Переходъ генерала Гурко за Балканы и занятіе Шипкинскаго перевала, безспорно, составляютъ одно изъ интереснѣйшихъ событій настоящей войны. Атака Шипкинскаго перевала, по первоначальному предположенію, должна была состояться одновременно съ двухъ противоположныхъ сторонъ: съ сѣвера — отъ города Габрова, и съ юга — отъ города Казанлыка. Въ первомъ пунктѣ долженъ былъ атаковать князь Святополкъ-Мирскій, во второмъ — генералъ Гурко. Поэтому и дѣйствія обоихъ отрядовъ, отъ 4-го по 7-е іюля, направленныя къ достиженію одной и той же цѣли, должны быть разсматриваемы совмѣстно.
Начальникъ 9-й пѣхотной дивизіи, генералъ-адъютантъ князь Святополкъ-Мирскій, въ ночь на 5-е іюля прибылъ къ отряду генералъ-маіора Дерожинскаго, расположенному въ Габровѣ. Отрядъ этотъ состоялъ изъ 36-го пѣхотнаго Орловскаго полка, 5-й батареи 9-й артиллерійской бригады, донскаго казачьяго № 30-го полка и двухъ орудій казачьей конной артиллеріи — всего: три батальона, шесть сотень и десять орудій. Князь Святополкъ-Мирскій въ означенное время засталъ слѣдующія распоряженія генерала Дерожинскаго, отчасти приведенныя, отчасти приводимыя уже въ исполненіе: весь Орловскій пѣхотный полкъ, за исключеніемъ двухъ ротъ (1-й и 2-й линейныхъ), стоялъ бивуакомъ по сѣверную сторону Габрова. Двѣ же роты съ одною сотнею казачьяго № 30-го полка еще наканунѣ, 4-го іюля, около полудня, выступили въ Балканы, на перевалъ Бердекъ, подъ начальствомъ маіора Орловскаго полка Бойно-Родзевича. Великій Князь Николай Николаевичъ младшій, исполнявшій при отрядѣ должность офицера генеральнаго штаба, по распоряженію генерала Дерожинскаго, составилъ на основаніи свѣдѣній, собранныхъ офицерами № 30-го донскаго полка, подробное описаніе дорогъ, ведущихъ въ данной мѣстности на балканскіе перевалы, при чемъ озаботился также собрать достаточное число вполнѣ надежныхъ проводниковъ изъ мѣстныхъ болгаръ. Въ то же время адъютантъ Главнокомандующаго, полковникъ Струковъ, успѣлъ организовать въ Габровѣ и его окрестностяхъ гражданское управленіе, собралъ потребное количество вьючныхъ животныхъ для доставки въ горы воды, хлѣба, патроновъ и снарядовъ, озаботился о ежедневномъ заготовленіи хлѣба и продуктовъ, посредствомъ жителей, и учредилъ въ Габровѣ на мѣстныя средства госпиталь для больныхъ и раненыхъ на 200 мѣстъ. Одновременно съ этимъ, другой адъютантъ Главнокомандующаго, капитанъ Ласковскій, собралъ шанцевый инструментъ и рабочихъ для исправленія и расширенія горныхъ дорогъ. Таковы были предварительныя распоряженія генерала Дерожинскаго.
5-го іюля, въ семь часовъ утра, князь Святополкъ-Мирскій направилъ на балканскіе перевалы три колонны войскъ въ слѣдующемъ составѣ: правая, изъ четырехъ ротъ 3-го батальона Орловскаго полка и четырехъ орудій, подъ начальствомъ подполковника Хоменко, чрезъ деревню Зелено-Древо на перевалъ Иметли, съ тѣмъ чтобы одна изъ этихъ ротъ съ четырьмя орудіями была оставлена на позиціи у Зелена-Древа, для обстрѣливанія турецкаго лагеря, расположеннаго на высотахъ Шипки. Средняя колонна, въ составѣ трехъ ротъ 2-го батальона Орловскаго полка, имѣя въ резервѣ у себя одну роту (12-го) 3-го батальона, подъ личнымъ начальствомъ князя Святополкъ-Мирскаго, слѣдовала по весьма дурной горной дорогѣ прямо на высоты Шипки, съ тѣмъ чтобы главнѣйшимъ образомъ привлечь на себя вниманіе противника и тѣмъ самымъ облегчить наступленіе генералу Гурко, который долженъ былъ въ то же время атаковать Шипкинскій перевалъ съ южной стороны. Лѣвой колоннѣ, въ составѣ двухъ ротъ (5-й и 8-й линейныхъ), подъ начальствомъ капитана Кліентова, предстояло подняться восточнѣе средней колонны, по такъ называемой «лѣсной дорогѣ», и выдти на перевалъ близь Шипки. Кромѣ того, князь Мирскій, находя отрядъ маіора Бойно- Родзевича, отправленный еще наканунѣ на Бердекъ, слишкомъ удаленнымъ отъ общихъ силъ всѣхъ трехъ колоннъ, послалъ въ подкрѣпленіе къ нему (въ семь часовъ утра 5-го іюля)1-ю стрѣлковую роту, два орудія и двѣ сотни казаковъ, подъ командою командира донскаго казачьяго № 30-го полка, полковника Орлова. Въ общемъ же резервѣ, при обозѣ въ Габровѣ, оставлено было двѣ роты (3-я и 4-я линейныя).
За часъ до общаго выступленія получено было изъ колонны маіора Бойно-Родзевича, при которой состоялъ генеральнаго штаба капитанъ Андріяновъ, донесеніе отъ сего послѣдняго, что колонна въ семь часовъ вечера 4-го іюля дошла до непріятельскаго редута, но за утомленіемъ людей отложила атаку онаго до трехъ часовъ утра слѣдующаго дня.
Ровно въ семь часовъ утра 5-го іюля всѣ означенныя части, подъ общимъ начальствованіемъ князя Снятополкъ-Мирскаго, выступили изъ Габрова по назначеннымъ для нихъ дорогамъ.
Правая колонна достигла къ полудню деревни Зелено-Древо и, оставивъ здѣсь на позиціи всѣ четыре орудія съ ротою прикрытія, продолжала свой маршъ на перевалъ Иметли, куда и пришла безпрепятственно въ семь часовъ вечера, нигдѣ не встрѣтивъ непріятеля. Средняя колонна, въ девять часовъ утра, остановилась на привалѣ, гдѣ черезъ часъ было получено донесеніе маіора Бойно-Родзевича, чго «послѣ часовой ружейной и штыковой работы редутъ непріятельскій взятъ, но необходимо прислать подкрѣпленіе». Вслѣдствіе этого князь Мирскій направилъ къ нему изъ габровскаго резерва 4-ю линейную роту. Къ полудню, оставивъ на мѣстѣ привала 12-ю линейную роту, въ качествѣ резерва, средняя колонна двинулась впередъ, имѣя 2-ю стрѣлковую роту въ первой линіи, а 6-ю и 7-ю линейныя во второй. Подъемъ на крутизны былъ чрезвычайно утомителенъ; 2-я стрѣлковая рота, при которой слѣдовалъ начальникъ штаба 9-й пѣхотной дивизіи, полковникъ Эллерсъ, взобралась на высоту, гдѣ находится первая турецкая караулка, въ два часа дня. Высота эта оказалась не занятою противникомъ. Едва рота успѣла устроиться и отдохнуть минутъ двадцать, какъ полковникъ Струковъ, шедшій все время въ гору впереди съ казачьимъ разъѣздомъ, привезъ полковнику Эллерсу свѣдѣніе, что непріятель спускается съ высотъ по шоссейной дорогѣ. Тогда Эллерсъ повелъ 2-ю стрѣлковую роту занять соотвѣтствующую позицію, а 6-я и 7-я роты были придвинуты и остановлены за покатостью высоты, занятой нашими стрѣлками. Распоряженіе это послѣдовало въ половинѣ третьяго часа дня. Между тѣмъ люди были крайне утомлены отъ чрезмѣрно тягостнаго подъема и требовали отдыха.
