каждый камень или похожій на него предметъ, попадающійся во внутренностяхъ рыбъ, птицъ, буйволовъ или людей, смолистое утолщеніе на деревѣ, раковина, древесный корень, однимъ словомъ, все особенное и поражающее. Всегда новая, постоянно живая потребность обостряетъ глазъ. При этомъ принимаются во вниманіе не только переносные предметы: [455]горы признаются драконами и чудовищами, уединенныя скалы и всѣ горныя вершины считаются жилищами духовъ; въ кратерахъ вулкановъ совершаются адскія наказанія. Про Селебесъ разсказываютъ, что всѣ горныя возвышенности, на которыхъ прежде приносились человѣческія жертвы, пользуются особымъ почитаніемъ. Лѣса считаются мѣстопребываніемъ злыхъ духовъ. При расчисткѣ лѣса подъ пашню оставляютъ послѣднее дерево, при жатвѣ — участокъ рисоваго поля, быть можетъ, нарочно для того засѣянный, чтобы духи пощадили остальное. На Селебесѣ существуютъ страшные разсказы объ исполинскихъ змѣяхъ, которыя живутъ на вершинѣ Синалу, имѣющей своеобразную форму; на сѣверѣ этого острова каждая пещера считается мѣстообитаніемъ, по крайней мѣрѣ, одного духа; это надо Файл:Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/II.21. Религия малайцев/ДОИзображеніе предка у люсонскихъ игорротовъ. (Колекція д-ра Ганса Мейера въ Лейпцигѣ.) 1/12 наст. велич. принимать во вниманіе, пользуясь пещерами, лѣсами и горами, какъ мѣстами погребенія.

Народы, которые въ другихъ случаяхъ не знали изображеній божествъ и идоловъ, воздвигали душамъ предковъ каменные или деревянные памятники (см. рис., сбоку и стр. 460); у этихъ жалкихъ фигуръ приносятся клятвы и производятся священныя дѣйствія, и въ углубленія ихъ на мѣстѣ пупка вкладываются частицы жертвы. Пангулу Балангъ, каменное изображеніе баттаковъ, безъ сомнѣнія, въ сознаніи своихъ почитателей давно уже пересталъ быть изображеніемъ какого-либо предка; вмѣстѣ съ ростомъ общины, онъ сталъ покровительствующимъ духомъ цѣлаго кампонга. Если душа возвращается вскорѣ послѣ смерти и остается на такомъ мѣстѣ, гдѣ никто не долженъ спать, въ качествѣ покровительствующаго духа (какъ это признается на Тернате), впослѣдствіи она отправляется съ другими душами въ домъ духовъ. Старыя изображенія, оставляющія просьбы безъ исполненія, легко замѣняются новыми, но сами не предаются уничтоженію. Смотря по степени воздаваемаго имъ почитанія, имъ приносятся жертвы ежемѣсячно или ежегодно, въ послѣднемъ случаѣ съ большой торжественностью. Только въ этотъ день просьбы доходятъ до нихъ, а въ теченіе цѣлаго года могутъ остаться безъ вниманія. Обыкновенно могилы считаются священными мѣстами; ихъ избѣгаютъ такъ какъ, ступая на нихь, можно навлечь на себя несчастье, и къ нимъ приходятъ, чтобы снискать себѣ расположеніе носящихся около нихъ духовъ. Каменные ящики съ богато изваянными крышками представляютъ единственные монументы во всей области Минагассы.

Изслѣдуя происхожденіе малайскихъ идоловъ или фетишей, мы приходимъ обыкновенно къ изображеніямъ предковъ. Игорроты сѣвернаго Люсона не знаютъ никакихъ вещественныхъ воспроизведеній своихъ боговъ, но они сами называютъ двѣ грубо сдѣланныя человѣческія фигуры, которыя ставятся передъ ихъ житницами, изображеніями двухъ знаменитыхъ предковъ: они ввѣряютъ имъ охрану своего риса. Гансъ Мейеръ видѣлъ въ средней части Люсона передъ многими хижинами небольшую чашку съ кушаньемъ, которая ставилась на скамеечкахъ для отдыха и подкрѣпленія анитовъ.

У баттаковъ эти идолы, сдѣланные изъ мягкаго камня, представляютъ обыкновенно голову грубой работы, съ заостряющимся книзу угловатымъ концомъ, длиною около фута. Чтобы придать больше силы Пангулу Балангу, гурусъ просверливаетъ въ нижнемъ остромъ концѣ отверстіе, наполняетъ его волшебнымъ составомъ изъ внутренностей, губъ, носа, глазъ и ушей павшаго воина, и все это опять тщательно закрываетъ: благодаря [456]тому, Пангулу Балангъ получаетъ душу. Здѣсь можно видѣть остатокъ человѣческихъ жертвоприноніеній. Эти изображенія попадаются въ домахъ магометанъ, такъ же, какъ и язычниковъ. Рѣзныя палки, съ обвивающимися вокругъ нихъ фигурами животныхъ, служатъ баттакамъ на войнѣ въ видѣ значковъ и для изгнанія болѣзней; прислушиваясь внимательно, можно услышать внутри палки голосъ души, похожій на жужжанье (см. рис., стр. 391).

То немногое,что мы знаемъ о религіи негритосовъ, относится лишь къ вѣрѣ ихъ въ души. Они неохотно оставляютъ пустынныя мѣста, гдѣ живутъ Файл:Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/II.21. Религия малайцев/ДОСвященный кувшинъ, вѣроятно, изъ Борнео. (Государственный этнографическій музей въ Лейденѣ.) ⅙ наст. величины. духи ихъ предковъ. Къ тому мѣсту, гдѣ умеръ одинъ изъ числа ихъ, они обнаруживаютъ большой страхъ. Прикрывъ слегка трупъ и загородивъ проходы къ мѣсту погребенія, они оставляютъ это мѣсто и сообщаютъ о томъ сосѣдямъ; тотъ, кто осмѣливается вступить въ это запретное мѣсто, наказывается смертью. Любусы, стоящіе на такой же низкой ступени, слышатъ, какъ изъ умирающаго духъ выходитъ съ легкимъ шипѣніемъ; тотъ, кто умретъ безъ такого звука, не оставляетъ послѣ себя переживающаго его духа. У филиипинскихъ племенъ духи предковъ исходятъ изъ душъ дѣдовъ; бо̀льшая часть анитовъ безвредны, но анито главы общины вызываетъ страхъ.

Возможно, пожалуй, утверждать, что вѣра въ предковъ обратнымъ дѣйствіемъ породила все запутанное ученіе о душахъ малайцевъ. Множественность душъ, вслѣдствіе которой у человѣка бываетъ 3 или 7 душъ, отчасти живущихъ въ немъ самомъ, отчасти внѣ его, но находящихся въ связи съ его внутренней и душевной жизнью, можно приписать потребности связать съ душою возможно бо̀льшее число предметовъ. Когда намъ говорятъ, что злыя души, послѣ семикратнаго уничтоженія ихъ формы, могутъ, наконецъ, успокоиться, мы, очевидно, имѣемъ передъ собой ложно понятое переселеніе душъ. Страхъ внушаетъ не только свободная душа умершаго, но и блуждающая душа спящаго; перешагнуть черезъ спящаго или внезапно разбудить его значитъ нанести ему тяжелый вредъ.

Почитаніе череповъ, вмѣстѣ съ добываніемъ головъ, имѣетъ тѣсную связь съ почитаніемъ предковъ. Въ основаніи такого отношенія къ головамъ часто заключается мысль пріобрѣсти духа покровителя племени. Поэтому приморскіе даяки въ Бруни въ теченіе цѣлыхъ мѣсяцевъ оказываютъ головамъ особое отличіе, обращаются къ нимъ съ ласковыми выраженіями, даютъ имъ лучшіе куски за каждымъ обѣдомъ, листья и орѣхи бетеля и даже сигары (Фетъ). Черепа расписываютъ бѣлыми и красными полосами или чернятъ сурьмою, часто покрываютъ даже листовымъ оловомъ, а глазныя впадины заполняютъ раковинами (см. рис., стр. 134). У нѣкоторыхъ племенъ эти трофеи составляютъ собственность цѣлой деревни. Черепа животныхъ, въ особенности добытые на охотѣ, пользуются [457] почитаніемъ послѣ человѣческихъ череповъ, какъ у яванцевъ - магометанъ, такъ и у формозцевъ — язычниковъ. На негритосскихъ хижинахъ Люсона мы видимъ нижнія челюсти свиныхъ череповъ, а на наружныхъ стѣнахъ хижинъ игорротовъ — прибитые къ нимъ черепа свиней, буйволовъ, лошадей и собакъ (см. раскраш. табл. „Борнео, поселеніе игорротовъ на Люсонѣ“).

