Статьи газеты „Харбинскій Вѣстникъ“ 1906 г. 711, 712 и 722 за апрѣль 1906 г.
Въ чемъ наши недостатки?.. Подъ такимъ заглавіемъ помѣщена статья въ № 72 „Военной Жизни“. Предпославъ нѣсколько словъ о серьезномъ значеніи для нашей арміи необходимости сознать свои недостатки, дабы вѣрно идти по пути усовершенствованія, редакція военной газеты, или неизвѣстный авторъ даютъ дословныя выдержки изъ оставленнаго намъ въ наслѣдство, послѣ своего отъѣзда съ театра в. д., поученія г.г. офицерамъ бывшаго военнаго министра (администрировалъ), командующаго Маньчжурской арміей (командовалъ), главнокомандующаго всѣми сухопутными и морскими силами Россіи, дѣйствовавшими противъ Японіи (повелѣвалъ), и опять командующаго арміей (снова командовалъ и приказывалъ) генерала Куропаткина. Читателямъ преподано также, что огромный боевой опытъ, глубокое знаніе теоріи и практики военнаго дѣла, наконецъ исключительное положеніе, какъ передъ войной, такъ и въ теченіе всей кампаніи, даютъ его словамъ особую авторитетность и заставляютъ прислушиваться къ его мнѣніямъ съ особымъ вниманіемъ.
Военноначальники поучаютъ ввѣренныя имъ войска наставленіями-поученіями, излагая ихъ устно, или письменно, въ установленныхъ для того приказахъ и приказаніяхъ войскамъ, придерживаясь и согласуясь съ существующими на сей предметъ уставными положеніями. Повидимому имъ не возбраняется прибѣгать, для распространенія и внѣдренія своего опыта и практики, и къ услугамъ прессы; но разъ такого рода поученія являются на страницахъ печати, то каждый изъ тѣхъ, къ кому они относятся (разсматриваемое поученіе даже названо „обращеніе къ офицерамъ“), имѣетъ законное право противопоставить имъ также свой опытъ и свою практику. Думаю, что въ данномъ случаѣ является особенная необходимость надлежащимъ образомъ освѣтить распространяемыя поученіемъ идеи, ибо именно онѣ, будучи ошибочно, неправильно поняты, могутъ явиться лишенными своей практичности и потому полезности, какъ исходящія отъ человѣка (такъ говоритъ авторъ статьи), признаваемаго военнымъ авторитетомъ.
Есть два способа совершенствованія любого вида или рода дѣятельности: а) положительный, т. е. по опыту чего нибудь лучшаго — совершеннаго, и б) отрицательный, т. е. по опыту чего-нибудь — несовершеннаго. Говоря проще, каждый, поучая другихъ, можетъ на основаніи опыта учить ихъ или „какъ нужно дѣйствовать“, или „какъ не нужно дѣйствовать“. Который изъ двухъ способовъ полезнѣе рѣшить не берусь, и думаю, что въ этомъ отношеніи мнѣнія могутъ расходиться, но полагаю также, что учить только по второму — отрицательному способу недостаточно: нужно же давать образцы чего нибудь положительнаго, ибо на основаніи чего же въ противномъ случаѣ совершенствоваться.
Единственнымъ источникомъ совершенствованія военнаго искусства является военная исторія; только по опытамъ кампаній и сраженій можно находить истинный путь прогресса столь труднаго и столь сложнаго въ психическомъ и физическомъ отношеніяхъ дѣла, какъ война и бой. Военная исторія обширна, богата и все еще обогащается съ поразительною быстротою: въ двадцатомъ столѣтіи было уже три войны, и послѣдняя, по своей продолжительности и грандіозности мобилизованныхъ вооруженныхъ средствъ, является едва ли не самою поучительною изъ всѣхъ до сихъ поръ бывшихъ; многіе считаютъ, что она оставляетъ далеко за собой въ этомъ отношеніи Франко-Германскую кампанію 1870—71 г.г. (лично я съ этимъ несогласенъ). Во всякомъ случаѣ, для русскаго военноначальника, успѣвшаго испробовать свою доблесть на другихъ поляхъ сраженія еще до войны съ Японіей, конечно эта послѣдняя и будетъ наиболѣе поучительнымъ опытомъ. Слѣдовательно и глава нашихъ вооруженныхъ силъ, занимавшій этотъ огромный постъ въ продолженіе 6 лѣтъ до войны и во всю кампанію отъ самого ея начала (Тюренчена) до послѣдняго генеральнаго сраженія (Мукденъ), рѣшившаго окончательно и безповоротно печальную участь кампаніи, можетъ базироваться главнымъ образомъ на опытѣ злосчастной для насъ войны. Ясно, что военноначальникъ, проигравшій кампанію и имѣвшій одни пораженія, не можетъ никоимъ образомъ поучать армію положительнымъ способомъ; въ его распоряженіи только отрицательный: „не дѣлайте такъ то и того то, какъ я дѣлалъ, и что я дѣлалъ, ибо результаты сего привели къ такимъ то неудачамъ“ — вотъ эпиграфъ, который мысленно долженъ прочитать каждый, беря въ руки „поученіе“ Куропаткина.
