Едва лучи солнца освѣтили погруженный въ глубокій сонъ городокъ штаба Восточнаго отряда, 15 іюля, я уже выбирался изъ него мелкой рысцой, спѣша прибыть къ мѣсту назначенія въ д. Титуню. Опять пришлось проѣхать въ окрестностяхъ д. Тунсинпу, гдѣ началось и завязалось наше первое генеральное сраженіе этой войны, подъ Ляояномъ, и опять, внимательно разсматривая мѣстность, я испытывалъ какое то особенное удовольствіе. Приходилось сдѣлать около 60 верстъ, и три четверти пути по весьма густо населенной мѣстности, не встрѣтивъ никакихъ нашихъ войсковыхъ частей и даже разъѣздовъ. Не могу сказать, чтобы путешествовать такимъ образомъ одному, безъ всякаго конвоя, было непремѣнно опасно; японцы никогда не рыскали въ нашихъ тыловыхъ раіонахъ, хунхузовъ въ этой мѣстности не было, а китайцы позволяли себѣ нападенія только тогда, когда ихъ обижали, или грабили. Но я затрогиваю вопросъ о конвоѣ принципіально. Почему мнѣ, въ моемъ чинѣ, не полагалось такового, а всякій штабной оберъ-офицеръ его получалъ; штабъ-офицеры же ѣздили съ дозорами и мѣрами охраненія? почему моя жизнь была менѣе драгоцѣнна, чѣмъ жизнь моихъ товарищей? Я никого не обвиняю въ намѣренномъ обреченіи моей головы на какой-нибудь рискъ, и увѣренъ, что если бы я попросилъ конвой у Абадзіева или Орановскаго, мнѣ дали бы десятокъ казаковъ или охотниковъ, но въ томъ то и дѣло, что просить конвой, по крайней мѣрѣ для меня, было не только непріятно, но предосудительно: во-первыхъ я ничего не боялся, а во-вторыхъ конвой получаютъ чины, которымъ онъ полагается на ихъ штатныхъ мѣстахъ, изъ штатныхъ же частей, а я былъ обездоленнымъ, болтающимся полковникомъ, состоявшимъ въ распоряженіи иногда одного, а иногда другого лица. Мнѣ вѣроятно и въ голову бы не пришелъ вопросъ о конвоѣ для поѣздки въ д. Титуню, еслибы не особенный случай въ дорогѣ. Я въѣхалъ въ огромную д. Талинхо, гдѣ былъ какой то китайскій праздникъ, и собралось окрестное населеніе; дѣйствовали балаганы, базары, угощенія; тысячи двѣ народа шумѣли и галдѣли невообразимо. Мое появленіе въ деревнѣ, въ которой еще не стояли русскія войска, произвело впечатлѣніе, и я былъ немедленно окруженъ сотнями китайцевъ, конечно только изъ любопытства бравшихъ подъ уздцы лошадей и ощупывавшихъ меня и вѣстового. Я не могъ выбраться изъ толпы около получаса. Спрашивается, что мѣшало этой толпѣ учинить надо мною насиліе. Никто, никогда бы не узналъ куда дѣлся полковникъ Русской службы — безъ вѣсти пропалъ и только. Напрасный рискъ на войнѣ не только головою полковника, но и всякаго солдата не долженъ имѣть мѣста, но, мнѣ, благодаря капризамъ нашихъ отступательныхъ стратеговъ, приходилось всегда и всюду рисковать совершенно зря; впрочемъ въ этомъ рискѣ и заключалась въ бояхъ моя сила; а Богъ хранитъ именно такихъ гонимыхъ и преслѣдуемыхъ.
Не доѣзжая 10 верстъ до д. Титуню, вѣстовой замѣтилъ вдали всадника и обратилъ на него мое вниманіе словами: „ваше в-е, ѣдетъ конный, влѣво; не то казакъ, не то японецъ“. На возраженіе: „какіе тутъ японцы — скоро пріѣдемъ въ отрядъ“, драгунъ добродушно усмѣхнулся и молвилъ: „а почемъ знать, можетъ они и ушли“. Истина говорила устами младенца, и юноша былъ глубоко правъ, такъ какъ поручиться, что отрядъ стоялъ на мѣстѣ, я конечно не могъ; не видѣлъ ли я примѣровъ, а ихъ отлично оцѣнивалъ и мой драгунъ, что цѣлые полки уходили при одномъ воображеніи о наступленіи японцевъ, а вѣдь они могли и наступать въ самомъ дѣлѣ. Въ бинокль мнѣ удалось скоро разсмотрѣть казака, но нѣсколько новаго для Маньчжуріи типа, потому что я привыкъ къ забайкальцамъ, а это былъ уралецъ. Казакъ понялъ мой призывъ фуражкой и повернулъ ко мнѣ, но не по забайкальски или уссурійски, т. е. шагомъ, а полнымъ ходомъ, вскачъ. Огромнаго роста, могучаго тѣлосложенія, красавецъ и богатырь, пришепетывая по уральски, доложилъ мнѣ, что его сотня частью на заставахъ, а около половины ея стоитъ въ деревнѣ не доѣзжая Титуню, гдѣ расположена пѣхота. Скоро повернувъ въ ущеліе, я въѣхалъ въ д. Пейдзяпуцзы и нашелъ бивакъ полусотни, гдѣ былъ встрѣченъ какъ знакомый, потому что на лицо оказалось нѣсколько казаковъ, служившихъ раньше въ Петербургѣ, въ составѣ гвардейской Уральской сотни, и знавшихъ меня, какъ начальника штаба дивизіи; съ ними я расцѣловался, привѣтствовалъ офицеровъ, кое что разспросилъ, оставилъ расковавшихся лошадей (въ расположеніи штаба Восточнаго отряда подковать лошадей оказалось невозможнымъ), взялъ одного изъ старыхъ сослуживцевъ вѣстовымъ и къ 4 часамъ дня прибылъ въ д. Титуню, гдѣ тотчасъ же вступилъ въ командованіе отрядомъ.
