Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/43
| ← Глава XLII | Ранніе годы моей жизни — Глава XLIII | Глава XLIV → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 356—363. |
Иногда во время моихъ утреннихъ переходовъ изъ штаба въ школу, на перекресткѣ близь дома Сливицкихъ, до слуха моего долеталъ неслыханный сумбуръ звуковъ, и я узналъ, что посрединѣ одного изъ прилегающихъ переулковъ въ отдѣльномъ домѣ живетъ, опекаемый Дм. Ерофеевичемъ, какой-то князь съ обезображеннымъ болѣзнью лицомъ и съ поврежденіемъ мозга. На улицу сумасшедшаго не показывали, а по вечерамъ онъ гулялъ въ саду своего дома, въ остальное же время съ увлеченіемъ игралъ на церковномъ органѣ, ставя пальцы на клавиши безъ всякаго разбору и толку. Какими ушами должны были обладать бѣдные его сосѣди!
Однажды послѣ обѣда Анна Иван. Сакенъ сказала мнѣ: „я хотѣла обратиться къ вамъ съ просьбой. Здѣсь есть гусарскій юнкеръ Ягелло, прослужившій 8 лѣтъ въ унтеръ-офицерскомъ званіи, онъ бѣдный не можетъ выдержать офицерскаго экзамена. Нельзя ли вамъ сдѣлать доброе дѣло, дозволить ему приходить на ваши уроки въ кантонистскую школу“.
— Очень буду радъ, отвѣчалъ я, если онъ прислушается къ урокамъ школы и готовъ объяснить ему, чего онъ не пойметъ.
— Ахъ пожалуйста, сказала Анна Ивановна, съ вашего позволенія онъ завтра же явится въ школу.
На другой день высокій и красивый 24-хъ лѣтній блондинъ сидѣлъ на скамьѣ рядомъ съ моими мальчиками, изъ которыхъ старшему не было 16 лѣтъ.
— Ягелло, сказалъ я, если вы чего либо изъ слышаннаго не поймете, то обратитесь къ моему помощнику Александрову или ко мнѣ, и мы разъяснимъ ваши недоразумѣнія.
Однажды, когда я заставилъ ученика прочесть страницу новаго урока по книжкѣ, онъ всталъ, пошевелилъ губами и сказалъ: „не могу прочесть, ваше бл—діе“.
— Почему?
— Не вижу.
— Что за глупости, сказалъ я, не желая задерживать занятій: слѣдующій, читай.
Поднялся и тотъ съ тѣмъ же отвѣтомъ: „не вижу“.
Послѣ нѣсколькихъ одинаково безполезныхъ пробъ, я не безъ нѣкотораго раздраженія сказалъ: „Александровъ, прочти“. Каково же было мое удивленіе, когда и тотъ повторилъ: „не вижу“.
— Да что случилось? спросилъ я.
— Не могу знать, отвѣчалъ Александровъ, — говорятъ, въ нашъ жандармскій эскадронъ попала мука съ рожками. Говорили, что и жандармы не видятъ отчищать амуницію.
Въ школѣ я не добивался многознанія, а старался, чтобы ученики ясно поняли, о чемъ имъ говорятъ. Такъ, напримѣръ, я разъяснялъ имъ самыя первоначальныя положенія математической географіи, причемъ помощь оказывала намъ карта обоихъ полушарій и большая карта Европы, висѣвшая на стѣнѣ.
Однажды самъ начальникъ штаба вошелъ въ школу и, повидимому, остался доволенъ отвѣтами учениковъ. На вопросъ его, черезъ какія государства слѣдуетъ ѣхать изъ Елизаветграда въ Лисабонъ, мальчикъ совершенно правильно отвѣчалъ, конечно, упоминая лишь имена крупныхъ государствъ. Читало большинство мальчиковъ вполнѣ удовлетворительно, писало несравненно лучше первоначальнаго и, твердо помня таблицу умноженія, разрѣшало довольно успѣшно ариѳметическія задачи до дробей, которыхъ мы еще не проходили. Этотъ сравнительный успѣхъ былъ причиною для меня нѣкотораго неудовольствія. По приказанію корпуснаго командира, всѣ начальники кантонистскихъ эскадроновъ должны были въ назначенный день явиться въ Елизаветградъ для присутствія на моихъ урокахъ, которые должны были принять за образецъ. Приказъ этотъ, вызывающій пожилыхъ эскадронныхъ командировъ, въ томъ числѣ и ротмистровъ, учиться у корнета, не могъ быть пріятенъ тѣмъ, кому служилъ какъ-бы укоризною въ малыхъ успѣхахъ кантонистовъ.
