Перейти к содержанию

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Сентябрь/10

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского — 10 сентября
Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. I. Месяц сентябрь. — С. 208—235.

[208]
День десятый

Житие и страдание
святых мучениц
Минодоры, Митродоры и Нимфодоры

Три девы — Минодора, Митродора и Нимфодора — принесли себя в дар Пресвятой Троице. Иные приносят дары Богу от своего имения, — подобно тому как некогда три восточных царя принесли Ему золото, ладан и смирну[1]; девы же святые принесли Богу дары от внутренних своих сокровищ. Они принесли Ему вместо золота свои души, искупленные не тленным золотом, а честною кровию непорочного Агнца[2]; вместо ладана принесли чистую совесть, говоря вместе с Апостолом: хрⷭ҇то́во бл҃гоꙋха́нїе є҆смы̀[3]; вместо смирны принесли в дар [209]Господу самое тело, отдавши его еще в непорочном девстве на раны за Христа. Святые девы твердо были убеждены в том, что Господь требует не временного богатства нашего, но нас самих, как некогда сказал Давид: «гдⷭ҇ь мо́й є҆сѝ ты̀, ꙗ҆́кѡ бл҃ги́хъ мои́хъ не тре́бꙋеши»[4]. Поэтому они и принесли в жертву Богу самих себя, как это ясно видно из святой их жизни и мужественных страданий.

Святые девы родились в Вифинии[5]. Сестры по плоти, они остались сестрами и по духу: ибо единодушно предпочли лучше служить Богу, нежели быть рабынями мира и всей [210]его суеты. Желая же вместе с душею и тело сохранить неоскверненным и в совершенной чистоте соединиться с чистым Женихом своим, Христом Господом, святые девы последовали Его призыву: и҆зыди́те ѿ среды̀ люде́й си́хъ и҆ ѿлꙋчи́тесѧ, и҆ нечистотѣ̀ и҆́хъ не прикаса́йтесѧ, и҆ а҆́зъ прїимꙋ́ вы[6]. Всего более возлюбив девическую чистоту и зная, как трудно сохранить эту чистоту среди народа, склонного к любодеянию и непрестанному греху, святые девы оставили людское общество и, отстранив себя от всего мира, поселились в уединенном месте. Подобно тому как воды речные, впадающие в море, лишь только сольются с морскими водами, тотчас теряют свою сладость и становятся солеными, — и чистота душевная, пребывая среди мира, не может не заразиться его сластолюбием. Так дочь Иакова, Дина, сохраняла свою девическую чистоту, пока не отдала себя в языческий город Сихем; но как только познакомилась с жившими в том городе дочерьми и вступила с ними в общение, тотчас погубила свое девство[7]. Мир сей с своими тремя дочерьми — похотью плоти, похотью очей и гордостью житейскою[8] — тот же Сихем и ни о [211]чем другом не заботится, как только причинять вред тем, кто питает к нему любовь, как смола чернит прикасающихся к ней, так и мир делает почитателей своих скверными и нечистыми. Блажен посему тот, кто избегает мира, чтобы не запятнать себя его нечистотою; блаженны и сии три девы, бежавшие от мира и от злых его дочерей. Не очернили святых дев мирские скверны, и они остались чистыми, как белые голубки, летая на крыльях добродетели и Боговидения по горам и пустыням и желая найти приют, как в гнезде, в любви Божественной. Так у пустынников, живущих вне суетного мира, бывает одно только непрестанное стремление к Богу.

Для своего местопребывания святые девы избрали один высокий и пустынный холм, находившийся в двух поприщах[9] от теплых источников в Пифиях[10]. Поселившись здесь, они обрели тихое пристанище и надежный покой и проводили свою жизнь в посте и непрестанных молитвах. Святые девы скрыли свою девическую чистоту от взоров людских в пустыне и вознесли чистоту сию на высокий холм, чтобы ее видели Ангелы; они взошли на самую вершину горы, чтобы, отряхнувши прах земной, удобнее приблизиться к Небу. О том, как добродетельна была их жизнь, можно судить по самому месту их пребывания. Ибо что означает пустыня, как не отвержение всего и уединение? О чем свидетельствует высокий холм, как не о Богомыслии? Что знаменуют теплые воды, при коих поселились святые девы, как не сердечную их теплоту к Богу? Как Израильтяне, избавившись от рабства Египетского, должны были пройти пустыню[11], так святые девы, вышедши из мира, возлюбили пустынную жизнь. Как Моисей, взойдя на гору, узрел Бога[12], так и они, обитая на высоком холме и возводя очи свои к Господу, ясно созерцали Его своим умственным взором. Как в пустыне из камня, от удара в него жезлом, истекали воды[13], так от смиряющих ударов в грудь лились из очей святых дев по[212]токи слез. И эти горячие слезы такую имели силу, какой не было у источников теплых вод: воды могли омыть только телесную нечистоту, а слезы очищали душевные пороки и делали душу белее снега. Но что было и очищать слезами у тех, которые, очистив себя от всякой скверны, и телесной и душевной[14], жили на земле, как Ангелы? Если в чьем-либо сердце и могут зародиться слезы от воспоминания о множестве грехов, то в сих чистых девах плач происходил только от любви к Богу. Ибо где любовь к Богу горит пламенным огнем, там не могут не быть потоки слез. Такова сила сего огня, что когда он возгорится, как в печи, в чьем-либо сердце, то насколько будет разрастаться пламя, настолько увеличится и роса: ибо сколь велика любовь, столь велико и умиление. Слезы рождаются от любви: потому и о Христе, когда Он прослезился над Лазарем умершим, говорили: «ви́ждь, ка́кѡ люблѧ́ше є҆го̀»[15]. Святые девы плакали, совершая свои молитвы и размышляя о Боге: ибо они любили своего Господа и желали насытиться Его лицезрением; со слезами они ожидали того времени, когда увидят возлюбленного Жениха Небесного. Каждая из них повторяла слова Давида: «когда̀ прїидꙋ̀ и҆ ꙗ҆влю́сѧ лицꙋ̀ бж҃їю; бы́ша сле́зы моѧ̑ мнѣ̀ хлѣ́бъ де́нь и҆ но́щь»[16]. И день и ночь мы плачем о том, говорили святые девы, что так долго не настает то время, когда мы явимся пред лицом Сладчайшего Жениха нашего Иисуса Христа, насытиться видением Которого мы так же сильно желаем, как олень жаждет источников воды[17].

Но не мо́жетъ ᲂу҆кры́тисѧ гра́дъ верхꙋ̀ горы̀ стоѧ̀[18]; так и святые девы, хотя своею особенною жизнию совершенно отстранили себя от мира, были явлены людям Самим Богом. Чудесные исцеления больных, совершавшиеся по молитвам святых дев, как громогласные трубы, пронесли о них весть по всей стране. Тогда царствовал злочестивый Максимиан[19], а страной Вифинийской управлял князь Фронтон. Услышав о святых [213]девах, князь повелел схватить их и привести к нему. Христовы агницы, которым и звери пустынные не причинили никакого вреда, были взяты людьми зверообразными и зверонравными и приведены к мучителю. Как три Ангела, стали три девицы на суде нечестивцев. Им до́лжно было бы предстоять Самому, в Троице славимому, Богу, а не грешным людям, не достойным даже взирать на лица святых дев, сиявшие ангельскою красотою и благодатию Святаго Духа. Сам мучитель удивлялся, как такая красота, какой он никогда не видел и в царских дворцах, могла сохраниться в пустыне. Ибо, хотя тело святых дев было совершенно изнурено от поста и многих подвигов, но лица их не только не утратили своей девственной красоты, но еще более просияли ею. Где сердце было полно духовною радостию и веселием, там не могла увянуть красота лица: се́рдцꙋ веселѧ́щꙋсѧ, говорится в Св. Писании, лицѐ цвѣте́тъ[20]. Есть и в воздержании нечто такое, что, вместо изнурения, придает лицам человеческим красоту; так некогда Даниил и с ним три отрока, хотя жили в посте и в воздержании, но красотой своей выделялись из всех отроков царских[21]. То же было и со святыми девами, и красота сих цветов пустыни, дочерей Божиих, превосходившая всякую красоту дочерей мирских, была непостижима для ума человеческого.