Если мнѣ возразятъ, что у него есть опытъ, и при томъ положительный, по кампаніямъ Турецкой и Среднеазіатскихъ, то отвѣчу, что въ первой изъ нихъ онъ самостоятельной дѣятельности не проявлялъ, оставаясь только механическимъ исполнителемъ великаго Скобелева; то же было въ значительной степени и въ войнахъ съ толпами азіатскихъ кочевниковъ; кромѣ того, опытъ этихъ послѣднихъ, можетъ быть очень полезный для нѣкоторыхъ, безусловно вреденъ для другихъ, пріучая воевать слишкомъ просто, одерживать легкіе успѣхи, при наличіи большихъ недочетовъ и несовершенствъ, какъ въ управленіи войсками, такъ и въ качествѣ боевого матеріала, давая возможность добывать дешевые лавры. Наконецъ примѣненіе опытовъ стратегіи и тактики Скобелева на Маньчжурскомъ театрѣ в. д. мы не видѣли, ибо Скобелевъ только побѣждалъ, а мы терпѣли только пораженіе за пораженіемъ.
Изъ всего сказаннаго вытекаетъ первая неустойчивость разсматриваемаго поученія: оно односторонне, будучи основано только на отрицательномъ методѣ; но оно кромѣ того не можетъ быть безпристрастно, объективно, а потому и полезно. Дѣйствительно, человѣкъ, поучающій по опыту неудовлетворительности искусства своей дѣятельности, прежде всего склоненъ стремиться къ самооправдыванію и затѣмъ уже только къ принесенію пользы своими идеями — словами; это стремленіе имъ доминируетъ, ведетъ его по самому пагубному для дѣла пути, ибо заставляетъ искать и указывать несовершенство опыта не въ собственной неспособности, а въ условіяхъ обстановки; послѣдней дается невѣрное освѣщеніе, чѣмъ естественно вводятся въ заблужденіе поучаемые. Прибавимъ къ этому, что въ военныхъ искусствѣ и наукѣ легче всего скомбинировать не только смягчающія, но даже и упраздняющія вину обстоятельства, для какого угодно примѣра отрицательнаго ихъ проявленія; нужно лишь обладать эрудиціей, краснорѣчіемъ, перомъ; а если же есть популярность, то, ей Богу, повѣрятъ и послушаютъ.
Наконецъ не странно ли, что теперь насъ поучаетъ послѣ и на основаніи горькаго опыта именно тотъ, кто имѣлъ полную возможность преподать если не все, то весьма многое своевременно, для избѣжанія такого опыта.
Да будетъ же дозволено высказаться по поводу „поученія“, основаннаго только на отрицательномъ способѣ, и непризнаннымъ авторитетамъ — маленькимъ людямъ — участникамъ войны, имѣвшимъ всетаки опытъ положительной дѣятельности при исполненіи возлагавшихся на нихъ частныхъ стратегическихъ и тактическихъ задачъ въ операціяхъ и бояхъ, столь неизмѣнно проигрываемыхъ въ своемъ общемъ цѣломъ. Сколько частныхъ побѣдъ можемъ мы указать и назвать, сколько разъ отдавали мы поле сраженія побѣжденному врагу, потому что высшая стратегія, использовавъ опытъ тактической обороны, готовилась уже продѣлывать другой ему подобный; кончали опытъ побѣды, выполненный по собственной иниціативѣ, и затѣмъ выполняли опытъ пораженія. Не только жизнь и школа Россіи, неспособствовавшія подготовкѣ сильныхъ самостоятельныхъ характеровъ, лишили армію проявленія положительнаго военнаго искусства, лишили талантовъ и успѣховъ, а кое что другое, о чемъ и скажемъ теперь, отвѣчая на тезисы „поученія“.
Во главѣ всего „поученія“ поставленъ вопросъ: „какія главныя причины, кромѣ недостатка численности, препятствовали намъ быть побѣдителями ранѣе заключенія мира?
Если бы вопросъ заключалъ въ себѣ только слова не напечатанныя курсивомъ, то можно было бы на немъ не останавливаться, а просто обратиться къ разбору перечисленныхъ авторомъ „поученія“ причинъ, изъ которыхъ дѣйствительно нѣкоторыя имѣли мѣсто и мѣшали намъ побѣждать, но… слова (курсивъ) существуютъ: они предпосланы всему „поученію“, въ нихъ и есть гвоздь „поученія“, вѣрнѣе самооправданіе полководца.
Скажу смѣло, что первая фраза — кромѣ недостатка численности — значитъ: „въ моемъ распоряженіи никогда не было достаточно силъ“, а вторая — ранѣе заключенія мира — значитъ: „я побѣдилъ бы именно въ то время, когда заключили миръ, т. е. мнѣ помѣшали“; вѣдь нельзя же понимать послѣднюю фразу буквально, такъ какъ по заключеніи мира, т. е. въ мирное время, побѣдителемъ быть нельзя; наконецъ дальше слѣдуетъ и поясненіе: „никогда наша армія не представляла такой грозной силы въ матеріальномъ и духовномъ отношеніяхъ, какъ лѣтомъ 1905 г., когда, неожиданно для дѣйствующихъ войскъ, кои были увѣрены въ неудачѣ переговоровъ въ Портсмутѣ и горячо желали этой неудачи, былъ заключенъ миръ, необходимый для внутреннихъ дѣлъ Россіи, но памятный для арміи“.