Всѣ даяки выставляютъ особенно охотно старинные сосуды, бланга или темпаянгъ (см. рис., стр. 456), въ своихъ домахъ, какъ почетное украшеніе. Прежде въ нихъ хранились реликвіи, и затѣмъ они пользовались почитаніемъ, какъ жилища духовъ. Этотъ обычай напоминаетъ почитаніе чашъ и урнъ Будды и странное суевѣріе японцевъ, которые поклоняются горшкамъ, найденнымъ на утесахъ морского дна. Въ домѣ начальника юго-восточнаго Борнео горшки и тазы представляютъ стоимость, по крайней мѣрѣ, въ 15 тыс. гульденовъ; самые цѣнные были выкопаны въ пустынномъ мѣстѣ, извѣстномъ только владѣльцу. Зеленые, голубые или коричневые сосуды, съ фигурами ящерицъ или змѣй, вывезенные изъ Китая, цѣнятся отъ тысячи до 3 тысячъ гульденовъ. Новый горшокъ посвящается принесеніемъ въ жертву животнаго и плясками. На Тиморской группѣ въ Омбаи высоко цѣнятся металлическіе сосуды, напримѣръ, мѣдныя мокко—до тысячи гульденовъ; различіе въ цѣнѣ опредѣляется знаками, извѣстными однимъ туземцамъ. Сосуды употребляются въ торжественныхъ случаяхъ въ качествѣ музыкальныхъ инструментовъ, причемъ ударяютъ рукой по крѣпко прилаженной крышкѣ. Нѣкоторые на половинѣ суживаются и снабжены ручкой; высота ихъ достигаетъ 30—60 см. Они состоятъ изъ нѣсколькихъ частей, къ которымъ подгоняются рисунки и фигуры; весьма старые, съ трещинами, цѣнятся всего выше. Грубыя китайскія фарфоровыя чашки, на островѣ Кей и другихъ островахъ, причисляются къ самому цѣнному семейному имуществу и отыскиваются также въ старинныхъ могилахъ. У каждаго бланги есть родословное дерево. Согласно легендѣ изъ Бандьермассинга, Ратутьямпа сошелъ съ неба и спустился въ Маджапагити на Явѣ; онъ сдѣлалъ эти сосуды изъ глины, оставшейся отъ сотворенія солнца, луны и звѣздъ. Изъ другихъ варіантовъ можно заключить, что творцомъ священныхъ сосудовъ былъ не кто иной, какъ Магатара (всемогущій); поэтому они приносятъ пользу дому, гдѣ сохраняются, и своему владѣльцу; здѣсь замѣчается связь со священнымъ значеніемъ земли и камней. При этомъ случаѣ мы можемъ напомнить священные камни, играющіе роль денегъ у микронезійцевъ. Священные сосуды защищаютъ и отъ болѣзней. Горшки, въ которыхъ приготовлялось кушанье людоѣдовъ, сохраняются на память. Горшки, считающіеся мѣстопребываніемъ душъ умершихъ, можно найти на Маріанскихъ островахъ.

Рядомъ съ почитаніемъ деревьевъ, пустившимъ глубокіе корни въ миѳологіи и космогоніи малайцевъ, мы видимъ уваженіе и страхъ, внушаемые каждымъ деревомъ нѣсколько необычнаго вида. У исполинскихъ деревьевъ, переплетшихся между собою или служащихъ гнѣздами бѣлыхъ муравьевъ, можно съ увѣренностью найти миніатюрный домикъ, гдѣ приносятся жертвы духу. Въ искалѣченное дерево или, скорѣе, въ живущаго въ немъ злого духа бросаютъ камнями. Растенія и цвѣты приносятся въ видѣ жертвъ: Hibiscus rosea и Dracaena terminalis почитаются, какъ добрые духи, и употребляются для охраны отъ злыхъ. Коренья, указанные добрыми духами колдуну, сообщаютъ власть противъ злыхъ духовъ. Пальма риронгъ сажается на могилахъ и около угловыхъ подпорокъ вновь построенныхъ домовъ. На рисовыхъ поляхъ приносятся жертвы богинѣ плодородія, и къ самому рису относятся, какъ къ одушевленному существу. Ростъ его сопровождается исполненіемъ различныхъ обычаевъ, напоминающихъ тѣ, которые имѣютъ отношеніе къ беременности; къ сжатому рису [458]обращаются съ ласковыми именами, чтобы онъ лучше держался и, когда его посѣютъ, принесъ богатый приплодъ (см. рис., стр. 41). На архипелагѣ Сулу дерево чампаи (Michelia) изъ года въ годъ усѣеваетъ могилы своими бѣлыми цвѣтами. Дерево дурьянъ окружено особыми легендами: въ нѣкоторыхъ странахъ востока оно считается собственностью правительства, и посадкою его выражаются извѣстныя права владѣнія. У люсонскихъ негритосовъ почитается, въ качествѣ высшаго существа, баснословное животное съ лошадиной головой, живущее въ деревьяхъ, подъ именемъ Балендика. Дерево тьемара (Casuarine) служитъ носителемъ разнообразныхъ суевѣрій. На Явѣ считается дурнымъ знакомъ, когда тьемаровое дерево хорошо разростается вблизи дома; если же дерево засыхаетъ безъ всякаго внѣшняго вліянія, то семьѣ предстоитъ счастливая жизнь.

Животныя играютъ въ малайскомъ суевѣріи выдающуюся роль. Они тѣсно связываются съ человѣческимъ міромъ вѣрою въ переходъ человѣческихъ душъ въ животныхъ, съ помощью обмѣна душъ. Мужчины и женщины, у которыхъ нѣтъ бороздки подъ носомъ на верхней губѣ, Файл:Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/II.21. Религия малайцев/ДОБуйволъ: амулетъ (?) гинановъ Люсона, сдѣланный изъ воска. (Коллекція д-ра Г. Мейера въ Лейпцигѣ.) ½ наст. велич. Ср. текстъ, стр. 462. считаются способными превращаться въ тигровъ; превращеніе въ вампировъ и свиней также считается возможнымъ. Тигровъ съ человѣческими душами нелегко поймать. Вообще за тиграми, къ которымъ обращаются съ названіями: „дѣдушка“, „старичекъ“ и т. под., туземцы не любятъ охотиться до тѣхъ поръ, пока они оставляютъ собственность своихъ почитателей въ покоѣ: вомногихъ деревняхъ на Явѣ имѣется деревенскій тигръ, матьянъ кампонгъ, питающійся остатками убитыхъ животныхъ, очищающій страну отъ другихъ хищныхъ звѣрей и отожествляемый съ какимъ-нибудь умершимъ лицомъ. Но если онъ попадется въ западню, произведетъ нападеніе на деревенскій скотъ или умертвитъ кого нибудь изъ жителей, то за нимъ охотятся съ тѣмъ бо̀льшимъ ожесточеніемъ, что оружіе, орошенное его кровью, становится цѣннымъ талисманомъ. Точно также относятся къ крокодиламъ: малайскіе правители ведутъ отъ нихъ свое происхожденіе, и на Банкѣ они считаются равными имъ. Поэтому изображеніе крокодила нерѣдко можно видѣть на щитахъ малайцевъ, а въ Талаутѣ — даже въ формѣ щитовъ. Во многихъ случаяхъ душа за грѣхи, совершенные при жизни, отдѣляется отъ тѣла, покоющагося въ могилѣ, и на нѣкоторое время должна войти въ животное. И здѣсь мы видимъ вмѣшательство фантастическаго творчества индусовъ: такъ буютъ-ронкехъ, спереди тигръ, сзади серна, оборачиваясь, всегда видитъ серну и, терзая ее, терзаетъ свое собственное тѣло; эту форму принимаетъ тотъ, кто въ жизни пріобрѣталъ добро неправдой. Разбогатѣвшій волшебными средствами послѣ смерти принимаетъ видъ бѣлой кошки. Скупцы и ростовщики послѣ смерти должны скитаться въ видѣ гремучихъ змѣй и т. под. животныхъ. Существуютъ животныя, приносящія счастье и несчастье; ихъ голоса дѣйствуютъ понуждающимъ или задерживающимъ образомъ. Тагалы приписываютъ неизвѣстной намъ птицѣ тиктикъ свойство дѣлать видимыми злыхъ духовъ для тѣхъ, кто всего болѣе подверженъ ихъ нападеніямъ.

Формы суевѣрія, связаннаго съ животными, безчисленны. Беременныя на Ніасѣ не должны проходить мимо тѣхъ мѣстъ, гдѣ произошло умерщвленіе человѣка или животнаго, или-же сожженіе жертвы съ заклинаніями, такъ какъ у ребенка могутъ оказаться нѣкоторыя судорожныя движенія умирающаго человѣка или животнаго. По той же причинѣ [459] и по нѣкоторымъ другимъ, малайцы не колютъ свинью и не разрубаютъ ее, безъ того, чтобы этого не началъ кто-нибудь другой; они не убиваютъ и куръ. Если кто-нибудь нечаянно наступилъ на цыпленка и задавилъ его до смерти, то это искупается жертвой. Малайскія женщины не ѣдятъ мяса птицы буйюву — иначе ребенокъ будетъ кричать такъ же, какъ эта птица. Онѣ не смотрятъ на обезьянъ, чтобы у ребенка не оказалось обезьяньихъ глазъ и лба. Онѣ не ѣдятъ свиней, убитыхъ по случаю погребенія, — иначе у ребенка выростутъ копыта. Онѣ не ѣдятъ и древесныхъ жуковъ (эра), чтобы ребенокъ не страдалъ грудью. Онѣ не глядятъ на рыбу байву и не убиваютъ змѣй, чтобы ребенокъ не болѣлъ желудкомъ. Онѣ никогда не сжигаютъ жнивья и травы въ полѣ: при этомъ крысы и мыши могутъ сгорѣть, и ребенокъ можетъ оказаться хворымъ; по той-же причинѣ онѣ не кладутъ соли въ кормъ для свиней. Любимыми амулетами для колдовства служатъ зубы, когти, въ особенности тигровые, и пяточныя кости (см. рис., стр. 460). На Явѣ можно услышать невѣроятные разсказы объ обезьянѣ съ человѣчьимъ лицомъ, живущей въ восточныхъ лѣсахъ; кто ее поймаетъ, тотъ будетъ счастливъ. Изъ формы печени свиньи или курицы стараются опредѣлить, — долго-ли еще предстоитъ жить. Негритосы Люсона выпрашиваютъ у большой змѣи хорошихъ мѣстъ, гдѣ водится дичь и гдѣ можно достать медъ; у люсонскихъ пампанговъ есть заклинатели змѣй, на подобіе индусскихъ.