Обстановка была слѣдующая. Отрядъ состоялъ изъ 1-й (капитанъ Врублевскій) и 4-й (штабсъ-капитанъ Гребенка) ротъ 9-го Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка, 2-й (подъесаулъ Прикащиковъ) и 3-й (подъесаулъ Голованичевъ) сотенъ 5-го Уральскаго полка. Пѣхота стояла въ д. Титуню, а свободная отъ сторожевыхъ нарядовъ часть казаковъ тамъ, гдѣ я ихъ видѣлъ, въ 3-хъ верстахъ сзади. Стрѣлки выставляли днемъ одну заставу и нѣсколько постовъ; на ночь это охраненіе отводилось ближе къ деревнѣ и усиливалось до одной роты, т. е. до половины всего состава пѣхоты; 1½ сотни казаковъ были разбросаны на разстояніи 14 верстъ влѣво (къ востоку) и къ югу отъ отряда отдѣльными взводами. Отъ штаба 2-го корпуса (окрестности г. Симучена) шла летучая почта изъ состава уральскихъ казаковъ (4-го полка) корпуса; со штабомъ В. отряда поддерживалась связь по летучей почтѣ бригады Грекова, отступившей уже въ д. Тхазелинъ, для чего Уральцы отряда выставляли одинъ постъ; кромѣ того отрядъ держалъ свою летучую почту Уральцами черезъ перевалъ на д. Тайпингоу до ст. Хайченъ. Начальникъ отряда считалъ себя въ одинаковомъ прямомъ подчиненіи, какъ Графу Келлеру, такъ и г. Засуличу, потому что пѣхота отряда принадлежала къ составу войскъ В. отряда, а казаковъ считали въ составѣ 2-го корпуса; отрядъ подчинялся еще штабу Маньчжурской арміи, для чего и держалъ летучую почту на Хайченъ, на случай донесеній г. Куропаткину. Такую организацію службы отряда Амилахори принялъ отъ полковника Драгомирова[1].
Противникъ недавно овладѣлъ переваломъ Далинъ и наступалъ къ сѣверу на перевалъ Пханлинъ; войска 2-го корпуса имѣли бой, въ которомъ принимали участіе и роты изъ Титуню; до сихъ поръ можно было еще ожидать доставленія китайцами безъ вѣсти пропавшихъ и раненыхъ нашихъ нижнихъ чиновъ (но только не изъ частей отряда въ Титуню). Въ данную минуту, непосредственно передъ отрядомъ, японцы занимали не только перевалъ Пханлинъ, но и перевалъ Ханцзялинъ, а также появлялись и сѣвернѣе, въ долинѣ Синлунгоу; эту послѣднюю и обѣ боковыя, ей параллельныя долины стерегли день и ночь Уральскіе дозоры.
При отрядѣ въ д. Титуню находились двѣ ротныя походныя кухни и нѣсколько двуколокъ, а остальной обозъ въ д. Мацзяуайзы, гдѣ производилось хлѣбопеченіе; продовольствіе подвозилось изъ Хайчена; всего при отрядѣ было около 18 повозокъ.
Прежде всего я немедленно сократилъ чрезмѣрный сторожевой нарядъ, уменьшивъ его въ пѣхотѣ до полуроты (этого желалъ и князь Амилахори). Въ отношеніи казаковъ я понялъ, что ихъ сторожевой нарядъ соотвѣтствовалъ прежней, уже миновавшей, обстановкѣ, а не настоящей. Когда штабъ арміи выдвигалъ п. Драгомирова съ отрядомъ въ д. Титуню, то предполагались активныя дѣйствія сводной бригады Абадзіева, южнѣе линіи переваловъ Пханлинъ — Тхазелинъ (Фынсяолинъ), такъ какъ задача бригады состояла въ наступленіи въ раіонъ Фынхуанченъ — Сюянь; для охраненія по линіи переваловъ, на ея лѣвомъ флангѣ были выдвинуты 2 сотни изъ состава бригады (заставы на перевалахъ Чензелинъ, Фынсяолинъ и въ д. Чудяпуза, см. стр. 177), а правый флангъ линіи отъ перевала Пханлинъ, у котораго стояла пѣхота въ Титуню, и былъ занятъ полковникомъ Драгомировымъ отдѣльными заставами его Уральцевъ, при чемъ онъ поставилъ нѣкоторыя изъ нихъ на отдѣльныхъ командующихъ вершинахъ, доступныхъ лишь по горнымъ тропамъ. Такое расположеніе конныхъ заставъ вообще неудобно, ибо пѣшему противнику легко подкрасться по пересѣченной мѣстности (почти непроходимой для коней) къ одиноко гнѣздящейся заставѣ и вырѣзать ее, но тогда оно оправдывалось необходимостью тщательно наблюдать всю линію горныхъ проходовъ отъ Титуню до Тхазелина. Теперь же казаки Грекова отошли сами за перевалы къ д. Тхазелинъ[2], и слѣдовательно расположеніе уральскихъ заставъ ввѣреннаго мнѣ отряда служило лишь охраненіемъ моихъ сосѣдей, а вовсе не отряда и его раіона; поэтому я немедленно снялъ заставы, замѣнивъ ихъ одною, въ д. Уцзяфанъ, и постомъ для связи въ д. Ханцзяпуцзы. Такимъ образомъ мы имѣли въ нарядѣ не ¾, а немного болѣе ¼ казаковъ; конечно сотни, изнуренныя непосильной службой въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, были мнѣ очень признательны. Объ охраненіи же Грекова я конечно не заботился, тѣмъ болѣе, что, съ присоединеніемъ къ нему Читинцевъ, въ его распоряженіи находилось 3 казачьихъ полка, и кажется даже уже поступилъ баталіонъ пѣхоты; связь съ нимъ мы держали непрерывно. Я сосредоточилъ весь отрядъ на бивакѣ въ Титуню, такъ какъ разбрасываніе такихъ малыхъ силъ въ глубину на 5 верстъ не имѣло никакого смысла.
16 іюля я знакомился съ окрестностями стоянки отряда, выбиралъ, на случай наступленія противника, мѣстность для дѣйствій (но конечно не позицію), осматривалъ расположеніе заставъ и постовъ. Не могу сказать, чтобы нашелъ все въ порядкѣ. Штабъ-офицеръ повидимому входилъ во все самъ, предъявлялъ требованія, интересовался исполненіемъ, но со стороны его подчиненныхъ было замѣтно какое то нежеланіе исполнять его приказанія, хотя его требованія были разумны и правильны; я узналъ потомъ, что его вообще почему то не любили. Въ отношеніи меня онъ выказалъ полную готовность идти навстрѣчу всѣмъ моимъ желаніямъ исполнялъ все приказываемое немедленно и точно; если случались иногда недодѣлки, то отношу ихъ всецѣло къ неисполнительности командировъ ротъ.
Утромъ того же дня произошелъ несчастный случай. Стрѣлковый постъ принялъ возвращавшійся казачій дозоръ за разъѣздъ японцевъ и ранилъ пулей урядника. Случай прискорбный, потому что стрѣлкамъ пора было знать, что конные японцы не приближались къ нашимъ постамъ на разстояніе ружейнаго выстрѣла; начальникъ поста зналъ, что впереди его ходитъ уральскій дозоръ, и могъ бы не горячиться. Считаю нужнымъ остановиться на способѣ дозорной службы принятомъ Уральцами. Согласно устава полевой службы, застава высылаетъ конные дозоры, которые должны доходить до извѣстныхъ впереди лежащихъ пунктовъ, возвращаться и замѣняться новыми, дѣлающими то же самое. Казаки поняли, что имѣя, какъ напримѣръ въ данномъ случаѣ, 3 ущелія, ѣздить по нимъ хоть и ежечасно неразумно и не достигаетъ цѣли; пока конные идутъ по долинѣ, пѣшіе лазутчики противника могутъ лазать по сопкамъ, и каждая новая смѣна рискуетъ получить неожиданную пулю. Поэтому Уральцы наряжали въ сутки по двѣ смѣны дозоровъ, въ 6 человѣкъ каждый, которыхъ продвигали долинами возможно дальше впередъ и обращали въ конечной точкѣ въ наблюдательный сторожевой постъ, спѣшивавшійся и наблюдавшій берега долины.