Князь прежде всего спросил святых дев, как их зовут и откуда они родом?

Они отвечали, что по имени Христа они называются христианками, а при Святом Крещении даны им имена — Минодора, Митродора и Нимфодора, что они родные сестры и родились в этой же стране Вифинийской.

Князь продолжал речь свою и, надеясь ласками привести святых дев к своему злочестию, сказал им:

— Прекрасные девы! Великие боги наши возлюбили вас и почтили такою красотою; они готовы еще почтить вас и большим богатством, только вы воздайте им честь и вместе с нами поклонитесь им и принесите им жертву; я же воздам вам хвалу пред царем. И когда увидит вас царь, возлюбит вас и почтит многими дарами, выдаст вас замуж за вели[214]ких сановников, и вы, больше чем другие жены, будете наслаждаться честью, славою и богатством.

Тогда старшая сестра, Минодора, сказала:

— Бог сотворил нас по Своему образу и подобию; Ему мы поклоняемся, а о иных богах мы не хотим и слышать; дары же ваши и почести так же нужны нам, как нужен кому-либо сор, ногами попираемый. Ты обещаешь нам от твоего царя благородных мужей, но кто же может быть лучше Господа нашего Иисуса Христа, Которому мы с верою уневестили себя? С Ним мы вступили в чистое супружество, к Нему прилепились душою, с Ним соединились в любви; Он — наша честь, слава, Богатство, и никто, не только ты и твой царь, весь мир сей не в силах разлучить нас.

Митродора, вторая сестра, сказала:

Ка́ѧ по́льза человѣ́кꙋ, а҆́ще мі́ръ ве́сь прїѡбрѧ́щетъ, дꙋ́шꙋ же свою̀ ѿтщети́тъ?[22]. Что такое для нас мир этот против возлюбленного Жениха и Господа нашего? То же, что грязь против золота, тьма против солнца, желчь против меда. Ужели же мы ради суетного мира изменим Господу в любви и погубим свои души? Никогда!

— Много вы говорите, — сказал мучитель, — потому что не видели мучений, не приняли ран; иначе вы будете говорить, когда узнаете их.

— Ужели ты думаешь, — смело отвечала младшая сестра, Нимфодора, — устрашить нас мучениями и жестокими ранами? Собери сюда со всей вселенной орудия мучений — мечи, колья, когти железные, призови со всего света всех мучителей, соедини вместе всевозможные мучения и предай им наше слабое тело; увидишь ты, что скорее сокрушатся все те орудия, у всех мучителей устанут руки и все виды мучений твоих истощатся, нежели мы отвергнемся от Христа нашего: горькие муки за Него для нас будут сладким раем, а смерть временная — вечной жизнью.

Но князь продолжал их убеждать.

— Советую я вам, — говорил он, — как отец: послушайте меня, дети, и принесите жертву нашим богам. Вы — родные сестры: не захотите же вы видеть друг друга в стыде, бесчестии и му[215]ках, не захотите видеть вашу красоту увядающей. Не правду ли говорю я? Разве не на пользу вам мои слова? Поистине даю я вам отеческий совет, потому что не желаю видеть вас обнаженными, битыми, терзаемыми и раздробляемыми на части. Исполните же мою волю, чтобы не только у меня, но и у царя могли вы приобрести благоволение и, получив все блага, прожить всю жизнь в благополучии. Если же вы не послушаете меня теперь, то тотчас же будете преданы горьким мучениям и тяжким болезням, и красота ваша погибнет.

— Судья! — сказала Минодора. — Нам неприятны твои ласкательства, и угрозы твои нам не страшны: мы знаем, что наслаждаться вместе с вами богатством, славою и всеми временными удовольствиями — это то же, что приготовлять себе вечную горесть в аду, терпеть же за Христа временные мучения — значит заслужить вечную радость на Небесах. То благополучие, какое ты нам обещаешь, — непостоянно; мучения, какими ты грозишь нам, — временны; мучения же, уготованные нашим Владыкою тем, кто ненавидит Его, — вечны, и множество милости, хранимой Им для любящих Его, — бесконечно. Мы не желаем ваших скоропреходящих благ и временных мучений ваших не боимся; страшимся же мук адских и стремимся к благам небесным, потому что они вечны. Но самое главное — так как мы любим Христа, Жениха нашего, то единодушно желаем за Него умереть, и умереть вместе, чтобы видно было, что мы сестры еще более по духу, нежели по телу. Как одна утроба произвела нас в мир, так пусть и одна смерть изведет нас из мира этого, пусть один чертог Спасов примет нас. И там пребудем вовеки.

После этих слов она возвела очи свои на Небо и сказала:

— Иисусе Христе, Боже наш! Мы не отвергнемся от Тебя пред людьми, не отвергнись и Ты от нас пред Отцом Твоим Небесным.

И снова, обратясь к мучителю, стала говорить:

— Мучай же нас, судья! Уязвляй ранами то тело, которое кажется тебе прекрасным; для тела нашего не может быть лучшего украшения — ни золота, ни жемчуга, ни многоценных одежд, — чем раны за Христа нашего, каковые мы давно желаем принять.

— Ты — старшая по возрасту и по разуму, — сказал ей князь, — и должна бы других учить повиноваться велениям царским [216]и нашим; а ты и сама не слушаешь, и сих развращаешь. Умоляю тебя: послушай же меня: исполни, что я тебе повелеваю, поклонись богам, чтобы и сестры твои, следуя твоему примеру, сделали то же.

— Напрасно ты трудишься, князь, — отвечала святая, — напрасно стараешься отлучить нас от Христа и склонить нас к поклонению идолам, которых вы называете богами. Ни я, ни сестры мои не сделаем сего, ибо у нас одна душа, одна мысль, одно сердце, любящее Христа. Поэтому советую тебе не тратить более слов, а испытать нас самим делом: бей нас, секи, жги, раздробляй на части; тогда увидишь, послушаем ли мы твоего безбожного повеления. Христовы мы, и умереть за Христа готовы.

Выслушав такую речь, князь Фронтон пришел в ярость и весь свой гнев излил на Минодору. Удалив двух младших сестер, он приказал раздеть Минодору донага и бить ее. Четыре палача стали бить святую, а глашатай в это время восклицал: «Воздай честь богам и хвалу царю и не оскорбляй наших законов».

Два часа били святую Минодору. Наконец, мучитель сказал ей:

— Принеси же богам жертву.

— Ничего другого я и не делаю, — отвечала мученица, — как только приношу жертву. Разве ты не видишь, что я всю себя принесла в жертву Богу моему?

Тогда мучитель приказал слугам бить святую Минодору еще сильнее. И били ее по всему телу немилосердно, сокрушая суставы, ломая кости и раздробляя тело. Но святая дева, объятая пламенною любовию и стремлением к бессмертному своему Жениху, доблестно терпела муки, как бы не чувствуя боли.