Наши ограниченныя свѣдѣнія о малайскомъ мірѣ духовъ не позволяютъ намъ глубоко вдаваться въ классификацію безчисленныхъ духовъ. На Гальмагерѣ глава духовъ называется Гвузуонгъ, или Пфузуонгъ, живущій въ недоступномъ для людей Вауро; на Тернате самый большой изъ вонговъ называется Іо-Дурьянъ. Но нельзя сказать съ увѣренностью, что повсюду существуетъ такая же градація, какъ у баттаковъ, у которыхъ къ богамъ примыкаютъ великіе духи, сомбаоны. Къ душамъ умершихъ они не имѣютъ никакого отношенія: это — духи природы ограниченнаго круга дѣйствія, — горные, лѣсные и морскіе духи. Повсюду, куда проникали магометанскія вліянія, понятіе „джина“ принимало всѣ степени и виды духовъ. Факты показываютъ намъ, что сами народы неодинаково относятся къ своимъ духамъ. Съ низшими изъ нихъ даякъ считаетъ возможнымъ управиться съ помощью заклинаній и волшебныхъ формулъ. Такъ какъ эти духи самые многочисленные, то заклинаніе ихъ и ворожба процвѣтаютъ въ высшей степени и прокармливаютъ особую касту гурусовъ, колдуновъ и знахарей.

Разнообразіе духовъ придаетъ вѣрованіямъ индивидуальные оттѣнки, смотря по тому, какіе духи выступаютъ на первый планъ. Но корни этихъ представленій не многочисленны. Разнообразіе заключается не въ системѣ, а въ развитіи нѣсколькихъ основныхъ идей. Впрочемъ, высшія изъ нихъ недоступны массѣ народа; послѣдняя видитъ духовъ, на которыхъ она надѣется или которыхъ боится, не въ высотѣ, недоступной нашимъ чувствамъ, а по близости около себя. Добрыхъ и злыхъ духовъ малайцы считаютъ принадлежащими къ ихъ жизненному кругу, такъ какъ въ ихъ дѣятельности они не видятъ никакого сверхъестественнаго вмѣшательства чуждаго міра въ ихъ собственный.

Желая классифицировать духовъ по ихъ дѣйствіямъ, мы должны сангчіанговъ даяковъ, янговъ яванцевъ и вонговъ Молуккскихъ острововъ настолько признать добрыми духами, насколько они сами приносятъ пользу или, посредствомъ жертвъ, могутъ быть понуждаемы къ сопротивленію злымъ духамъ. Къ этой категоріи принадлежатъ всѣ покровительствующіе духи въ амулетахъ и священныхъ клейнодахъ. На Явѣ у каждаго рисоваго поля есть свой духъ; прежде, чѣмъ жрецъ не принесетъ ему даровъ, не многіе рѣшатся начать сѣвъ или жатву. Къ счастью, пріобрѣсти покровительствующаго духа нетрудно. Если можно предположить присутствіе духа [460]въ какомъ-нибудь „багарѣ“, то его приносятъ къ гуру; жрецъ отправляется въ священное мѣсто деревни, гдѣ стоитъ Пангулу Балангъ, получаетъ соотвѣтствующее угощеніе и заставляетъ духа войти въ этотъ предметъ. Лимонный сокъ съ имбиремъ и перцемъ есть также важная составная часть сока, употребляемаго при заклинаніи, который, будучи впрыснутъ въ глаза, позволяетъ видѣть духовъ.

Между тѣмъ, какъ огромное большинство душъ становится добрыми духами, души непогребенныхъ, умершихъ вдали отъ родины или насильственной смертью превращаются въ злыхъ духовъ. Имъ приносятся самыя большія жертвы; даже дары послѣ жатвы служатъ для умиротворенія злыхъ духовъ. Они индивидуализированы гораздо рѣзче добрыхъ. Обитатели Явы знаютъ злого духа пустыни, котораго они называютъ Ауль; другой, съ Файл:Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/II.21. Религия малайцев/ДОТалисманъ изъ сѣвернаго Борнео и изображеніе предка, изъ Ніаса. (Дрезденскій этнографическій музей.) Ср. текстъ, стр. 459 и 455. странной, обманчивой внѣшностью, Билунъ-Самакъ, водяной духъ, плавая на поверхности въ видѣ большого листа или плетеной цыновки, увлекаетъ свои жертвы въ глубину. Ментакъ, принимая, наоборотъ, безобидную форму маленькаго ребенка, ходитъ по рисовымъ полямъ и приноситъ болѣзнь растеніямъ. Отъ Кунтіанака или Пунтіанака, имѣющаго форму безобразнаго калѣки, тамъ, гдѣ женщина собирается родить, тщательно охраняется жилище, разводится огонь и ставится стража съ горящими факелами. На восточиыхъ островахъ большинство злыхъ духовъ, повидимому, представляется въ формѣ лѣсныхъ духовъ, быть можетъ, въ противоположность добрымъ духамъ предковъ, живущимъ вокругъ деревень. Злые духи боятся свѣта; поэтому въ тѣ мѣста, гдѣ имъ приносятъ жертвы, пускаютъ стрѣлы съ прилѣпленными къ нимъ восковыми свѣчами. Освященной водѣ приписываютъ скорѣе цѣлебныя, чѣмъ очистительныя свойства. Несчастье связано съ вещами и людьми и должно быть отвращаемо, ио крайней мѣрѣ, перемѣной внѣшности; поэтому изъ разрушеннаго дома не слѣдуетъ брать матеріала для новаго. Воображеніе, ищущее опоры, хватается за тысячи мелочей: оно заставляетъ держать передъ пожаромъ зеркало, чтобы онъ самъ испугался себя; если дождь разомъ начинается и тотчасъ же перестаетъ, то это означаетъ, что совершено убійство. Для несчастныхъ людей недостаточно только перемѣнить имя: они должны срубить пизангъ и похоронить его вмѣсто себя со всѣми погребальными церемоніями; только тогда они зароютъ свое несчастье въ землю. Большая часть малайскихъ праздниковъ имѣетъ цѣлью умиротвореніе злыхъ духовъ. Лѣченіе больныхъ заключается въ изгнаніи злого духа. При переходѣ изъ плоской возвышенности Тоба въ лихорадочную прибрежную низину приносится жертва духу перемежающейся лихорадки. Въ постоянныхъ жертвенныхъ мѣстахъ для злыхъ духовъ, такъ же, какъ въ домикахъ для душъ, ставятся кушанья. [461] Для удаленія злыхъ духовъ дѣтей обкуриваютъ сженымъ лукомъ, сѣрой и т. под.

Жизнь, проникнутая страхомъ, этихъ народовъ отмѣчаетъ безчисленные примѣты смерти, къ которымъ у даяковъ принадлежатъ видъ или крикъ совы, появленіе змѣи въ домѣ, паденіе дерева передъ глазами, шумъ въ лѣвомъ ухѣ и, въ особенности, внезапное измѣненіе расположенія духа.

Невидимые духи заполняютъ также промежутки въ веществѣ видимыхъ предметовъ. Къ нимъ принадлежатъ многочисленные джуриги, въ которыхъ вѣрятъ яванцы. На всякомъ мѣстѣ, свободномъ отъ злыхъ духовъ, можно съ увѣренностью найти джуриговъ. Лишь случайно показываются они въ образѣ тигра или огненной змѣи; по существу своему, они — злые духи. Болѣе мягкую форму представляютъ также воображаемые яванцами гандерува и веве, насмѣшливые кобольды мужского и женскаго пола, невидимо мучащіе человѣка. Самая обыкновенная форма этихъ мученій заключается въ бросаніи камней или оплевываніи платья слюною, красною отъ разжеваннаго бетеля. Тѣмъ и другимъ уподобляются бегу баттаковъ, будучи еще болѣе своеобразными среди міра воплощенныхъ духовъ, такъ какъ они — не что иное, какъ дыханіе, воздухъ безъ тѣла. Къ числу ихъ принадлежатъ невидимые духи болѣзней; видѣть можно только страшнаго бегу Налалаина, духа раздоровъ и убійства, который пробирается позднимъ вечеромъ съ огненными глазами, длиннымъ краснымъ языкомъ и когтями на рукахъ. Съ нимъ сходенъ по виду страшный для обитателей Гальмагеры Булунгсуанги, злое существо, ползающее по землѣ, Бегу стараются даже завладѣть трупомъ; противъ нихъ направлены безпрерывные удары мечомъ, которые сыплетъ во всѣ стороны улубалангъ, идущій впереди погребальнаго шествія.

Амулеты получаютъ высшее религіозное значеніе, когда къ нимъ присоединяется извѣстная политическая роль: находясь въ обладаніи царствующихъ семействъ, они становятся государственными клейнодами, и почитаніе ихъ чрезвычайно возрастаетъ. На Селебесѣ можно слышать, какъ къ мелкимъ деревенскимъ начальникамъ или членамъ семействъ, уже болѣе не правящихъ, прилагается титулъ князя; это значитъ, что эти люди владѣютъ клейнодами, достойными почитанія. Въ такомъ священномъ домѣ стоитъ на столѣ корзиночка или ящичекъ, заботливо прикрытый саронгомъ; рядомъ съ нимъ горятъ благовонныя вещества и восковыя свѣчи. На стѣнѣ или на полу можно замѣтить оружіе и т. под. хламъ и двѣ или три мѣдныя чашки, одну съ варенымъ рисомъ, а другую съ листьями бетеля и всѣми необходимыми принадлежностями для жеванія его. Уже одинъ взглядъ на содержащееся въ корзиночкѣ или ящичкѣ причиняетъ смерть.