Съ 16-го іюля я установилъ прочную связь со штабомъ В. отряда, выставивъ долиной Сидахыа летучую почту до Холунгоу, и снялъ все остальное, выставленное на Хайченъ и къ летучей почтѣ Грекова. Согласно приказа Графа Келлера, я считалъ себя подчиненнымъ только ему одному, а быстрое доставленіе важныхъ донесеній въ Ляоянъ мнѣ обезпечивала та же связь съ Графомъ, который могъ ихъ передавать по телеграфу.
Такъ какъ свѣдѣнія о силахъ и расположеніи противника были не вполнѣ точны, то я началъ производить развѣдки, посылая пѣшихъ стрѣлковъ прямо на югъ горами къ перевалу Пханлинъ и офицерскіе разъѣзды съ фланговъ. Къ утру 18 іюля мы имѣли точныя данныя: на перевалѣ Пханлинъ находилось не болѣе одного баталіона, главная часть котораго стояла бивакомъ непосредственно южнѣе перевала, имѣя при себѣ небольшой колесный и многочисленный вьючный обозъ; перевалъ Ханцзялинъ былъ занятъ слабой заставой, выдвигавшей свои посты въ долину Синлунгоу. Мѣстность къ юго-западу отъ Титуню, къ перевалу Пейталинъ и далѣе, была свободна отъ противника, равно какъ и раіонъ южнѣе д. Уцзяфанъ. Очевидно японцы поставили баталіонъ у перевала Пханлинъ, для прикрытія своего наступленія на Долинъ противъ 2-го Сибирскаго корпуса.
19 іюля я рѣшилъ произвести еще разъ развѣдку, какъ по долинѣ Синлунгоу, такъ и съ лѣваго фланга отъ д. Уцзяфанъ, и, выславъ разъѣзды и патрули, ожидалъ подтвержденія имѣвшихся данныхъ, но обстановка къ полудню нѣсколько измѣнилась. Можетъ быть японцы были обезпокоены нашими энергичными поисками, а можетъ быть нѣкоторое наступленіе входило въ ихъ намѣренія, но они продвинулись впередъ по обоимъ направленіямъ. Въ долинѣ Синлунгоу они подались версты на полторы, при чемъ основательно обстрѣляли нашъ дозоръ, попавшійся въ цѣлый рядъ засадъ и только уцѣлѣвшій какимъ то чудомъ (опять подтвержденіе плохой и невыдержанной стрѣльбы японцевъ). Дозоръ лихо ускакалъ подъ частымъ огнемъ противника и при этомъ не потерялъ ни на минуту самообладанія; одинъ казакъ былъ раненъ 2-мя пулями, одна лошадь подстрѣляна, одинъ казакъ упалъ вмѣстѣ съ конемъ; дозоръ остановился, поймалъ лошадь и подобралъ упавшаго; какъ только казаки вышли изъ сферы огня, они остановились, выставили постъ и продолжали сторожевую службу; раненый, уступивъ свою лошадь товарищу, взялъ его подстрѣляннаго коня и на немъ поѣхалъ въ отрядъ, при чемъ, чувствуя себя бодрымъ, отпустилъ провожатаго съ дороги; затѣмъ явился весь окровавленный ко мнѣ, а не на бивакъ сотни, и обстоятельно, спокойно доложилъ, что, по мнѣнію старшаго, т. е. урядника, японцы спеціально охотились за казаками, и поэтому опасаться ихъ наступленія на отрядъ нельзя; то же подтвердилъ и высланный на подкрѣпленіе сильный офицерскій разъѣздъ. Казакъ Бородкинъ былъ раненъ замѣчательно счастливо: одна пуля прошла между винтовкой и спиной, содравъ кожу съ послѣдней, а другая разорвала мягкія части руки; онъ остался въ строю, хотя я уговаривалъ его съѣздить показаться доктору.
Противъ заставы у д. Уцзяфанъ, гдѣ работалъ еще офицерскій разъѣздъ, японцы выдвинули до полутора ротъ пѣхоты и потѣснили заставу, при чемъ была перестрѣлка, окончившаяся для насъ безъ потерь.
Такимъ образомъ по активности японцевъ выяснилось, что всякая наша попытка наступленія вызоветъ серьезное дѣло, а между тѣмъ уже получились свѣдѣнія съ поста летучей почты въ Холунгоу, что 18 іюля В. отрядъ имѣлъ неудачный серьезный бой, и убитъ Графъ Келлеръ. Такъ какъ записка урядника была написана не очень грамотно, то я надѣялся, что роковое извѣстіе не подтвердится, но 21 іюля пришло его офиціальное подтвержденіе. Связь со штабомъ 2-го корпуса была прервана — онъ не отвѣчалъ на мои запросы, хотя почта еще стояла на мѣстѣ; съ постовъ послѣдней доходили слухи, что корпусъ былъ атакованъ подъ Симученомъ и поспѣшно отходилъ къ Хайчену. Я видѣлъ, что въ отрядѣ начинается нервность. Ротный командиръ доложилъ мнѣ, что вѣроятно пропали и погибли высланные съ вечера наканунѣ на развѣдку въ тылъ противника, за перевалъ Пханлинъ, стрѣлки: вольноопредѣляющійся Карпицкій и рядовой Чаусъ; я зналъ, что вольноопредѣляющійся участвовалъ въ такомъ же рискованномъ поискѣ 17 іюля и слѣдовательно долженъ былъ быть переутомленъ; онъ пошелъ по своей настойчивой просьбѣ; японцы значительно продвинулись впередъ; къ счастію охотники прошли линію японскихъ передовыхъ частей въ ночь съ 18 на 19 іюля, и въ день перестрѣлки въ долинѣ Синлунгоу наблюдали ее, находясь сзади противника; слѣдующею ночью они приползли на бивакъ съ самыми точными свѣдѣніями. Въ общемъ силы противника предъ нами не увеличились, но большая часть баталіона, стоявшаго южнѣе Пханлина, выдвинулась къ сѣверу. Изъ сопоставленія донесеній Карпицкаго и уральскаго дозора можно было поручиться за ихъ правдивость и точность, а также, что оба стрѣлка дѣйствительно проходили за линію передовыхъ частей японцевъ; поэтому я представилъ обоихъ, а также и оставшагося въ строю раненымъ Бородкина, къ награжденію знакомъ отличія военнаго ордена. Изъ нихъ Карпицкій еще въ 1905 и 1906 году нѣсколько разъ просилъ моего содѣйствія для полученія вполнѣ заслуженной имъ награды, но мои хлопоты не увѣнчались успѣхомъ; наконецъ онъ добился своего, благодаря ходатайству г. Линевича. Что же касается до Бородкина и Чауса, то они остались ненагражденными, и это ихъ ненагражденіе я не могу не поставить въ упрекъ нашимъ штабамъ, относившимся къ такимъ представленіямъ начальниковъ отрядовъ чрезвычайно небрежно, что нельзя не признать безнравственнымъ. Дѣйствительно, посылаешь людей почти на вѣрную гибель, обѣщаешь награду за геройскіе подвиги, а въ результатѣ оказываешься обманщикомъ; не есть ли это подрывъ авторитета начальника, парализованіе усердія и рвенія подчиненныхъ, и обида храбрымъ, тѣмъ болѣе чувствительная, что рядомъ, въ штабахъ, награждали знаками боевыхъ отличій писарей и денщиковъ.