Я забылъ сказать, что каждую субботу послѣ обѣда жандармскій офицеръ училъ моихъ мальчиковъ пѣшему строю.
Однажды Анна Ивановна, благодаря меня за участіе въ Ягеллѣ, прибавила: „вы бы испросили разрѣшенія начальника штаба представить ему Ягеллу на экзаменъ“. Я подумалъ „не гораздо ли проще было бы ей самой сказать объ этомъ начальнику штаба, чѣмъ представлять мнѣ иниціативу въ такомъ рискованномъ дѣлѣ“.
Но мыслить вслухъ я не рѣшился и отвѣчалъ безмолвнымъ поклономъ. На другой день я сказалъ въ школѣ „Ягелло, Анна Иван. желаетъ вашего представленія на экзаменъ; носъ чѣмъ же мы съ вами пойдемъ къ начальнику штаба?“
— Будьте покойны, г. корнетъ, отвѣчалъ Ягелло, я все знаю.
— Оставимъ ваше все, а скажите, сколько странъ свѣта?
— Три.
— Не торопитесь и обдумайте вопросъ: я спрашиваю не о частяхъ свѣта, изъ которыхъ три старыхъ, а о странахъ или сторонахъ свѣта. Сколько ихъ?
— Три.
— Вы учились фронту. Скажите, сколько главныхъ направленій вашего тѣла?
— Три.
— Какія?
— Направо, налѣво и впередъ.
— Назадъ, равняйся! скомандовалъ я: маршъ! стой, равняйся! — Сколько направленій у вашего тѣла?
— Три.
— Назовите ихъ.
— Направо, налѣво и впередъ.
— Ну, пока оставимъ это, сказалъ я: скажите мнѣ, сколько сторонъ или лучше сколько угловъ у этой карты?
— Три.
— Возьмите прутикъ и считайте, указывая на каждый, уголъ.
— Разъ, два, три.
— Продолжайте считать, пока я васъ не остановлю.
— Разъ, два, три; разъ, два, три и т. д.
— Но почему же вы такъ упорно не считаете четвертаго угла?
— Помилуйте, г. корнетъ, тамъ написано: карта Европы.
Хихиканье учениковъ заставило меня прекратить попытку вразумить Ягеллу насчетъ четырехъ главныхъ направленій движеній его тѣла.
Цѣлый мѣсяцъ спустя послѣ этого я не рѣшался говорить начальнику штаба объ экзаменѣ юнкера. Но второе напоминаніе Анны Ивановны вынудило меня войти въ небольшой кабинетъ генерала, въ зданіи корпуснаго штаба, съ робкимъ замѣчаніемъ, — не угодно ли будетъ его пр—ству допустить Ягеллу до экзамена.
Боже мой, какую бурю я на себя накликалъ! генералъ воскликнулъ, что терпѣть не можетъ всяческихъ протекцій. Ужь лучше бы ему сказать это Аннѣ Ивановнѣ. Конечно, я выбросилъ экзаменъ изъ головы, но черезъ мѣсяцъ получилъ отъ старшаго адъютанта штаба приглашеніе представить такого-то числа Ягеллу на экзаменъ къ его пр—ству.
Столъ въ кабинетѣ генерала стоялъ въ лѣвую сторону отъ двери, и остановившійся у притолки Ягелло не сообразилъ, что фронтъ тамъ, гдѣ находится начальникъ.
— Стоять не умѣетъ! воскликнулъ генералъ: поставьте его какъ слѣдуетъ.
И я повернулъ своего долговязаго ученика, взявши за плеча, лицомъ къ генералу. На письменномъ столѣ лежалъ № „Инвалида“.
— Заставьте его прочесть что-нибудь изъ газеты.
Чтеніе и диктовка прошли сравнительно благополучно.
— Теперь заставьте его сдѣлать грамматическій разборъ.
Фраза попалась вродѣ слѣдующей: нынѣ онъ уѣхалъ въ городъ.
— Нынѣ — имя сущ. муж. р., един. числа, имен. падежа; онъ — имя сущ., муж. р., един. числа, имен. падежа.
Напрасно, чуя неминучую бѣду, я дергалъ сзади за куртку своего воспитанника: ничего не помогло; уѣхалъ и въ оказались такими же именами существительными, муж. рода, единственнаго числа.
— Пошелъ вонь, болванъ! крикнулъ генералъ, и Ягелло исчезъ за дверью. — Верните его! вскричалъ генералъ: въ Ганноверскомъ королевствѣ какой главный городъ? спросилъ онъ вошедшаго.