Къ этимъ священнымъ предметамъ народъ обращается въ каждой опасности. Имъ приносятъ въ жертву куръ, козъ и буйволовъ; ихъ опрыскиваютъ буйволовой кровью и носятъ въ процессіяхъ. Клятвы, данныя на этихъ клейнодахъ, имѣютъ больше значенія, чѣмъ принесенныя на коранѣ. Но по отношенію къ этимъ священнымъ предметамъ должны соблюдаться строгія правила. Когда ихъ несутъ, каждый, узнавшій объ этомъ, долженъ присоединиться къ процессіи; кто этому сопротивляется, тотъ подвергается штрафу. Штрафъ, на основаніи принципа „мертвой руки“, достается обладателю клейнодовъ. Если оказано было дѣятельное сопротивленіе, въ прежнія времена виновный, иногда съ семьей и родственниками, становился рабомъ священнаго предмета; рабыня, обращающаяся къ покровительству послѣдняго, также становится его собственностью: прежній владѣлецъ теряетъ тогда всѣ свои права. Собственностью подобнаго предмета становится и выморочная земля. Всѣ эти клейноды — не что иное, какъ амулеты или государственные фетиши, носящіе извѣстный политическій [462]отпечатокъ. Поклоненіе имъ исходитъ изъ того времени, когда существовало еще много мелкихъ, независимыхъ царствъ. Въ различныхъ частяхъ архипелага можно услышать одно и то же сказаніе о князьяхъ, нашедшихъ золотую вещь (на Тернате кусокъ точильнаго камня), которая, почитаемая, какъ амулетъ, привлекала столько посѣтителей, что они отдали ее другимъ, и она попала, наконецъ, въ руки одного бѣднаго князя, число подданныхъ котораго съ тѣхъ поръ значительно увеличилось. Такъ, при разселеніи племени, первое поселеніе, обладавшее амулетомъ, считалось выше другихъ, и богатство его возрастало.

Эта грубая вѣра въ амулеты на западѣ, подъ вліяніемъ чужеземной культуры, принимаетъ болѣе утонченную форму. Мѣсто корней и камней заступаютъ реликвіи, различныя вещи, переходящія по наслѣдству и изреченія изъ корана. Всего выше цѣнятся реликвіи — оружіе, въ особенности, когда имъ были нанесены смертельныя раны, драгоцѣнные камни и всего болѣе сѣрые алмазы изъ Мартапуры, называемые душами алмазовъ, тѣмъ болѣе, если они прежде служили уже подобной же цѣли. Старинные каменные топоры и громовыя стрѣлы раздѣляются на мужскіе и женскіе и считаются обладающими большой волшебной силой. Изреченія изъ корана, написанныя на бумагѣ, защищаютъ отъ духовъ и приносятъ счастье. Ихъ скатываютъ и носятъ на головѣ или на тѣлѣ. Другія изреченія быстро доставляютъ богатство или охраняютъ домъ отъ злыхъ вліяній. Маленькія модели домовъ, часто съ змѣею въ двери, считаются у даяковъ цѣлебнымъ средствомъ, такъ же, какъ и деревянныя изображенія крокодиловъ и другихъ животныхъ (см. рис., стр. 458).

Колдовство получаетъ научный характеръ въ „нгильму“, которымъ знающему человѣку дается въ руки орудіе неограниченнаго могущества. „Нгильму“ есть познаніе звѣздъ, искусство приготовленія любовныхъ напитковъ и быстраго обогащенія и такъ же относится къ „рапалю“, какъ наука къ ремеслу или теорія къ практикѣ. Въ этомъ смыслѣ яванцы — народъ, любящій науку болѣе другихъ. Нгильму, между прочимъ, есть искусство воровать безнаказанно, а рапаль — усыпленіе жителей дома волшебнымъ средствомъ, произведенное воромъ. Если примѣненіе рапаля оказывается неудачнымъ, его считаютъ обманомъ и отказываются отъ него, а нгильму всегда остается предметомъ уваженія. Онъ является также и тайнымъ знаніемъ магометанъ. Самое высшее въ немъ заимствовано изъ корана. Кто можетъ сказать, почему дыханіе называется дыханіемъ, какъ оно называется днемъ и ночью, при выдыханіи и вдыханіи, куда оно уходитъ послѣ смерти и гдѣ оно пребываетъ тогда, — тотъ отчасти уже обладаетъ нгильму. Причина, почему ему обучаютъ лишь нѣсколькихъ довѣренныхъ лицъ, заключается въ опасеніи, что если всѣ будутъ знать его, то отъ этого произойдутъ многія недоразумѣнія; тогда и храмы разрушатся, и сила правителей ослабѣетъ.

Ученіе о божествахъ не такъ богато и не такъ разработано въ подробностяхъ, какъ ученіе о духахъ и призракахъ. Три высшія божества — Батара Гуру, Сорипада и Мангалабуланъ, для массы существуютъ только въ теоріи; баттаки, напримѣръ, на практикѣ имѣютъ дѣло лишь съ духами. Божества только тамъ выступаютъ яснѣе, гдѣ вѣрованія придаютъ имъ функціи, стоящія выше функцій духовъ, гдѣ идеи склоняются къ космогоническимъ проблемамъ или гдѣ уже недостаточно цѣлаго сонма отдѣльныхъ духовъ. Въ особенно важныхъ случаяхъ, касающихся цѣлаго народа, возвышаются даже до молитвы къ высшему богу, творцу всего, которая и христіанскихъ миссіонеровъ трогала своею искренностью. Имя высшаго существа повторяется и при страшныхъ клятвахъ. Вліяніе ислама ничего не измѣнило въ этомъ отношеніи. Въ мѣстности Голонтало, напримѣръ, господствующая религія — магометанская, но основаніемъ ей служатъ [463] неизмѣнившіеся старинные языческіе обычаи и привычки. Такъ же, какъ нѣкогда вѣра индусовъ вытѣснила мѣстную вѣру въ божества дома, поля и лѣса, почитаніе предковъ и поклоненіе матери-землѣ и отцу-солнцу, исламъ въ послѣдніе вѣка вытѣснилъ почитаніе священной смоковницы и браманскихъ боговъ и богинь; однако, онъ воспринялъ многое изъ древнихъ обычаевъ, и мы напрасно пытались бы рѣзко разграничить эти три наслоенія. Часто покровительствующими духами называются возвратившіяся на землю души героевъ или предковъ; видя въ Тиморлаутѣ въ каждой деревнѣ покровительствующаго духа, въ формѣ деревянныхъ человѣческихъ фигуръ, мы видимъ передъ собою настоящую антропотеогонію. Въ историческихъ случаяхъ мы ясно распознаемъ процессъ обожествленія. Сэръ Джемсъ Брукъ освободилъ даяковъ отъ притѣсненія малайцевъ и ничего не хотѣлъ взять за это. Что же могло понудить его къ тому, если бы онъ не былъ болѣе, чѣмъ обыкновенный человѣкъ? Уоллеса во многихъ мѣстахъ осаждали вопросами — правда ли, что Брукъ такъ же старъ, какъ горы, и что онъ можетъ оживлять мертвыхъ.

Высшее существо такъ далеко отъ народа, что онъ едва можетъ дать ему какое-нибудь имя. Это пустое мѣсто легко можетъ занять низшее или чуждое божество, какъ, напримѣръ, помогавшій въ дѣлѣ творенія Батара Гуру, который повсюду, гдѣ распространился исламъ, пріобрѣлъ магометанскую окраску. Необъяснимымъ остается названіе высшаго существа Лубуланги у ніасцевъ, Кабига — у иламутовъ и Мальяри — у цамбаловъ; у люсонскихъ ифугао Кабигатъ является сыномъ высшаго бога Кабуньяна, отъ браковъ котораго съ его сестрами произошло человѣчество. Часто можно встрѣтить такія названія: „господинь тамъ наверху“. Онъ считается безполымъ существомъ, и вѣрующіе думаютъ, что большое отдаленіе его отъ земли мѣшаетъ ему слышать молитвы. Съ другой стороны, у тагальскихъ племенъ Люсона богиня является дочерью высшей божественной четы или супругою высшаго бога, который и въ другихъ мѣстахъ считается состоящимъ въ супружествѣ; каталанганы знаютъ даже двѣ высшія божественныя четы. Гальмагерскій богъ считается, напротивъ, одинокимъ существомъ; онъ научилъ законамъ мудрыхъ битонговъ, называемыхъ его посланниками, а эти послѣдніе научили имъ другихъ и затѣмъ исчезли. У даяковъ высшему богу Тупа, который управляетъ молніей и громомъ на небѣ, не молятся; другое божество, Санггіангъ Асаи, можетъ превратить женщину въ бѣлую скалу.