Нашъ командующій арміей додумался еще до иного средства поощренія доблести ввѣренныхъ ему войскъ, а именно: онъ предписалъ выдавать за каждаго плѣннаго японскаго солдата 100 руб., а за каждаго плѣннаго японскаго офицера 300 руб., въ награду тѣмъ молодцамъ, которые доставятъ плѣнныхъ. Полагаю, что врядъ ли можно было придумать что нибудь развратнѣе и вреднѣе. Точно русскіе люди пошли сражаться не по долгу присяги и службы, а по найму. Къ счастію, наши солдаты оказались выше этого разврата, и я по крайней мѣрѣ ни разу не слышалъ, чтобы они требовали себѣ такой награды. Эта оригинальная мѣра угасла сама собою, и вѣроятно не обременила большими расходами нашу казну.
20 іюля прошло спокойно; японцы не шевелились; по летучимъ почтамъ получались самыя неутѣшительныя извѣстія, и не было никакого сомнѣнія, что оба корпуса, между которыми мы держали связь, уже находились въ полномъ отступленіи, а въ одномъ изъ нихъ былъ убитъ старшій начальникъ. Въ сумеркахъ ко мнѣ явился офицеръ изъ сотни, державшій линію почты со штабомъ 2-го корпуса, и доложилъ, что корпусъ ушелъ, а командиръ сотни приказалъ немедленно собирать посты и уходить на сѣверъ (!!). Такъ какъ въ отрядѣ начиналось распространяться тревожное настроеніе, то мнѣ не хотѣлось, чтобы бѣгство летучей почты его усилило, и я уговаривалъ офицера остаться до разсвѣта со своими, уже собранными въ Титуню, казаками; онъ согласился, и мы условились, что онъ пойдетъ вмѣстѣ съ моимъ офицерскимъ разъѣздомъ, которому я поручилъ установить связь съ штабомъ 2-го корпуса, но черезъ нѣсколько минутъ я узналъ, что онъ всетаки ушелъ на сѣверъ. Этотъ юноша уже поддался паникѣ, но трудно винить его, ибо при нашихъ отступленіяхъ проявлялась такая нераспорядительность начальниковъ и ихъ штабовъ, что войска знали только одно зловѣщее слово „отступать“, и, блуждая въ полной неизвѣстности обстановки, стремились выполнять это приказаніе возможно скорѣе, дабы не быть брошенными другими. Тогда же я получилъ сообщеніе Грекова, что онъ немедленно отходитъ въ Лаодитанъ — пунктъ, лежавшій въ той же долинѣ р. Сидахыа, какъ и д. Титуню, но только въ 35 верстахъ сзади насъ. Не знаю, отступилъ ли Грековъ по приказанію, или подъ напоромъ противника, но какъ разъ передъ этимъ я справлялся въ его штабѣ о дѣйствіяхъ Восточнаго отряда и получилъ отвѣтъ, что оттуда никакихъ распоряженій не поступило. Я склоненъ думать, что Грековъ ушелъ на основаніи моего сообщенія, что я имѣю диспозицію Восточнаго отряда, по которой, при занятіи Ляньдясанской позиціи, бригадѣ Грекова предназначалось стать у Лаодитана.
Итакъ всѣ уходили, а объ отрядѣ у Титуню забыли, что впрочемъ было естественно: существованіе отряда обусловливалось необходимостью поддерживанія связи между двумя корпусами, ну, а когда оба были заняты деликатною операціей отступленія послѣ достаточно неудачныхъ боевъ, розыгранныхъ по идеѣ Куропаткина „ради тактическаго использованія мѣстности“, то когда же штабамъ корпусовъ думать о связи съ сосѣдними корпусами, а тѣмъ болѣе о какомъ то ничтожномъ отрядикѣ, когда надо было уводить дивизіи, полки. Съ уходомъ Грекова въ Лаодитанъ и предоставленіемъ противнику сразу 50-ти верстнаго раіона на лѣвомъ флангѣ и въ тылу ввѣреннаго мнѣ отряда у д. Титуню, положеніе наше дѣлалось довольно оригинальнымъ, тѣмъ болѣе, что и на правомъ флангѣ корпусъ Засулича, вѣроятно, не оставилъ ничего, кромѣ безъ вѣсти пропавшихъ, въ такомъ же раіонѣ, а потому нахожу остроумнымъ замѣчаніе князя Амилахори, что „оставаться въ Титуню значитъ лѣзть въ лапы къ японцамъ“, и что, поступая такимъ образомъ, я беру на себя слишкомъ большую отвѣтственность за участь отряда. Отвѣтственности я не боялся, но здравый смыслъ говорилъ, что напрасно рисковать не слѣдуетъ и нужно отойти; но въ то же время не выходили изъ головы слова уже покойнаго Графа: „отступаютъ или по приказанію, или подъ напоромъ“. Такъ какъ японцы насъ не безпокоили, то я принялъ рѣшеніе отвести отрядъ только на 5—6 верстъ назадъ, къ д. Чаодзягоу, гдѣ его положеніе значительно улучшалось; въ виду же того, что Грековъ перешелъ въ Лаодитанъ, я рѣшилъ укоротить свою летучую почту и пользоваться его средствами для связи со штабомъ Восточнаго отряда. Рѣшеніе отойти, оказалось правильнымъ: 1) съ разсвѣтомъ японцы начали наступленіе и охватили нашъ лѣвый флангъ, 2) еще до выхода изъ Титуню я получилъ предписаніе отойти еще далѣе назадъ къ д. Тыашентунь.