Поставивъ себя на такой пьедесталъ неуязвимости, ибо можно ли обвинять въ проигрышѣ кампаніи полководца, въ распоряженіи котораго никогда не было достаточно силъ, а когда онѣ явились, то ему приказали не сражаться, авторъ обращается къ сердцу многострадальныхъ учениковъ своихъ и говоритъ, что прежде всего виновенъ онъ самъ — ихъ старшій начальникъ. Какое смиреніе, какое самопожертвованіе! Пріемъ довольно дипломатическій и, отдаю ему справедливость, вѣрный: русское сердце мягко и всегда готово простить кающагося, а въ особенности такого, кто даже имѣетъ законное основаніе не каяться. Но въ чемъ же вина, въ которой такъ великодушно сознается г. Куропаткинъ? а въ томъ, видите ли, что „ему не удалось исправить духовные и матеріальные недочеты ввѣренныхъ ему войскъ и еще шире воспользоваться ихъ несравненными сильными сторонами“.
Допустимъ, что исправить рутину во время войны уже поздно, допустимъ, что она засѣла такъ глубоко, что въ шестилѣтній предшествовавшій войнѣ періодъ портфёльства надъ арміей, ее тоже нельзя было выбить, ибо вѣдь нельзя же не считаться съ тѣмъ фактомъ, что командующій и главнокомандующій арміей не могъ не знать и не видѣть ея недочетовъ, какъ бывшій военный министръ; допустимъ, наконецъ, что злу той же рутины нельзя было противопоставить то хорошее, что было въ арміи, ибо рутина была слишкомъ сильна; но все это относится и касается боевого матеріала, который, будь онъ плохой, хорошій или отличный, долженъ еще быть эксплоатированъ командною властью.
Исторія поучаетъ насъ, что Піемонтская армія французовъ 1796 г. представляла изъ себя весьма несовершенный матеріалъ, но прибылъ Бонапартъ, и армія переродилась въ нѣсколько дней; Суворовъ много разъ побѣдоносно водилъ въ бой войска, терпѣвшія неудачи до его командованія ими; Тотлебенъ создалъ оборону Севастополя изъ ничего; Кондратенко заставилъ блистать Артуръ, какъ лучезарную звѣзду нашихъ маньчжурскихъ войскъ, до самой своей геройской кончины, а вѣдь Артуръ обороняли русскія войска съ присущими имъ въ то время духовными и матеріальными недочетами. Мнѣ возразятъ, что нынѣшнія войны не то, что было прежде: теперь массы — милліоны, нужна система подготовки сложнаго военнаго механизма, и если она плоха, то ничего не подѣлаешь — система бьетъ систему; война есть экзаменъ государственнаго строя, и если онъ слабъ, то армія не можетъ побѣдить. Г. Куропаткинъ не упустилъ случая оправдаться этимъ геніальнымъ соображеніемъ и говоритъ, что „теперь, когда съ народа снимается бюрократическая опека, и ему предоставляется возможность свободнаго развитія и примѣненіе своихъ силъ на пользу родины, блага свободы дадутъ во всѣхъ сферахъ дѣятельности людей самостоятельныхъ, предпріимчивыхъ, обладающихъ широкою иниціативою, крѣпкимъ тѣломъ (причемъ тутъ гражданская свобода?) и духомъ, тогда обогатится этими силами и армія“.
На первое, т. е. на необходимость системы, отвѣчу, что хотя она и была несовершенна (и совершенствовалась ли за послѣдніе годы передъ войной?), но во всякомъ случаѣ не въ такой степени, чтобы обусловить невозможность побѣды; могли же мы начать побѣдно первое генеральное сраженіе подъ Ляояномъ (11, 12 и 13 августа при Ляньдьясань) и заставить японцевъ разбиться объ упорство 3, 1 и 4 Сибирскихъ корпусовъ 17 и 18 августа… но весь успѣхъ былъ потерянъ, благодаря неискусному управленію арміей, во-первыхъ обезпечившему и подготовившему вѣроятность неудачъ на стратегическихъ пунктахъ на р. Тайдзыхе, а во-вторыхъ отказавшемуся отъ возможности ихъ исправленія, имѣя въ своемъ распоряженіи достаточное количество силъ отличнаго качества; вѣдь доблесть войскъ, проявленная во всѣхъ предшествовавшихъ дняхъ сраженія, конечно, съ избыткомъ покрывала духовные и матеріальные недочеты системы. У кого то не хватило рѣшимости рискнуть, а безъ риска воевать и сражаться нельзя; тогда не нужно было бы ни таланта, ни даже умѣнія.
Итакъ, извиняясь за неисправленіе и неиспользованіе качествъ боевого матеріала, военно-начальникъ ни слова не говоритъ о томъ, какъ вообще его эксплоатировали, т. е. въ какія условія ставили для исполненія полномочныхъ предначертаній, и каковы были эти предначертанія.