Наконец, она воскликнула из глубины сердца:

— Господи Иисусе Христе, веселие мое и любовь моего сердца, к Тебе прибегаю; надежда моя, молю Тебя: прими с миром душу мою.

С этою молитвою святая испустила дух и отошла к своему возлюбленному Жениху, вместо многоценных украшений вся покрытая ранами.

Спустя четыре дня мучитель призвал на суд Митродору и Нимфодору и приказал принести и положить у ног их мертвое тело старшей их сестры. Честно́е тело святой Минодоры лежало [217]нагое, без всякого покрова; оно с ног до головы было покрыто ранами, все суставы были сокрушены. Такое зрелище у всех вызвало глубокое сострадание. Мучитель как бы хотел сказать юным девам: «Видите, что стало с вашей сестрой, то же будет и с вами»; он надеялся, что, при виде тела своей сестры, с такой жестокостью замученной, девы устрашатся и исполнят его волю. Все предстоящие, смотря на истерзанное мертвое тело, не могли заглушить в себе естественной жалости и не скрывали слез своих: один только мучитель был тверд, как камень, и только еще более ожесточался. Хотя сама природа и любовь к своей сестре побуждали и святых дев, Митродору и Нимфодору, к слезам, но еще большая любовь к Христу удерживала их от плача. У них была твердая надежда, что их сестра уже наслаждается веселием в чертоге своего Жениха и ждет, что и они, украшенные такими же ранами, поспешат предстать пред Лицем всевожделенного Господа. Посему, взирая на лежащее пред ними святое тело, они говорили:

— Благословенна ты, сестра и матерь наша: ты удостоилась мученического венца и вошла в чертог Жениха твоего. Помолись же преблагому Господу, Коего ты ныне видишь, чтобы Он теперь же повелел и нам прийти к Нему твоим путем, удостоил нас поклониться Ему, Великому Богу, насладиться любовию Его и вечным с Ним веселием. А вы, мучители, для чего медлите и не убиваете нас? Зачем лишаете участи нашей возлюбленной сестры? Почему тотчас не подносите нам смертную чашу, коей мы жаждем, как сладчайшего питья? Вот, кости наши готовы на раздробление, ребра готовы на жжение, тело наше — на растерзание, глава — на отсечение, сердце — на мужественное терпение. Начинайте же свое дело, не ждите от нас более ничего: мы не преклоним колен пред ложными богами. Вы видите, как мы усердно желаем смерти. Чего же вы еще хотите? Умереть вместе с сестрой нашей за Христа Господа, Жениха нашего прелюбезного — вот наше единственное желание.

Судья видел, как они бесстрашны, и верил, что их желание смерти за Христа непреклонно, однако все еще старался ласками привести их к единомыслию с ним и с лукавством продолжал уговаривать их.

[218]Но сестры отвечали:

— Когда же ты перестанешь, окаянный мучитель, противиться нашему твердому решению? Ты знаешь, что мы от одного корня ветви, что мы родные сестры: будь же уверен, что мы и мысль одну имеем. Ты мог уразуметь это от той же замученной тобою сестры нашей. Если она, не имея пред глазами своими ни одного примера мужества в страдании, проявила такое непобедимое терпение, — то что же должны сделать мы, при виде нашей сестры, подавшей нам собою пример? Разве ты не видишь, как она, хотя и лежит с сомкнутыми устами, своими открытыми ранами поучает нас и увещевает к страдальческому подвигу? Нет, мы не разлучимся с нею, не разорвем родственного нашего союза, но умрем за Христа так же, как и она умерла. Отрекаемся от богатств, вами обещанных; отрекаемся от славы и от всего, что из земли и в землю снова возвратится; отрекаемся от смертных женихов, так как имеем Нетленного: Его только Одного мы любим, и Ему, вместо приданого, приносим нашу смерть, чтобы сподобиться бессмертия в вечном, чистом и святом Его чертоге.

Потеряв тогда всякую надежду, мучитель пришел в страшную ярость и, удалив младшую сестру, велел повесить Митродору и опалять ее тело свечами. Так мучили Митродору в продолжение двух часов. Претерпевая мучение, святая возводила свои очи к Единому возлюбленному Жениху своему, за Которого она страдала, прося у Него помощи. Ее сняли с дерева опаленную, как уголь, но мучитель велел сильно бить ее железными жезлами, сокрушая все ее члены. В таких мучениях святая Митродора, призывая Господа, предала в Его руки чистую свою душу.

Когда она скончалась, привели и третью агницу Христову, Нимфодору, чтобы она увидела мертвые тела своих двух сестер и, устрашившись их жестокой смерти, отреклась от Христа.

Князь стал с лукавством говорить ей:

— Прекрасная дева! Твоей красоте я изумляюсь больше, чем красоте других, и сожалею о твоей молодости. Клянусь богами, что я полюбил тебя, как родную дочь. Поклонись только богам, и тотчас же заслужишь у царя великое благоволение: он наградит тебя имением и осыплет почестями. Если же не сделаешь сего, так же погибнешь, как и твои сестры, которых тела пред тобою.

[219]Слова эти, как ветер, пронеслись мимо ушей святой девы: она не только не внимала им, но с пренебрежением отзывалась об идолах и идолопоклонниках и, как Давид, говорила:

І҆́дѡли ꙗ҆зы̑къ, сребро̀ и҆ зла́то, дѣла̀ рꙋ́къ человѣ́ческихъ: подо́бнїи и҆̀мъ да бꙋ́дꙋтъ творѧ́щїи ѧ҆̀, и҆ всѝ надѣ́ющїисѧ на нѧ̀[23].

Беззаконник, видя, что словами он не добьется успеха, велел повесить ее нагую и строгать ее тело железными когтями. Она же в таких муках не проявила ни малейшего нетерпения, не испустила ни крика, ни стона, и только, возведя свои очи на небо, безмолвно двигала своими устами, что было знаком ее усердной молитвы. И когда глашатай восклицал: «Принеси жертву богам, и будешь освобождена от мучений», святая говорила:

— Я принесла себя в жертву Богу моему; страдание за Него мне сладость, а смерть — приобретение.

Наконец, мучитель велел бить ее железными жезлами до смерти, и святая Нимфодора была убита за исповедание Иисуса Христа.

Так троица дев прославила своею страдальческой кончиной Пресвятую Троицу.

Мучитель, однако, не удовольствовался страданиями девиц, но и на мертвых даже излил свою неукротимую ярость. Он повелел развести большой костер и ввергнуть в него тела святых мучениц. Как только это было исполнено, вдруг с великим громом ниспал с неба огонь и мгновенно попалил князя Фронтона и всех его слуг, мучивших святых дев. На разведенный же костер пролился великий дождь и угасил огонь. Взяв тела святых, неповрежденные пламенем, верующие с честию предали их погребению, положив их близ теплых вод в одном гробе. Так тех, кого родила одна утроба, принял один гроб, чтобы неразлучные при жизни были бы вместе и по смерти. Сестры на земле, они остались сестрами и на Небе, сестры — во гробе, сестры — и в чертоге Жениха своего. Над их телами соорудили во имя их храм[24], и исцеления от их мощей истекали, как реки, в славу Пресвятыя Троицы [220]и в память святых трех дев, по молитвам которых и мы да сподобимся узреть Отца, и Сына, и Святаго Духа — Единого Бога. Слава Ему во веки. Аминь.


Конда́къ ст҃ы̑мъ мч҃нцамъ, гла́съ д҃:

За трⷪ҇цꙋ терпѣли́внѡ страда́льчествовавшыѧ, многоко́зненнаго врага̀ побѣди́сте, бра́тски ѡ҆бле́кшесѧ дꙋ́хомъ: тѣ́мже водвори́стесѧ съ пѧтьмѝ дѣ́вами[25] въ нб҃снѣмъ стрⷭ҇тотє́рпцы черто́зѣ, и҆ со а҆́гг҃лы всецр҃ю̀ въ весе́лїи непреста́ннѡ предстоитѐ.