Около 11 часовъ ночи я собирался заснуть, какъ вдругъ на бивакѣ раздался выстрѣлъ, а черезъ нѣсколько секундъ второй. Необходимо было произвести тревогу, и я отдалъ соотвѣтствующія распоряженія. Къ сожалѣнію я замѣтилъ совсѣмъ нежелательные симптомы, въ родѣ слѣдующихъ. Я началъ жечь имѣвшійся у меня экземпляръ диспозиціи, и вдругъ изъ подъ окна фанзы мнѣ крикнули: „гасите огонь“; это конечно означало, что боялись стрѣльбы по освѣщенной фанзѣ. Я вышелъ на улицу, гдѣ уже стояла въ ружьѣ 1-я рота и началъ закуривать трубку; услышалъ замѣчаніе: „нельзя курить“. Тогда я рявкнулъ: „а кто здѣсь начальникъ“, и конечно получилъ извиненія. Прибѣжалъ одинъ офицеръ и доложилъ, что „японцы стрѣляли по нашимъ пѣхотнымъ постамъ“, между тѣмъ какъ было отлично слышно, что выстрѣлы раздались въ тылу бивака. Другой офицеръ заявилъ, что „стрѣляли съ праваго фланга, съ сопки“. Я все время шутилъ съ солдатами, а на послѣднее сообщеніе замѣтилъ: „спасибо японцамъ, что насъ предупредили о своемъ нападеніи, и мы готовы ихъ бить“. Тутъ подъѣхалъ вахмистръ одной изъ сотенъ и со страхомъ доложилъ: „простите В-е в-е, по своимъ стрѣляли“. Оказалось, что у двухъ казаковъ заболѣли кони коликой; они вскочили на нихъ не взнуздавъ и поскакали, дабы промять; лошади занесли, и вотъ, при возвращеніи, постъ принялъ ихъ за противника и сдѣлалъ два выстрѣла, къ счастію не задѣвъ никого.
Итакъ тревога оказалась напрасной, но отдыхъ былъ нарушенъ, что было обидно, въ виду, какъ это потребовалось, совершенія затѣмъ ночныхъ маршей. Выступленіе отряда было назначено въ 5 часовъ утра; такъ какъ мнѣ не спалось, вслѣдствіе начинавшагося на ногѣ нарыва, то уже въ 4 часа я былъ на улицѣ и разговаривалъ съ дежурнымъ по 1-й ротѣ унтеръ-офицеромъ. Мы одновременно замѣтили, что по направленію на югъ, впереди заставы, неожиданно вспыхнулъ огонь, и быстро разгорѣлось пламя. Меня убѣждали, что это былъ какой то сигналъ для японцевъ; не оспариваю, и можетъ быть дѣйствительно китайцы были въ соглашеніи съ противникомъ. Я не ускорилъ выступленіе, которое еще замедлилось, потому что 4-я рота проспала, запоздавъ выниманіемъ хлѣбовъ изъ печей (о такомъ хозяйствѣ я не былъ поставленъ въ извѣстность). Застава силою въ полусотню составляла нашъ арьергардъ и донесла, что немедленно послѣ нашего ухода японцы заняли деревню; ея разъѣзды имѣли незначительную перестрѣлку.
Я сказалъ уже, что при выступленіи изъ Титуню я получилъ приказаніе изъ штаба отойти къ д. Тыашентунь и тамъ оставаться. Къ сожалѣнію, забылъ какая была поставлена задача отряду, но, какъ тогда, такъ и теперь, не могу признать сдѣланное распоряженіе правильнымъ, при тогдашней обстановкѣ. Дѣйствительно, разъ г. Грековъ со своимъ сильнымъ коннымъ отрядомъ въ 12—16 сотенъ находился въ д. Лаодитанъ (всего 16 верстъ въ затылокъ Тыашентунь), то развѣдка долины р. Сидахыа была обезпечена, и въ Тыашентунь могла стоять его передовая часть; не ставили же меня спеціально охранять отрядъ Грекова. Гораздо важнѣе было обезпечить направленія западнѣе, тѣмъ болѣе, что, по отступленіи 2-го корпуса къ Хайчену и потерѣ съ нимъ связи, этотъ раіонъ получалъ особенно серьезное значеніе: японцы могли пробраться къ перевалу на дорогѣ изъ д. Мохоасанъ въ д. Тайпингоу и даже къ перевалу Мяолинъ. Я изложилъ свои соображенія на полученное мною приказаніе и отправилъ ихъ въ штабъ.
Прибывъ въ Тыашентунь и предполагая, что отрядъ останется въ этомъ пунктѣ неопредѣленное время, я рѣшилъ принять нѣкоторыя мѣры въ смыслѣ большей свободы дѣйствій, а именно, отослать весь обозъ; тогда, не имѣя ни одного колеса, обративъ пѣхоту въ легкій партизанскій отрядъ, никакіе обходы японцевъ мнѣ не были страшны. Немедленно я отдалъ приказъ о снаряженіи колонны обоза, а для того, чтобы вселить въ офицеровъ убѣжденіе въ необходимости отказаться отъ удобствъ походной жизни, предоставляемыхъ ихъ двуколками, приказалъ забрать и моего денщика съ моимъ вьюкомъ. Около 4 часовъ дня всѣ 18 повозокъ при офицерѣ направились черезъ Лаодитанъ въ обозъ 9 стрѣлковаго полка. Подъ вечеръ уралецъ, урядникъ Порушковъ, доставилъ на мое утреннее донесеніе въ штабъ корпуса отвѣтъ, чѣмъ привелъ меня въ полное изумленіе. Во-первыхъ, онъ пробѣжалъ болѣе 70 верстъ въ 10 часовъ времени, считая и время потраченное на ожиданіе приказанія въ штабѣ; во-вторыхъ приказаніе начиналось такъ: „начальникъ отряда, соглашаясь съ вашими доводами, приказываетъ Вамъ немедленно занять перевалъ Мяолинъ“. Могъ ли я ожидать, чтобы такой большой начальникъ въ нашей арміи написалъ такъ такому ничтожному офицеру, какимъ былъ я. Одной этой фразы было достаточно, чтобы понять, что генералъ Ивановъ обдумываетъ свои рѣшенія, а не только подписываетъ то, что фабриковала инстанція съ громкимъ названіемъ штабъ В. отряда, постоянно только очищавшая номера. Вѣроятно, поэтому и приказаніе дошло такъ быстро. И я не ошибался: Ивановъ, смѣнившій Графа Келлера, былъ въ то время еще свѣжимъ человѣкомъ, не считавшимся съ рутиной нашихъ штабовъ, и чуть ли не самъ отдавалъ всѣ приказанія и даже писалъ ихъ; и дѣло пошло у него удовлетворительно, что доказываютъ результаты его боевъ подъ Ляояномъ. Къ сожалѣнію, мнѣ придется описывать его и совершенно другимъ военноначальникомъ, но утверждаю, что причиною такой перемѣны было именно то обстоятельство, что онъ не устоялъ передъ рутиной, или вѣрнѣе передъ разрушавшей нашу армію гидрой генеральнаго штаба, успѣвшей даже совсѣмъ поработить этого мягкаго и боязливаго передъ всякимъ начальствомъ человѣка, преслѣдовавшаго, впрочемъ, достаточно тонко и искусно свои личные интересы и расчеты.