Но это совершенно понятно. Можно ли выиграть кампанію, поставивъ единственнымъ обезпеченіемъ успѣха сосредоточеніе колоссальнаго превосходства силъ (стратегія терпѣнія, оповѣщенная всей Россіи въ Москвѣ), когда всякому даже не военному понятно, что достигнуть этого превосходства надъ Японіей, имѣвшей 50 милліоновъ народонаселенія и находившейся всего въ разстояніи трехъ-дневнаго пути отъ театра военныхъ дѣйствій, конечно, было невозможно; кромѣ того, при возможной — реальной провозоспособности одной коллеи въ 10,000 верстъ, ростъ русской арміи на Дальнемъ Востокѣ имѣлъ свой предѣлъ, ибо въ концѣ концовъ плюсъ шелъ на минусъ. Достаточно было расчитывать на равенство силъ съ врагомъ, но конечно, было слишкомъ опасно пріучать войска къ частнымъ пораженіямъ (тактическое использованіе мѣстности — это такъ называется) и внушать имъ сознаніе необходимости постоянно отступать до легендарнаго момента мифическаго массоваго превосходства силъ. Такое эксплоатированіе боевого матеріала какого угодно качества можетъ только привести къ проигрышу дѣла.
Но о какой недостаточной численности повѣствуетъ „поученіе“? Да, она существовала въ первый періодъ войны — до Ляоянскаго боя, и если бы японцы сумѣли воспользоваться своими козырями, то можетъ быть и не было бы виновныхъ въ нашихъ пораженіяхъ: сила солому ломитъ. Но наши храбрые враги къ счастію оказались также не безъ недочетовъ и дали возможность намъ сосредоточить подъ Ляояномъ не только равныя, но и превосходныя силы; конечно помогъ намъ и Кондратенко; однако мы проиграли Ляоянъ и при такой счастливой обстановкѣ. А затѣмъ? неужели подъ Шахэ-Бенсиху нашъ противникъ былъ сильнѣе насъ? никогда, но онъ былъ искуснѣе и, прикрывшись ничтожною частью своихъ силъ на правомъ флангѣ, гдѣ должна была однако рѣшиться участь операціи (подъ Бенсиху счастіе было такъ близко — говорю это, какъ участникъ сперва, а потомъ, къ сожалѣнію, только какъ наблюдатель), сами нанесли намъ ударъ на лѣвомъ флангѣ. И чѣмъ закончилась наша наступательная операція? отступленіемъ по всему фронту, а лѣвый флангъ сразу отошелъ на нѣсколько переходовъ. Почему не было замѣтно управленія послѣднимъ высшею инстанціей командной власти? Мнѣ скажутъ, что высшему крупному начальнику нельзя размѣниваться, но это не размѣнъ, ибо бываетъ необходимость руководить рѣшительнымъ ударомъ именно тому, кто его задумалъ. Вѣдь точно также отсутствовало управленіе боемъ во время тактическихъ неудачъ у Янтай-копи и на Нѣжинской сопкѣ 20-го августа. Я видѣлъ бой у послѣдняго пункта; онъ казался забавой или шуткой, а тутъ же его наблюдалъ штабъ Маньчжурской арміи; въ эти минуты терялъ свою стратегическую точку столь много пострадавшій г. Орловъ и вообще рѣшалась участь дня, я не говорю „сраженія“, ибо его можно было выиграть 21-го августа.
Было ли превосходство силъ у Сандепу? всѣ имѣющіяся свѣдѣнія указываютъ, что мы имѣли огромное. А подъ Мукденомъ? мы ничуть не были слабѣе штыками и превосходили количествомъ полевыхъ орудій; не уступали и въ числѣ осадныхъ, но послѣднія у насъ не дѣйствовали. Я смѣло утверждаю, что съ минуты начала Ляоянскаго боя недостатокъ численности былъ скорѣе всего у японцевъ, а не у насъ, тѣмъ болѣе, что до декабря мѣсяца Кондратенко, отбивая всѣ бѣшенные порывы Ноги, притягивалъ силы японцевъ на себя.
Я не касаюсь вопроса о соотношеніи силъ обѣихъ воюющихъ сторонъ къ минутѣ заключенія перемирія, ибо не стоитъ говорить о томъ, что было бы, т. е. побѣдили ли бы мы, или нѣтъ, такъ какъ во-первыхъ никто не можетъ навѣрное предрѣшить исходъ любого сраженія, вслѣдствіе слишкомъ большого значенія элемента случайности, а во-вторыхъ русской арміей командовалъ уже другой полководецъ; побѣдой или новымъ пораженіемъ родина была-бы обязана ему, а не г. Куропаткину. Но развѣ мукденская катастрофа не составляетъ одну изъ причинъ преждевременнаго, по мнѣнію нѣкоторыхъ, заключенія мира. Какое же нужно было превосходство въ силахъ для обезпеченія успѣха, когда мы уже проигрывали генеральныя сраженія обладая имъ? можно ли было сказать съ увѣренностью, что мы будемъ драться 1½ противъ 1, или 2 противъ 1? это матеріальная сторона, а можно ли утверждать, что духъ войскъ былъ лучше на Сыпингайскихъ позиціяхъ, чѣмъ на Мукденскихъ? до Мукдена армія знала двѣ неудачи, а послѣ него — три, при чемъ третья была несравненно рельефнѣе, такъ какъ Ляоянъ называется стратегическимъ отступленіемъ, а Шахе-Бенсиху — попыткой перехода въ наступленіе. Были ли подавлены послѣ Мукдена недочеты духовные и матеріальные, которые намъ рекомендуетъ „поученіе“ исправить возможно скорѣе, такъ какъ „нельзя арміи ждать работы новаго поколѣнія“.