Около трехъ часовъ по полудни князь Мирскій прибылъ на мѣстность, занятую 2-ю стрѣлковою ротою, съ цѣлью разсмотрѣть расположеніе непріятельскихъ силъ и укрѣпленій. Но едва показался онъ на позиціи, какъ со стороны турокъ одновременно открытъ былъ огонь залпомъ четырехъ пѣхотныхъ ротъ, расположенныхъ въ два яруса по траншеямъ, а на правомъ флангѣ траншей даны были залпы изъ ближайшаго блокгауза и редута, не вооруженнаго, впрочемъ, орудіями. За первымъ залпомъ послѣдовалъ второй, но безъ должной выдержки, который и перешелъ съ ряду въ сильный перекрестный огонь изъ-за закрытій. 2-я стрѣлковая рота въ отвѣтъ на это немедленно стала стрѣлять, а между тѣмъ 6-я и 7-я роты, по распоряженію князя Мирскаго, тоже были введены въ дѣло, для усиленія нашего огня; 12-я же рота придвинута изъ резерва ближе къ боевой линіи. Огонь былъ очень силенъ, такъ что у насъ немедленно же стали выбывать изъ фронта убитые и раненые. Около этого же времени на мѣсто боя донесся гулъ пушечныхъ выстрѣловъ, раздававшихся за турецкимъ лагеремъ изъ дальняго редута противника. Князь Мирскій думалъ-было съ полною увѣренностью, что это атака генерала Гурко съ юга, изъ-за горнаго хребта, но впослѣдствіи обнаружилось, что то былъ огонь турокъ противъ колонны (лѣвой) капитана Кліентова. Дѣйствіе нашихъ 4-хъ-фунтовыхъ орудій съ позиціи у деревни Зелено-Древо оказалось почти безвреднымъ для противника, за дальностію трехверстнаго разстоянія, а чрезъ это турецкіе стрѣлки, постоянно получая подкрѣпленія изъ своего лагеря, имѣли возможность поддерживать всю силу собственнаго огня до шести часовъ по полудни. Пальба прекратилась въ семь часовъ вечера, причемъ войска обѣихъ сторонъ остались на своихъ позиціяхъ, а въ половинѣ девятаго часа князь Мирскій получилъ донесеніе изъ лѣвой колонны отъ капитана Кліентова.
Изъ донесенія этого оказалось, что проводникъ провелъ лѣвую колонну не по «лѣсной дорогѣ», а совсѣмъ инымъ путемъ, который и вывелъ изъ лѣсу отрядъ Кліентова, въ разстояніи ружейнаго выстрѣла, прямо на огонь двухъ турецкихъ лагерей близь Шипкинскаго перевала. Въ виду этой неожиданности, бывшей слѣдствіемъ ошибки проводника, авангардъ 8-й роты тотчасъ же бросился въ цѣпь и мѣткимъ огнемъ далъ возможность 5-й и 8-й-ротамъ по одиночкѣ горною тропинкою вытянуться изъ лѣсу и принять участіе въ жаркой перестрѣлкѣ. Бой начался въ два и длился до шести часовъ вечера. Капитанъ Кліентовъ былъ уже раненъ тремя пулями. Люди его роты хотѣли было вынести его изъ сферы выстрѣловъ, но онъ остановилъ ихъ. «Братцы, прошу васъ, оставьте меня; я хочу умереть съ вами», сказалъ онъ своимъ солдатамъ и все время оставался на позиціи. Прапорщикъ Фіалковскій, тоже будучи раненъ, до конца не оставилъ фронта и былъ единственнымъ помощникомъ командиру 8-й роты, поручику Орлову. Наконецъ, видя безъисходность дальнѣйшаго пребыванія на позиціи, окруженной съ трехъ сторонъ несравненно сильнѣйшимъ непріятелемъ, и понеся уже значительный уронъ, изнемогающій отъ ранъ Кліентовъ въ четыре часа дня приказалъ начинать отступленіе, которое прикрывалъ поручикъ Орловъ съ однимъ взводомъ своей роты и неоднократно съ замѣчательнымъ хладнокровіемъ отражалъ непріятеля, бросавшагося въ штыки на горсть орловцевъ. Это преслѣдованіе съ трехъ сторонъ длилось до шести часовъ вечера. Такимъ образомъ, двѣ наши роты въ теченіи четырехъ часовъ безъ перерыва дрались противъ двѣнадцати ротъ и шести орудій противника. Много было положено нашихъ, но ни одинъ изъ оставшихся въ живыхъ не упалъ духомъ.
Крайная лѣвая колонна, подъ начальствомъ маіора Бойно-Родзевича, на разсвѣтѣ, въ три часа утра 5-го іюля, подошла къ турецкимъ заваламъ на разстояніе около полутораста сажень и безъ выстрѣла бросилась на штурмъ. Пѣхота работала штыками, а казаки прикладами, и послѣ колебаній одночасоваго, часто переходившаго въ рукопашную боя, опрокинули турокъ и заняли ихъ позицію. Атака эта ведена была съ фронта пятьюдесятью казаками и полутора ротами, а съ фланга однимъ взводомъ пѣхоты и двадцатью донцами, наступавшими по дорогѣ, указанной сотникомъ Галдинымъ. Ударъ съ обѣихъ сторонъ произведенъ былъ одно-мгновенно, въ назначенное время, и трудность этого предпріятія тѣмъ замѣчательнѣе, что подъемъ, по которому пришлось вести атаку, былъ чрезвычайно крутъ, а непріятель, имѣвшій два батальона анатолійскаго редифа, значительно превосходилъ силами отрядъ маіора Бойно-Родзевича. Сотникъ Галдинъ и генеральнаго штаба капитанъ Андріяновъ первыми вскочили въ непріятельскіе ложементы и личнымъ своимъ примѣромъ воодушевили солдатъ, да и вообще всѣ офицеры, схвативъ вмѣсто своихъ полусабель солдатскія ружья и работая штыками, вели свои части на приступъ. Почти каждый изъ нихъ закололъ по нѣскольку турокъ, и это отважное поведеніе офицеровъ было единственною причиною, что укрѣпленная позиція взята съ незначительными для насъ потерями, которыя заключаются въ 10-ти убитыхъ и 38-ми раненыхъ нижнихъ чинахъ. Турокъ же оказалось убитыми болѣе ста человѣкъ, а раненыхъ они забрали съ собою и отступили къ противоположной высотѣ, съ которой продолжали стрѣлять; но вечеромъ 5-го же іюля вдругъ сняли свой лагерь и потянулись къ горѣ св. Николая.
Такимъ образомъ, къ семи часамъ вечера 5-го іюля всѣ колонны исполнили свои задачи, за исключеніемъ колонны капитана Кліентова, которая должна была отступить въ Габрово и вслѣдствіе того открыть непріятелю «лѣсную дорогу» къ этому пункту. Обстоятельство это представилось тѣмъ болѣе серьезнымъ, что въ Габровѣ у насъ не оставалось уже никакого резерва и прикрытія къ обозамъ, а потому князь Мирскій счелъ необходимымъ дать всѣмъ колоннамъ приказаніе — отойдти 6-го числа утромъ къ Габрову. Потери въ бояхъ 5-го іюля были значительны. Колонна маіора Бойно-Родзевича, поступившая съ 6-го числа подъ команду казачьяго полковника Орлова, какъ уже сказано, потеряла 10 человѣкъ убитыми и 38 человѣкъ нижнихъ чиновъ ранеными. Въ колоннѣ капитана Кліентова убиты: прапорщики Дмитріевъ и Доценко и 63 человѣка нижнихъ чиновъ, ранены: капитанъ Кліентовъ (тяжело), подпоручикъ Фіалковскій, прапорщикъ Ковалевскій и 52 чел. нижнихъ чиновъ. Въ средней колоннѣ убиты 4 чел. нижнихъ чиновъ, ранены: прапорщикъ Закржевскій и 32 чел. нижнихъ чиновъ. Въ правой колоннѣ подполковника Хоменки потерь не было.