Согласно того же приказанія, Мяолинъ долженъ былъ быть занятъ немедленно, а потому отряду пришлось совершить ночной маршъ на протяженіи 20 верстъ. Казалось бы рѣшеніе такой задачи для отряда, въ составѣ 2-хъ ротъ лихихъ сибирскихъ стрѣлковъ и 2-хъ сотенъ молодцовъ уральцевъ, не можетъ представить никакихъ затрудненій, тѣмъ болѣе, что погода была отличная, а дорога, пролегая по широкимъ долинамъ, представляла лишь небольшія затрудненія при переправахъ въ бродъ. Однако оказалось, что совершить ночной маршъ вовсе не такъ легко, благодаря тому, что офицеры русской арміи незнакомы съ самыми элементарными требованіями тактики и устава полевой службы. Заблаговременно отдавъ всѣ приказанія о времени выступленія и порядкѣ слѣдованія (1 сотня въ авангардѣ, 2 роты и 1 сотня въ арьергардѣ), пунктѣ сосредоточенія, съ котораго должны были дебушировать въ колонну части, я хорошенько оріентировалъ казачьяго офицера, которому поручилъ вести головную сотню, и въ назначенное время былъ на перекресткѣ, указанномъ частямъ. Оказалось, что головная рота неготова, и пришлось два раза посылать къ господину ротному, чтобы онъ торопился, на что было потеряно около получаса. Ночь была очень темная; я ѣхалъ въ хвостѣ всей пѣхоты, т. е. за 4-й ротой; проѣхавъ десятокъ верстъ, мнѣ показалось, что мы идемъ не по настоящей дорогѣ (я проѣзжалъ уже здѣсь, слѣдуя въ Титуню); поѣхалъ къ головѣ роты, гдѣ нашелъ баталіоннаго и ротнаго; признаковъ головной роты не было; стало ясно, что рота оторвалась и заблудилась. Выразивъ порицаніе за безпорядокъ, я повернулъ роту назадъ, и самъ вывелъ ее на настоящую дорогу. Близко отъ перекрестка, гдѣ повернула 4-я рота, я нашелъ и 1-ю остановившеюся и насъ поджидавшею. Уральцы не только вели колонну, но и щупали ее въ глубину, замѣтили ошибку и остановились. Мы продолжали маршъ еще потерявъ часа полтора. Черезъ нѣсколько минутъ я получилъ новый сюрпризъ. Князь Амилахори перегрузилъ изъ отправленныхъ повозокъ запасъ хлѣба и сухарей на нанятыя китайскія арбы и выслалъ ихъ заблаговременно впередъ, но арбы увязали въ мокрый песокъ и глину и двигались со скоростью 1-й версты въ часъ. Мы ихъ нагнали, и пришлось впрягаться людямъ. Съ этой минуты нашъ маршъ обратился въ какой то кавардакъ: роты тащили арбы, люди кричали, понукали и т. д. Я, смѣясь, сказалъ Амилахори, что, по производимому нами шуму, японцы могутъ предположить, что у насъ огромныя силы. Отъ д. Пахудзай дорога стала много лучше, и движеніе продолжалось безпрепятственно.
Когда мы прибыли на перевалъ Мяолинъ, уже разсвѣло. Онъ представлялъ изъ себя прекрасную позицію, и я очень сожалѣю, что не пришлось на ней сражаться[3]. Никакихъ затрудненій въ ея занятіи не представлялось, и нужно было лишь позаботиться объ обезпеченіи праваго фланга, откуда шли дороги въ обходъ, но очень скоро прибылъ офицеръ изъ отряда князя Трубецкого, командира 7-го Сибирскаго казачьяго полка, съ сообщеніемъ, что его отрядъ занимаетъ перевалъ по дорогѣ отъ д. Мохоасанъ — на д. Чаодзягоу, т. е. вполнѣ насъ обезпечиваетъ. Въ тотъ же день стало извѣстно, что перевалъ Мяолинъ ввѣренъ оборонѣ отряда г. Мищенко, въ составѣ приблизительно 3-хъ казачьихъ полковъ, полка пѣхоты и 3-хъ батарей, а потому присутствіе моего маленькаго отряда становилось лишнимъ.
23 іюля на нашу позицію сталъ передовой отрядъ Мишенко, въ составѣ 1 баталіона и 2-хъ сотенъ, а главныя его силы остались въ д. Сансычецзы. Я отправился къ генералу. Подъѣзжая къ расположенію отряда, я видѣлъ почти всѣ войска и не могу не высказать произведеннаго на меня ими впечатлѣнія. Никогда не случилось встрѣтить на бивакахъ такой ужасный безпорядокъ, такую разбросанность частей и такую распущенность. Вездѣ, куда ни взглянешь, разбрелись солдаты и казаки; пасутъ лошадей, тащатъ всякій скарбъ съ полей и изъ домовъ; вездѣ костры и огни — словомъ, впечатлѣніе орды, табора, но только не войска. Болѣе получаса искалъ я въ деревнѣ штабъ г. Мищенко, потому что никто не могъ мнѣ его указать, даже казаки. Наконецъ, случайно наткнулся на поившую у колодца коня фигуру (какого она была войска сказать невозможно), указавшую мнѣ на прилежащую фанзу. Я былъ принятъ немедленно, но нелюбезно. Можетъ быть, я производилъ непріятное впечатлѣніе своимъ грязнымъ видомъ, да еще одна ступня у меня была обернута тряпкой, потому что нарывъ не позволялъ одѣть сапога. Я доложилъ генералу, что имѣлъ задачу оборонять перевалъ Мяолинъ, теперь уже занятый его передовыми частями, а потому, впредь до полученія новыхъ приказаній отъ начальника В. отряда, буду считать себя въ подчиненіи и распоряженіи генерала. Однако Мищенко возразилъ, что „чужими войсками распоряжаться и командовать не желаетъ“. Я обратилъ его вниманіе, что въ составѣ моего отряда есть, какъ войска В. отряда, такъ и 2-го Сибирскаго корпуса.
Въ эту минуту одинъ изъ офицеровъ штаба подалъ генералу телеграмму, заключавшую въ себѣ категорическое приказаніе произвести рекогносцировку на д. Пахудзай. Не знаю отъ кого, или изъ какой инстанціи, исходило это приказаніе, но, къ моему удивленію, присутствовавшіе офицеры начали настоящій торгъ: „да почему опять намъ? да мы устали! да мы должны отдыхать! да мы только что пришли; наши люди и лошади замотаны!“ Генералъ тоже хмурился и былъ видимо недоволенъ полученнымъ приказаніемъ. Тогда я позволилъ себѣ доложить слѣдующее: „в—е п—во, въ данную минуту мой отрядъ совершенно безъ назначенія; имѣетъ свойства партизанъ, такъ какъ ходитъ налегкѣ, безъ всякаго обоза; въ виду утомленія вашихъ войскъ, разрѣшите мнѣ произвести требуемую рекогносцировку“. На это послѣдовалъ отвѣтъ: „чужими войсками не распоряжаюсь и васъ послать не могу; дѣлайте сами рекогносцировку“. Я спросилъ: „а вы будете всетаки рекогносцировать своими войсками?“ — „Да, буду, пошлю казаковъ и пѣхоту“. — „Въ такомъ случаѣ я не буду дѣлать рекогносцировку и честь имѣю явиться“. Я откланялся. Дѣйствительно больше здѣсь дѣлать было нечего, потому что пользоваться ввѣренными мнѣ войсками не желали, приняли меня какъ бы враждебно, а дѣлать самостоятельно рекогносцировку, впутываясь въ войска мнѣ не подчиненныя, и на согласіе съ которыми расчитывать было трудно, конечно, было бы нелѣпо.