[221]
Житие
святой царицы
Пульхерии

Греческий император Аркадий[26], умирая, оставил после себя восьмилетнего сына Феодосия[27] и трех дочерей — Пульхерию, Аркадию и Марину. Пульхерия, бывшая по годам старше брата, отличалась разумом и скромностию. То был великий дар Божественного Промысла Греческому царству — в помощь юному Феодосию и в защиту Православия от нападений еретиков[28]. Мудрая не по годам, она принята была братом в соцарствование и получила титул Августы[29]. Ей было 16 лет, когда, достигши власти, она начала управлять Греческою империею не с разумением жены, а с мудростию мужа, вызывая удивление всего тогдашнего мира: так дано было ей от Бога за чистоту ее жизни. Ибо по любви своей к Богу, а также заботясь о мире и спокойствии своих подданных, она отказалась от замужества, чтобы не было каких-либо раздоров между ее мужем и братом, и, обручив себя Богу, до смерти пре[222]бывала в девстве: а в знак поручения своего девства Богу устроила в соборной[30] церкви св. Престол из золота и драгоценных камней — дивной работы и многоценный. Сестер своих она также убеждала хранить девство, и они дали Богу обет хранить девическую чистоту до самой кончины своей и жили вместе с нею в посте и молитвах, повинуясь ей не только как старшей сестре, но и как матери и царице.

Пульхерия была вместо матери и брату своему, императору Феодосию, и всячески заботилась о нем, научая его страху Божию. Хорошо зная греческий и латинский языки, она сама была его учительницею и учила его не только книгам, но и благонравию; она давала ему наставления в том, каков он должен быть в беседе, как должен вообще держать себя, как наказывать и миловать виновных, словом — учила его всему тому, что необходимо для доброго правителя. И доброе семя пало не на худую землю, ибо он во всем слушался ее; и полученное им доброе воспитание привело к тому, что, достигши зрелого возраста, он более других царей быль добр, кроток, терпелив, незлобив, мудр, рассудителен и милосерд; но, кроме воспитания, и молитвы святой Пульхерии помогали ему в жизни. Она устроила благолепный храм во имя Пречистой Богородицы во Влахернах[31] и многие другие церкви и монастыри, и раздавала обильную милостыню нищим. Ее заботами Греческое царство пребывало, кроме внутренних еретических волнений, в мире и тишине.

Когда Феодосию пошел двадцатый год и настало время ему вступить в супружество, блаженная Пульхерия озабочена была приисканием ему достойной жены. В это время из Афин[32] прибыла в Царьград одна девица, по имени Афинаида, языческой веры, прекрасная собой, скромная и разумная, дочь славного философа[33] Афинского Леонтия, наученная отцом астрономии[34], геометрии[35] и всякой еллинской[36] мудрости и превосхо[223]дившая разумом многих мудрецов. В Царьград явилась она по следующему поводу. Отец, умирая, разделил все свое достояние между двумя сыновьями своими — Валерием и Аэцием, а ей не оставил ничего, кроме нескольких золотых монет; когда же родственники и соседи спрашивали его, что он оставляет своей дочери, Леонтий отвечал:

— Довольно с нее ее красоты и мудрости.

По смерти отца два брата разделили между собою все отцовское имущество, а сестре не дали ничего: с жалобой на братьев она и явилась в Константинополь. Увидев ее, святая Пульхерия обратила внимание на ее красоту, благонравие и ум и решила женить на ней брата. Но сначала она привела ее к вере Христовой и приблизила ее к себе, как родную дочь, и только тогда уже как достойную брака с царем выдала за Феодосия. Во Св. Крещении ей было дано имя Евдокии. От брака ее с Феодосием родилась дочь Евдокия, бывшая впоследствии замужем за Римским императором Валентинианом III[37].

В царствование императоров Феодосия и Валентиниана[38] стараниями блаженной Пульхерии был собран Третий Вселенский Собор в Ефесе[39] против нечестивого Нестория[40]. Пульхерия имела великую ревность по благочестию и своими увещаниями обратила брата, который начал было увлекаться ересью и отдаляться от истинного учения[41], и утвердила его в Православии, за что и почтена была многими похвалами от святых Отцев. Но прошло несколько лет, и враг рода человеческого, не желая более терпеть ударов, наносимых ереси святою Пульхериею, вооружился против нее и замыслил удалить ее от царского престола и от власти, что и удалось ему на некоторое время, так как Бог попускает иногда, чтобы святые угодники подвергались искушениям. Искушение святой Пульхерии началось следующим образом. У императора Феодосия был один евнух[42] по имени Хрисафий, любимец и советник императора, человек лука[224]вый, злобный и сребролюбивый. Он враждебно относился к Патриарху Флавиану[43], преемнику святаго Прокла. Флавиан был вполне достоин патриаршества за свое благочестие и безукоризненную жизнь, а Хрисафий был еретик[44] и потому не сочувствовал поставлению Флавиана в Патриархи. Желая возвести на Флавиана какое-нибудь обвинение, Хрисафий потребовал от него, чтобы он поднес императору какой-либо дар «на благословение», как новопоставленный святитель. Флавиан, приказав изготовить несколько хлебов из чистой муки, отправил их во дворец; но Хрисафий не принял их, говоря, что «на благословение» Патриарх должен прислать не хлебы, а золото. Патриарх через посланных ответил:

— Хрисафий хорошо знает, что церковное золото и серебро — Божие, и никому не может быть отдано, кроме разве нищих.

Этим он еще более вооружил против себя Хрисафия, который стал изыскивать способ погубить Патриарха, но, видя, что блаженная Пульхерия по благочестию своему сильно держит сторону Патриарха, которому поэтому трудно было причинить какое-либо зло, он стал строить новые козни и против нее: он начал сеять раздор между нею и царицею Евдокиею, всякими способами стараясь нарушить их взаимную любовь.

Между тем произошло следующее событие. У императора Феодосия был обычай подписывать бумаги, не читая, что в них написано. Пульхерия, по своей всегдашней заботе о нем, пожелала исправить его и от этого недостатка: заготовивши грамоту от лица императора, в которой говорилось, что император, по просьбе Пульхерии, отдает ей в рабство свою жену и объявляет, что с этого времени он уже не имеет над Евдокиею никакой власти, — поднесла эту грамоту Феодосию для подписи. Тот, по своему обычаю не прочитав грамоты и не зная, что в ней написано, приложил к ней свою руку. Пульхерия, взявши грамоту, пригласила к себе во дворец императрицу Евдокию и приятною беседою и почтительным обхождением задерживала ее у себя долгое время, а когда император прислал за супругою, не пустила ее; вторичному посланному Пульхерия с улыбкою отвечала:

[225]— Пусть император знает, что он уже не имеет власти над своею супругою, ибо он отдал мне ее в рабство и подтвердил это своим императорским указом.

После того она сама отправилась к брату и сказала ему:

— Смотри, как дурно поступаешь ты, когда подписываешь бумаги, не читая их, — и показала ему тот указ.

Такою своею находчивостию она заставила императора быть с того времени осмотрительнее — рассматривать и читать бумаги, которые ему приходилось подписывать.

Узнав об этом, лукавый Хрисафий явился к императрице Евдокии и сказал ей:

— Смотри, что делает с тобою Пульхерия, как она унижает тебя: хочет иметь тебя своею рабою; долго ли ты будешь терпеть от нее? Разве ты не такая же царица, как и она? Разве ты не ближе всех к царю, будучи с ним единым телом?