Между тѣмъ генералъ Гурко безпрепятственно проникъ за Балканы чрезъ Хаинкіойскій перевалъ, ни мало не защищенный турками, спустился съ своимъ отрядомъ въ долину рѣки Тунджи и, послѣ нѣсколькихъ удачныхъ, хотя и незначительныхъ дѣлъ, двинулся 5-го іюля на Казанлыкъ[1]. Такъ какъ къ этому городу съ сѣверо-восточной стороны подходятъ господствующія надъ нимъ высоты, съ занятіемъ коихъ онъ уже не можетъ болѣе держаться, то генералъ Гурко тронулся впередъ тремя колоннами. Правая (1½ батальона) должна была двигаться горами и атаковать городъ съ сѣверо-восточной стороны; средняя (пять батальоновъ и 10 орудій) слѣдовала у подошвы высотъ, чтобы атаковать Казанлыкъ съ востока и, наконецъ, лѣвая колонна, въ составъ которой входила вся кавалерія отряда, была обязана слѣдовать вдоль и вверхъ рѣки Тунджи, стараясь дѣйствовать обходами. Непріятель поджидалъ генерала Гурко верстахъ въ восьми впереди города; имѣя въ строю два батальона анатолійскаго низама, часть анатолійскаго же редифа и три орудія, изъ коихъ два были горныя, а одно 4-хъ-фунтовое. Кромѣ того, со стороны Шипки приближалась колонна пѣхоты, желавшая, по видимому, занять гребень высотъ, дабы угрожать правому флангу генерала Гурко.
Около семи часовъ утра 5-го іюля, въ то время какъ колонны князя Святополкъ-Мирскаго двинулись къ Шипкѣ съ сѣвера, у генерала Гурко начался артиллерійскій бой средней колонны, и пока длилась эта канонада, правая колонна, поднявшись на Казанлыкскія высоты, успѣла предупредить здѣсь противника, желавшаго въ свою очередь занять тѣ же высоты, но только съ сѣвера, и начала обходить непріятельскую позицію. Бъ это же время и кавалерійская колонна обошла турокъ съ ихъ праваго фланга и открыла по нимъ огонь изъ орудій. Непріятель отступилъ въ городъ и, вслѣдствіе обхода его нашею кавалеріею, не имѣя возможности отойдти на Карлово, началъ ретироваться къ Шипкѣ, куда уже отступила и другая турецкая колонна, пытавшаяся занять господствующія надъ городомъ высоты. Но такъ какъ и лѣвый флангъ противника былъ обойденъ нашею правою колонною, то уйдти въ Шипку турки не успѣли и обратились въ бѣгство, во время коего мы взяли съ боя всѣ три пушки и болѣе четырехсотъ человѣкъ плѣнныхъ съ тремя офицерами, при потерѣ съ нашей стороны убитыми трехъ и ранеными одиннадцати нижнихъ чиновъ. Около полудня Казанлыкъ очутился уже окончательно въ нашихъ рукахъ и потому генералъ Гурко хотѣлъ-было тотчасъ же двинуться къ деревнѣ Шипкѣ, съ тѣмъ чтобы въ тотъ же день занять перевалъ, но гнетущій солнечный зной до такой степени утомилъ пѣхоту, что для нея прежде всего сталъ крайне необходимъ довольно продолжительный отдыхъ. Вслѣдствіе этого генералъ Гурко пошелъ къ Шипкѣ только съ одною кавалеріею, пѣхота же подошла къ ней уже значительно позднѣе. Узнавъ, что противникъ отошелъ на вершину горы, занялъ перевалъ и укрѣпился тамъ въ весьма сильной позиціи, генералъ Гурко долженъ былъ остановиться противъ перевала. Подъ вечеръ въ его отрядѣ слышны были пушечные выстрѣлы, которые привели генерала къ заключенію, что это Орловскій пѣхотный полкъ подошелъ уже къ перевалу изъ-подъ Габрова и пытается овладѣть имъ. Это были выстрѣлы, направленные, какъ уже извѣстно, противъ колонны капитана Кліентова.
Къ сожалѣнію, генералъ Гѵрко, при всемъ своемъ желаніи помочь Орловскому полку, не могъ исполнить этого 5-го іюля, потому что пѣхота подошла къ нему изъ Казанлыка уже по прекращеніи слышавшейся перестрѣлки, да къ тому же вслѣдъ за ея приходомъ вскорѣ совсѣмъ свечерѣло и наступила полная темнота, быстро смѣняющая въ этомъ краѣ короткія сумерки.
Но предполагая, что орловцы будутъ дѣйствовать противъ Шипкинскаго перевала и на слѣдующій день, генералъ Гурко рѣшилъ послать на перевалъ, 6-го іюля, два батальона стрѣлковъ и обѣ сотни пластуновъ, съ цѣлью оказать содѣйствіе атакѣ орловцевъ. Чрезъ посредство болгаръ онъ увѣдомилъ объ этомъ командира Орловскаго полка и чрезъ нихъ же, 6-го іюля, около восьми часовъ вечера, получилъ отвѣтъ за подписью полковника Эллерса. Изъ этого отвѣта генералъ Гурко узналъ, что не только не было предположенія дѣйствовать на 6-е число противъ перевала, но что Орловскій полкъ, на основаніи изложенныхъ выше обстоятельствъ, долженъ былъ даже отступить къ Габрову. Къ сожалѣнію, генералъ Гурко узналъ объ этомъ обстоятельствѣ слишкомъ поздно, когда уже не было возможности вернуть назадъ стрѣлковъ и пластуновъ, а потому движеніе въ гору этихъ 2½ батальоновъ, вмѣсто содѣйствія въ атакѣ Орловскому полку, неожиданно обратилось въ совершенно самостоятельную и притомъ одиночную атаку. Придать этимъ частямъ хоть сколько нибудь артиллеріи не было никакой возможности, потому что всѣ горныя орудія остались при болгарскомъ ополченіи въ Казанлыкѣ[2], а пустить по этой узкой, извилистой тропинкѣ артиллерію полевую генералъ Гурко не нашелъ возможнымъ.
И такъ, 13-й и 15-й стрѣлковые батальоны должны были по крутой и лѣсистой тропинкѣ взбираться для атаки непріятельской позиціи съ востока, а пластунскимъ ротамъ предстояло демонстрировать противъ нея съ юга, — все это, конечно, при томъ предположеніи, что орловцы поведутъ наступленіе съ сѣвера.
Движеніе стрѣлковъ было исполнено вполнѣ скрытно отъ непріятеля, такъ что передовую его позицію — ретраншаментъ и лагерь — они успѣли занять съ разу. Въ это время бо́льшая часть восьми турецкихъ батальоновъ, занимавшихъ перевалъ, начала устраиваться въ позиціи на западной сторонѣ онаго. Для атаки этой второй позиціи нашимъ стрѣлкамъ пришлось спуститься нѣсколько внизъ, къ сѣдловинѣ, раздѣляющей высоты, и затѣмъ подвигаться къ такъ называемой горѣ Св. Николая. Только что начали они исполнять это движеніе, какъ на верху у турокъ появился большой бѣлый флагъ, и въ тотъ же моментъ два турецкіе офицера, съ бѣлыми флагами въ рукахъ, отдѣлились отъ своихъ войскъ и стали спускаться къ нашимъ стрѣлкамъ. Командиры обоихъ стрѣлковыхъ батальоновъ, принимая эту демонстрацію турокъ за желаніе ихъ вести переговоры о сдачѣ, а офицеровъ съ флагами за парламентеровъ, сейчасъ же приказали людямъ своихъ частей прекратить пальбу, что̀ и было исполнено ими немедленно. На встрѣчу предполагаемымъ парламентерамъ вышли изъ нашихъ рядовъ одинъ изъ стрѣлковыхъ офицеровъ, германскій военный агентъ маіоръ Лигницъ, вольноопредѣляющійся Тихановъ и рядовой, владѣющій турецкимъ языкомъ. Но турецкіе парламентеры тотчасъ же повернули назадъ, а со стороны непріятеля раздались какіе-то сигналы и вдругъ турецкіе батальоны, успѣвшіе за это время окончательно занять свою новую позицію, дали по нашимъ войскамъ страшный залпъ, который вывелъ у насъ изъ строя значительное число людей, — и бой опять возобновился. Оба батальона начали атаку и чрезъ нѣкоторое время, взявъ два укрѣпленія и лагерь, подступили къ главной позиціи противника, которая оказалась чрезвычайно сильною и защищалась не только двухъ-яруснымъ ружейнымъ, но и артиллерійскимъ огнемъ.