На пути къ перевалу Мяолинъ я встрѣтилъ скачущаго уральца съ экстреннымъ пакетомъ, въ которомъ заключалось приказаніе г. Иванова немедленно перейти къ д. Тунсинпу, для выполненія особо важной задачи — обезпеченія праваго фланга передъ фронтомъ Ляньдясанской позиціи Восточнаго отряда. „Возлагаю это особенно серьезное порученіе на вашъ отрядъ потому, что вы имъ командуете; оттуда ожидаю наступленіе японцевъ и ихъ главный ударъ“, писалъ мнѣ мой новый начальникъ и конечно доставилъ мнѣ своими словами огромное нравственное удовлетвореніе: нашелся же генералъ, который не только не отказывалъ мнѣ въ довѣріи, но прямо заявлялъ, что считаетъ меня офицеромъ способнымъ выполнять самыя серьезныя боевыя задачи. Судьбѣ было угодно, чтобы японцы въ точности исполнили предположеніе г. Иванова, а боями 11—13-го августа подъ Тунсинпу и Тасигоу мнѣ удалось оправдать оказанное мнѣ довѣріе. Я имѣлъ въ то время совсѣмъ неясное представленіе о томъ, кто былъ г. Ивановъ, и только догадывался, что это былъ генералъ, имѣющій репутацію самаго знающаго артиллериста въ нашей арміи, котораго я видѣлъ одинъ разъ въ жизни, въ Кронштадтѣ. Онъ былъ тамъ начальникомъ крѣпостной артиллеріи, а я сопровождалъ начальника штаба округа, пріѣзжавшаго, по приказанію командующаго войсками, провѣрить боевую готовность крѣпости.
Отрядъ выступилъ съ Мяолина около 3-хъ часовъ пополудни. Разстояніе до д. Тунсинпу составляло около 30 верстъ. Отъ д. Пахудзай дорога шла долиною р. Сидахыа, которая, принявъ въ себя нѣсколько ручьевъ, становилась у д. Лаодитана довольно значительной рѣчкой. Въ виду того, что въ д. Пахудзай стояла застава изъ отряда Грекова, я не предполагалъ встрѣчи съ противникомъ, тѣмъ болѣе, что мои разъѣзды доносили утромъ, что японцы держатся на линіи Тумынсянъ-Тинчанъ. Маршъ былъ организованъ такъ: сильный казачій разъѣздъ, 3-я сотня, двѣ роты и 2-я сотня. Когда голова пѣхоты достигла д. Пейюанъ, разъѣздъ донесъ, что д. Пахудзай занята японцами, и ихъ одиночные люди видны на высотахъ къ югу отъ деревни. Выславъ впередъ 3-ю сотню, я догналъ ее у д. Сяцуайцзы, гдѣ командиръ сотни остановился, считая, что при дальнѣйшемъ движеніи онъ можетъ быть обстрѣлянъ, съ высотъ между д. д. Тунмынсянъ и Пахудзай, гдѣ, по донесеніямъ дозоровъ, показалось что то въ родѣ цѣпи пѣхоты; головной разъѣздъ осадилъ къ сотнѣ. Долженъ сознаться, что обстановка была совершенно невыяснена, и казаки выказали нѣкоторую робость; я даже сомнѣвался въ фактѣ оставленія заставой Грекова Пахудзая, но для выясненія обстановки надо было потратить много времени, выславъ пѣшія развѣдки. Потеря времени совсѣмъ не входила въ мои расчеты, потому что отрядъ долженъ былъ спѣшить исполненіемъ важной задачи, а въ раіонѣ, гдѣ онъ находился, было достаточно нашихъ войскъ. Отрядъ Грекова обезпечивалъ долину Сидахыа, а г. Мищенко только что получилъ приказаніе рекогносцировать у д. Пахудзая. Въ виду всѣхъ этихъ соображеній, чтобы не терять время, я немедленно рѣшилъ свернуть кратчайшимъ направленіемъ на сѣверъ и миновать подозрительное мѣсто. Мой хозяйственный штабъ-офицеръ ухитрился опять имѣть при ротахъ китайскую арбу, запряженную ротнымъ убойнымъ скотомъ, которая конечно не могла слѣдовать по плохимъ дорогамъ. Я отослалъ арбу въ отрядъ Мищенко, подаривъ, находившееся на ней продовольствіе, и немедленно двинулся дальше. Въ прикрытіе я оставилъ 2-ю сотню, которая выяснила, что дѣйствительно на высотахъ къ юго-западу находилось немного японской пѣхоты, а слѣдовательно, если бы мы продолжали движеніе на Пахудзай, то имѣли бы напрасную перестрѣлку и вѣроятно прошли бы, но задержались на нѣсколько часовъ.
День былъ необыкновенно жаркій, и уральцы догадались облегчить стрѣлковъ, взявъ на лошадей ихъ шинели. Когда мы перевалили въ долину д. Хуаинцзы, то, пройдя эту деревню, я приказалъ сдѣлать привалъ, но не успѣли казаки слѣзть съ лошадей, а стрѣлки составить ружья, какъ послышались залпы, и засвистали пули. Совершенная неожиданность обстрѣла отряда была тѣмъ болѣе поразительна, что, какъ съ юга, такъ и съ востока, сторожевые разъѣзды и дозоры доносили о томъ, что противникъ остался далеко, за нами, и залпъ былъ данъ съ сѣвера, гдѣ можно было ожидать появленія только своихъ войскъ. Такъ и оказалось: это были охотники какого то стрѣлковаго полка, принявшіе насъ за японцевъ и давшіе около 4—5 залповъ съ 2000 шаговъ разстоянія. Не понимаю, какимъ образомъ могли они ошибиться, видя передъ собою 2 сотни вооруженныхъ пиками. Стрѣльба прекратилась, когда я выслалъ впередъ наметомъ сотню и приказалъ трубить горнисту. Мы отдѣлались весьма счастливо, не смотря на то, что прицѣлъ былъ взятъ очень вѣрно, а именно: была расщеплена одна винтовка, оцарапаны 1 или 2 лошади, и съ рикошета пуля ранила въ копыто мою лошадь; эту пулю вѣстовой подобралъ и подалъ мнѣ, такъ что я имѣю память и вещественное доказательство обстрѣла своими войсками. Конечно охотники поспѣшили скрыться, и мы никогда не узнаемъ, кто именно устроилъ намъ такую непріятность. Впрочемъ этотъ случай имѣлъ и свою хорошую сторону, такъ какъ показалъ насколько поддавались, или нѣтъ, чины отряда неожиданностямъ. Я замѣтилъ, что штабъ-офицеръ весьма осторожный человѣкъ, потому что онъ быстро соскочилъ съ лошади и укрылся подъ деревья. На стрѣлковъ огонь не произвелъ никакого впечатлѣнія и только возбудилъ ихъ любопытство; 3-я сотня, находившаяся вблизи меня, бросилась къ конямъ и сѣла на нихъ безъ всякаго приказанія — настолько нервно, что нѣсколько лошадей вырвалось; я мгновенно скомандовалъ ей: „справа по три, въ карьеръ“, „впередъ на выстрѣлы“. Это было принято очень дружно. Хотя залпы прекратились, но я пропустилъ такъ всю сотню, внушая, чтобы впредь не смѣли волноваться. Состоявшій при казакахъ переводчикъ китаецъ соскочилъ съ лошади и убѣжалъ въ гаолянъ, что было замѣчено нѣсколько поздно; онъ больше къ намъ не возвратился.