Такими и подобными им речами он вызвал в Евдокии гнев на Пульхерию, и она стала настраивать мужа, чтобы тот, отняв у сестры власть, царствовал один. Научаемый женою и Хрисафием, царь, хотя и готов был сделать по их желанию, но стыдился подвергнуть бесчестию свою сестру и учительницу, старшую его годами. Поэтому Евдокия и Хрисафий стали просить Патриарха, чтобы он убедил Пульхерию, когда она явится в храм, принять на себя звание диакониссы, ввиду ее чистой и святой жизни. В то время был обычай: девиц и вдов, известных чистотою жизни, понуждать, хотя бы и против их желания, к служению в диакониссах; именно чрез это враги святой Пульхерии надеялись удалить ее от власти[45]. Патриарх тайно известил ее об их происках. Но Пульхерия, поняв умысел брата и видя вражду к себе со стороны Евдокии и Хри[226]сафия, сама оставила царскую власть, ушла со служившими ей девицами из дворца в уединенную местность и там в молчании проводила благочестивую жизнь.

Между тем еретик Хрисафий, выждав удобное время для осуществления своих злобных замыслов, восстановил царя против Патриарха. И вот, для церкви Божией наступило время смут, ибо в отсутствие Пульхерии, защитницы благочестия, еретики стали действовать без всякой боязни, пока Бог не открыл духовные очи царя, так что он, наконец, сознал свое заблуждение, убедился в несправедливости гнева своей супруги на святую Пульхерию и понял злобу Хрисафия.

Однажды императору Феодосию принесли яблоко, чрезвычайно красивое и необыкновенно большое. Подивившись его красоте и величине, он отослал его своей супруге, а та, подержав его у себя, не съела сама, а послала сенатору Павлину, любимцу царя, бывшему в то время больным. Павлин, ничего не зная, послал яблоко царю. Получив яблоко, царь узнал его, отправился к царице и спросил ее:

— Где яблоко, которое я прислал тебе?

Она, не зная, что то яблоко опять попало в руки мужа, отвечала:

— Я его съела.

Тогда царь, показав ей яблоко, спросил:

— А это что?

Он страшно разгневался на жену и всячески поносил ее, думая, что она прелюбодействует с Павлином. Последнего император отправил в ссылку в Каппадокию[46], а жене запретил показываться на глаза. Но вместе с тем он пришел в сильный гнев и на Хрисафия, так как узнал, что он был причиною многих зол. Сначала царь отнял у Хрисафия имение, а потом осудил в ссылку. Сам Бог наказал Хрисафия за безвинное оскорбление святой Пульхерии. Плывя в ссылку на корабле, Хрисафий утонул в море, а неповинный ни в чем Павлин, находясь в ссылке, был по повелению императора усечен мечом. Впоследствии сама Евдокия, умирая, с клятвою засвидетельствовала невинность Павлина и свою собственную. Однако Бог попустил приключиться с ними такому несчастию: Пав[227]лину — во спасение души, а царице — в наказание. Царица, услышав о смерти Павлина, чрезвычайно опечалилась тем, что из-за нее неповинно погиб столь благоразумный и целомудренный человек, и стала просить у мужа позволения поклониться св. местам. Получив позволение, она отправилась в Иерусалим и там раздала богатую милостыню, соорудила многие храмы и устроила монастыри. В Иерусалиме она оставалась долгое время, пока усиленными просьбами не смягчила гнев супруга и не примирилась с святой Пульхерией, которой, в знак мира и ненарушимой любви, она послала образ Пречистой Богородицы, писанный, по преданию, святым евангелистом Лукою.

После того, как императрица Евдокия отправилась в Иерусалим, Феодосий обратился к святой Пульхерии с просьбою возвратиться опять на царство; но она не пожелала сего, предпочитая уединенное служение Единому Богу владычествованию над многими странами. Тогда царь вторично умолял ее возвратиться во дворец и разделить с ним управление царством, и не прекращал своих просьб до тех пор, пока не достиг просимого: святая Пульхерия с великими почестями возвратилась в свой царский дворец. И опять прекратилась буря, вызванная ересью, и утихли смуты: в церкви настала тишина, и Греческая империя наслаждалась миром. — По прошествии довольно продолжительного времени возвратилась из Иерусалима и императрица Евдокия, принеся с собою руку святаго первомученика Стефана. Когда Евдокия по пути внесла ее в Халкидон[47], святый Стефан ночью явился Пульхерии и сказал:

— Вот, ты получила желаемое, ибо я уже пришел в Халкидон.

[228]Встав наутро, Пульхерия вместе с Феодосием отправилась в сретение руке святаго первомученика; здесь же они с любовию приняли и императрицу Евдокию.

На 42-м году от роду император Феодосий заболел и, чувствуя приближение смерти, поведал святой Пульхерии об откровении, бывшем ему в Ефесе в церкви святаго Иоанна Богослова. Когда он стоял там на молитве, ему было открыто, что после его смерти преемником его будет воин Маркиан. Поэтому Феодосий просил Пульхерию содействовать Маркиану в достижении престола.

Маркиан был родом из Фракии[48], сын воина и сам храбрый воин, человек зрелых лет, разумный и доброго нрава. Предызбранный свыше на царство от юности, он чудесно храним был от смерти. Однажды, идя в Филиппополь[49], он нашел на пути труп человека, недавно убитого, и остановился над ним, растроганный жалостью к убитому. Желая сотворить дело милосердия — предать мертвого погребению, — он начал копать для сего яму; и вот, проходившие тем же путем увидели Маркиана, погребающего мертвеца; думая, что он совершил убийство, они схватили его и, приведя в город, предали суду. Так как не было никого, кто бы засвидетельствовал о его невиновности, а собственным его оправданиям не дали веры, то он, как убийца, был осужден на смерть. Когда уже готовы были приступить к его казни, — в сие самое время Божественным откровением указан был действительный убийца. Последний восприял по делам своим, а Маркиан был с честью отпущен. Затем он служил в греческом войске под начальством Аспара. Во время войны с вандалами[50], когда последние одолели Греков и многих взяли в плен, вместе с другими был взят также Маркиан и приведен к вождю вандалов Гизериху. Однажды Гизерих, желая посмотреть на пленников, взошел в полдень в сильный жар на возвышенное место и увидел издалека Маркиана, спящего на земле, а над ним орел, [229]спустившись, устроил как бы палатку, простерши крылья и прикрывая его от солнечных лучей. Видя то, Гизерих уразумел будущее своего пленника и, призвав его к себе и расспросив его об имени и происхождении, сказал:

— Если хочешь быть жив, цел и свободен, поклянись мне, что, когда ты взойдешь на царский престол, никогда не будешь воевать с Вандалами, но будешь жить с нами в мире.

Маркиан поклялся в том, чего желал Гизерих, и был с честью отпущен на родину.

Возвратившись из плена, Маркиан опять занял видное место в греческом войске. Однажды, во время похода Греков против Персов, Маркиан на пути разболелся и остался в одном Ликийском городе — Сидине; здесь его приняли в свой дом добрые люди — два брата Татиан и Иулиан, которые, весьма полюбив его, тщательно заботились о его здоровье. Вскоре же по выздоровлении его оба брата отправились вместе с ним охотиться на птиц. Когда наступил полдень и солнечный жар усилился, они легли отдохнуть и заснули. Прежде всех проснулся Татиан и так же, как некогда Гизерих, увидел большого орла, парящего над сонным Маркианом, осеняющего его простертыми крыльями и заслоняющего от солнечного жара. Увидев это, Татиан разбудил младшего брата своего Иулиана, и оба они дивились чудесному явлению. Когда затем встал и Маркиан, орел улетел, а братья предсказывали Маркиану, что он будет царем, и спрашивали, какую окажет он им благодарность и милость, когда воцарится. Он сказал им:

— Если предсказание ваше сбудется, то вы будете мне вместо отца.