Батара Гуру въ индусско-яванскихъ надписяхъ выступаетъ со всѣми аттрибутами высшаго божества. Это возвышеніе не нарушаетъ, однако, основного политеистическаго характера, хотя девы отступаютъ передъ нимъ. Рядомъ съ нимъ являются высшими богами — Суріа, солнце, и Каламерта, богъ или богиня плодородія и смерти. Его положеніе какъ бога кающихся, повѣрье, что онъ спускается на землю вмѣстѣ съ опустошительной бурей, что онъ сражается огнемъ, позволяютъ видѣть его сходство съ Сивой индусскихъ вѣрованій, но въ яванской переработкѣ всѣ его разрушительныя наклонности такъ ослаблены, что почти незамѣтны. Въ другихъ свидѣтельствахъ яванскаго индуизма онъ стоитъ позади отдаленнаго высшаго божества, въ нѣкоторомъ промежуточномъ положеніи, въ которомъ онъ заканчиваетъ твореніе, назначаетъ мѣста богамъ политеистическаго пантеона и управляетъ ими и землею. Въ этомъ положеніи онъ признается родоначальникомъ низшихъ божествъ, а въ то же время и человѣка. Но даяки южнаго Борнео различаютъ Магадару Сангена, какъ родоначальника боговъ, и Магадару Сингсанга, какъ родоначальника человѣка. У орангъ-бенуа все твореніе, между прочимъ и человѣка, вполнѣ находится въ рукахъ высшаго божества, которое невидимо живетъ надъ небомъ; однажды оно разбило скорлупу, въ которой заключена была земля, и изъ глубины поднялись могучія горы, сдерживающія все строеніе земли; [464] затѣмъ божество посадило первую человѣческую чету въ челнокъ, въ которомъ она долго носилась по водѣ. Между Пирманомъ и человѣкомъ стоятъ джины, изъ которыхъ самый могущественный, джинъ Буми, насылаетъ болѣзни. Ему подчинены духи деревьевъ, рѣкъ, горъ и пр. Новѣйшія изслѣдованія выяснили основу сиваизма въ представленіи о Батара Гуру и связь его съ Буддой, но при этомъ вполнѣ сохранился основной малайскій характеръ, выражающійся въ признаніи за этимъ божествомъ значенія творца и хранителя міра, во главѣ немногихъ высшихъ божествъ. Чужеземныя божества принимаютъ національный характеръ даже и тамъ, гдѣ индусскіе слѣды еще достаточно замѣтны. Къ нимъ примыкаютъ заимствованные изъ ислама Пади Аллахъ и Наби Магометъ.

Подъ названіями Калоэ, Калуэ, Клоэ въ Борнео выступаетъ богиня, живущая въ подземномъ мірѣ и то охраняющая жатву, то приносящая вредъ беременнымъ и новорожденнымъ. Ее сравнивали съ Прозерпиной и Люциніей древности. Яванцы кладутъ для этой охранительницы рисовыхъ полей жертвы изъ кушаньевъ и напитковъ въ жертвенныхъ домикахъ и прибавляютъ къ нимъ зеркало, гребень и благовонное масло, такъ какъ эта дочь боговъ пользуется репутаціей суетности. Для ея удовольствія игорроты устраиваютъ охоты за черепами. Сочетаніе празднествъ очищенія или искупленія съ обычаями, соблюдаемыми при жатвѣ, производитъ такое впечатлѣніе, какъ будто силы, вызываемыя изъ нѣдръ земли для споспѣшествованія росту хлѣба, должны быть возвращаемы въ подземный міръ. И богъ войны имѣетъ извѣстную связь съ растеніями: на Гальмагерѣ старѣйшина отправляется въ лѣсъ къ дереву, въ которомъ просверлено отверстіе, и проситъ духа спуститься на носилки; здѣсь ему предлагаются кушанья, а присутствующіе исполняютъ военный танецъ. Точно также на Серамѣ передъ войною процессія выноситъ „духа священнаго дерева“ изъ лѣсу, а по окончаніи войны торжественно относитъ его обратно. И здѣсь мы видимъ немало сходства съ полинезійскими обычаями (ср. стр. 313).

Надъ обыкновенными духами значительно возвышается женскій духъ океана. Онъ не только господствуетъ въ морѣ, но и далеко на сушѣ, надъ утесами и пещерами. Яванская легенда называетъ его дочерью правителя Паджаджарана, которая убѣжала отъ отца, потому что отказывала всѣмъ искателямъ ея руки. Изгнанная на южный берегъ Явы, страдая отъ мучительной болѣзни, она напрасно молила боговъ о помощи. Наконецъ, она обратилась къ Сивѣ-истребителю; злые духи схватили ее, бросились вмѣстѣ съ ней въ море, и демоны морского дна избрали ее своей царицей. На сушѣ любимымъ мѣстопребываніемъ ея служитъ пещера на рѣкѣ Упакъ. И ей предлагаются зеркало, гребень и душистое масло. Сестра ея безобразна: она — альбиноска и глухонѣмая и съ пустыннаго острова, куда она была изгнана, была уведена купцами. У баттаковъ есть также морскіе духи, называемые „нага“. Они находятся на одномъ уровнѣ съ высшими сомбалонами и были рождены божествомъ. Чета этихъ наговъ на Тобахскомъ озерѣ пользуется высокимъ почитаніемъ всѣхъ тамошнихъ обитателей; мужескій духъ живетъ возлѣ берега, а женскій — въ сухомъ каменномъ жилищѣ, въ глубинѣ среди озера.

Солнце и луна вездѣ считаются великими богами, а звѣзды — ихъ потомствомъ. Негритосы, убивъ животное, бросаютъ кусокъ мяса вверхъ, приговаривая: „и это тебѣ“, а грому приносятъ въ жертву свиней. На Тиморлаутѣ солнце считается мѣстопребываніемъ главнаго бога, тогда какъ женская половина его находится въ землѣ. Для луннаго затменія существуетъ выраженіе: „змѣя съѣла луну“. Храмы украшаются, и молодыя дѣвушки должны причитывать, что мѣсяцъ умираетъ, тогда какъ окружающіе смѣются и шутятъ. Производится также и шумъ, чтобы заставить чудовище отпустить мѣсяцъ. На лунѣ замѣчаютъ дерево, изображеніе Аллаха или уменьшеніе свѣта, произведенное ангеломъ Гавріиломъ: [465]первоначально солнце и луна свѣтили одинаковымъ свѣтомъ. Падающія звѣзды называются „спущенными изъ лука“, утренняя звѣзда — „зубомъ дня“. Въ радугѣ магометане видятъ полосу мантіи сатаны, и негритосы молятся ей, какъ и грому; на Тернате вѣрятъ, что она увеличиваетъ количество рыбъ.

Землетрясенія происходятъ или отъ встряхиваній исполинскаго быка, на рогахъ котораго покоится земля, или отъ изгибанія змѣи нага, которая причиняетъ лунныя затменія. Подземный огонь воплощенъ въ злыхъ духахъ, у которыхъ благодѣтельная птица похищаетъ огонь, чтобы Файл:Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/II.21. Религия малайцев/ДОЧетки съ амулетомъ, изъ Мадагаскара. (Берлинскій музей народовѣдѣнія.) ½ наст. величины. принести его людямъ, хотя она при этомъ и обжигаетъ свои крылья.

Миѳологическіе элементы замѣчаются въ изобиліи въ династическихъ легендахъ, наполняющихъ доисторическія времена, а также въ легендахъ о животныхъ. Дѣвы-лебеди стоятъ у подножія родословнаго дерева Тернате: одна изъ семи крылатыхъ небесныхъ сестеръ, скарбъ, опустившихся на землю для купанья, была настигнута принцемъ и родила ему дѣтей, правящихъ въ Тернате, Тидорѣ и Батьянѣ. Въ одномъ варіантѣ, у Валентина говорится: короли Тернате, Тидора и Батьяна родились изъ драконовыхъ яицъ; вслѣдствіе того, султанъ Батьяна носитъ изображеніе своего предка — дракона. Болѣе банальнымъ кажется сказаніе, согласно которому принцесса изъ Тернате, за которую сватался властитель Тидора, обманувъ его ожиданія, была пущена на плоту и сдѣлалась родоначальницей царствующаго дома Батьяна. Еще далѣе заходитъ сказаніе, которое перваго правителя Лолоды заставляетъ появиться на свѣтъ вслѣдствіе вѣянія вѣтра; онъ вышелъ изъ ствола, который добрые духи пригнали къ берегу, и поэтому называется „происшедшій изъ воды“. Обитатели лѣсовъ бадуйсы вѣрятъ, что мужественпый сынъ царства Паджаджарана приведетъ ихъ обратно на родину, когда спустится съ неба, куда онъ поднялся.