Я согласенъ признать много изъ перечисленныхъ г. Куропаткинымъ причинъ, мѣшавшихъ намъ быть побѣдителями, но отказываюсь считать таковой недостатокъ численности нашихъ войскъ, ибо признать ее значитъ во-первыхъ уклониться отъ истины, а во-вторыхъ — закрыть глаза на все остальное.
Первая и главная причина проигрыша кампаніи есть наше неискусство ея веденія, выразившееся: а) въ отсутствіи плана дѣйствій, ибо ткнуться въ Ляоянъ и устроить въ этомъ пунктѣ базу первой операціи только потому, что тамъ уже былъ расположенъ штабъ генерала Линевича, не есть планъ кампаніи; б) въ отсутствіи рѣшимости наступать и давать бой по собственной иниціативѣ, а не тамъ, гдѣ это выгодно противнику, что замѣтно отъ самаго начала до конца военныхъ дѣйствій, считая началомъ Тюренченъ и концомъ Мукденъ; в) въ отсутствіи проявленія иниціативы даже тогда, когда противникъ заблаговременно открываетъ свои карты, какъ это было при обходахъ Куроки подъ Ляояномъ и Ноги подъ Мукденомъ; г) въ отсутствіи управленія, въ смыслѣ направленія къ достиженію единой цѣли корпусовъ въ Маньчжурской арміи, а затѣмъ трехъ частныхъ армій.
Посмотримъ теперь остальныя причины, перечисленныя въ „поученіи“. Читаемъ: „матеріальные недочеты всѣмъ извѣстны: малое число штыковъ въ ротахъ (вслѣдствіе отчасти малой заботливости о сохраненіи для боя возможно большаго числа рядовъ со стороны всѣхъ начальствующихъ лицъ), недостатокъ въ первое время горной артиллеріи, недостатокъ снарядовъ съ сильнымъ разрывнымъ дѣйствіемъ, недостатокъ пулеметовъ, недостатокъ техническихъ средствъ, средствъ передвиженія грузовъ и другихъ“.
Замѣчательно, что относительно матеріальныхъ недочетовъ только всего и сказано; но можно ли на основаніи столь горькаго опыта этой войны такъ бравировать фразами и словами, принимаемыми въ арміи, какъ истина, ибо они исходятъ отъ авторитета (такъ оповѣщаетъ „Военная Жизнь“).
Малое количество штыковъ въ ротахъ… но нужно выяснить, что общее число ихъ въ генеральныхъ сраженіяхъ было не меньше и даже больше, чѣмъ у японцевъ. Конечно ужасающее количество нестроевого элемента въ нашихъ арміяхъ не можетъ быть терпимо, но можно ли обвинять отчасти всѣхъ начальствующихъ лицъ, если въ высшемъ штабѣ была тысяча слишкомъ штыковъ, которая, конечно, ослабляла боевую силу штыковъ арміи не своимъ количествомъ, а… примѣромъ попустительства.
Недостатокъ въ первое время горной артиллеріи. О конечно, было бы хорошо, если бы на берегахъ Ялу оказалась не батарея съ никуда негодными инструментами, называемыми горными орудіями, а нѣсколько батарей съ такими изящными пушечками, какими я имѣлъ честь командовать на лѣвомъ берегу Тайцзыхэ, въ тылу праваго фланга японцевъ, подъ Бенсиху; онѣ могли стрѣлять унитарнымъ патрономъ на 4 версты; но за 6 лѣтъ подготовительной дѣятельности военнаго министерства передъ войною, не смотря на то, что мы уже заняли Маньчжурію — довольно гористую страну, объ этомъ не подумали.
Однако недостатокъ горной артиллеріи не помѣшалъ намъ начать побѣдно Ляоянскій бой, а полевой артиллеріи корпуса Иванова достигнуть виртуозности своего дѣла въ дни 16—18 августа.
Недостатокъ снарядовъ съ сильнымъ разрывнымъ дѣйствіемъ, но развѣ шимоза давала какія нибудь преимущества японцамъ до тѣхъ поръ, пока мы не отдали имъ всѣхъ горъ и переваловъ. Именно въ горной войнѣ она можетъ отсутствовать, такъ какъ шрапнель — единственный снарядъ для пораженія войскъ, сидящихъ на сопкахъ. Она была намъ нужна лишь послѣ Шахэ—Бенсиху, когда на равнинѣ обѣ стороны стали отсиживаться въ деревняхъ; въ открытомъ полѣ японская шимоза довольно любезный, т. е. относительно безвредный, снарядъ. Два дня сидѣлъ отрядъ (въ эту войну у насъ все были отряды) подъ фронтальнымъ и тыльнымъ огнемъ шимозы; вся площадь была усѣяна этими снарядами (огромный процентъ не разрывается), и только одинъ изъ нихъ сразу вывелъ изъ строя болѣе десяти человѣкъ.
Недостатокъ пулеметовъ до Мукдена включительно. Желательно было бы ихъ имѣть, и, конечно, мы имѣли бы нѣкоторое преимущество; я никогда не видѣлъ ни одного, но испыталъ ихъ дѣйствіе подъ Мукденомъ; однако и пулеметный огонь не заставилъ насъ оставить ввѣренный участокъ позиціи; мы ушли тогда, когда противникъ разбился въ своихъ безплодныхъ трехъ-дневныхъ усиліяхъ и даже прекратилъ огонь, но… мы получили приказаніе отходить на Тѣлинъ.