— Въ Ганноверскомъ королевствѣ, въ Ганноверскомъ королевствѣ, повторялъ растерявшійся юнкеръ.
— Да, да, да, нетерпѣливо повторилъ генералъ: въ Ганноверскомъ королевствѣ!
— Это... это... это Данія.
— Что?
— Это Данія, Ломбардо-Венеціанское королевство.
— Пошелъ вонъ, болванъ! Надо чтобы вашъ Александровъ съ нимъ занялся, прибавилъ генералъ, и нужно, чтобы онъ что нибудь платилъ ему за уроки.
— Дай Богъ, отвѣтилъ я, чтобы Ягелло самъ то прокормился. Чѣмъ онъ будетъ платить? Wo nicht`s ist, прибавилъ я, da hat der Keiser sein Recht verloren.
Лѣтомъ въ праздничные дни мы нерѣдко всѣмъ штабомъ отправлялись въ казенный садъ, гдѣ лѣтняя дача корпуснаго командира была построена въ готическомъ вкусѣ изъ воздушнаго кирпича, и самый садъ содержался весьма тщательно корпуснымъ командиромъ. Ближайшій надзоръ за чернорабочими въ саду былъ порученъ поселенному ротмистру Головину, поражавшему всѣхъ и приводившему въ негодованіе корпуснаго командира необычайною изысканностью рѣчей. Такъ, на замѣчаніе корпуснаго командира: „какой сегодня прекрасный вечеръ послѣ дождя“, — Головинъ отвѣчалъ: „вся природа слилась въ одной картинѣ“. А въ другой разъ на вопросъ: „гдѣ ваши рабочіе?“ — Головинъ отвѣчалъ: „ушли въ домъ разврата и невѣжества“.
— Что вы говорите, Головинъ?
— Ушли въ кабакъ, ваше пр—о.
— Боже мой, какъ вы витіевато выражаетесь!
По дорожкамъ этого обширнаго парка, въ которомъ мнѣ приходилось даже осенью успѣшно охотиться за куропатками, мнѣ случалось не разъ сопровождать верхомъ на моемъ бракованномъ конѣ, прозванномъ мною „Елизаветградомъ“, свояченицу начальника штаба, появлявшуюся на прогулкахъ верхомъ. Правда, что мой „Елизаветградъ“ былъ статный, рослый и хорошо содержанный конь; но никакъ я не ожидалъ, чтобы Дм. Ероф., встрѣтившій насъ съ m-lle Б. на прогулкѣ, сказалъ мнѣ: „какая прекрасная у васъ лошадь!“
Однажды, когда въ воскресенье я въ праздничной формѣ разговаривалъ въ присутствіи Дм. Ероф. съ Анной Ивановной въ большой залѣ дачи, моя собесѣдница сказала мнѣ: „выбросьте пожалуйста за окно этого тарантула“.
Надо сознаться, что я чувствую природное отвращеніе къ паукамъ. Но такъ какъ признаться въ этомъ было нельзя, а схватить руками огромнаго и мохнатаго тарантула, пробиравшагося по паркету, было противно, то, вынувъ палашъ, я старался поймать насѣкомое на продольную ложбину оружія, чтобы, какъ ложкой, вышвырнуть его въ открытое окно. Но не успѣвалъ я его еще отдѣлить отъ полу, какъ онъ снова скатывался долой. Неудача повторилась раза три. Вдругъ, къ стыду моему, вижу подошедшаго Дм. Ероф., который, со словами: „какое малодушіе!“ взялъ голой рукой тарантула и выкинулъ за окно.
Но этому поводу ротмистръ Эмануэль разсказывалъ, что въ персидскую кампанію Сакенъ, бывшій начальникомъ штаба при графѣ Паскевичѣ, постоянно бралъ руками появлявшихся за чайнымъ столомъ ядовитыхъ тарантуловъ и фалангъ и жарилъ ихъ, бросая въ трубу самовара.
Такъ какъ мои занятія въ школѣ и у Гайли въ магистратѣ оканчивались приблизительно въ одно время, то и не удивительно, что мы иногда сходились на улицѣ.
— Я только здѣсь въ Елизаветградѣ, сказалъ онъ однажды, увидалъ васъ офицеромъ, и очень радъ, молодой человѣкъ, что вы прилично окопировались. Вамъ не достаетъ только завести собственныя дрожки и лошадь. Это очень важно для молодаго офицера; но не понимаю, что вамъ за охота сидѣть здѣсь въ штабѣ. Für einen jungen Menschen giebt es nichts nobleres als die Fronte.
— Куда вы теперь идете?
— Пора обѣдать, Эдуардъ Ивановичъ.
