Джиневра (Шелли; Бальмонт)/ПСС 1903 (ВТ:Ё)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Джиневра
автор Перси Биши Шелли (1792—1822), пер. Константин Дмитриевич Бальмонт (1867—1942)
Оригинал: англ. Ginevra («Wild, pale, and wonder-stricken, even as one…»), опубл.: 1824. — См. Из Перси Биши Шелли. Перевод созд.: ориг. 1821; пер. 1903, опубл: 1903. Источник: Перси Биши Шелли. Полное собрание сочинений / Перевод К. Д. Бальмонта — Новое переработанное изд. — СПб.: Т-во «Знание», 1903. — Т. 1. — С. 264—271..



[264]
ДЖИНЕВРА

Испугана, бледна, изумлена,
Как тот, кто видит солнце после сна,
Из комнаты идя походкой шаткой,
Где смертной был он скован лихорадкой. —
Ошеломлённой спутанной мечтой
Беспомощно ловя неясный рой
Знакомых форм и ликов и предметов,
В сиянии каких-то новых светов, —
Как бы безумьем странных снов горя,
10 Джиневра отошла от алтаря;
Обеты, что уста её сказали,
Как дикий звон, донёсшийся из дали,
Врывались в помраченный мозг её,
Качая разногласие своё.

15 Так шла она, и под вуалью брачной
Прозрачность щёк вдвойне была прозрачной,
И алость губ вдвойне была красна,
И волосы темнее: так луна
Лучом темнит; сияли украшенья,
20 Горели драгоценные каменья.
Она едва их видела, и ей
Был тягостен весь этот блеск огней,
Он в ней будил неясное страданье,
Её томил он хаосом сиянья.
25 Она была пленительна, луна
В одежде светлых туч не так нежна;
Горел огонь в её склонённом взоре,
И бриллианты в головном уборе
Ответным блеском, в искристых лучах,
30 На мраморных горели ступенях
Той лестницы, что, зеркалом для взора,
Вела к простору улиц и собора;
И след её воздушных нежных ног

[265]

Стирал тот блеск, минутный тот намёк.
35 За ней подруги светлой шли толпою,
Одни тайком казняся над собою,
Завистливой мечтой к тому скользя,
Чему совсем завидовать нельзя;
Другие, полны нежного участья,
40 Лелеяли мечту чужого счастья;
Иные грустно думали о том,
Что скучен, темен их родимый дом;
Иные же мечтали с восхищеньем
О том, что́ вечно ласковым виденьем
45 Пред девушкой неопытной встаёт,
Её от неба ясного зовёт,
От всех родных, куда-то вдаль, к туману,
К великому житейскому обману.

Но все они ушли, и, в забытьи,
50 Глядя на руки белые свои,
Она стоит одна, в саду зелёном;
И светлый воздух полон странным звоном,
Беснуяся, кричат колокола,
Их музыка так дико-весела,
55 Насильственно берёт она вниманье,
Лазурное убито ей молчанье; —
Она была как тот, кто, видя сон,
Во сне постиг, что спит и грезит он,
И лишь непрочно предан усыпленью, —
60 Как вдруг пред ней, подобный привиденью,
Антонио предстал, и, как она,
Он бледен был; в глазах была видна
Обида, скорбь, тоска, и он с укором,
Невесту смерив пылким гордым взором,
65 Сказал: «Так что же, так ты мне верна?»
И тотчас же, как тот, кто ото сна
Был резко пробуждён лучом жестоким,
И светом дня мучительно-широким
С дремотною мечтою разлучён,
70 И должен встать и позабыть свой сон, —

[266]