Скажу смѣло, что ни горная артиллерія, ни шимоза, ни пулеметы японцевъ не составляютъ причинъ нашихъ пораженій подъ Ляояномъ, Шахэ—Бенсиху и Мукденомъ.
Недостатокъ техническихъ средствъ? Какъ сказано въ „поученіи“, наши матеріальные недочеты всѣмъ извѣстны, но я затрудняюсь постигнуть, какихъ же это средствъ не доставало намъ для достиженія побѣды. Телеграфы были, телефоны также (начальники разговаривали по телефону, съ боевыхъ участковъ позицій подъ огнемъ), воздушные шары летали… Можетъ быть не хватало обуви, приспособленной къ горной мѣстности, но въ Ляоянскомъ бою часть стрѣлковъ лазала босикомъ и не жаловалась; это не помѣшало имъ не отдать не одного шага противнику; они даже его гнали и преслѣдовали. Было мало биноклей, но за то въ главной квартирѣ были походные ватеръ-клозеты. Недостатка одежды вообще ни въ лѣтнее, ни въ зимнее время не чувствовалось; наоборотъ, зимой пѣхота была перевьючена всякими теплыми принадлежностями въ видѣ валенокъ, одѣялъ, халатовъ, полушубковъ. Считать ли недостаткомъ техническихъ средствъ отсутствіе денегъ, такъ какъ техническое совершенство вообще дорого? Но Россія вела такъ богато, такъ роскошно всю кампанію. Труды высшаго начальства оплачивались капитально; если строевымъ офицерамъ и казалось, что содержаніе ничтожно, то это происходило исключительно вслѣдствіе сравненія ихъ окладовъ съ окладами штабныхъ, при штабахъ находящихся и всякихъ таковыхъ должностей: этапныхъ, транспортныхъ. Въ сущности денегъ некуда было дѣвать; милліоны переведены въ Россію, и много ихъ осталось въ раіонѣ увеселительныхъ средствъ тыла. Затрудненій въ снабженіи не было, ибо Маньчжурія богатѣйшая страна, а цѣны на фуражъ и продовольствіе были весьма и весьма широкія.
Недостатокъ средствъ передвиженія? Странно, ей Богу странно: полагаю, что ни въ одной арміи не было и не будетъ такого многочисленнаго форменнаго и неформеннаго обоза; были сотни арбяныхъ и вьючныхъ транспортовъ; желѣзная дорога доставила 1.800 экипажей для начальствующихъ лицъ всѣхъ степеней и 3.110 походныхъ кухонь. Только Маньчжурія и Монголія могли такъ широко удовлетворять нашу потребность въ перевозочныхъ средствахъ. Въ отношеніи главной артеріи жизни арміи — Восточно-Китайской желѣзной дороги — нареканій нѣтъ. Прокладкою новыхъ рельсовъ и путей не стѣснялись, ибо достаточно привести такія данныя: отдано японцамъ 50 верстъ готоваго полотна (и 7½ верстъ уложеннаго пути), для нашего стратегическаго наступленія въ Корею, въ направленіи Хайченъ—Сюянь; постройка продолжалась по приказанію генерала Куропаткина до 15-го іюля 1904 г.: отдано вновь построенныхъ во время военныхъ дѣйствіи 108 верстъ вѣтокъ и 98 верстъ станціонныхъ путей; на всѣхъ станціяхъ и разъѣздахъ, куда только пріѣзжали командовать и повелѣвать, мгновенно укладывали спеціальные тупики. А сколько осталось въ рукахъ врага укладочнаго матеріала и наконецъ проложенной дековильской дороги. Гдѣ же тутъ недостатокъ техническихъ средствъ?
Если мы будемъ объяснять проигрышъ нами кампаніи недочетами по матеріальной части, то что придется сказать на заявленіе японцевъ, что они побѣждали при несовершенствѣ своихъ техническихъ средствъ, напримѣръ при томъ условіи, что русскія пули были смертоноснѣе, а русская полевая скорострѣльная пушка несравненно лучше японскаго полевого орудія. Можемъ ли мы это оспаривать?
Обратимся теперь къ указаннымъ въ „поученіи“ духовнымъ недостаткамъ. Здѣсь замѣчается такое смѣшеніе понятій и опредѣленій, что право затрудняешься угадать, что именно желаетъ сказать авторъ. Однимъ изъ духовныхъ недостатковъ считается вводъ въ бой войскъ слишкомъ малыми частями, что однако выдѣлено изъ другой категоріи духовныхъ недостатковъ, называемой недостаточной тактической подготовкой войскъ; также названо отдѣльно и разнообразіе въ обученіи войскъ; затѣмъ идетъ еще недостаточное выясненіе положенія противника передъ боемъ и потому недостаточно сознательное, особенно при наступленіи, веденіе боя. Къ этому послѣднему пристегнуты, какъ „главное“, дѣйствительно духовные недостатки, основанные на несовершенствѣ воспитанія моральной стороны войскъ.
