Песнь о верности (Бюргер; Миллер)/НП 1877 (ДО)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Пѣснь о вѣрности
авторъ Готфридъ Августъ Бюргеръ (1747—1794), пер. Ѳ. Б. Миллеръ (1818—1881)
Оригинал: нем. Das Lied von Treue («Wer gern treu eigen sein Liebchen hat…»), опубл.: 1788. — Изъ сборника «Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ». Источникъ: Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ / Подъ редакціей Н. В. Гербеля — СПб: Въ типографіи В. Безобразова и К°, 1877. — С. 119—121 (РГБ).

Пѣснь о вѣрности.


[119]

Того, кто подругой своей дорожитъ,
Свѣтъ часто язвитъ
И злою насмѣшкой, и сплетней;
Но маршалу Гольму онъ такъ насолилъ,
Что милую скрыть онъ скорѣй поспѣшилъ
Въ своей резиденціи лѣтней.

И часто оттуда съ весёлой душой,
Ночною порой,
Охотой въ лѣсахъ забавлялся;
Но только пѣтухъ запоётъ поутру,
Какъ маршалъ на службу спѣшилъ ко двору,
Гдѣ къ часу обѣда являлся.

Разъ маршалъ безпечно съ охотой своей
Гонялъ средь полей,
Покрытыхъ ночною росою.
«Скорѣе, мой конь! не жалѣй своихъ ногъ!
Скорѣе, пока не зардѣлся востокъ,
Неси меня къ милой, къ покою!»

Онъ видитъ свой замокъ въ дали голубой;
Вотъ яркой звѣздой
Горитъ его милой оконце.
«О, свѣта заря! не спѣши, погоди!
Мою дорогую отъ сна не буди!
Помедли, привѣтное солнце!»

Вотъ маршалъ въ тѣнистый свой паркъ прискакалъ,
Коня привязалъ
У липы и, страстью волнуемъ,
Секретною дверью, чуть слышной стопой
Спѣшитъ онъ къ подругѣ своей молодой
Её разбудить поцалуемъ.

Онъ тихо къ постели ея подошолъ —
И что же нашолъ?
Онъ чуть не упалъ отъ испуга:
Свѣтлица пуста и постель холодна…
«О, горе мнѣ, бѣдному! Гдѣ же она,
Моя дорогая подруга?»

Въ тревогѣ по лѣстницамъ маршалъ снуётъ
И взадъ и вперёдъ,
Изъ комнаты въ комнату бродитъ,
Зовётъ; но напрасно волнуется онъ:
Всё тихо и пусто. Но чу! чей-то стонъ
Къ нему изъ подвала доходитъ.


[120]

То вѣрный дворецкій его: заключёнъ
Въ подвалѣ былъ онъ;
Всѣ прочіе слуги бѣжали.
«О Ганцъ! говори, кто мнѣ былъ лиходѣй?
Кто смѣлъ разогнать моихъ вѣрныхъ людей
И кто тебя заперъ въ подвалѣ?»

— Ахъ, рыцарь! не честное дѣло у насъ
Случилось безъ васъ:
То юнкера Штейна-гуляки
Продѣлка. Измѣной, подъ мракомъ ночнымъ,
Проникъ онъ сюда. Наша барышня съ нимъ
Ушла — и двѣ ваши собаки. —

И маршалъ былъ вѣстью сражонъ роковой,
Какъ-будто грозой —
И, яростно мечъ обнажая,
Какъ буря, въ погоню за дерзкимъ врагомъ
Летитъ онъ, звучитъ его голосъ какъ громъ,
Проклятьями лѣсъ оглашая.

А вскорѣ и слѣдъ на росѣ показалъ,
Куда ускакалъ
Съ добычею хищникъ блудливый.
«О, конь мой, скорѣе, скорѣе бѣги,
Врагу за обиду отмстить помоги!
Мчись вихремъ, бѣгунъ мой ретивый!

«Вперёдъ же! какъ-будто со свѣта долой
Летимъ мы съ тобой!
На этотъ лишь разъ постарайся,
А тамъ пріодѣну тебя я ковромъ
И буду кормить золотистымъ овсомъ:
Живи безъ трудовъ, наслаждайся!»

И конь полетѣлъ, какъ стрѣла изъ лука:
Слѣдъ ногъ сѣдока
Чертой на травѣ остаётся.
И свистъ, и бича поощрительный хлопъ,
И шпоры его ускоряютъ галопъ —
И конь всё быстрѣе несется.

Но вотъ на краю горизонта, вдали,
Вдругъ всталъ изъ земли
Какъ-будто бы шлемъ — и сверкаетъ.
И только онъ свистнулъ коню своему,
Какъ пара бульдоговъ примчалась къ нему
И радостно воетъ и лаетъ.

«А, гнусный разбойникъ! постой же, постой!
Смотри: за тобой
Противникъ слѣдитъ оскорблённый.
О, пусть тебя черти въ свой адъ увлекутъ
И тамъ тебя, пса, безпощадно пекутъ,
Подъ сѣрой, въ печи раскалённой!»

Но юнкеръ фонъ-Штейнъ былъ не робокъ душой
И силенъ рукой.
Онъ рѣчью такой оскорбился
И, къ маршалу вдругъ обернувшись лицомъ,
Готовый отвѣтить на слово мечёмъ,
Онъ быстро къ нему устремился.