После того Маркиан начал приобретать все большую и большую славу, ибо Сам Бог прославлял мужа, которого избрал по сердцу своему. Между тем скончался благочестивый император Феодосий Младший, а супруга его Евдокия опять удалилась в Иерусалим и там, прожив благочестиво несколько лет, тоже скончалась и погребена была в созданной ею церкви святаго первомученика Стефана. По смерти Феодосия, святая Пульхерия, согласившись с придворными и военачальниками, избрала на царство Маркиана — как мужа достойного и угодного Богу. Воцарившись, Маркиан вызвал ко двору двух вышеупомянутых братьев — Татиана и Иулиана и, почтив их высокими званиями, поставил [230]правителями: одного — Фракии, другого — Ликии[51]. Также исполнил он свою клятву Гизериху, сохранив с ним мир ненарушимый до конца царствования. По воцарении Маркиана святая Пульхерия пожелала было снова возвратиться в свое уединение, но новоизбранный царь и весь синклит просили ее не оставлять их, а помочь управлять царством, так как она премудра и опытна в делах правления. Но это было возможно для нее не иначе, как сделавшись супругою императора. Она указывала им на обещанное ею Богу девство, которое она должна хранить до смерти. Но и Маркиан объявил, что он также дал Богу обет хранить чистоту. Тогда ради нужд святой Церкви, смущаемой размножившимися еретиками, святая Пульхерия согласилась вступить в супружество с Маркианом, с тем, однако, чтобы ей до конца жизни остаться девственною, ибо сего требовали и данное Богу обещание, и природное целомудрие обоих супругов, и далеко уже немолодые лета их: ей был тогда 51 год, да и император был уже немолод. Таким образом Пульхерия называлась женою его, а на самом деле была не женою, а сестрою, соцарствующей ему и правящею с великою пользою для всей Церкви Божией и для всего царства; точно так же и Маркиан назывался ее мужем, а на самом деле был ей не мужем, а братом, соцарствующим ей, как царской дочери, унаследовавшей престол своего отца. Итак, в то время можно было видеть на греческом престоле как бы царствующую девственную чистоту, ибо царствовали — и царь, чистый душою и телом, и царица — дева, хранящая себя непорочною.

О девственное супружество, мало где виденное или слышанное! Да дивится сему мир, полный нечистых похотей! Да стыдятся люди, служащие плотским страстям и наслаждениям, слыша о таком супружестве сей благочестивой царской четы, которое уподобилось ангельской чистоте!

Заботами святой царицы, кроме вышеупомянутого Собора в Ефесе, созван был Собор святых Отцев в Халкидоне против нечестивого Диоскора и архимандрита Евтихия[52]. Она всеми [231]силами отстаивала Православие, так что некоторые писатели ей именно приписывают защиту веры на обоих этих Соборах.

Такая ревность Пульхерии по благочестии и ее великая мудрость происходили оттого, что Дух Святый обитал в ее душе и чистом сердце, как в Своем святом храме, и наполнял ее Своими великими дарами.

Прожив 54 года и раздав все свое имение церквам, монастырям и нищим, святая Пульхерия преставилась ко Господу, Которому послужила всем своим сердцем[53].

Ее молитвами, Господи, не лиши и нас Царствия Твоего Небесного. Аминь.

Память святых
трех жен,
обретенных в пустынной горе[54]

Епископ Монемвасийский[55] Павел поведал следующее сказание.

Когда я был мирянином, — говорил он, — то был послан на Восток для собирания царской дани. По пути я увидал пустынный монастырь и пожелал войти в него. Навстречу мне вышел из монастыря игумен с братиею, и мы после взаимных приветствий присели на монастырском дворе, где был разбит фруктовый сад. И вот, мы видим, что к деревьям прилетают птицы, отламывают ветки с плодами и быстро улетают.

Я спросил игумена:

— Отчего птицы не едят здесь же, на месте, плодов, а уносят их вместе с ветками?

Игумен отвечал:

— Вот уже одиннадцатый год, как эти птицы делают так.

[232]Тогда я, как бы по откровению от Бога, высказал, что где-нибудь в близлежащих горах находятся подвижники или подвижницы Божии, и им-то, по повелению Господа, птицы носят эти плоды. В то время, как я говорил это, прилетел ворон и отломил ветку с плодом. Тогда я предложил игумену пойти за птицею, и мы последовали за вороном, который летел пред нами с плодом: но вот ворон взлетел на холм и опустился, положив ветку на землю. Когда мы стали подниматься на холм, то ворон вновь взял ветку и полетел в глубокое, как пропасть, ущелье, откуда вслед затем и вылетел, но уже без ветки. Тогда и мы подошли к тому ущелью и бросили туда камень. Вдруг до нас донесся оттуда голос:

— Если вы — христиане, не убивайте нас.

Мы спросили:

— Кто вы такие?

Они отвечали:

— Если вы желаете видеть нас, то бросьте нам три одежды, ибо мы — женщины и наги, и тогда идите возле горы и найдете там узкую тропу, которая и приведет к нам.

Тогда три монаха из сопровождавшей нас братии сняли с себя одежду и завернув в нее камни, бросили ту одежду к ним вниз; сами же мы, спустившись с холма, нашли, как нам было сказано, тесный проход, по которому едва можно было пройти, и этим путем достигли ущелья, где находились три святые женщины. При встрече с нами, женщины поклонились до земли; мы же, сотворив молитву, сели; села также и одна из женщин, а другие две остались стоять. Тогда игумен обратился к сидевшей женщине с вопросом:

— Откуда ты и как пришла в такое место?

Вопрошаемая отвечала:

— Я — из Константинополя, где была замужем за царедворцем; но муж мой умер в молодых летах, а я осталась вдовою двадцати с небольшим лет, оплакивая как свое вдовство, так и бездетность. По прошествии нескольких дней один вельможа, услыхав о мне, прислал своих рабов, желая силою взять меня к себе, и посланные требовали, чтобы я немедленно шла к их господину. Тогда я, вознеся молитву к Господу моему Иисусу Христу, дабы Он избавил меня от того [233]человека, желавшего насилием растлить мою душу и тело, сказала рабам: «Неужели вы сомневаетесь, что я с радостию пошла бы к вашему столь важному господину? Но в настоящее время я одержима женскою болезнию и нечиста от постоянного кровотечения. Подождите немного, пока я оправлюсь от болезни и очищусь, и тогда я с радостию отправлюсь к вашему господину». Выслушав меня, посланные ушли, говоря: «Хорошо, наш господин подождет тебя до 40 дней». По уходе их я отпустила на волю рабов и рабынь, оделив их золотом, и оставила при себе лишь двух, которых вы видите здесь, раздав все свое имущество нищим. Затем я пригласила к себе родственника своего, человека Богобоязненного, и под страшною клятвою взяла с него слово, чтобы он распродал мои поместья и дома и вырученные суммы раздал нищим. Вслед затем ночью я взяла с собою сих двух служанок, ныне же сестер моих, и села с ними в корабль, на котором по указанию Божию и прибыла на это место. И вот, идет уже одиннадцатый год, как мы не видали ни одного человеческого лица, кроме вас сегодня. Одежды же наши, по прошествии года, обветшав, спали с нас.