По моему крайнему разумѣнію все поименованное есть несовершенство тактической подготовки, но вѣроятно, г. Куропаткинъ упустилъ изъ вида, что именно за время его министерства въ нашихъ войскахъ посѣяли страшный сумбуръ тактики. Достаточно сказать, что нѣсколько лѣтъ подрядъ разныя комиссіи обрабатывали программу науки тактики, подгоняя ее подъ уставный учебникъ сего предмета, получившій монополію инструмента для внѣдренія науки въ головы поколѣній нашихъ офицеровъ, а самъ учебникъ ежедневно совершенствовался по разнымъ проектамъ устава полевой службы (это святое святыхъ отправленія боевой — не парадной службы), также разрабатываемому комиссіями при главномъ штабѣ г. Сахарова. Правда, наконецъ вспомнили, что г. Драгомировъ понимаетъ тактику и, забраковавъ, вѣрнѣе внявъ голосу арміи, возопившей противъ навязываемыхъ ей чудесъ разными стратегами, попросили его дать намъ уставъ. Онъ выполнилъ это, но уже распространившійся сумбуръ и привычка исполнять полевую службу, какъ кому болѣе нравится, и несовершенство обученія тактикѣ офицеровъ, конечно, не дали нашему войску вѣрныхъ началъ и правильныхъ тактическихъ пріемовъ.
Собственно духовные (они тоже тактическіе, а пожалуй и стратегическіе, смотря по тому, кто именно, т. е. какою властью обладающій начальникъ, ими страдаетъ) недочеты приведены въ поученіи подъ такою рубрикою:
„Недостатокъ иниціативы и самостоятельности у частныхъ начальниковъ, недостатокъ боевого одушевленія у офицеровъ и нижнихъ чиновъ, малое стремленіе къ подвигу, недостаточная взаимная выручка сосѣдей, недостатокъ непреклонной воли отъ нижняго чина до старшаго начальника, дабы доводить начатое дѣло до конца, не смотря ни на какія жертвы. Слишкомъ быстрый отказъ, послѣ неудачи иногда только передовыхъ войскъ, отъ стремленія къ побѣдѣ и, вмѣсто повторенія атаки и подачи личнаго примѣра, отходъ назадъ. Этотъ отходъ назадъ во многихъ случаяхъ, вмѣсто того, чтобы вызвать у сосѣдей увеличеніе усилій къ возстановленію боя, служилъ сигналомъ для отступленія и сосѣднихъ частей, даже не атакованныхъ. Въ общемъ среди младшихъ и старшихъ чиновъ не находилось достаточнаго числа лицъ съ крупнымъ военнымъ характеромъ, съ желѣзными, не смотря ни на какую обстановку, нервами, способными выдерживать безъ ослабленія почти непрерывный бой въ теченіе многихъ дней“.
Ну что жъ, дѣйствительно все это было, и проявлялось, и приводило къ печальнымъ результатамъ, но неужели же отъ Тюренчена до Ляояна и отъ Ляояна до Мукдена этого нельзя было искоренить. Теперь тотъ, кто имѣлъ полную мочь, кто могъ безмѣрно награждать и выдвигать, ужасно карать и изгонять, сознается, что все это жило, существовало въ арміи, въ арміяхъ! И это законно, возможно, терпимо? Отвѣчу такъ: иниціативы не было, потому что ее не терпѣли свыше, а все остальное я назову двумя словами; стремленіемъ отступать, уходить изъ боя.
Но вѣдь такое стремленіе было освящено и дозволено свыше, начиная съ Тюренчена, а главное не было требованія, не было отвѣтственности. Приведу факты: на берегу р. Ялу сражалось 6 баталіоновъ вмѣсто 15—18; цѣлый Восточный отрядъ отступилъ, не будучи безпокоенъ противникомъ, сразу на 130 верстъ; 11 августа 2 роты и 2 сотни начали Ляоянскій бой съ пятернымъ превосходствомъ силъ противника и побѣдили. 12 августа онѣ состязались на той же позиціи съ дивизіею японцевъ, а ихъ сосѣдъ уходилъ безъ выстрѣла, имѣя обязанность по инструкціи поддержать во время боя. 13 августа та же горсть дралась 5 часовъ съ 4-мя баталіонами, и тотъ же, не поддержавшій ранѣе начальникъ, получившій приказаніе стать правѣе, и не подумалъ этого исполнить, а оставался сзади. Все это было извѣстно, но осталось безнаказанно. При отсутствіи всякой требовательности и всякой отвѣтственности, да при условіи распространенія принципа стратегіи терпѣнія, въ виду какого то ожидаемаго въ туманномъ будущемъ мифическаго превосходства силъ, не спасутъ армію подъемъ народнаго духа и дарованіе ему какой угодно гражданской свободы.
Авторъ поученія говоритъ: „очевидно ни школа, ни жизнь не способствовали подготовкѣ въ Великой Россіи, послѣдніе 40—50 лѣтъ, сильныхъ самостоятельныхъ характеровъ; иначе они были бы въ значительно большемъ числѣ и въ арміи, чѣмъ то оказалось въ дѣйствительности“. И далѣе: „люди съ сильными характерами, люди самостоятельные къ сожалѣнію во многихъ случаяхъ въ Россіи не только не выдвигались впередъ, а преслѣдовались: въ мирное время такіе люди для многихъ начальниковъ казались безпокойными, казались людьми съ тяжелымъ характеромъ и таковыми и аттестовывались“.