Командиръ 13-го стрѣлковаго батальона, полковникъ Клемантовичъ, былъ убитъ. Въ виду столь сильной непріятельской позиціи и не усматривая нигдѣ подхода Орловскаго полка, командиръ 15-го стрѣлковаго батальона, оставшійся за старшаго, началъ отходить назадъ, такъ какъ дальнѣйшая атака этой позиціи такими слабыми средствами и безъ артиллеріи была бы чистымъ безуміемъ. Отступленіе стрѣлковъ исполнено въ полномъ порядкѣ, но не въ томъ направленіи, въ какомъ началась ихъ атака, потому что для этого пришлось бы опять взбираться на высоты подъ самымъ губительнымъ огнемъ противника. Обстоятельство это было причиною того, что люди наши, раненые во время боя на первой турецкой позиціи, не могли быть подобраны во время отступленія. Турки провожали артиллерійскимъ огнемъ наши батальоны. Пластуны, видя, что стрѣлки отходятъ назадъ, тоже спустились внизъ и потеряли при этомъ въ числѣ убитыхъ своего офицера, есаула Баштаннаго. Наша потеря оказалась болѣе 150 человѣкъ убитыми и ранеными.
Въ этотъ же день утромъ убитъ начальникъ конно-піонерной команды, полковникъ графъ Роникеръ, при слѣдующихъ обстоятельствахъ: графъ Роникеръ слѣдовалъ съ уральскою сотнею нзъ Казанлыка въ Шипку, на присоединеніе къ стрѣлковой бригадѣ, но дорогою заблудился, вслѣдствіе чего долженъ былъ отъѣхать назадъ. Ѣхалъ онъ нѣсколько впереди сотни, съ трубачемъ и офицерами, и приближаясь къ сложеннымъ снопамъ, возлѣ лѣса, замѣтилъ вдругъ партію турокъ, человѣкъ въ двадцать, которые въ ту же минуту дали по немъ залпъ — и графъ Роникеръ на мѣстѣ свалился мертвымъ. Вся эта мѣстность, по приказанію генерала Гурко, была тщательно пройдена нашими партіями и очищена отъ мелкихъ турецкихъ шаекъ. Но все-таки нельзя не замѣтить, что графъ Роникеръ палъ жертвою собственной неосторожности, потому что онъ шелъ безъ охранительныхъ боковыхъ разъѣздовъ.
Удаленіе турокъ изъ лагеря, расположеннаго при деревнѣ Шипкѣ, на верхъ перевала, безъ взятія съ собою продовольственныхъ запасовъ[3], было сочтено въ нашемъ передовомъ отрядѣ за доказательство ихъ паники, обуявшей турецкія войска, вслѣдствіе пораженія, нанесеннаго имъ при Уфлани, и занятія нами Казанлыка. Предполагалооь также, что занятіе нашими войсками спуска съ Шипкинскаго перевала окончательно лишаетъ турокъ возможности подвозить въ верхніе лагери провіантъ и боевые запасы изъ долины Тунджи, а прибытіе къ передовому отряду нѣсколькихъ бѣглыхъ и проголодавшихся турецкихъ солдатъ, какъ бы подтверждало еще болѣе это предположеніе. Предвидя, что турки пе могутъ долго держаться въ своей позиціи, генералъ Гурко еще 6-го іюля утромъ послалъ турецкому пашѣ письмо съ предложеніемъ сдаться на капитуляцію.
7-го іюля, рано утромъ, изъ нашей аванпостной цѣпи было прислано начальнику передоваго отряда донесеніе, что со стороны непріятеля приближается турецкій офицеръ съ бѣлымъ флагомъ въ рукахъ. Парламентеръ этотъ былъ тотчасъ же препровожденъ къ генералу Гурко и вручилъ ему письмо отъ паши, начальника шипкинскаго отряда, въ которомъ изъявлялось полное согласіе на сдачу. Вслѣдствіе этого сейчасъ же были написаны условія капитуляціи и обезоруженія турецкихъ войскъ, долженствовавшаго начаться около полудня. При этомъ генералъ Гурко пожелалъ узнать, чѣмъ объясняется вчерашній вѣроломный поступокъ турокъ съ нашими стрѣлками. Парламентеръ отвѣчалъ на это, будто бы турецкіе офицеры не могли удержать своихъ людей отъ желанія стрѣлять по нашимъ войскамъ, когда послѣднія подошли на близкую дистанцію. Получивъ отъ генерала условія капитуляціи, онъ удалился, обѣщая вернуться назадъ чрезъ два часа, съ окончательнымъ отвѣтомъ своего начальника. Желая воспользоваться этимъ промежуткомъ времени, на которое, по условію, были прекращены военныя дѣйствія, и употребить его на подобраніе раненыхъ стрѣлковъ и пластуновъ, оставшихся на полѣ сраженія послѣ вчерашняго боя, генералъ Гурко вызвалъ санитаровъ и охотниковъ (офицеровъ и солдатъ) изъ болгарскаго ополченія, приказалъ имъ взять бѣлые флаги, надѣть таковыя же повязки на лѣвые рукава, снять съ себя все оружіе и въ такомъ видѣ идти на перевалъ, къ мѣсту первой турецкой позиціи.
Между тѣмъ, условный двухчасовой срокъ уже истекалъ, а со стороны противниковъ не замѣтно было ни малѣйшихъ признаковъ, которые указывали бы на то, что они дѣйствительно намѣрены исполнить условія капитуляціи. Это обстоятельство заставило наконецъ генерала Гурко остановиться на предположеніи, что переговоры о сдачѣ затѣяны турками нарочно, съ цѣлью обмана, дабы выиграть время и отступить по горнымъ тропинкамъ безъ боя и преслѣдованія. Генералъ выждалъ до конца все условленное время и, по истеченіи его, въ первомъ часу дня, вызвалъ партіи охотниковъ, которыя должны были подкрасться къ турецкому лагерю и высмотрѣть, что̀ тамъ дѣлается. Для поддержанія этихъ охотниковъ и для занятія турецкой позиціи, въ случаѣ если бы предположенія генерала оправдались, онъ приказалъ приготовиться къ движенію въ горы одному батальону стрѣлковъ и одной болгарской дружинѣ, при четырехъ горныхъ орудіяхъ. Въ началѣ втораго часа показалась наконецъ небольшая партія людей съ двумя бѣлыми флагами и начала спускаться къ нашему бивуаку. Можно было предположить, что это передовой отрядъ сдающихся и что за нимъ послѣдуютъ другія партіи, но это были наши санитары, изъ которыхъ нѣсколько человѣкъ возвратились около двухъ часовъ дня и заявили, что турецкіе лагери очищены и позиція на горѣ покинута турками. Тогда генералъ Гурко рѣшился тотчасъ же отправиться на верхъ съ небольшимъ конвоемъ и велѣлъ приготовленнымъ батальонамъ выступить туда же сейчасъ послѣ ихъ обѣда. Въ началѣ четвертаго часа батальоны выстроились къ походу, но въ это время ординарецъ привезъ генералу Гурко донесеніе отъ генерала Скобелева 2-го о томъ, что онъ съ тремя ротами орловцевъ уже занялъ перевалъ и что къ вечеру тамъ соберутся девять ротъ съ четырьмя орудіями. Тогда, отмѣнивъ движеніе батальоновъ, генералъ Гурко отправился на перевалъ только со своею свитою и небольшимъ кавалерійскимъ конвоемъ. Прибывъ на вершину, онъ осмотрѣлъ турецкую позицію и нашелъ ее чрезвычайно крѣпкою, почти неприступною со всѣхъ сторонъ. И точно, можно сказать положительно, что если бы турки, которыхъ, по показанію плѣнныхъ, находилось здѣсь восемь таборовъ, при одиннадцати орудіяхъ, не покинули почему-то перевала, то брать эту позицію было бы до крайности трудно и, во всякомъ случаѣ, взятіе ея потребовало бы съ нашей стороны жертвъ огромныхъ.
Между тѣмъ, въ этотъ же самый день, 7-го іюля, вотъ что̀ происходило по сѣверную сторону Шипкинскаго перевала, въ отрядѣ князя Святополкъ-Мирскаго.