Души послѣ смерти отправляются въ загробный міръ, который даяки представляютъ себѣ въ видѣ города душъ Сабьяна, а альфуры восточныхъ острововъ — въ видѣ дома духовъ, Сорога или Сорга. Облегчить туда путь для души составляетъ главную цѣль большого празднества въ честь умершаго. Душа не связана съ этою страною духовъ; пребываніе ея тамъ даже ограничено; какъ говорятъ мааньяны, она возвращается обратно черезъ семь поколѣній. Если беременной жешцинѣ хочется кислаго плода, то это значитъ, что душа хочетъ вернуться въ нее изъ загробнаго міра, чтобы родиться вновь въ видѣ человѣка. Они вѣрятъ еще, что загробный міръ походитъ на земной, и высшій богъ Эпу имѣетъ власть надъ всѣми духами; онъ неограниченно управляетъ ими въ невидимомъ мірѣ. Доброму духу, сыну высшаго божества или красивой женщины, на празднествахъ по умершимъ ввѣряются всѣ души, и онъ долженъ вести ихъ въ загробный міръ. Путь идетъ туда черезъ море; поэтому гробы дѣлаются въ формѣ лодки, а миніатюрные челноки ставятся около могилы (см. рис., стр. 61). Море представляется также въ видѣ огненнаго моря, подъ которымъ проложена дорога. Для отраженія опасностей, затрудняющихъ вступленіе въ рай, умершій мужчина снабжается оружіемъ, а если онъ былъ знатнымъ лицомъ, съ нимъ отправляютъ свиту рабовъ. Онъ долженъ имѣть и средства для подкупа: на узкой тропинкѣ стоитъ большая злая собака Мавеангъ, и горе тому, у кого нѣтъ съ собою маленькой жемчужины (телакъ)! Преувеличенно дорогія и шумныя похороны, разрушающія благосостояніе многихъ семействъ, должны принести пользу умершему, который, впрочемъ (у даяковъ), уже при жизни заготовляетъ себѣ одежду, въ какой онъ будетъ [466]погребенъ, изъ самой дорогой матеріи. Безъ пѣнія и причитаній погребаютъ только рабовъ. Души игорротовъ направляются по двумъ направленіямъ. Умершіе естественною смертью направляются къ сѣверу, къ Кадунгаяну. Здѣсь души живутъ въ лѣсу, деревья котораго при наступленіи темноты превращаются въ хижины; у нихъ есть и сады, а пищу они извлекаютъ изъ невидимыхъ составныхъ частей животныхъ, риса и жертвенныхъ даровъ родственниковъ. Поэтому на сѣверномъ Борнео для каждаго умершаго рубятъ нѣсколько саговыхъ деревьевъ; точно также и Файл:Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/II.21. Религия малайцев/ДОРайнитсонтсорака, христіанскій мученикъ на Мадагаскарѣ. (По Эллису.) вино, которое живые пьютъ на погребальномъ пиршествѣ, служитъ для его услажденія. Тотъ, кто грабитъ и убиваетъ безъ всякой причины и умираетъ, не покаявшись, наказывается на томъ свѣтѣ тѣмъ, что одна изъ душъ прокалываетъ его копьемъ. Но души всѣхъ тѣхъ, которые погибли отъ удара копья или какъ нибудь иначе насильственнымъ образомъ лишились жизни, а также и женщинъ, умершихъ во время родовъ, попадаютъ въ жилище боговъ. Мадагассы заставляютъ души подниматься въ воздухъ или отправляться на гору Амбондромбе, въ землѣ Бетсилео, наводящую страхъ своей вершиной, окутанной облаками и ревомъ бурь. Въ разговорной рѣчи встрѣчаются упоминанія о „лучшей“ жизни за гробомъ. О мертвыхъ говорятъ, что они „отправились на покой“, а у говасовъ даже, что они „сдѣлались богами“.

Столкновеніе индійскихъ, китайскихъ и магометанскихъ идей съ туземной религіей повело не къ просвѣтленію послѣдней, а къ переполненію ея избыткомъ суевѣрій. Въ миѳологіяхъ индійскаго архипелага, въ которыя вошли составныя части буддизма и браманизма, обнаруживаются воспоминанія древнихъ финикійско-вавилонскихъ представленій и отношенія къ представленіямъ, заимствованнымъ въ новѣйшее время изъ Полинезіи. Древній культъ душъ и неограниченное поклоненіе природѣ даже въ прогрессивной Явѣ поддерживается наряду съ самымъ фанатическимъ исламомъ, съ остатками браманизма и сотнями тысячъ почитателей Будды; точно также, наряду съ самымъ грубымъ суевѣріемъ, мы находимъ самыя утонченныя формы астрологіи и некромантіи со всѣми промежуточными ступенями. [467] Вслѣдствіе того, наиболѣе подвинувшіеся впередъ малайцы вмѣстѣ съ тѣмъ и самые суевѣрные. Религіозная способность, которую мы хвалили у полинезійцевъ, свойственна и малайцамъ. Такъ же, какъ на архипелагѣ сотни тысячъ сдѣлались фанатическими мусульманами, Мадагаскаръ, главнымъ образомъ, благодаря говасамъ, сталъ твердынею христіанства на востокѣ. Всѣ 800 тыс. говасовъ формально считаются христіанами и даже пресвитеріанами. Сравнительная малочисленность католиковъ служитъ главной причиной слабости французскаго протектората.

У низшихъ народовъ вліяніе жреческаго сословія соотвѣтствуетъ развитію суевѣрія; поэтому у малайцевъ мы можемъ съ увѣренностью предвидѣть выдающееся положеніе жрецовъ, хотя чрезвычайная раздробленность вѣрованій приносила ущербъ ихъ внѣшнему положенію тѣмъ, что не дала возможности образоваться концентрированному культу и одинаково расчлененной іерархіи. Предвѣщатели игорротовъ представляютъ самыхъ смѣлыхъ, пронырливыхъ и развратныхъ людей всего племени, которые пользуются своимъ вліяніемъ для удовлетворенія своихъ матеріальныхъ потребностей. Единственнымъ знакомъ ихъ въ религіозныхъ образахъ является ожерелье изъ зубовъ каймана или клыковъ кабана. Обряды ихъ состоятъ въ нанесеніи себѣ ранъ на лицѣ, ужасныхъ кривляньяхъ и въ подражаніи тому, чтб они видали у миссіонеровъ при исполненіи ими церковныхъ службъ. И у большинства даякскихъ племенъ эти люди отличаются завѣдомой безнравственностыо. Другой видъ жрецовъ съ отрицательными качествами представляютъ люди, увѣряющіе, будто они сошли съ неба — мужчины и женщины съ большимъ вліяніемъ, которые нерѣдко становились опасными въ политическомъ отношеніи, выдавая себя за потомковъ правителей древнихъ родовъ и пытаясь вызвать къ себѣ симпатіи народныхъ массъ.

Институтъ жрицъ достигаетъ значительнаго развитія у многихъ племенъ Борнео и восточныхъ острововъ; настоящіе малайцы заимствовали его у даяковъ. Вадьяны юго-восточнаго Борнео, съ верховной жрицей во главѣ, званіе которой переходитъ отъ матери къ дочери, могутъ считаться болѣе чистой формой, чѣмъ бліаны настоящихъ даяковъ, которыя вмѣстѣ съ тѣмъ промышляютъ развратомъ У мааньяновъ каждой женщинѣ предоставляется вступить въ число вадьяновъ; она должна въ такомъ случаѣ внести деньги за свое ученіе, чтобы выучиться необходимымъ изреченіямъ. Только на большихъ празднествахъ вадьяны надѣваютъ особый костюмъ: лобная повязка, усѣянная блестками, шириною въ три пальца, украшаетъ голову; саронгъ, крѣпко стянутый на груди, придерживается поясомъ; на лбу, щекахъ, затылкѣ, груди, икрахъ и голени сдѣланы кружки, кресты и полосы изъ рисовой муки; на рукахъ надѣто по двѣ раковины, обдѣланныхъ въ видѣ браслетъ. Кромѣ того, молодыя вадьяны носятъ въ волосахъ ланцетовидные листья мелкой породы пальмы, которая должна была вырости изъ праха умершей жрицы. Въ другихъ мѣстахъ нарядъ этотъ проще. Заклинанія повсюду производятся одинаково: экстатическія пляски, принесеніе въ жертву пѣтуха, извлеченіе предмета, причиняющаго болѣзнь, очищеніе и возвращеніе души составляютъ элементы этихъ дѣйствій, подготовленіемъ къ которымъ служитъ обкуриваніе поставленными подъ кроватью ароматическими травами. Для усиленія заклинанія въ случаѣ болѣзни, на Селебесѣ вадьяны пляшутъ на узкомъ брускѣ. Движенія ихъ при этомъ отличаются такою силой, что нельзя не удивляться ей; потъ катится крупными каплями съ ихъ лицъ, выражающихъ физическое нанряженіе и экстазъ. Этимъ женщинамъ приписывается близкое сношеніе съ духомъ земли. При легкомъ заболѣваніи, паціенты лѣчатся разомъ, иногда въ довольно большомъ числѣ. Если болѣзнь распространяется эпидемически, то приписывается общее очищеніе отъ грѣховъ. Тогда ни въ одномъ округѣ не доджно убивать буйволовъ, лошадей, козъ и куръ, не рубить [468] бамбуковъ и никакихъ деревьевъ, не рвать и не собирать плодовъ; въ то время усиливаются наказанія за преступленія, за которыя до тѣхъ поръ налагались легкія взысканія. Съ самыми худшими духами можно имѣть общеніе только ночью; когда всѣ средства истощены, можно видѣть на перекресткахъ одиноко стоящія свѣчи, рядомъ съ корзиной съ рисомъ, бетелемъ и печеньемъ.

Дѣти охраняютъ на Гальмагерѣ обѣдъ изъ окрашеннаго риса, приготовленный для добрыхъ духовъ; на судахъ мальчикъ стережетъ, съ одной стороны, замысловатые водяные часы, а съ другой — покровительствующаго фетиша. Такимъ образомъ, жизнь настолько наполнена, опутана и проникнута духами, что почти приближается къ безумію. Никакая моровая язва или война, ни одинъ неурожай не проходятъ безъ того, чтобы человѣческіе языки, приводимые въ движеніе духами, не начинали пророчествовать. И „сошедшіе съ неба“ появляются въ такихъ случаяхъ въ видѣ добросовѣстныхъ и недобросовѣстныхъ обманщиковъ. Избранному часто указывается во снѣ средство для отвращенія бѣдствія.