И оба, пылая враждою своей,
Съ усталыхъ коней
Поспѣшно долой соскочили.
Какъ буря сразились въ пылу боевомъ,
И подняли облако пыли кругомъ,
И стукомъ весь долъ огласили.

Дерутся какъ тигры и этотъ, и тотъ,
И кровь ихъ, и потъ
Съ избитыхъ доспѣховъ струится;
Наносятъ удары могучей рукой;
Свистятъ ихъ мечи; но ни тотъ, ни другой
Не можетъ побѣды добиться.

Вдругъ оба, наскуча напрасной борьбой,
Оставили бой,
Почувствовавъ силъ истощенье,
И маршалу юнкеръ сказалъ: «Отдохнёмъ,
Пока мы сражаться опять не начнёмъ,
А я вамъ скажу своё мнѣнье.»

И маршалъ свой пылъ боевой усмирилъ;
Онъ мечъ опустилъ
И смотритъ на юнкера смѣло.
«Чѣмъ кости другъ другу напрасно ломать,
Не лучше ли, маршалъ, намъ средство сыскать
Чтобъ мирно уладилось дѣло?

«Мы бьёмся какъ львы, но спасиба за-то
Не скажетъ никто
Тому, кто сильнѣй и храбрѣе.
Пусть тотъ изъ насъ даму себѣ и возьмётъ,
Кого добровольно она изберётъ:
Вѣдь это, ей-богу, умнѣе!»

Понравился маршалу этотъ совѣтъ.
«Сомнѣнья тутъ нѣтъ,
Что я получу предпочтенье»,
Такъ думаетъ онъ: «вѣдь не я-ль угождалъ,
Не я ли ей ласки свои расточалъ?
Ко мнѣ ея сердца влеченье!

«Она всѣ утѣхи любви молодой
Вкушала со мной;
А въ нёмъ вѣдь — ни кожи, ни рожи!»
Не вѣрьте вы въ женскую вѣрность и честь,
Друзья, хоть у насъ и пословица есть:
Другъ старый двухъ новыхъ дороже.


[121]

И слышитъ красавица ихъ уговоръ:
Потупила взоръ,
Какъ-будто о чёмъ размышляя;
Но только лишь оба приблизились къ ней,
Она — къ вертопраху въ объятья скорѣй…
Тьфу, къ чорту! ехидна какая!

Измѣнница скачетъ за юнкеромъ вслѣдъ:
Въ душѣ ея нѣтъ
Стыда при измѣнѣ открытой.
А маршалъ, вперивъ помутившійся взглядъ,
Глядитъ имъ во слѣдъ: его губы дрожатъ
И стонетъ онъ, горемъ убитый.

Шатаясь, на грудь опустивши главу,
Онъ лёгъ на траву;
Собаки къ нему подбѣжали.
Два вѣрные друга въ тяжолые дни,
Къ нему головами приникли они
И раны лизать ему стали.

И ласка собакъ оживила его —
И свѣтъ для него
Какъ-будто бы сталъ веселѣе.
Слезами онъ горе своё облегчилъ,
И голову къ вѣрнымъ друзьямъ преклонилъ,
И къ сердцу прижалъ ихъ сильнѣе.

Любовью собакъ укрѣплёнъ, оживлёнъ,
Готовится онъ
Скорѣе домой возвратиться.
Но только что въ стремя ступилъ онъ ногой
И свистомъ собакъ поманилъ за собой,
Какъ видитъ — сѣдокъ къ нему мчится.

И вотъ передъ маршаломъ, пылью покрытъ,
Вновь юнкеръ стоитъ
И потъ обтираетъ рукою.
«Послушайте, маршалъ», сказалъ онъ, «нашъ споръ
Ещё не оконченъ и нашъ договоръ
Не полонъ статейкой одною:

Моя дорогая не хочетъ никакъ
Оставить собакъ:
Безъ нихъ она плакать готова;
И вотъ она мнѣ поручила ихъ взять.
Но если ихъ вамъ не угодно отдать,
То будемъ сражаться мы снова.»

Но маршалъ съ усмѣшкой на юнкера рѣчь,
Оставивши мечъ,
Отвѣтилъ его же словами:
«Чѣмъ кости другъ другу напрасно ломать,
Не лучше ли, юнкеръ, намъ средство сыскать,
Какъ мирно всё кончить межъ нами?

«Мы бьёмся какъ львы, но спасиба за-то
Не скажетъ никто
Тому, кто сильнѣй и храбрѣе.
Пускай же собаки къ тому и пойдутъ,
Кого добровольно онѣ изберутъ.
Ну, право, такъ будетъ умнѣе!»

И юнкеръ насмѣшку его проглотилъ,
А самъ разсудилъ:
«Я дѣло устроить съужѣю!»
И началъ собакъ онъ и тѣмъ, и другимъ
Манить, чтобъ при ласкѣ удобнѣе имъ
Накинуть арканы на шею.

И щёлкаетъ онъ языкомъ, и свиститъ,
И хлѣбцемъ манитъ,
И треплетъ колѣна руками;
Но тщетно старается псовъ обмануть:
Они только къ маршалу скачутъ на грудь,
А юнкеру — скалятъ зубами.


Ѳ. Миллеръ.