Игумен спросил ее:

— Откуда вы достаете себе пропитание?

Святая жена ответила:

— Благий и человеколюбивый Бог наш, питавший Свой народ в пустыне в течение сорока лет, посылает и нам, недостойным рабыням Своим, пищу. Ежедневно, по Его Божественному Промыслу, птицы приносят нам пищу в несравненно большем количестве, чем нам потребно. Тот же преблагий Господь покрывает нас нагих и согревает нас Своею благодатию, так как мы не Боимся ни стужи — зимой, ни зноя — летом, но живем, как в раю, постоянно прославляя Святую Троицу.

Подивившись слышанному, игумен сказал:

— Если позволишь, госпожа, я пошлю одного из братии в монастырь за пищею, — и подкрепимся с вами.

Но святая жена отвечала:

— Лучше прикажи, чтобы пришел священник и, совершив здесь Святую Литургию, сподобил нас причащения Пречистых Таин Христовых, ибо с тех пор, как вышли мы из города, мы лишены причащения.

[234]Игумен точась же отправил монаха в монастырь за священником и пищею. Пришедший священник совершил Литургию, и затем причастилась Пречистых Таин прежде сама госпожа, а потом и рабыни ее. После того, вкусив с нами пищи, — заканчивает свой рассказ епископ Павел, — святая жена обратилась к игумену с просьбою пробыть у них три дня, на что игумен отвечал согласием. Тогда блаженная жена, вставши, сотворила усердную молитву и предала дух свой Богу. Мы же со слезами пропели надгробные песнопения и затем похоронили ее. На другой день вторая женщина, помолившись, мирно также преставилась, а на третий день — и третья женщина. Похоронив их, мы возвратились в монастырь, славя Христа Бога нашего, творящего во святых Своих преславные знамения и чудеса. Ему подобает честь и поклонение во веки. Аминь.

Память святаго мученика
Варипсава

Сей святый получил от одного пустынника кровь, истекшую из пречистого ребра Господа нашего Иисуса Христа, и совершал ею много исцелений. Язычники ночью убили св. Варипсава[56], а великое сокровище, кровь Христова, было сохранено у его ученика.

[235]
Память святых апостолов
Апеллия, Луки и Климента

Святый апостол Апеллий был епископом в Смирне[57]; о нем упоминает Апостол Павел в послании к Римлянам[58]. Святый Лука (Лукий), о коем свидетельствует Ап. Павел также в послании к Римлянам[59], был епископом в Лаодикии Сирской[60]. Святый Климент, о котором Ап. Павел упоминает в послании к Филиппийцам[61], был епископом в Сардике[62].