Слѣдовательно выходитъ, что съ одной стороны настоящихъ военныхъ начальниковъ при бюрократической опекѣ, существовавшей въ Великой Россіи совсѣмъ не могло быть, а съ другой, такіе люди были, но ихъ изгоняли изъ арміи. Позволю себѣ сказать смѣло, что никакой бюрократическій режимъ ни въ какой сферѣ государственной жизни такого великаго народа, какъ русскій, не можетъ сдѣлать невозможнымъ наличіе настоящихъ дѣятелей, а слѣдовательно и въ русской арміи они жили до войны и вѣроятно прибыли на театръ военныхъ дѣйствій. Если же бюрократическія начала представляютъ изъ себя рутину, трудно поддающуюся искорененію въ обыденной жизни государства, то война именно есть та единственная обстановка для арміи, когда отъ высшей командной власти вполнѣ зависитъ немедленное ихъ уничтоженіе, ибо нигдѣ и никогда не можетъ такъ доминировать воля одного человѣка, и никакое сообщество людей не способно быть столь послушнымъ и гибкимъ орудіемъ въ его рукахъ, какъ ввѣренное ему войско; душа воиновъ ихъ вождь, и тутъ ни при чемъ бюрократическія начала.
А такъ какъ во время войны продолжалось изгнаніе сильныхъ характеровъ, то, заключаемъ, что намъ приходится и здѣсь использовать поученіе по отрицательному опыту. Этотъ горькій опытъ стоилъ намъ дорого: русская армія потеряла Запольскаго, а онъ былъ лучшимъ офицеромъ генеральнаго штаба; его поставилъ рядомъ съ Кондратенко бывшій военный министръ и начальникъ главнаго и генеральнаго штаба г. Сахаровъ. Я встрѣтилъ этого героя 10 февраля на Угольномъ разъѣздѣ, и вотъ что онъ сказалъ мнѣ: „невозможное положеніе; никакого назначенія не даютъ, а суютъ то туда, то сюда“[1]. И чѣмъ командовалъ онъ въ день своей славной кончины? 6-ю ротами изъ маршевыхъ войскъ. А что представляли изъ себя эти войска? они не умѣли заряжать своихъ ружей, и драгунскіе унтеръ-офицеры, по просьбѣ маршевого офицера, разставляли ихъ въ цѣпь. Слава честному скромному герою! Ты могъ бы дать побѣду русскому оружію, но былъ поставленъ въ невозможность это сдѣлать.
Остается еще сказать о довольно пространномъ назиданіи г.г. офицерамъ искать общеніе съ нижними чинами, сдѣланномъ въ такой формѣ. Сперва военный авторитетъ констатируетъ фактъ, что „въ русской арміи наши офицеры всегда стояли близко къ нижнимъ чинамъ и отечески къ нимъ относились, любили ихъ и пользовались ихъ любовью“. Казалось бы и дѣло въ шляпѣ — ибо это такая важная данная, такой основной устой боевыхъ качествъ войскъ, что армія имъ обезпеченная уже стоитъ твердо на пути къ побѣдѣ. Но послѣ такого положительнаго заявленія идетъ длинное повѣствованіе о необходимости добиваться общенія и довѣрія солдатъ. Можетъ быть, это признано особенно необходимымъ въ виду нынѣшней обстановки жизни Россіи, ибо сказано такъ: „только при довѣріи солдатъ вы будете въ силахъ использовать всѣ его хорошія качества, ослабить его недостатки и охранить отъ вредныхъ вліяній, которыя нынѣ будутъ болѣе опасны, чѣмъ ранѣе. Недавніе примѣры военныхъ бунтовъ должны быть у васъ постоянно въ памяти“.
Позволимъ себѣ сказать, что если задача поученія состоитъ въ томъ, чтобы раскрыть глаза на наши недостатки, то можно ли обойти молчаніемъ, что именно въ эту войну краеугольный устой существованія арміи — общеніе офицеровъ съ нижними чинами — былъ нарушенъ, и его считаю однимъ изъ крупнѣйшихъ нашихъ недочетовъ. Правда, вслѣдствіе дезорганизаціи кадровъ нашей арміи въ самомъ началѣ войны, вслѣдствіе пополненія многихъ запасныхъ офицеровъ и прапорщиковъ запаса, качество состава офицеровъ понизилось въ значительномъ размѣрѣ; въ этомъ и нужно искать причину названнаго недочета, такъ какъ большинство кадровыхъ офицеровъ, конечно, понимало значеніе общенія и довѣрія солдатъ, но все же было въ значительной степени и совершенно другое, что и должно быть отмѣчено и подчеркнуто.
Нельзя не замѣтить, что въ отношеніи вопроса воспитанія нижнихъ чиновъ наша армія имѣетъ богатѣйшія указанія великаго военнаго авторитета М. И. Драгомирова, такъ незамѣтно и забыто сошедшаго въ могилу. Мы не признавали его въ эту войну, но признаемъ въ послѣдующія и вѣроятно будемъ счастливѣе. Говорятъ, что онъ же сказалъ слѣдующее замѣчательное слово по поводу знаменитаго приказа сдававшаго японцамъ въ декабрѣ 1904 г. Артуръ г. Стесселя; послѣдній объявлялъ въ февралѣ того же года: „помните! передъ нами врагъ, за нами море!…“ значитъ о сдачѣ нельзя и помышлять. Драгомировъ сказалъ: „г. Стессель пропустилъ отличный случай промолчать“.
Примѣчанія[править]
- ↑ Я заявилъ объ этихъ историческихъ словахъ брату покойнаго еще во время войны.