Такъ какъ въ описываемой области не произошло концентраціи культа въ опредѣленныхъ мѣстахъ, то тамъ не существуетъ настоящихъ храмовъ, а только многочисленныя священныя мѣста. Такъ, у мангкасаровъ и бугисовъ священные предметы племени хранятся въ особомъ домикѣ, рядомъ съ другимъ, служащимъ для жертвоприношеній. На Гальмагерѣ, Тидорѣ и Тернате домикъ для принесенія жертвъ ставится рядомъ съ домомъ для совѣщаній. Гдѣ это возможно, онъ охраняетъ входъ въ деревню и отпугиваетъ злыхъ духовъ. Въ деревняхъ сагу существуетъ четыре домика для духовъ — для мужскихъ духовъ, для женскихъ, для общихъ и домъ, предназначенный для жреца, въ которомъ онъ долженъ видѣть предвѣщанія во снѣ. Каждый мааньянъ хранитъ въ маленькомъ домикѣ, посвященномъ богу грома, различныя рѣдкости, которыя заставляютъ его вѣрить въ ихъ священное значеніе. Жертвенные домики воздвигаются рядомъ съ большими деревьями, скалами и при входѣ въ пещеры. Каждая могила служитъ также предметомъ почитанія, въ особенности, пока она еще свѣжа. Почитаніе распространяется въ нѣкоторыхъ случаяхъ на цѣлыя области, которыя предполагаются обиталищемъ духовъ, на темные лѣса, неприступныя болота и нѣкоторыя горы, поросшія густымъ лѣсомъ. Многіе предметы не должны употребляться, если они посвящены злымъ духамъ, и надо тщательно избѣгать оскорбительнаго отношенія къ нимъ, если они предоставлены добрымъ духамъ: эти предметы — „пади“ или „пали“, т. е. запретные. Благодаря индусскому вліянію, на Малайскомъ архипелагѣ воздвигались храмы, величественность которыхъ приводила въ изумленіе потомство, но теперь они уже забыты и заброшены. Исламъ ничего не принесъ въ этомъ отношеніи, за исключеніемъ нѣсколькихъ бѣдныхъ мечетей. „Миссигиты“ снаружи и внутри чрезвычайно просты, будучи, по большей части, деревянными постройками; кровли ихъ покрыты камышомъ, съ острымъ верхомъ, и мѣстами поднимаются другъ надъ другомъ, по 3, по 4 и по 5, въ видѣ башенъ. Рѣдко можно встрѣтить настоящую башню-минаретъ, или мейнару; барабанъ возвѣщаетъ правовѣрнымъ время, когда они должны преклоняться внутри или внѣ храма. Повсюду при входѣ можно найти большіе горшки съ водою для обычныхъ омовеній, и внутри постройки ниша въ западномъ углу указываетъ направленіе Мекки и обращеніе во время молитвы.

Смерть и погребеніе у малайцевъ даютъ поводъ къ большимъ торжествамъ. Въ честь собирающейся въ тяжелый путь въ загробный міръ или уже находящейся тамъ души, читаются молитвы, и въ особенности справляются шумныя и продолжительныя празднества. Эти празднества, между прочимъ, могутъ возвратить душу назадъ, такъ какъ существуетъ и такая смерть, изъ которой можно вернуться къ жизни. Даже у бѣдныхъ илонготовъ кладется на могилу, по крайней мѣрѣ, нѣсколько [469] припасовъ для путешествія въ вѣчность; затѣмъ слѣдуетъ празднество, во время котораго всѣ оплакивающіе умершаго съѣдаютъ и выпиваютъ его запасы и пальмовое вино. У баттаковъ другіе жизненные отдѣлы, рожденіе, возмужалость и свадьба, не сопровождаются большой торжественностью, но тѣло умершаго и у нихъ бываетъ предметомъ особой заботливости. Въ Голонтало богатые люди въ первые 40 дней послѣ смерти родственника должны ежедневно осыпать его могилу цвѣтами и деньгами. Даяки возвѣщаютъ пушечнымъ выстрѣломъ моментъ, когда душа оставляетъ тѣло, а обитатели острововъ Сулу превращаютъ погребеніе въ самое печальное зрѣлище, такъ какъ родственники, въ теченіе восьми дней, въ особой хижинѣ, поставленной у могилы, должны оплакивать умершаго. У милановъ на Борнео, черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ смерти, друзья покойнаго собираются и устраиваютъ величественный пиръ и пѣтушьи бои, которые въ теченіе 3—4 дней стоятъ жизни 300—400 пѣтухамъ. Альфуры на Гальмагерѣ справляютъ свои празднества по умершимъ въ теченіе мѣсяца и даже дольше. Многіе, вслѣдствіе того, раззоряются и уходятъ на чужбину зарабатывать деньги, которыя они потомъ растрачиваютъ въ новомъ подобномъ-же празднествѣ; зато они могутъ сказать съ полнымъ правомъ: „соблюденіе адата (обычая) есть цѣль моей жизни.“

И у даяковъ бываютъ семидневныя празднества по умершемъ, во время которыхъ приносятся человѣческія жертвы, а за неимѣніемъ ихъ — буйволы. Для этого нарочно покупаются рабы и, одѣтые въ платья умершаго, предаются мучительной смерти. Нѣкоторые богачи еще при жизни отправляютъ впередъ рабовъ въ загробный міръ. Къ этимъ празднествамъ принадлежитъ игра топингъ у баттаковъ, причемъ одинъ изъ игроковъ ставитъ себѣ на голову тыквенную фляжку съ двумя отверстіями въ видѣ глазъ, другой покрываетъ себя краснымъ платкомъ и держитъ въ рукахъ открытый сверху и снизу четвероугольный ящикъ изъ бамбука, доходящій ему отъ пупка до подмышечной впадины. По срединѣ живота находится длинная подвижная палка, на концѣ которой укрѣплена двумя шнурами голова птицы носорога, Buceros rhinoceroides, и которую играющій держитъ въ рукѣ; позади изъ лоскутковъ у него сдѣланъ хвостъ, и вся фигура его напоминаетъ птицу-носорога. Оба они обмѣниваются шутками передъ собравшимися, требуютъ бетеля и пугаютъ женщинъ. Одинъ изъ играющихъ въ топингъ долженъ привязать иа себя деревянную маску, изображаюіцую черты умершаго. На этихъ празднествахъ буйволъ привязывался къ шесту, украшенному вѣтками и цвѣтами, и закалывался ударомъ копья въ сердце; изъ того, какъ онъ падалъ, гуру выводили заключеніе о счастьѣ или несчастьѣ, предстоящему кампонгу. Сигонги Борнео сжигаютъ, во время семидневнаго празднованія, нѣсколько труповъ, которые собираются отъ одного празднества до другого. Жрицы испускаютъ громкіе, жалобные крики при видѣ каждаго гроба, бросаемаго въ огонь. Пепелъ кладется затѣмъ въ семейныя гробницы, стоящія на сваяхъ. Черезъ семь дней послѣ празднества слѣдуетъ заключеніе его, причемъ воздвигается фаллическая статуя, и участники опрыскиваются кровью жертвенныхъ животныхъ.

Мадагассы также опасаются раздражить души умершихъ, если не отнесутся къ трупу и могилѣ съ большей торжественностью. По крайней мѣрѣ, часть тѣла умершаго должна быть погребена сообразно правиламъ. Домъ его посѣщается друзьями, и значительная часть его скота умерщвляется и употребляется для пиршествъ, продолжающихся цѣлыя недѣли. Музыка и танцы играютъ при этомъ видную роль. Передъ смертнымъ одромъ ближайшіе родственники сидятъ на полу и плачутъ; нѣкоторые отмахиваютъ вѣерами, съ ярко красными украшеніями, вмѣстѣ съ мухами всякія дурныя вліянія. Всѣ они одѣты въ темную и грубую одежду, съ распущенными волосами. Трупъ относятъ на носилкахъ въ могилу, въ сопровожденіи родственниковъ, съ музыкой и ружейными выстрѣлами. [470] Могила бываетъ обыкновенно обращена къ сѣверу или къ востоку. Умершихъ въ другихъ мѣстахъ переносятъ для погребенія на ихъ родину; если не удается получить ихъ трупы, тамъ хоронятъ клочки ихъ волосъ. Подобные же обычаи господствуютъ у сакалавовъ, у которыхъ трупы обмываются и обкуриваются смолой эмбоки, большіе пальцы на рукахъ и на ногахъ связываются волокнами Raphia, и руки складываются на животѣ; вмѣстѣ съ ними кладется и другое платье, а на могилы ставится желѣзная посуда умершаго. Затѣмъ произносится проклятіе тому, кто причинилъ смерть покойному. Могила обозначается кучей камней, или одной каменной глыбой, или же стоячимъ камнемъ. Могила знатныхъ лицъ дѣлается большихъ размѣровъ, — у сакалавовъ изъ песчаниковыхъ плитъ, въ 5 метр. боковой длины и 2 высоты. Проходящіе мимо увеличиваютъ кучи, подбрасывая къ нимъ камни. У нѣкоторыхъ племенъ головы быковъ, убитыхъ для пиршества въ честь умершихъ, втыкаются на шесты вблизи могилы; у говасовъ можно видѣть на могилахъ маленькіе пестрые флаги. Начальники погребаются нерѣдко въ срединѣ своихъ деревень. Мѣста погребенія всегда считаются „фади“, и тѣмъ не менѣе, въ землѣ говасовъ часто приходится слышать о разграбленіи могилъ. Потомки чаще всего избираютъ для себя мѣста погребенія вблизи своихъ предковъ. Въ концѣ года говасы въ траурныхъ одеждахъ посѣщаютъ могилы.