Всю ночь, съ 6-го на 7-е число въ турецкихъ лагеряхъ на шипкинскихъ высотахъ пылали яркіе костры и какъ бы дразнили своимъ свѣтомъ и тепломъ нашихъ орловцевъ, остававшихся въ потьмахъ, внизу, въ сырой и росистой долинѣ; эти костры свидѣтельствовали, что позиція на перевалѣ все еще остается за турками. Съ разсвѣтомъ, въ четыре часа утра, 7-го іюля, князь Святополкъ-Мирскій приказалъ девяти ротамъ Орловскаго полка, при двухъ орудіяхъ, идти въ ущеліе рѣки Янтры, къ подножію Шипкинскаго перевала. Полковникъ Струковъ былъ посланъ вести авангардъ, и ему приказано занять ту самую позицію, съ которой 5-го числа была встрѣчена столь жестокимъ огнемъ 2-я стрѣлковая рота орловцевъ. Стрѣлки этой роты, зная какихъ потерь стоила имъ въ прошлый разъ эта самая позиція, тѣмъ не менѣе просили доставить имъ еще разъ честь идти въ авангардѣ. Полковникъ Струковъ, доведя эту роту почти на ружейный выстрѣлъ до помянутой позиціи, остановилъ ее внѣ предполагаемой линіи дѣйствительнаго огня, а самъ съ ротнымъ командиромъ, капитаномъ Никифоровымъ, и десятью стрѣлками вышелъ впередъ и занялъ гребень позиціи, съ цѣлью убѣдиться, будетъ ли данъ по нимъ залпъ, какъ въ прошлый разъ. Здѣсь они выждали нѣсколько минутъ, но непріятель не открывалъ огня и не подавалъ о себѣ никакихъ признаковъ, такъ что наша горсть передовыхъ развѣдчиковъ оставалась въ полной неизвѣстности — ловушка ли это, или же точно турки покинули свою позицію. Взявъ на себя отвѣтственности за дальнѣйшій ходъ развѣдки, полковникъ Струковъ объявилъ людямъ, что какъ бы то ни было, а позицію надо брать безъ огня и — «съ Богомъ!» Жутко было идти на полную неизвѣстность, но люди шли твердо, рѣшительно и, придя на позицію, нашли ее пустою. Впереди предстояло еще пять подъемовъ съ весьма сильными и укрѣпленными позиціями на каждомъ; но люди бодро шли все дальше и дальше, ожидая на каждомъ подъемѣ роковаго залпа, но съ каждымъ шагомъ впередъ, къ удивленію своему, находили вездѣ и во всемъ большой безпорядокъ: разбросанныя вещи, обувь, оружіе, значки и даже знамена. Тѣмъ временемъ подошли и другія роты Орловскаго полка, надъ которыми генералъ Скобелевъ принялъ общее начальство и, не останавливаясь, прошелъ съ ними всѣ подъемы и батареи — однѣ съ брошенными пушками, другія совсѣмъ безъ орудій. Видно было, что непріятель только что бѣжалъ: недорѣзанные быки и бараны, разбросанныя разныя вещи, патронные ящики, пушки, снаряды — все это явно свидѣтельствовало о поспѣшномъ и безпорядочномъ бѣгствѣ. Генералъ Скобелевъ повелъ теперь впередъ только три роты, которыя шли быстро, преодолѣвая гребень за гребнемъ и дивясь тому, какимъ образомъ и по какой причинѣ возможно было оставить безъ выстрѣла цѣлые ряды столь сильныхъ позицій, укрѣпленныхъ и природою, и военнымъ искусствомъ. Батареи, отдѣльныя укрѣпленія, завалы, ложементы въ замѣчательномъ числѣ были расположены такъ искусно, что не только одного полка, но и цѣлой дивизіи было бы далеко не достаточно для взятія ихъ штурмомъ, а иначе какъ штыками одолѣть ихъ было невозможно. Въ нѣкоторомъ отдаленіи и по разнымъ направленіямъ показывались иногда уходящіе турки. Наконецъ, одного изъ нихъ удалось поймать въ плѣнъ, и онъ объяснилъ, что генералъ Гурко уже два дня тѣснитъ ихъ съ юга, а нынче, рано утромъ, когда ихъ паша разсмотрѣлъ въ подзорную трубу и наступленіе съ сѣвера, то приказалъ снимать скорѣе лагерь и готовиться къ уходу. Вслѣдствіе этого по лагерю, отъ табора къ табору, вдругъ распространился слухъ, что русскіе въ громадныхъ силахъ наступаютъ съ обѣихъ сторонъ, и тутъ уже большинство солдатъ пустилось уходить безъ всякаго приказанія и порядка.
Между тѣмъ, со стороны генерала Гурко была мертвая тишина: ни звука, ни выстрѣла; а три роты орловцевъ, все идя впередъ, тщательно осматривались кругомъ, чтобы не быть отрѣзанными отъ своихъ резервовъ, и наконецъ поднялись на послѣднюю высоту, гдѣ ихъ глазамъ явилась одна изъ самыхъ ужасныхъ картинъ, какую только можетъ представить себѣ воображеніе. На площадкѣ валялось нѣсколько десятковъ отрѣзанныхъ головъ и обезглавленныхъ, ограбленныхъ труповъ. Цинизмъ развратнаго глумленія надъ этими головами и трупами столь изобрѣтателенъ, великъ и безстыденъ, что говорить о немъ въ печати нѣтъ ни малѣйшей возможности… Бѣлокурыя русскія головы, съ красивыми бородами, съ молодыми лицами, съ сомкнутыми или съ недвижно раскрытыми глазами лежали у ногъ только что пришедшихъ сюда ихъ ратныхъ товарищей. Видно было, что неистовымъ истязаніямъ и гнусному поруганію подвергались не только убитые, но и раненые. Это были головы всѣхъ тѣхъ стрѣлковъ и пластуновъ, которыхъ намъ не возможно было вынести изъ дѣла, происходившаго здѣсь наканунѣ, когда наши войска отступили другою дорогою. Только трупы полковника Климантовича и еще одного фельдфебеля того же батальона, лежавшіе дальше другихъ, не были обезображены и поруганы, да и то вѣроятно потому лишь, что турки не успѣли ихъ отыскать. Свидѣтелями-очевидцами этихъ ужасовъ, о которыхъ прислали свои донесенія генералъ Гурко, полковникъ Струковъ и генеральнаго штаба капитанъ Уссаковскій, былъ еще прусской службы маіоръ фонъ-Лигницъ и австрійскіе военные агенты[4].
Въ глубокомъ и скорбномъ молчаніи всѣ присутствующіе обнажили свои головы и стали креститься… Не было словъ для выраженія негодованія и скорби; слезы многимъ сжимали грудь и горло; рука невольно хваталась за оружіе, какъ бы порываясь поскорѣе къ отмщенію.
Вскорѣ однако роты наши дошли до края площадки. Здѣсь три крупповскія орудія, у которыхъ позабыли даже вынуть клинья, стояли обращенными не въ нашу сторону, а безъ всякаго направленія. И здѣсь, также какъ на ранѣе пройденныхъ позиціяхъ, все свидѣтельствовало о крайнемъ безпорядкѣ и паникѣ — даже была брошена неоконченная къ передачѣ депеша походнаго телеграфа. Раненые турки валялись въ палаткахъ и въ страхѣ сопротивлялись подбиравшимъ ихъ орловцамъ, которые, по мѣрѣ возможности, старались подать имъ хоть какую нибудь помощь. Тутъ же были распростерты и убитые турки, которые и на площадкѣ, и по крутому скату лежали не убранными, въ перемежку съ нашими обезображенными стрѣлками.