— Я самъ это думаю, и потому пойдемте къ намъ.
Какъ нарочно, еще кто то подвернулся, и къ нему за тѣмъ же вопросомъ обращено было то же приглашеніе.
— Помилуйте, Эд. Ив., восклицали мы: что скажетъ Ольга Ник. о приходѣ нежданныхъ гостей?
— Что за вздоры! восклицалъ подвигавшійся къ дому Гайли: мы хотимъ обѣдать, а не пировать.
Волей неволей послѣдовали мы за радушнымъ маіоромъ. Такъ какъ немощеный въ то время Елизаветградъ (за исключеніемъ главной улицы) былъ своею песчаною пылью весьма враждебенъ глазамъ, то Гайли, возвращаясь домой, прямо бѣжалъ въ кабинетъ къ тазу съ водой, окуная въ него свое усатое лицо. Тѣмъ не менѣе на ходу онъ успѣлъ уже крикнуть:
— Ольга Ник., давайте намъ обѣдать! Я привелъ съ собою двухъ гостей.
— Очень рада, послышалось изъ сосѣдней комнаты; но я боюсь, достаточно ли кушанья.
— Что за вздоръ! мы солдаты! намъ давайте хорошихъ щей и говядины побольше, да каши, то мы ничего не будемъ спрашивать.
Эдуардъ Ив. съ видимымъ наслажденіемъ окунулъ свое горящее лицо въ холодную воду. Это не помѣшало ему во время передышки громко воскликнуть:
— Ольга Ник., вы не можете окунуть лицо въ тазъ такъ, какъ я.
— Отчего же, Эд. Ив.? раздалось изъ сосѣдней комнаты.
— Носъ помѣшаетъ, онъ упрется въ дно таза.
— А вамъ — языкъ, отвѣчаетъ Ольга Ник.
Оказалось, что на этотъ разъ, какъ всегда, Ольга Ник. успѣла превосходно накормить нежданныхъ гостей.
Между тѣмъ слова Гайли о необходимости собственныхъ дрожекъ упали на плодотворную почву. Разсчитавши средства, я купилъ за дешево у мѣстнаго каретника старыя поновленыя дрожки и къ нимъ приладилъ небольшую гнѣдую лошадь съ новой сбруей, и на слѣдующее воскресенье, выѣхавъ съ деньщикомъ, одѣтымъ кучеромъ, заслужилъ полное одобреніе повстрѣчавшагося маіора Гайли.
— Слѣдовало бы, прибавилъ онъ, въ виду здѣшнихъ песковъ, имѣть пристяжную. Здѣсь и извощики то всѣ парные.
Узнавъ, что у начальника штаба продается гнѣдая пристяжная, мастью и ростомъ подходящая подъ моего коренника, и притомъ по цѣнѣ недорогая, я пріобрѣлъ и послѣднюю, и у меня составилась пара хоть куда.
Теперь въ праздничные дни я могъ уже отправляться въ казенный садъ къ корпусному командиру на собственныхъ дрожкахъ, прихвативъ съ собою кого либо изъ товарищей.
Однажды я привезъ къ Сакенамъ адъютанта Фильковича, въ тотъ день, когда въ числѣ гостей былъ извѣстный авторъ путешествія къ святымъ мѣстамъ Муравьевъ. Послѣдній былъ весьма разговорчивъ и любезенъ, и обращался ко мнѣ съ разными религіозными вопросами. Оказалось, что Муравьеву понравилась личность елизаветградскаго соборнаго протоіерея Бершацкаго, говорившаго въ праздничные дни проповѣди, приходившіяся особенно по вкусу Дм. Ероф. Такъ какъ было еще рано, общество, по приглашенію двухъ генераловъ, рѣшилось отправиться въ соборъ, и Муравьевъ, предложивши кому то мѣсто въ своемъ экипажѣ, заботливо спросилъ Фильковича, есть ли у него экипажъ. Послѣ утвердителънаго отвѣта, Муравьевъ обратился ко мнѣ съ вопросомъ: „какъ же вы доѣдете?“ — „Я его довезу“, отвѣчалъ Фильковичъ.
И мы тронулись въ путь. Что касается до меня, то я не слишкомъ увлекался краснорѣчіемъ елизаветградскаго Демосѳена, тѣмъ болѣе, что греческій ораторъ излѣчился отъ заиканія, а елизаветградскій до крайности претыкался на буквѣ к, и, проповѣдуя на любимую тему — могущество нашего оружія, — произносилъ текстъ: „разумѣйте языцы и покоряйтеся“ — не иначе, какъ настойчиво повторяя по-коко-ко-ко.