Джиневра на Антонио взглянула,
Сдержала крик, с трудом передохнула,
Кровь хлынула ей к сердцу, и она
Сказала так, прекрасна и бледна:
75 «О, милый, если зло или сомненье,
Насилие родных иль подозренье,
Привычка, время, случай, жалкий страх,
Иль месть, иль что-нибудь в глазах, в словах,
Способны быть для нас змеиным взглядом,
80 И отравить любовь горячим ядом,
Тогда, — тогда с тобой не любим мы: —
И если гроб, что полон душной тьмы,
Безмолвный гроб, что тесно обнимает,
И жертву у тирана отнимает,
85 Нас разлучить способен, — о, тогда
С тобой мы не любили никогда».
«— Но разве миг, спеша за мигом снова,
К Герарди, в тишину его алькова,
Тебя не увлечёт? Мой тёмный рок
90 В твоём кольце не видит ли залог. —»
Хотел сказать он, нежных обещаний
Нарушенных, расторгнутых мечтаний;
Но, золотое сняв с себя кольцо,
И не меняя бледное лицо,
95 Она сказала с грустью неземною:
«Возьми его в залог, что пред тобою
Я буду, как была, всегда верна,
И наш союз порвёт лишь смерть одна.
Уж я мертва, умру через мгновенье,
100 Колоколов ликующее пенье
Смешается с напевом панихид,
Их музыка — ты слышишь? — говорит:
«Мы это тело в саван облекаем,
Его от ложа к гробу отторгаем».
105 Цветы, что в брачной комнате моей
Рассыпаны, во всей красе своей,
Мой гроб собой украсят, доцветая,
И отцветёт фиалка молодая

[267]

Не прежде, чем Джиневра». И, бледна,
110 Она своей мечтой побеждена,
В груди слабеет голос, взор туманен,
И самый воздух вкруг неё так странен,
Как будто в ясный полдень — страх проник,
И вот она лишь тень, лишь смутный лик:
115 Так тени из могил, и так пророки,
Об ужасах, — которые далёки,
Но к нам идут, — вещают. И, смущён,
Как тот, кто преступленьем отягчён,
Как тот, кто под давлением испуга,
120 Оговорив товарища и друга,
В его глазах упрёк не прочитав,
Дрожит пред тем, пред кем он так неправ,
И в приговоре с ним хотел бы слиться,
Раз приговор не может измениться, —
125 Антонио, робея, ищет слов,
Но вот раздался говор голосов,
Он отошёл; другие к ней подходят,
И во дворец её, дивясь, уводят,
С ней девушки о чём-то говорят,
130 Она меняет пышный свой наряд,
Они уходят, медля у порога,
Ей надо отдохнуть теперь немного,
И вот, раскрыв глаза, лежит она,
В слабеющем сиянии бледна.

135 День быстро меркнет с ропотом чуть слышным.
И гости собрались в чертоге пышном;
Сияет красота вдвойне светлей
Под взором зачарованных очей,
И, на себе влюблённость отражая,
140 На миг она живёт в них блеском Рая,
Толпа спокойней, чем безмолвный лес,
Где шепчет лишь любовь средь мглы завес;
Вино горит огнём в сердцах остывших,
А для сердец, свой жар с другими сливших,
145 Поют с волшебной негой голоса.

[268]

Им, детям солнца, музыка — роса: —
Здесь многие впервые вместе будут,
Но, разлучась, друг друга не забудут,
Пред многими здесь искрится звезда,
150 Что раньше не горела никогда,
Очарованье вздоха, слова, взгляда,
Власть юности, рассветная услада:
Разорван жизни будничной покров, —
И как весь мир, стряхнув оковы снов,
155 Когда землетрясенье наступает,
Ликует, и беды своей не знает.
И ветер, над цветами прошептав,
Их аромат роняет между трав,
И шар земной в восторге пробужденья
160 Во всех сердцах рождает наслажденье.
Ликуют горы, долы, и моря,
Сияньем ослепительным горя,
Как будто бы грядущее с минувшим
Сошлись в одном мгновении сверкнувшем, —
165 Так у Герарди пиршественный зал
Огнями и веселием блистал,
Но кто-то, взоры вкруг себя бросая,
Промолвил вслух: «А где же Молодая?»
Тогда одна из девушек ушла,
170 И, прежде чем, как вестник дня — светла,
Она придёт, среди гостей молчанье
Возникло красноречьем ожиданья,
Сердца, ещё не видя красоту,
Уж полны ей, и ткут свою мечту;
175 Потом в сердцах возникло изумленье,
И страх за ним восстал, как привиденье; —
От гостя к гостю шёпот долетел,
И каждый, услыхав его, бледнел,
Всё громче он и громче становился,
180 И вот Герарди меж гостей явился,
Печалью показной исполнен он,
Кругом рыданье, слышен чей-то стон,

[269]

Что ж значит скорбь, — как саван распростёртый?
Увы, они нашли Джиневру мёртвой,
185 Да, мёртвой, если это смерть — лежать
Без пульса, не вздыхать, и не дышать,
Быть белою, холодной, восковою.
С глазами, что как будто над собою
Смеются мёртвым светом без лучей,
190 Стеклянностью безжизненных очей.
Да, мёртвой, если это смерть — дыханье
Землистое, и льдистый свет, молчанье,
И в страхе дыбом волосы встают,
Как будто дух чумы нашёл приют
195 Вот тут, вот здесь, и в мертвенном покое
Глухой земле он отдаёт земное,
За быстрой вспышкой вдруг приводит мглу,
За блеском дым рождает и золу:
Ночь мысли так нас тесно обнимает,
200 Что наша мысль о нашей смерти знает
Лишь то, что может знать о жизни сон,
Который умер, прежде чем рождён.