Осмотрѣвшись внимательнѣе, орловцы замѣтили внизу въ долинѣ два лагеря, но за отдаленностью разстоянія невозможно было различить — наши ли это, или турки. Минута была критическая, а потому генералъ Скобелевъ и старшіе офицеры, посовѣтовавшись между собою, въ виду всѣхъ ужасовъ окружавшей ихъ картины, рѣшили, что если это турки и если придется снова драться, то дѣлать это тутъ же, и драться безпощадно, до конца, не даваясь живыми въ руки. Но желая напередъ удостовѣриться, кому принадлежатъ усмотрѣнные внизу лагери, генералъ Скобелевъ снялъ фуражку и крикнулъ войскамъ: «да здравствуетъ Государь Императоръ!» Русское «ура» впервые огласило на этомъ мѣстѣ балканскія скалы, и оно должно было служить своего рода пробою: если внизу находятся русскіе изъ отряда генерала Гурко, то они отвѣтятъ тѣмъ же крикомъ, а если турки, то услышавъ его, быть можетъ, предпримутъ одно изъ двухъ: либо уйдутъ прочь, подобно своимъ шипкинскимъ товарищамъ, либо же поведутъ атаку, и во всякомъ случаѣ отрядъ нашъ будетъ выведенъ изъ положенія полной неизвѣстности. Замерло въ горахъ эхо русскаго клика; прошла минута — ждутъ, прислушиваются: нѣтъ никакого отклика. Вѣтеръ былъ не въ ту сторопу и потому, быть можетъ, громкое «ура» и не донеслось внизъ до лагерей. Явилось сомнѣніе, стали предполагать, что вѣроятнѣе всего это турки, какъ вдругъ вдали, на противномъ склонѣ, въ кустахъ, забѣлѣли рубахи цѣлой вереницы людей, между которыми развѣвался бѣлый флагъ. Опять сомнѣніе: не обманъ ли это со стороны противника. Но чрезъ нѣкоторое время недоумѣніе разъяснилось; можно было уже различать въ бинокль нѣкоторые внѣшніе признаки, по которымъ и опредѣлилось, что это приближаются русскіе санитары вмѣстѣ съ болгарскими ополченцами. Это были команды, высланныя генераломъ Гурко подобрать вчерашнихъ раненыхъ. Вскорѣ онѣ поднялись на площадку и встрѣтились съ орловцами. Пошли объятія, разспросы.... Радостна и вмѣстѣ съ тѣмъ скорбна была эта встрѣча, среди слѣдовъ неистоваго варварства турокъ. Въ отрубленныхъ головахъ многіе узнавали своихъ знакомыхъ, еще вчера полныхъ жизни, молодости, упованій.... Здѣсь валялись головы: Доценки, Дмитріева, Баштаннаго. Немедленно было составлено краткое донесеніе Главнокомандующему, и Великій Князь Николай Николаевичъ младшій повезъ его въ главную квартиру, вмѣстѣ съ турецкими значками и знаменемъ, а ротмистръ Цуриковъ былъ отправленъ къ генералу Гурко съ извѣщеніемъ о занятіи Шипкинскаго перевала. Вскорѣ послѣ этого пріѣхалъ сюда и самъ генералъ Гурко. Приступлено было къ уборкѣ мертвыхъ; вырыли братскую могилу, военный священникъ совершилъ обрядъ отпѣванія, и ратные товарищи насыпали курганъ надъ павшими. Затѣмъ было приведено въ извѣстность все оставленное турками въ ихъ лагеряхъ. На высотѣ перевала, а равно и въ деревнѣ Шипкѣ поставлены были достаточно сильные отряды. Капитанъ Ласковскій тотчасъ же занялся укрѣпленіемъ позиціи на вершинѣ и разработкою дороги, въ чемъ большую помощь, какъ работники, оказали ему мѣстные болгары. Раненые изъ обоихъ отрядовъ были отправлены въ госпиталь, устроенный полковникомъ Струковымъ въ Габровѣ, гдѣ сами жители доброхотно и съ величайшею готовностью пожертвовали все необходимое: помѣщеніе, бѣлье, постели, пищу, а женщины добивались, какъ особой чести, права ухаживать за ранеными, въ качествѣ сидѣлокъ. Словомъ сказать, габровскіе жители не лицемѣрно выказали полную и самую задушевную пріязнь къ русскимъ.
Примѣчанія
[править]- ↑ Дѣйствія отряда генерала Гурко съ 80-го іюля по 5-е іюля заключались въ слѣдующемъ:
Согласно своему плану (изложенному мною въ письмѣ изъ Тырнова отъ 6-го іюля), генералъ Гурко еще 28-го іюня выслалъ въ Балканы авангардъ, подъ начальствомъ генералъ-маіора Рауха, а 30-го іюня выступилъ изъ Тырнова съ главными силами, самъ, пославъ предварительно полковника Чернозубова съ его казаками влѣво, къ мѣстечкамъ Еленѣ и Беброву, посмотрѣть, не приближается ли оттуда непріятель. Полковникъ Чернозубовъ дошелъ до Беброва, обезоружилъ турецкихъ жителей, убѣдился, что въ окрестностяхъ нѣтъ непріятеля и затѣмъ присоединился къ главнымъ силамъ передоваго отряда.
Дивизьонъ конно-піонеровъ, шедшій съ генераломъ Раухомъ значительно впереди отряда, разработывалъ неудобопроходимыя мѣста перевала. Піонеры двигались быстро, проходя на-рысяхъ тамъ, гдѣ была лишь малѣйшая къ тому возможность, потому что задача ихъ была — изслѣдовать и какъ можно скорѣе приготовить дорогу для движенія отряда. Въ числѣ офицеровъ конно-піонернаго дивизьона находились инженерный капитанъ Альбертовъ и командиръ уральской сотни есаулъ Кириловъ. На высотѣ перевала наши піонеры воздвигли, въ видѣ колонны, большой обтесанный съ четырехъ сторонъ столбъ, укрѣпивъ его у подножія плитялкомъ, сложеннымъ въ видѣ пьедестала. Вершину этой колонны увѣнчали большимъ дубовымъ вѣнкомъ, надъ которымъ утвердили флагштокъ съ русскимъ флагомъ, а на поляхъ колонны написали черною краской годъ, мѣсяцъ, день перехода, названіе части и имена лицъ, подъ начальствомъ которыхъ находился отрядъ, прошедшій первымъ Хаинкіойскій перевалъ и воздвигшій колонну.Когда главныя силы передоваго отряда расположились на ночлегѣ съ 30-го іюня на 1-е іюля у Средней Колибы (хутора), то авангардъ генерала Рауха былъ уже за переваломъ и остановился на отдыхъ у входа въ послѣднее ущелье, ведущее къ селенію Хаинкіой, лежащему уже въ Долинѣ Розъ, у южнаго подножія Великихъ Балкановъ. 1-го іюля, около часа дня, генералъ Гурко прибылъ съ главными силами къ деревнѣ Паровцы и сдѣлалъ тамъ большой привалъ, до пяти часовъ, чтобы дать людямъ время для отдыха и варки пищи, а затѣмъ двинулся далѣе и къ вечеру того же дня былъ уже на южной сторонѣ перевала, со всею пѣхотою, четырьмя казачьими сотнями и всѣми 14-ю горными орудіями. Эти войска заночевали съ 1-го на 2-е іюля въ ущельѣ, не доходя верстъ 15-ти до Хаинкіоя. Остальная же кавалерія и конная артиллерія ночевали частію на высотѣ самаго перевала, частію на его сѣверномъ склонѣ.