Основную идею отдыха, предоставляемаго душѣ, приготовляющейся къ путешествію въ загробный міръ, можно найти повсюду, такъ же, какъ и идею возвращенія души на то мѣсто, гдѣ погребено тѣло. Тотъ или другой способъ погребенія избирается отчасти по практическимъ соображеніямъ, а отчасти вслѣдствіе внушеній изъ другого міра, получаемыхъ во снѣ.

Трупы сожигаются, но чаще всего погребаются. Въ Суматрѣ трупы кладутся въ боковую камеру, устраиваемую въ могилѣ; у лампонговъ на могилу кладется высокій камень, закрывающій ее; на него насыпается земляной холмъ, на которомъ ставятся два деревянныхъ восьмиугольника. На Борнео можно видѣть могилы, поднимающіяся уступами, съ деревяннымъ помостомъ, увѣнчаннымъ домикомъ, въ которомъ складывается утварь умершаго. Здѣсь употребительна посадка сиронговой пальмы рядомъ съ могилой, а на Гальмагерѣ въ головахъ и въ ногахъ послѣдней сажается кустъ. Лоскутки, вѣшаемые надъ могилой, должны служить демонамъ для забавы. Нѣсколько отличнымъ отъ описанныхъ выше и болѣе простымъ является погребеніе у баттаковъ. Грудныя дѣти погребаются подъ самыми домами; дѣти, не достигшія возраста возмужалости, хоронятся безъ большихъ церемоній, въ маленькихъ гробахъ въ домѣ, служащемъ для сохраненія пепла и костей всей семьи.

У многихъ племенъ погребеніе бываетъ только временнымъ. Даже черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ него, родственники, желая оказать высшія почести умершему, выкапываютъ его остатки и кладутъ ихъ въ гробницу надъ землею, служащую въ то же время памятникомъ. Это — самый древній обычай, уничтожившійся впослѣдствіи изъ бережливости или лѣности. Такое надземное погребеніе всегда бываетъ удѣломъ взрослыхъ. Восточные альфуры поступаютъ въ этомъ случаѣ проще, чѣмъ западные малайцы. На Серамѣ они связываютъ только что умершаго, а часто и умирающаго, въ скорченномъ положеніи, въ видѣ свертка, катятъ его въ лѣсъ и укрѣпляютъ въ вѣтвяхъ дерева, чтобы черезъ нѣсколько лѣтъ взять оттуда кости. Желаніе держать трупъ подальше ясно выражено при этомъ. И у альфуровъ Минагассы трупы первоначально обертывались лубомъ и хоронились въ вѣтвяхъ самыхъ высокихъ деревьевъ. Незадолго до прибытія европейцевъ, другое племя ввело у себя погребеніе въ украшенныхъ орнаментами каменныхъ ящикахъ (тивукаръ). У баттаковъ, напротивъ, трупъ завертывается въ ткани и снабжается различными вещами, причемъ у болѣе богатыхъ племенъ на глаза или ротъ кладутся деньги для того, чтобы [471] душа на своемъ пути могла что-либо купить. Затѣмъ трупъ вкладывается въ гробъ грубой работы, по большей части, въ выдолбленный челнокъ; весла служатъ дополненіемъ къ гробу. Мааньяны даже всѣ находящіеся въ домѣ цѣнные предметы кладутъ около трупа, а гинаны снабжаютъ его деревяннымъ факеломъ для темнаго пути. Трупъ осыпаютъ также рисомъ, солью или камфорой и орошаютъ ихъ кровью краснаго пѣтуха; даяки окрашиваютъ подошвы ногъ куркумой. Затѣмъ крышка плотно закрывается, и гробъ остается въ теченіе нѣсколькихъ дней въ хижинѣ или подъ навѣсомъ, при громкомъ плачѣ жрицъ или старыхъ женщинъ; каяждую ночь для него ставится пища. Трупъ часто остается надъ землею цѣлые годы; продолжительность этого времени зависитъ отъ представленій о судьбѣ души и отъ соображеній относительно суммы, потребной для празднества, сообразно съ положеніемъ умершаго. У лампонговъ трупъ начальника торжественно выставляется на 3, 7, 40, 100 и 1000 дней, и затѣмъ ежегодно въ день смерти устраиваются пиршества въ честь умершаго, причемъ ему приносятся коренья, цвѣты и другіе предметы, могущіе доставить удовольствіе, а надъ гробомъ вѣшается кокосовая скорлупа съ освѣжающимъ питьемъ. На мѣстахъ погребенія альфуры восточныхъ острововъ приносятъ въ жертву первыхъ пойманныхъ рыбъ. У милановъ на Борнео мояшо встрѣтить обычай, въ силу котораго гробъ покрывается оружіемъ, трубками для бетеля, деньгами и платьемъ на три дня, въ теченіе которыхъ умершій готовится къ своему путешествію. Но и здѣсь, по крайней мѣрѣ, остатки начальниковъ, уцѣлѣвшіе отъ тлѣнія, укладываются въ глиняный сосудъ и прикрѣпляются къ столбу, выдолбленному и красиво вырѣзанному изъ желѣзнаго дерева. Такъ какъ дерево этихъ памятниковъ почти не разрушается, то нѣкоторые изъ нихъ относятся къ давно прошедшимъ поколѣніямъ. Во многихъ случаяхъ надземная подставка для гроба получаетъ видъ челнока (см. рис., стр. 61). У баттаковъ часто безъ всякой бережности поступаютъ съ остатками послѣ сожженія трупа: пепелъ и земля складываются вмѣстѣ въ круглый деревянный сосудъ, который погребается въ лѣсу, и затѣмъ никто уже о немъ не заботится. Только самое мѣсто погребенія содержится въ чистотѣ.

У сигонговъ въ Борнео съ погребеніемъ труповъ связанъ другой обычай, какой мы находимъ и въ Мадагаскарѣ. Гробъ ставится на помостъ, въ полу котораго продѣлано отверстіе, а въ него вставленъ бамбукъ, входящій концомъ въ устье большого глинянаго горшка. Тамъ собираются жидкія части разлагающагося трупа. На 49-й день этотъ горшокъ уносится съ большимъ шумомъ. Въ настоящее время мы находимъ только слѣды представленія, что въ немъ находится душа (см. стр. 469). Горшокъ и гробъ крѣпко задѣлываются и остаются въ домѣ до празднества въ честь умершаго.

Время между смертью и окончательнымъ погребеніемъ, которое должно успокоить тревожную душу, бываетъ критическимъ для каждой малайской деревни. Съ той минуты, когда выстрѣлъ или глухіе, мѣрные удары барабана возвѣщаютъ о смертномъ случаѣ, деревня считается нечистой. Вслѣдъ затѣмъ времена дня до нѣкоторой степени извращаются. Исходя изъ мнѣнія, что души умершихъ, въ особенности, внезапной или несчастной смертью, до самаго празднества въ ихъ честь охотно наносятъ вредъ, и что ночь есть для нихъ дѣятельное время, каждый, желающій уйти изъ деревни, долженъ сдѣлать это до солнечнаго захода; если онъ выйдетъ позже, никто не долженъ говорить съ нимъ, и всѣ избѣгаютъ его. Женщины закрываютъ лица и испускают жалобные возгласы. Смертный случай считается потерей для всей деревни и ясно указываетъ крѣпость племенной связи. Поэтому придается большое значеніе тому, чтобы смерть произошла въ самой деревнѣ; при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, трупъ долженъ быть доставленъ туда, а если это невозможно, то, по крайней мѣрѣ, его одежды. [472]

Обритыя головы, бѣлые тюрбаны у магометанъ острововъ Сулу и покрытая голова у женщинъ-плакальщицъ представляютъ внѣшніе знаки траура. У мааньяновъ въ теченіе 49 дней или только 7, если умеръ ребенокъ, родственники не должны ѣсть риса и должны довольствоваться зернистымъ плодомъ бураго цвѣта съ непріятнымъ запахомъ и вкусомъ. Имена умершихъ не слѣдуетъ произносить. У нѣкоторыхъ племенъ, впрочемъ, и живые никогда не выговариваютъ своего имени, которое считается „фади“; когда у кого нибудь спрашиваютъ, какъ его зовутъ, за него отвѣчаютъ другіе. Для говасовъ весьма характерно, что они боязливо стараются избѣгать всякаго напоминанія объ умершихъ.

Человѣческія жертвы нѣкогда несомнѣнно были связаны съ погребеніемъ (см. стр. 469). Въ самомъ жестокомъ видѣ онѣ происходили у милановъ, которые привязывали раба къ шесту, поставленному на могилѣ, заставляя его умирать съ голоду, чтобы онъ могъ служить своему господину за гробомъ. У баттаковъ игра топингъ прежде совершалась невольниками, въ то время, когда гробъ стоялъ уже у могилы; ихъ умерщвляли среди ихъ шутокъ, трупы ихъ клали въ ногахъ и въ головахъ могилы, и сверху ставили гробъ. Хагенъ упоминаетъ о людоѣдствѣ въ связи съ этими обрядами. Тяжкому преступнику или смертельно ненавидимому врагу наносили величайшее оскорбленіе, уничтожая его тѣло вполнѣ и самымъ позорнымъ образомъ, т. е. съѣдая его. Безъ сомнѣнія, страхъ передъ безпокойнымъ духомъ убитаго заставлялъ всѣхъ принимать въ этомъ участіе, чтобы, такимъ образомъ, установить солидарность между ними.