Пир свадебный — отрада так обманна —
Стал похоронным празднеством нежданно;
205 С тяжёлым сердцем, взор склонивши свой,
Печально все отправились домой;
И слёзы неожиданные лили
Не только те, что мёртвую любили,
Во всех сердцах открылся их родник,
210 Затем что никогда уж этот лик
Пред ними в красоте своей не встанет,
Улыбкой грусть в их сердце не обманет.
Над пиршеством покинутым огни
То здесь, то там светились, и они
215 В пустом унылом зале освещали
Как бы туман густеющей печали,
Как будто бы, людской покинув ум,
Проникла в воздух тяжесть тёмных дум,
Ещё с Герарди медлили иные,

[270]

220 Друзья умершей, и её родные,
И тупо утешенья слушал он,
В которых не нуждался: не зажжён
Любовью был в нём дух, и лишь смущенье
Он чувствовал, лишь страх, не огорченье.
225 Их шёпотом зловещим смущена,
Ещё как бы полнее тишина;
Одни из них беспомощно рыдали,
Другие в тихой медлили печали,
И плакали безмолвно, а иной,
230 Склонясь к столу, и скован тишиной,
Вдруг вздрагивал, когда из коридоров,
Из комнат, где сияньем скорбных взоров
Подруги обнимали мёртвый лик,
Внезапно раздавался резкий крик,
235 И свечи в ветре дымно трепетали,
Огнём как бы ответствуя печали;
Раздался звон, глухой, как гул псалмов,
Священники пришли на этот зов,
И вновь ушли, увидев, что могила
240 Все прегрешенья мёртвой отпустила,
И плакальщиц тогда явился рой,
Чтоб над Джиневрой плакать молодой.
. . . . . . . . . . . . . . . 

Похоронный гимн

Бежала старая зима,
К пустыням гор в бессилии сокрылась,
Где холод, свист ветров, и тьма,
И к нам весна в лучах звезды спустилась,
В лучах звезды, что дышит над водой,
Непобедимо-молодая,
Своей игрою золотой
Рубеж зимы и ночи отдвигая; —
Но, если воздух, травы, и вода
10 Явлению весны не рады,
Джиневра юная, тогда
И мы в тебе не видели отрады!

[271]


О, как тиха и холодна
На ложе радости она!
15 Ты ступишь шаг, — увидишь саван белый,
Ты ступишь два, — и гроб перед тобой,
И шаг ещё, — к могиле роковой,
И шаг ещё, — Куда? Дрожа, несмелый,
Ты видишь, что рукой умелой
20 Пробито сердце чёрною стрелой.

Пред тем как раз ещё моря и мысы
Обнимет солнце — трепещи и жди —
В тиши шурша, чудовищные крысы
Совьют гнездо в её груди.
25 И в волосах, что цвет хранят червонца,
Слепые черви будут пировать,
Покуда солнце царствует как солнце,
Джиневра будет спать и спать.




Примечание К. Д. Бальмонта


[494]К стр. 264.
Джиневра.

В 1400 году Джиневра Амиери, влюбленная в Антонио Рондинелли, вышла замуж, против своего желания, за некоего Аголанти. Четыре года спустя, Джиневра впала в каталепсию, и была заживо похоронена. Через некоторое время она очнулась, и возвратилась к своему мужу, но тот принял ее за привидение, и не захотел пустить ее к себе. Она нашла прибежище у своего первого возлюбленного и они поженились. Брак был утвержден властями. В 1546 году в Италии появилась пьеса на эту тему: Ginevra, morta del Campanile, la quale sendo morta e sotterrata, ressuscita. Лей Гёнт также написал на эту тему драму Флорентийская легенда, после того как Шелли написал свою неоконченную поэму. Шелли несколько изменил имена, и к значительной художественной выгоде изменил самые обстоятельства события.




Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.