Съ разсвѣтомъ 2-го іюля генералъ Гурко снялся съ бивуака и къ десяти часамъ утра подошелъ къ селенію Хаинкіой, гдѣ застигъ совершенно врасплохъ около трехсотъ человѣкъ анатолійскаго низама. Тотчасъ же были разсыпаны въ цѣпь пластуны, при поддержкѣ одного изъ стрѣлковыхъ батальоновъ, — и противникъ, послѣ слабаго сопротивленія, бѣжалъ по направленію къ городу Сливно, преслѣдуемый двумя стрѣлковыми батальонами и четырьмя козачьими сотнями (остальная кавалерія еще не подошла) съ двумя горными пушками. Такимъ образомъ, утромъ 2-го іюля выходъ изъ балканскихъ горъ былъ уже въ нашихъ рукахъ, и генералъ Гурко, выдвинувъ авангардъ, остановился у селенія Хаинкіой, чтобы дать время стянуться сюда остальнымъ частямъ своего отряда. Благодаря безпечности турокъ, не наблюдавшихъ за проходомъ, занятіе Хаинкіоя стоило намъ одного человѣка убитымъ и пяти ранеными; а если бы тѣ же триста человѣкъ заняли выходъ изъ узкаго ущелья, то генералъ Гурко могъ бы пробиться только съ большими жертвами. Путь, пройденный его войсками съ 30-го іюня по 2-е іюля, былъ чрезвычайно тяжелъ, въ особенности по крутизнамъ перевала. Отъ Тырнова до Паровцевъ этотъ путь можно назвать еще достаточно удобнымъ, потому что на всемъ протяженіи его есть только два крутые подъема, но и на нихъ оказалось возможнымъ вытянуть даже 9-ти фунтовыя орудія, при помощи буйволовъ. Главнѣйшія трудности начались отъ деревни Паровцы, гдѣ идетъ подъемъ на главный хребтовый перевалъ. Орудія втаскивали на верхъ при помощи канатовъ и лямокъ; два конныя орудія оборвались сь кручи, вмѣстѣ съ лошадьми, и скатились внизъ, въ лощину, откуда, по счастію, ихъ удалось вытащить. Спускъ съ перевала и дорога по ущелью южнаго склона была еще труднѣе, въ особенности послѣднія пять-шесть верстъ, такъ что конныя орудія едва-едва провозили, а что касается до зарядныхъ ящиковъ, то протаскиваніе ихъ потребовало почти сверхъестественныхъ усилій. При этомъ еще надо принять во вниманіе непривычность нашей кавалеріи къ движенію по такимъ крутымъ, каменистымъ горамъ, солнечный зной, пустынность незнакомой мѣстности и отсутствіе водныхъ источниковъ на главномъ перевалѣ. Не говоря уже о конной артиллеріи, даже и кавалерійское движеніе, большею частію въ одинъ конь, было возможно лишь благодаря предварительной разработкѣ пути конно-піонерами. Генералъ Раухъ, подъ руководствомъ котораго производилась эта разработка, выполнилъ свое порученіе блистательно, безъ чего былъ бы невозможнымъ и самый переходъ отряда. Состоявшій при авангардѣ генеральнаго штаба капитанъ Сахаровъ сдѣлалъ глазомѣрную съемку всего прохода, не нанесеннаго доселѣ ни на какихъ картахъ.2-го іюля, въ самый день выхода въ долину рѣки Тунджи и занятія селенія Хаинкіой, непріятель, получившій подкрѣпленіе, перешелъ вечеромъ въ наступленіе отъ мѣстечка Твердицы. У насъ въ авангардѣ у деревни Конары стоялъ 14-й стрѣлковый батальонъ, съ двумя сотнями пластуновъ, при двухъ горныхъ орудіяхъ. Этотъ авангардъ двинулся на встрѣчу противнику и, не доходя деревни Кузосмы (она же Козосмади), развернулся и завязалъ перестрѣлку, продолжавшуюся до подхода подкрѣпленій (15-й стрѣлковый батальонъ съ двумя горными орудіями), посланныхъ генераломъ Гурко отъ Хаинкіоя. Тогда непріятель началъ отступленіе, причемъ наши стрѣлки, вслѣдствіе сгустившихся потемокъ вечера, могли преслѣдовать его только до Твердицы и возвратились на авангардную позицію къ Конарамъ. Въ этотъ день части передоваго отряда овладѣли двумя лагерями, расположенными на пространствѣ между деревнею Эсекчи и Твердицею, гдѣ нашли брошенное оружіе, патроны, предметы обмундированія и снаряженія, хирургическіе инструменты, перевязочные матеріалы, и кромѣ того взяли семь человѣкъ плѣнныхъ, по показаніямъ которыхъ непріятель, въ количествѣ четырехъ таборовъ (два анатолійскаго низама и два египетскіе), отступилъ къ Сливно. Наша потеря — одинъ убитый и шесть нижнихъ чиновъ тяжело раненыхъ, изъ коихъ двое умерли въ тотъ же день.
3-го іюля генералъ Гурко, оставаясь съ главными своими силами въ Хаинкіоѣ, выслалъ на рекогносцировку къ сторонѣ Іени-Загры и Сливно двѣ сотни 26-го донскаго полка и уральскую сотню. За деревнею Орезари (она же Урызары) этотъ отрядъ былъ встрѣченъ толпами баши-бузуковъ и черкесовъ, за которыми слѣдовали три табора пѣхоты съ двумя орудіями. Спѣшившись, казаки завязали перестрѣлку и послали просить подкрѣпленія. Въ пять часовъ по полудни къ нимъ былъ посланъ 9-й драгунскій Казанскій полкъ, съ четырьмя конными орудіями. Какъ только этотъ послѣдній отрядъ показался въ виду противника, турки стали поспѣшно отступать, причемъ конныя орудія, пришедшія съ драгунами, провожали ихъ огнемъ, а уральцы преслѣдовали до наступленія темноты. Въ часъ ночи вернулись на бивуакъ драгуны, а часъ спустя послѣ нихъ — уральцы. Тѣ и другіе привезли съ собою много побросаннаго оружія, нѣсколько значковъ и одно знамя. У драгунъ потерь не было; уральцы же потеряли одного убитымъ и трехъ ранеными, изъ коихъ два тяжело.
На слѣдующій день (4-го) двѣ сотни 26-го донскаго полка двинулись на дальнѣйшуго развѣдку, и дошли до Іени-Загры, гдѣ порвали телеграфную проволоку, а генералъ Гурко двинулся изъ Хаинкіоя на Казанлыкъ, съ 6½ батальоновъ, 14½ эскадроновъ и сотень и съ 16-ю орудіями [4-я стрѣлковая бригада, двѣ сотни пластуновъ, одна бригада болгарскаго ополченія, гвардейскій полуэскадронъ, драгунская бригада, уральская сотня, Кіевскій гусарскій и 21-й донской полки, конно-піонерный дивизьонъ и вся конная артиллерія.]. У деревни же Хаинкіой, въ видѣ арріергарда, были оставлены четыре батальона съ горною артиллеріею и шесть сотень [Двѣ бригады болгарскаго ополченія, 14 горныхъ орудій и 26-й донской полкъ, двѣ сотни котораго, какъ сказано выше, находились 14-го іюля у Іени-Загры.], подъ начальствомъ генералъ-маіора Столѣтова, которому генералъ Гурко приказалъ двинуться съ арріергардомъ, вслѣдъ за главными силами отряда 5-го іюля вечеромъ, или 6-го утромъ. Къ сожалѣнію, у меня нѣтъ пока никакихъ свѣдѣній, которыя могли бы вполнѣ выяснитъ: почему генералу Столѣтову было приказано выступить изъ Хаинкіоя именно въ означенное время? Вѣроятно, потому, что въ передовомъ отрядѣ было достовѣрно извѣстно, что къ этому времени непремѣнно подойдетъ изъ-за Балканъ пѣхотная бригада генералъ-маіора Борейши для занятія Хаинкіойскаго перевала. Дождался ли генералъ Столѣтовъ этой бригады, или же выступилъ ранѣе ея прихода, неуклонно слѣдуя предписанію начальника передоваго отряда — тоже мнѣ не извѣстно, хотя выяснить это было бы не лишнимъ, въ виду толковъ, ходившихъ у насъ нѣкоторое время, будто, вслѣдъ за выступленіемъ генерала Столѣтова, Хаинкіойскій перевалъ, доставшійся намъ хотя и безъ боя, но съ величайшими трудностями и составлявшій пока единственный путь сообщенія передоваго отряда съ главными силами дѣйствующей арміи, остался вовсе не обезпеченнымъ, безъ всякаго прикрытія, что̀ было очень рискованно, такъ какъ четыре турецкіе табора и черкесы съ баши-бузуками, дравшіеся съ нами наканунѣ у Орезари, не были уничтожены, а только отступили по направленію къ Сливно (да и одни ли только они могли тамъ находиться?) и, стало-быть, пользуясь движеніемъ передоваго отряда къ Казанлыку, эти непріятельскія силы свободно могли во всякое время занять Хаинкіойское ущелье и отрѣзать намъ единственный путь сообщенія съ придунайской Болгаріей. Таковы были толки, но до какой степени простиралась ихъ основательность — судить не берусь, такъ какъ это могутъ выяснить только свидѣтельства непосредственныхъ участниковъ забалканской экспедиціи и имѣющіеся у нихъ офиціальные документы.