  1. Еванг. от Матф., гл. 2, ст. 11. Волхвы, принесшие дары младенцу Христу, были родом из Персии и принадлежали к почетному сословию мудрых и ученых людей. По преданию, они были народными вождями и потому здесь названы царями. Они принесли Спасителю в дар лучшее из всего, чем славилась восточная родина их: злато — как дань Царю царей, ливан, или ладон, — как чистую, благоухающую, бескровную жертву Богу, смирну (благовонную смолу), которою иудеи намащали тела умерших, как будущему Мертвецу, Своею смертию имеющему разрушить царство смерти.
  2. 1-е посл. Ап. Петра., гл. 1, ст. 19. Состояние людей до обращения их ко Христу Апостол сравнивает с состоянием рабства. От рабства можно было освободиться выкупом; от рабства же греху и суетной жизни искупила нас кровь непорочного Христа, называемого в Св. Писании Агнцем (напр. см. Еванг. от Иоанна, гл. 1, ст. 29). Сравн. Посл. к Римлян., гл. 3, ст. 23—25 и Посл. к Ефес., гл. 1, ст. 4—7.
  3. 2-е Посл. к Коринф., гл. 2, ст. 15. — Познание об Иисусе Христе, распространяемое в мире проповедью о Нем, Ап. Павел сравнивает с благоуханием мира. Как в Ветхом Завете сосуды священные и служители Скинии, помазываемые миром, распространяли вокруг себя благоухание, так в Новом Завете Апостолы, будучи как бы сосудами благовоннейшего мира — познания Христа, были исполнены благоухания и, проповедуя о Христе, распространяли это благоухание повсюду.
  4. Псал. 15, ст. 2. О сем изречении см. стр. 13 прим. 1.
  5. Вифиния была в то время северо-западной провинцией Малой Азии, она лежит по берегам Черного моря, Босфора и Константинопольского пролива. Страна эта известна с глубокой древности и свое название получила от Вифинов, переселившихся в нее из Фракии. Вифиния была живописна, плодородна и обильна скотом. До половины VI века до Р. Хр. Вифины были свободны, самостоятельны и известны как искусные моряки. В 546 г. до Р. Хр. они подпали под власть Персов, но не надолго, и с 327 г. Вифиния была опять самостоятельным государством. В 76 г до Р. Хр. царь Никомид III, умирая, завещал свою страну Римлянам, которые и присоединили ее к своей империи на правах самостоятельной провинции, управляемой особым проконсулом. Христианство в Вифинии появилось еще во времена апостольские (см. 1-е Посл. Ап. Петра, гл. 1, ст. 1). Во времена Плинии Младшего, правившего Вифиниею, и императора Траяна (98—117 гг. по Р. Хр.) здесь было очень много христиан — не только в городах, но и в селах и деревнях. При Диоклетиане (284—306 гг.) в Вифинии были страшные гонения на христиан. В IV и V веках Вифиния была особенно замечательна в церковном отношении: в ней было много церковных Соборов по поводу различных ересей. Подпадая последовательно то под власть Сельджуков, то под власть Сарацин, в 1332 г. Вифиния подчинена была Турками, под властью которых находится и теперь. Она входит в состав двух наместничеств (вилайетов), Кодавендкиар и Кастамунн, и имеет 700 000 жителей. Вифиния разделяется на две провинции: в первой главный город — Брусса (в древн. Прузиада), в другой — Никомидия. Во главе церковного управления стоит архиепископ Никомидийский, которому подчинены 12 епископов, назначаемых Константинопольским Синодом.
  6. 2-е Посл. к Коринф., гл. 6, ст. 17. Этими словами Самого Господа, сказанными некогда народу Еврейскому чрез Прор. Исаию (см. кн. Прор. Исаии, гл. 52, ст. 11), Ап. Павел убеждал христиан как призванных быть детьми Отца Небесного очиститься от всего скверного.
  7. О Дине упоминается в книге Бытия: гл. 30, ст. 21; гл. 34, ст. 1; гл. 48, ст. 15. Во время пребывания Иакова в стране Сихемской, Дина из любопытства пошла посмотреть на тамошних девиц. В это время сын Сихемского князя, плененный ее красотою, самовольно похитив ее, увел к себе и обесчестил.
  8. 1-е Посл. Ап. Иоанна Богослова, гл. 2, ст. 16. Апостол увещевал христиан не любить мира и не прилепляться к нему. В мире действуют три страсти — похоть плоти, похоть очей и похоть ума, или гордость житейская. Они возымели силу еще во время грехопадения первых людей: когда диавол соблазнял Еву вкусить запрещенный плод, то в её душе открылись именно эти страсти. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, т. е. она предположила необыкновенно приятный вкус в плоде запрещенном — вот похоть плоти. И что оно приятно для глаз, т. е. жене показался более всех красивым этот плод — вот похоть очей, или страсть к наслаждению. И вожделенно, потому что дает знание, т. е. жене захотелось изведать того высшего Божественного знания, которое сулил ей искуситель, — это похоть ума, или гордость житейская (см. кн. Бытия, гл. 3, ст. 6). Со стороны этих же страстей искушал диавол и нашего Спасителя (см. Еванг. от Матфея, гл. 4, ст. 1—11). Господь наш Иисус Христос одержал победу над начальником зла и оставил нам пример, как отражать искушения диавольские победоносным оружием Слова Божия.
  9. Поприще — это мера расстояния (см. прим. 3 на стр. 42). Два поприща составляют 1380 сажень, или 2¾ версты.
  10. Так называлась местность близ города Никомидии. Впоследствии здесь имп. Юстиниан (527—565 гг.) построил дворец, больницу и храм во имя Архангела Михаила.
  11. История странствования Евреев по пустыне Аравийской изложена в книге Числ., гл. 1121.
  12. Кн. Исхода, гл. 34, ст. 4, 6.
  13. Кн. Числ, гл. 20, ст. 2—11.
  14. 2-е Посл. к Коринф., гл. 7, ст. 1.
  15. Еванг. от Иоанна,, гл. 11, ст. 36.
  16. Т. е. слезы мои сделались для меня как бы всегдашнею пищею. См. Псал. 41, ст. 3 и 4.
  17. Тот же Псалом, ст. 1.
  18. Слова Спасителя, сказанные Им Апостолам (см. Еванг. от Матф., гл. 5, ст. 14). Это значит, что душа, украшенная добродетелями, приблизившаяся к Богу, не может укрыться от внимательных очей.
  19. О Максимиане Галерии см. стр. 62 прим. 1.
  20. Кн. Притчей, гл. 15, ст. 13.
  21. Кн. прор. Даниила, гл. 1, ст. 5—16.
  22. Слова Спасителя. См. Еванг. от Матфея, гл. 16, ст. 26. — Оттщетить душу значит сделать ее неспособною к вечно блаженной жизни и чрез это подвергнуть ее вечному мучению в аду.
  23. Псалом 113, ст. 12 и 16. Идолы — дело рук человеческих, и сами идолопоклонники делаются подобными идолам, — лишенными ума, бесчувственными, как и их идолы.
  24. В честь святых мучениц есть служба (см. сентябрьскую Минею, под 10 числ.); канон составлен преподобным Иосифом песнописцем († 883 г.).
  25. Здесь, очевидно, разумеются те пять мудрых дев, о которых говорится в притче Спасителя (см. Еванг. от Матфея, гл. 25, ст. 1—13).
  26. Царствовал с 395 по 408 г.
  27. О Феодосии II-м см. стр. 203, прим. 1.
  28. Несториан и евтихиан; о них смотри ниже.
  29. Титул этот перешел к христианским Греческим императорам от языческих Римских, которые все назывались, в прибавление к собственному имени, Августами — в честь первого Римского императора, носившего это имя (см. стр. 8 прим. 4); отсюда наше слово «Августейший».
  30. То есть в патриаршей (которая назначена была для служения патриарха).
  31. Местность в Константинополе. См. прим. 1 на стр. 201.
  32. Город в Греции, теперь — столица Греческого королевства; в древности этот город славился своею ученостию.
  33. Философ — мудрец.
  34. Астрономия — наука о светилах небесных.
  35. Наука об измерении видимых предметов.
  36. Еллинский — греческий; иногда это слово значит языческий; ко времени Рождества Христова греки были самым образованным народом древности.
  37. Царствовал с 423 по 455 год.
  38. Здесь разумеется Валентиниан III, современник Феодосия II.
  39. О Ефесе см. стр. 203, прим. 1.
  40. О Нестории и Третьем Вселенском Соборе см. на стр. 203—204.
  41. Феодосий сделал было Нестория архиепископом Константинопольским.
  42. Евнух — с греч. языка значит хранитель постели; так назывались в Византии особые придворные чиновники, заведовавшие царскою спальнею; вместе с тем обычно это были самые приближенные к царю лица.
  43. Св. Флавиан (1-й) патриаршествовал с 447 по 449 год.
  44. Хрисафий был евтихианин. О Евтихии см. прим. 3 на стр. 31.
  45. Диаконисса — с греч. языка значит служительница. Учреждение диаконисс восходит ко временам апостольским (см. Посл. к Римл., 16, 1). На должность диаконисс избирались пожилые (не моложе 40 лет) девственницы или вдовы. Обязанностью их было наблюдать за благочинием и порядком среди женщин во время богослужения, наставлять женщин, обращающихся в христианство, — как те должны держать себя при Крещении, прислуживать при Крещении женщин епископу и, вместо него, совершать помазание частей тела, кроме чела и т. д. Относительно диаконисс есть несколько канонических постановлений, а именно: IV-го Всел. Собора правило 15, VI-го — правило 14 и св. Василия Великого правило 44. — Диаконисса, вступившая в брак, подлежала анафеме вместе с мужем; таким образом, св. Пульхерии, в случае вступления ее в диакониссы, совершенно закрывался путь к царскому престолу.
  46. О Каппадокии см. прим. 1-е, стр. 17.
  47. Город в Малой Азии, на берегу Константинопольского пролива (на другой стороне против него — Константинополь).
  48. Область в Византийской империи в северо-восточной части Балканского полуострова.
  49. Город в западной части Фракии.
  50. Вандалы — народ, живший сначала в южной Испании, а потом в северной Африке; принадлежали к германскому племени и во времена св. Пульхерии исповедовали арианство.
  51. Ликия — область Византийской империи на юго-западе Малой Азии.
  52. Диоскор, Патриарх Александрийский, и Евтихий учили, что в Иисусе Христе — одна Божественная природа, ибо человечество в Нем было поглощено Божеством. Последователи их назывались евтихианами, или монофизитами (от греческих слов, означающих «один» и «природа»). 4-й Вселенский Халкидонский Собор был в 451 году.
  53. Кончина св. царицы Пульхерии последовала в 453 г. — Память ее вскоре после кончины стал праздновать царь Лев (457—474 гг.).
  54. Подвизались в X веке.
  55. Монемвасия — город на о. Миноа, на Аргосском заливе, бывший сильным укреплением и главным центром торговых сношений Византии с Востоком. Ныне незначительный городок с развалинами крепостных сооружений.
  56. Мученическая кончина св. Варипсава и его подвиги относятся ко II веку.
  57. Смирна — знаменитый торговый город Ионии, на восточном берегу Эгейского моря (или Архипелага), верстах в 56 от Ефеса, при устье реки Мелес, один из древнейших городов Малой Азии; церковь насаждена была в Смирне св. Апостолом Иоанном Богословом. Смирна в настоящее время принадлежит Туркам, но и доселе там сохраняется и процветает православная христианская вера. Город остается и теперь одним из самых цветущих и очень населенных городов империи.
  58. Гл. 16, ст. 10.
  59. Гл. 15, ст. 21.
  60. Лаодикия Сирская — главный некогда город Фригии, на юго-западе ее, в Малой Азии, при реке Ликус; славился широкой торговлей. В настоящее время только одни развалины на одном невысоком холме, при опустошенном селении Эски-Гассара, служат памятником этого древнего города.
  61. Гл. 4, ст. 3.
  62. Сардика — древний Сардис, или Сарды, богатый город Лидии, в северо-западной части Малой Азии, бывший некогда столицею и резиденциею известного своим богатством царя Креза; во времена апостольские был еще значительным городом; рано возникла там и христианская церковь. В X в. Сардика азиатским завоевателем Тамерланом была разрушена до основания. Теперь здесь — лишь ничтожная деревенька, и только развалины свидетельствуют о прошлом величии этого города.