Давъ людямъ отдохнуть 15 минутъ, мы продолжали движеніе; у д. Лаодитанъ сдѣлали большой привалъ съ варкой чая. Отрядъ Грекова находился на рекогносцировкѣ долины Ломогоу — Сяматунъ, въ окрестностяхъ д. Тунсинпу, и ожидалось его возвращеніе. Присутствовавшіе офицеры Верхнеудинскаго полка ничего о противникѣ сообщить не могли и даже не знали, занятъ ли Пахудзай заставой ихъ отряда.
Въ 9 часовъ вечера мы продолжали движеніе. Пришлось совершить тяжелый ночной маршъ, хотя, всего въ 10 верстъ, но въ совершенной темнотѣ (безлунная и облачная ночь), а, главное, перейти до 6 разъ въ бродъ рѣку Сидахыа, при чемъ вода доходила мѣстами до пояса и выше. Я поручилъ организацію направленія и связи движенія 2-й сотнѣ, и подъесаулъ Прикащиковъ выполнилъ свою задачу блистательно; мы шли ровно, спокойно, безъ оттяжекъ и наталкиваній, по лучшимъ колеямъ дороги и вѣрнымъ бродамъ; отсталыхъ не было. Отойдя версты полторы отъ Лаодитана, мы встрѣтили возвращавшійся съ рекогносцировки отрядъ Грекова (около 12 сотенъ); я подъѣхалъ къ генералу и обратился съ просьбой оріентировать меня относительно всего выясненнаго отрядомъ, но получилъ лишь краткую фразу: „обратитесь къ начальнику моего штаба“. Конечно я имѣлъ право заставить Грекова дать себѣ трудъ сообщить мнѣ обстановку, потому что это составляло его обязанность, и, какъ начальникъ самостоятельнаго отряда, я имѣлъ право сношеній съ нимъ, но, не желая терять времени и напередъ зная, что Грековъ не способенъ вообще обстоятельно разсказать что либо, я поѣхалъ искать Свѣшникова, который однако также ничего не зналъ. Дѣйствительно, отрядъ подошелъ къ перевалу между д. д. Тунсинпу и Сяматунъ, выслалъ за перевалъ какія то партіи, постоялъ и ушелъ, ничего не развѣдавъ. Можно было только удивляться, зачѣмъ прогоняли нѣсколько десятковъ верстъ 12 сотенъ и держали ихъ подъ сѣдломъ, не желая совсѣмъ дѣйствовать. Но вѣдь то былъ отрядъ подъ начальствомъ Митрофана Грекова, пріѣхавшаго во второй разъ на поля Маньчжуріи искупать свои хозяйственные грѣхи мирнаго времени въ званіи командира полка, бригады и дивизіи; безрезультатность его рекогносцировки болѣе чѣмъ понятна.
Отрядъ прибылъ въ д. Тунсинпу въ 11½ часовъ ночи. Пѣхота была очень утомлена. Бивакомъ стали въ совершенной темнотѣ. Надо было прежде всего выяснить, есть ли впереди насъ сторожевое охраненіе, оставленное, по словамъ Свѣшникова, отрядомъ. Я нашелъ въ кумирнѣ командира сотни, сказавшаго мнѣ, что на перевалѣ стоитъ его застава, и поэтому ввѣренный мнѣ отрядъ можетъ не охраняться, тѣмъ болѣе что за весь день присутствіе японцевъ вблизи обнаружено не было. Въ виду сего я отложилъ выполненіе службы до разсвѣта и сдѣлалъ только немедленно соотвѣтствующія распоряженія.
Примѣчанія[править]
- ↑ Командиръ 5-го Уральскаго полка, полковникъ Соловьевъ, лично сообщилъ мнѣ, что, при формированіи отряда въ Титуню, онъ стоялъ съ полкомъ при ставкѣ Куропаткина, который, призвавъ его къ себѣ, сказалъ, что назначаетъ изъ полка 2 сотни, для спеціальной серьезной задачи, и приказалъ обратиться за указаніями по выполненію къ начальнику штаба арміи. Г. Сахаровъ, когда Соловьевъ явился къ нему, заявилъ: „вы получили приказаніе отъ Куропаткина, а потому и обращайтесь къ нему“. Онъ получилъ необходимыя указанія отъ г. Харкевича. Не дурная иллюстрація порядковъ арміи и управленія ею!
- ↑ Это отступленіе Грекова было совершено на другой же день послѣ моего отъѣзда изъ Сандіазы, сперва въ д. Каучепфузу; я слышалъ въ штабѣ В. отряда, что оно было мотивировано обходомъ японцевъ на д. Тинтей. Констатирую только безспорный фактъ, что отступленіе изъ Сандіазы совершилось тотчасъ же, какъ я оставилъ бригаду, а черезъ три дня Грековъ уже благополучно устроился за перевалами, въ д. Тхазелинъ.
- ↑ На разсвѣтѣ 13-го августа (для Южной Группы Русской Маньчжурской Арміи начало — завязка генеральнаго сраженія подъ Ляояномъ, т. е. на 2 дня позже, чѣмъ для Восточной Группы) авангардъ 2-го Сибирскаго корпуса, подъ начальствомъ г. Толмачева, въ составѣ 2 баталіоновъ и 5 сотенъ, отдалъ эту твердыню противнику безъ всякаго сопротивленія. Даже Засуличъ называлъ это отступленіе преждевременнымъ. И все это сходило, какъ ни по чемъ: кто не хотѣлъ сражаться, могъ уходить безотвѣтственно и безнаказанно.