4-го іюля, по дорогѣ изъ Хаинкіоя въ Маглишъ [Маглишъ (или Маглисъ) лежитъ на половинѣ дороги изъ Хаинкіоя въ Казанлыкъ.], сотня казаковъ, шедшая во главѣ авангарда генерала Гурко, около десяти часовъ утра, вдругъ была встрѣчена сильнымъ ружейнымъ огнемъ изъ-за земляныхъ заборовъ и изъ садовъ деревни Уфлани. Чтобы выбить непріятеля изъ его крѣпкой позиціи, преградившей отряду дальнѣйшій путь къ Казанлыку, пришлось развернуть всю стрѣлковую бригаду и выдвинуть впередъ конную артиллерію (10 орудій). Послѣ упорнаго сопротивленія, турки наконецъ были выбиты изъ деревни штыками. Стрѣлки удачно преслѣдовали ихъ съ фронта, а драгуны и кіевскіе гусары, отчасти заскакавшіе даже въ тылъ противника, настойчиво насѣдали съ праваго фланга. Въ дѣлѣ особенно отличились штыковою атакою 13-й и 15-й стрѣлковые батальоны; изъ нихъ послѣдній отнялъ съ боя непріятельское знамя. Въ числѣ многихъ плѣнныхъ, находился казанлыкскій каймакамъ, который далъ показаніе, что въ дѣлѣ подъ Уфлани участвовали пять таборовъ анатолійскаго низама, подъ командою Калуси-паши. Судя по количеству убитыхъ (до четырехсотъ), потеря непріятеля должна быть весьма значительна. Мы же потеряли до 60-ти человѣкъ, въ томъ числѣ двухъ тяжело раненыхъ офицеровъ. Къ вечеру генералъ Гурко дошелъ до Маглиша, гдѣ и расположился на ночлегъ, а 5-го іюля, утромъ двинулся на Казанлыкъ. - ↑ Такъ какъ атака шипкинскаго перевала съ южной стороны входила въ заранѣе начертанный планъ, составляя даже главнѣйшую суть всѣхъ дѣйствій передоваго отряда, причемъ сама собою выступала на видъ необходимость и горной артиллеріи, для содѣйствія этой атакѣ, то было бы не лишнимъ знать тѣ, безъ сомнѣнія, весьма основательныя и уважительныя причины, которыя побудили оставить горную артиллерію безраздѣльно, всю сполна, въ арріергардѣ у генерала Столѣтова, тѣмъ болѣе, что самое приказаніе генералу Столѣтову — двигаться съ арріергардомъ вслѣдъ за главными силами 5-го іюля вечеромъ или 6-го утромъ — само по себѣ уже указываетъ, что защита Хаинкіойскаго ущелья силами передоваго отряда не имѣлась въ виду въ данный періодъ времени.
- ↑ Въ продовольствіи имъ не было особенно настоятельной надобности, такъ какъ оно уже заранѣе имѣлось на самомъ перевалѣ, что и подтвердилось для насъ во очію, когда части Орловскаго полка поднялись на верхъ съ сѣверной стороны: генералъ Скобелевъ 2-й и полковникъ Струковъ свидѣтельствуютъ, что они нашли тутъ, помимо разныхъ припасовъ, еще и недорѣзанныхъ воловъ и только-что освѣжованныхъ барановъ.
- ↑ Маіоръ фонъ-Лигницъ, по поводу этихъ звѣрствъ и обманныхъ поступковъ, напечаталъ въ «Сѣверо-Германской Всеобщей Газетѣ» слѣдующія два письма:
I. «Казанлыкъ, 22-го (10-го) іюля 1877 г.
«Въ началѣ сраженія 18-го (6-го) іюля въ Шипкинскомъ проходѣ, передъ взятіемъ право-фланговаго ретраншамента, когда русскіе стрѣлки находились отъ послѣдняго въ разстояніи 700 шаговъ, турки по данному сигналу прекратили огонь. На брустверѣ видны были стоявшіе густою толпою солдаты, которые что-то кричали намъ и махали бѣлыми платками, прикрѣпленными къ поднятымъ вверхъ ружьямъ. Русскіе стрѣлки до того времени мало стрѣляли: многіе думали, что на той сторонѣ находились уже русскіе. Увидѣвъ дѣлаемые имъ знаки, они остановились. Турецкому гарнизону въ Шипкинскомъ проходѣ предложено было сдаться, такъ какъ отрядъ генерала Гурко, занявъ деревню Шипку, отрѣзалъ имъ путь къ отступленію. Когда показался затѣмъ большой бѣлый флагъ, вблизи котораго стояли два офицера, то нельзя было болѣе сомнѣваться, что турки отказываются отъ дальнѣйшаго сопротивленія. Я приблизился къ крайнему изъ медленно отступавшихъ турецкихъ стрѣлковъ и по его рѣчи и жестамъ пришелъ къ заключенію, что мое предположеніе справедливо. Я намѣревался послѣдовать за туркомъ на ретраншаментъ, но меня удержалъ штабный офицеръ стрѣлковой бригады. Одному стрѣлку, который, будучи татариномъ, зналъ турецкій языкъ, поручено было отправиться съ туркомъ и вызвать офицера. Турецкій солдатъ выразилъ свою радость по поводу встрѣчи съ поклонникомъ ислама и отправился со стрѣлкомъ къ тому мѣсту, гдѣ стояли офицеры съ парламентерскимъ флагомъ. Оттуда всѣ двинулись на гору; турки же, находившіеся на брустверѣ, сошли внизъ. Мы приказали стрѣлкамъ стать на всякій случай подъ прикрытіе. Я, одинъ офицеръ и солдатъ, къ штыку котораго привязанъ былъ бѣлый платокъ, стояли на дорогѣ, ведущей на ретраншаментъ, поджидая турецкаго офицера. Вдругъ раздался выстрѣлъ изъ стрѣлковой цѣпи, расположившейся къ сѣверу отъ ретраншамента; затѣмъ послѣдовали два выстрѣла изъ ретраншамента и, наконецъ, по данному сигналу, открытъ былъ сильный ружейный огонь вдоль всей линіи. Наши стрѣлки ринулись впередъ и черезъ полчаса ретраншаментъ былъ въ нашихъ рукахъ. Мы уже не видѣли болѣе солдата-татарина».
II. «19-го (7-го) іюля, въ 6 часовъ утра, прибылъ къ форпостамъ у деревни Шипки турецкій парламентеръ (капитанъ), привезшій съ собою письмо отъ паши, командовавшаго на высотахъ. Паша изъявлялъ готовность сдаться на предложенныхъ ему наканунѣ условіяхъ. Генералъ Гурко приказалъ объявить парламентеру, что послѣ того какъ турецкая армія злоупотребила, къ вѣчному своему стыду, парламентерскимъ флагомъ, онъ не можетъ сохранить прежнія условія. Парламентеръ возразилъ, что паша не хотѣлъ сражаться, но не могъ удержать своихъ солдатъ, когда приблизились русскія войска. Строгость условій усилена была лишь въ томъ отношеніи, что оба офицера, находившіеся вчера при парламентерскомъ флагѣ, подлежали выдачѣ русскимъ, между тѣмъ какъ остальные были отпускаемы на честное слово. Условіе это было выражено въ письменномъ отвѣтѣ, составленномъ на турецкомъ языкѣ и переданномъ парламентеру. Турецкій офицеръ, позавтракавъ, возвратился въ лагерь около 9½ ч. Наши санитары, отправленные около 11 часовъ, нашли въ часъ дня лагерь пустымъ, а въ 2 часа онъ былъ занятъ русскимъ отрядомъ, прибывшимъ изъ Габрова. Оказалось, что парламентеръ сыгралъ съ нами комедію. Часть турецкихъ войскъ еще вечеромъ 18-го (6-го) іюля удалилась въ западномъ направленіи по горной тропинкѣ; раннимъ же утромъ 19-го іюля за нею послѣдовали и остальныя турецкія войска. Санитары не нашли ни одного раненаго; у нѣкоторыхъ убитыхъ и у всѣхъ раненыхъ были отрѣзаны головы, которыя были разбросаны въ палаткахъ. Въ числѣ обезглавленныхъ находился одинъ санитаръ, съ повязкою «Краснаго Креста» на рукавѣ, и раненый, лежавшій на лазаретныхъ носилкахъ. Нѣкоторые раненые подвергнуты были, по видимому, ужаснымъ пыткамъ. Турецкимъ раненымъ сдѣлана была перевязка и оказано облегченіе близь того самаго мѣста, гдѣ собрано было около 30-ти головъ русскихъ солдатъ. Участвовавшіе въ сраженіи войска принадлежали, по видимому, исключительно къ низаму; въ числѣ ихъ было нѣсколько арабовъ и гвардейцевъ». (Подписано) «Маіоръ фонъ-Лигницъ».